Сердце, казалось, остановилось.
Ощущение, словно из под ног уходит земля и ты отправляешься в свободное падение, не зная, что может оказаться на самом дне этой жуткой ямы. Ты летишь навстречу неизвестности, пока в глазах темнеет. Всё естество содрогается от страха…
Элизабет пришла подобно урагану, разрушая привычную жизнь. Всё трещало по швам и мне приходилось оставаться на заднем плане, наблюдая, каким счастливым выглядел с ней демон.
Мазохизм чистой воды…
Только вот он действительно был
счастлив. А я могла засунуть своё никому ненужное мнение в задний проход и наблюдать, как вся его вошедшая в привычный ритм жизнь треснет на множество маленьких осколков.
Снова.
Это был привычный цикл, которым они оба были связаны по рукам и ногам. Как бы они ни старались, чтобы они не делали, Элизабет всегда найдёт к нему дорогу и влюбится… И умрёт. А он останется с разбитым сердцем и искренним желанием умереть.
Это нихрена не романтично. Цикл перезапускается каждый раз, вынуждая Мелиодаса восстать из мёртвых, а Элизабет переродиться в новом теле. Менялись люди вокруг, менялись ситуации и смерти Элизабет, но сама суть — никогда.
От этого на душе
мерзко. Но что я могу сделать?
Ни-че-го.
Я не могу подойти к нему и сказать: ты должен её бросить. Он мне такое никогда не простит…
Тот, кто воспевает подобную любовь — больной. Потому что стоя здесь сейчас я понимаю, что это чистой воды саморазрушение и невозможность уйти от бесконечной боли. Порочный круг любви, в котором Мелиодас рад просто быть рядом с ней…
Это жестокое наказание.
Но заслуженное.
Они
сами виноваты. Потому что в слепой любви они разрушили хрупкий баланс между двумя кланами и стали началом жестокой войны, отнявшей множество жизней. И это только их вина.
…их вина в том, что они не смогли удержаться. Им нужно было объявить о своих отношениях на весь мир, а о последствиях никто не подумал.
Другие погибли из-за их непредусмотрительности…
Но виноваты они были только в этом. Они должны были подумать о последствиях и о чужих жизнях, которые были отобраны или разрушены «во имя великой любви». Сама любовь не должна наказываться…
Никто не выбирает, в кого ему влюбиться, к кому привязаться. Мы словно безвольные куклы, заложники своих эмоций.
Я никак не могу повлиять на чувства и эмоции древнего демона… И я ничем не могу им помочь.
Как бы сердце не кололо, как бы на грудь не давили необъяснимые чувства… Что бы я не ощущала, всё это должно остаться только при мне. Мелиодасу своего эмоционального багажа хватает…
Несчастный.
И облегчить его страдания просто некому. Элизабет не помнит ни единой жизни, а если вспоминает — это обнуляет цикл. Всё начинает заново.
Своё ужасное проклятье он вынужден нести один.
Сердце от этого болезненно сжимается тяжёлыми тисками. Хочется облегчить его страдания, обнять, сказать, что теперь ему не придется быть одному… Но я остаюсь лишь наблюдать за тем, как этот корабль быстро идёт на дно.
Это его выбор.
Любить до безумия. Любить так, что все остальные должны умереть… Таков его выбор. И бремя своей любви он должен понести один. Элизабет мне никто.
Я останусь лишь тенью в этой истории, которую когда-то наблюдала на своём уютном диване через экран телефона. Теперь же я вижу и чувствую это, проживаю их историю.
Интересно.
Это как оказаться внутри вольера в зоопарке. Да, когда ты снаружи — всё безопасно, но ощущения совсем не те. Когда ты внутри — опасен каждый твой шаг, но адреналин в крови зашкаливает.
И ты просто
счастлив. Сердце в грудной клетке заходится в быстром-быстром темпе, ударяясь об рёбра. На лице расплывается сумасшедшая, счастливая улыбка, как будто только-только ты сбежал из дома для душевнобольных.
Как же хорошо.
От опасности просто сносит крышу.
