Valuable Time

Я проснулся. Слава Богу. Весь в поту, я с трудом поднялся с кровати и умылся холодной водой. Великого Стивена Стрэнджа пожирает вина, какой ужас. Если б мог, я бы вскрыл себе череп и удалил пару нервных клеток — иначе от этих навязчивых мыслей не избавиться. Отлично, мне теперь снятся кошмары с Кристиной в главной роли. Почему не романтические мечтания, почему именно кошмары, из-за которых я просыпаюсь, с трудом переводя дыхание? Мне такое не нравится. Да и мало кому может понравиться. Зная, что больше уже не усну, я оделся и направился на кухню закинуть в себя хоть что-нибудь. Кто я? Сопливый подросток после расставания? Даже поесть нормально не могу? Полноте. Но приготовленная яичница оказалась совершенно безвкусной. Серьезно, худший завтрак за последний месяц. Я съел, может быть, кусочка три и выкинул ее в мусорку. Постараюсь поесть на обеде. По пути в больницу я вдруг понял, что последний раз, когда я приезжал на работу до рассвета, был так давно, и я не то что месяц, год не могу вспомнить. Вспомнить, каково это работать, когда большинство кафе закрыты, не такая уж и плохая идея. Хотя бы попытаться один раз, пока меня не перевели в Большой Нью-Йорк. Разумеется, я встречу Кристину, поскольку она точно сейчас работает и не покидала здание больницы ближайшие 48 часов. Мне немного... страшно? И не важно, насколько смешно это звучит. Я не собираюсь ее избегать, я профессионал. Но ведь и она тоже. Интересно, что она сделает? Превратит мою жизнь в ад? Выбрось эту идею из головы, Стивен, тебе нечего бояться. Кроме того, Кристина не злопамятный человек. Не важно, сколько ненависти и злости было в ее вчерашнем взгляде, никакой мести не будет. Она не такая. Мне нужно перестать постоянно о ней думать. Освежить голову. Принимать разумные решения насчёт работы. Принимать разумные решения в принципе. И все же, пока я нажимал кнопку вызова лифта, не мог выкинуть из головы мысли о Кристине. Казалось, будто бы мой гениальный разум хочет мне что-то сказать. Наблюдая за уменьшающимися на панели номерами этажей, я пришел к выводу, что это не так и далеко от истины. Я не хочу причинять Кристине боль. Не хочу причинять боль таким людям, как Кристина. Таким же добрым, как она. Но слова от действительности отличались. И я совершенно не представляю, как исправить ситуацию. Я слишком горд. И меня все устраивает, да? Нет. Похоже, будто бы я не могу пройти через широко открытую дверь, и это сводит меня с ума. Двери лифта, грохнув, открылись, и я увидел перед собой Кристину. — Стивен, — она, казалось, совсем не удивилась или просто сделала вид, старясь скрыть истинную причину удивления, — не рановато ли для тебя? Как она это делает? Как она говорит так спокойно? Она не злится? — Решил заскочить ненадолго. Давно у меня ночных смен не было. Не хочу, чтобы она знала, что я не спал. Она ответила мне кратким "м-м" и встала чуть позади меня. — Ну, ты всегда считал, что ночные смены — работа не твоего уровня. Она в бешенстве. Кристина нажала на кнопку, и двери закрылись. Мы стояли в абсолютной тишине, нетерпеливо ожидая, когда же остановится лифт. Я чувствовал повисшее в воздухе напряжение. Не неловкое или неудобное — просто напряжение. Даже от случайного взгляда Кристины это напряжение возрастет настолько, что моя голова попросту лопнет. Будто бы мой разум подталкивает меня к разговору с ней. Но что сказать? Извиниться? Я не собираюсь извиняться. Я не хочу ей лгать, а если бы сказал, что не то имел в виду, то солгал бы. Извинение, принимая в учёт мои предыдущие слова, покажется фальшивкой. Кристина обязательно это заметит. Я почти чувствую ее холодный проницательный взгляд. Может быть, я слишком много думаю и мне стоит просто с ней поговорить? Сказать, что не хотел причинять ей боль. Звучит... глупо. Такое точно не сработает — она рассмеется мне в лицо. Двери лифта издали оповещающий о прибытии на этаж звук, и мысли выскользнули у меня из головы, так же, как и Кристина из лифта. Я почувствовал себя брошенным. Без причины, но все же. Я хотел выйти на том же этаже, на каком зашла Кристина, и, спрятавшись за угол кабины, нажал кнопку, спустился на несколько этажей вниз, пару раз хлопнув себя по щекам. Будь мужиком, Стивен. Я прошел мимо медсестер и докторов, уставившихся на меня так, словно у меня выросла вторая голова, и, проскользнув в приемный покой, забежал в кабинет доктора Майлза. — Но Доктор Стрэндж, моя смена заканчивается в шесть. — Езжай домой и поспи немного, Майлз, — пробормотал я, выгоняя его со стула и садясь туда сам. Я просмотрел бумаги пациентов, краем глаза отмечая, что Майлз, ошеломлённый, всё ещё стоит около стола. — Два раза повторять не буду. Или ты идёшь домой, или я найду тебе какую-нибудь другую работу. Он резко развернулся и вылетел из кабинета, хлопнув дверью. Сообразительный малый. Уже одиннадцать пациентов ждут осмотра. Эти люди что, не спят? Чем они таким занимаются, раз среди ночи получают травмы? Так, сначала простуда. Великолепно. Энни Браунли, двадцать восемь лет, — разве девушка в таком возрасте не должна знать, что простуду не в приемном покое лечат? Попейте сироп от кашля, Бога ради. А теперь ушная инфекция, замечательно. Зачем же нам инфекционное отделение, да, мистер Коррин? Вдруг я почувствовал, будто бы ее пронзительно голубые глаза читали истории болезни вместе со мной. Я знал, что ее здесь нет, но все равно чувствовал на себе ее пристальный взгляд, и то, что она видела, ей явно не нравилось. Что бы сделала Кристина? Точно бы не обругала пациента последними словами, ещё даже его не увидев. Она бы внимательно их выслушала и сделала бы все самое лучшее. Именно за это я ей отчасти восхищаюсь. Я всегда восхищаюсь тем, чего не могу сделать. Я встал со стула и зашёл в зал ожидания. — Мисс Энни Браунли, входите. Энни Браунли, воспалились горло после ночи, проведенной в лесу вместе с ее парнем. Джейкоб Коррин, завершающая стадия ушной инфекции; решил сходить к врачу только после ссоры с женой, кричавшей, что его ухо опухло в два раза. Дэйзи МакГрегор, сломала руку на пижамной вечеринке у подруги Салли. Выслушивать эти истории было в высшей степени утомительно. Но ещё более утомительно все это запоминать. Уверен, пока я выслушивал рассказ Энни Браунли о том, насколько ее парень хороший повар, забыл пару важных латинских слов. Это не моя роль, я не такой доктор. Странно смотреть их карты, странно читать их истории, уже зная, кто они такие. Внимание рассеивается. Хуже всего то, что я даже не просил их рассказывать — они начали сами, а я не успел абстрагироваться. Раньше у меня такой проблемы не было. Сказать по правде, у меня никогда не было большого количества пациентов, пока меня не перевели в приемный покой. Я взглянул на часы. Было почти восемь, а стопка документов на моем столе и не думала уменьшаться. Как долго я тут сижу? Дверь резко открылась — в кабинет влетел Билли. — Доктор Стрэндж, перелом черепа. Мы подозреваем субарахноидальное кровоизлияние. Вскочив со стула, я побежал за ним по коридору. — Рвота? — И сильные головные боли. Она в сознании и может говорить, но в основном только кричит от боли. Я ускорился, и через несколько секунд мы с Билли были в предоперационной, надевали костюмы. Он надел мне перчатки, и в комнату вошла Кристина. Мы оперируем вместе. Прекрасно, мне как раз нужен хороший ассистент. — Ей только что сделали компьютерную томографию, — проинформировала Кристина, пока Билли надевал ей перчатки. — Субарахноидальное? Она кивнула. — Билли, нам потребуется дрель номер 4. Билли поспешил за инструментом, а мы с Кристиной вошли в операционную. Пациента уже интубировали; медсестра Мари и Билли подкатили стол с инструментом. Я был полностью уверен, поэтому на протяжении всей операцией мои руки, как и руки Кристины, следящей за светом и экраном, ни разу не дрогнули. Просверлив отверстие в черепе, мы увидели, что ущерб от кровоизлияния был ощутимым, но, к счастью, не вышел за пределы арахноидального слоя. Однако образовался кровяной сгусток. Мы удалили часть черепа пациента, убрав сгусток крови и сняв давление. Нормализовав состояние, ее отвезли в отделение интенсивной терапии спустя шесть часов на операционном столе. И снова мы с Кристиной руки, что было довольно знакомой ситуацией и совершенно естественной, если бы не навязчивая, изводящая мой разум мысль. Мне по-прежнему хотелось просверлить себе череп и удалить те несчастные нейроны. подождите, пока вода нагреется, Какая нелепость. потрите ладони, — Стивен, — ее голос нарушил тишину и, казалось, приглушил звук льющийся воды. Я слышал только ее. — Отличная работа, ты спас той девушке жизнь, — почти шепотом произнесла она и направилась к двери. — Кристина, подожди, — я даже удивился, что так храбро окликнул ее. снова поверните кран. Она обернулась; то же сделал и я, подойдя на несколько шагов ближе. Мы стояли буквально в паре сантиметров друг от друга. — Я не собираюсь извиняться за ту статью и хоть сейчас готов подписаться под каждым словом, — ничего не могу с собой поделать. Да, не так надо было начинать разговор. Хотя она ещё не закатила глаза. Это хороший знак. — Я и не надеялась, что великий Стивен Стрэндж извинится перед нами, медлительными хирургами, — ответила она, и мне совершенно не хотелось, чтобы она ушла с такими словами. — Но, — я пытался круто изменить разговор этим "но", однако Кристине было не очень интересно меня слушать. Ее равнодушие ранит сильнее, чем должно. Я прочистил горло и, оглядев комнату, посмотрел ей в глаза. Такие же холодно синие. Ни капли тепла. — Кристина, когда мы начали работать вместе, я перестал так люто ненавидеть работу в приемном покое. Я мог бы сказать, что ты прекрасный хирург, но ты уже это знаешь. Я не откажусь от своих слов. Но сейчас я понимаю, что был не совсем прав. Ошибался насчёт некоторых врачей. Ошибался насчёт тебя. Я ни о чем не думал, ждал ее реакции — взгляда, жеста, чего угодно. Стоял будто статуя, а она смотрела на меня так же, как и прежде. Она мне не верит. — Почему ты мне это говоришь, Стивен? — она прислонилась к раковине, наблюдая за исчезающей в сливе струей воды. — Потому что мне плохо. Она взглянула на меня, и просто выдержать ее взгляд уже было достижением. — Я не хотел расстраивать тебя, ты не заслуживаешь подобного отношения. Прости, Кристина. Так легко было это сказать. Почему я не подумал об этом раньше? Я не чувствовал себя слабым из-за того, что извиняюсь. Ее взгляд изменился и теперь был похож на взгляд жертвы, просящей пощады у охотничьей собаки. Не то чтобы я похож на собаку, но если бы и был, то упал бы на спину, задрав вверх лапы. — Кристина, не важно, насколько ценно мое время, — я не смел подойти к ней ближе, потому что чувствовал себя будто бы обнаженным, говоря с ней; мне хотелось поскорее уйти, но почему-то я продолжал говорить: — я хочу проводить его с тобой. С тобой оно никогда не будет потрачено зря. Я неразборчиво бормотал и путал слова, которые потеряли для нее всякий вес. Нужно было уходить. Я вытер руки и, не смея снова взглянуть ей в глаза, вышел из комнаты.