Я наблюдаю за страданиями Мелиодаса, чувствую его эмоции и знаю, что потом ему обязательно будет плохо, и не пытаюсь что-либо изменить.
Зачем?
Его всё устраивает.
Моя совесть орёт благим матом, моя привязанность к нему призывает сделать хоть что-то, чтобы облегчить его ношу… Но мои страхи, моя рациональность диктует мне остаться лишь наблюдателем. Канон и так сломан одной лишь мной… Незачем ломать его ещё больше.
И меня совсем не душит
ревность.
Я просто не могу его
ревновать.
Мистер Полночь нежно трётся об меня, пялясь своими пронзительными глазками на сладкую парочку. Как и я, милое существо выбрало роль наблюдателя, напрочь игнорируя существование Элизабет. Словно она не стоит даже каких-то усилий.
Весь в хозяйку.
На самом деле первое, что хотелось сделать, когда она только появилось на пороге дома — захлопнуть перед её лицом дверь. От неверия, что канон всё-таки начал брать своё и мирным денькам можно было сказать «пока».
Остановило только то, что из-за её спины выглянул Мелиодас. Это он привёл её сюда…
Они разрушат всё. Они
уже разрушили всё.
А я могу только
наблюдать.
Запоздало приходит мысль, что многие другие готовы были душу продать, лишь бы оказаться внутри любимой истории. Помочь персонажам, прожить рядом с ним жизнь, прочувствовать их горечи и радости.
И я тоже… Тоже была такой. Кроме собственного выживания где-то внутри меня также волновала судьба любимых персонажей. Только я не божество, я не могу играть с предписанной другим судьбой…
Я просто перегорела.
Стоило увидеть Элизабет — пришло понимание. Канон никуда не делся, даже если того самого Эстароссы и Маэля уже никогда не появится в истории. Даже без него условия истории могут сложиться. Не настолько он важный персонаж…
— Эста? — Мелиодас
наконец-то обратил внимание на то, что происходит вокруг.
— Всё хорошо… — улыбка выходит кривой, ломаной. — Лиз ждёт тебя.
Я не ревную.
Всё, блять, хорошо.
Единственным союзником в этом, как оказалось, абсолютно чужом и недружелюбном доме, был Мистер Полночь, который относился к Элизабет и Мелиодасу… никак. Их просто не существовало для этого пушистого чуда.
— Какой ты у меня умный… — поцеловала милашку в нос.
— Мяу!
Я ведь не ревную, верно? Тогда почему… Почему так больно?
— Ты не знаешь ответа, малыш?
Кот промолчал.
***
Это должно было случиться рано или поздно.
Я не могу оставаться в доме, в котором ожила когда-то любимая мной история. Ещё не канон, но всё в этот момент, всё в этом месте вело к тому, что Лиз умрёт и они уйдут в Лионесс. И тогда начнётся история Семи Смертных Грехов…
Эстаросса — их враг. Жертва волшебника Гаутера, благодаря которой закончилась жестокая Священная Война, основанная на безумной влюбленности двоих. И роль Эстароссы — сыграть злодея.
Только этого уже не случится.
Но от моего появления здесь не изменится основная история. Мелиодас и Элизабет всё ещё обязаны пройти долгий путь на пути к счастью, после чего они наконец-то смогут обрести покой… Для них наступит тот самый Хэппи Энд.
А я буду наблюдать их историю с безопасного расстояния. Никаких попыток исправить чужую судьбу, никаких попыток помочь, спасти или защитить… Я лишь посторонний, никому не нужный элемент.
… лучше бы никогда не вспоминала всё это. Память же не могла длится вечно, поэтому все детали стали покидать мою голову. Но стоило встретить Элизабет — память стала подкидывать всё, что я знала об этом мире.
И от этого
больно.
Я поджала губы, сев на кровать…
Уходить
почти не хотелось. Я успела искренне привязаться к главному герою этой историю настолько, что он действительно стал мне
братом.
Хочу остаться.
Я закрыла глаза, сжимая пальцами собственную одежду. Мистер Полночь тыкался влажным носиком в ладошку, заставляя меня слабо улыбнуться…
— Спасибо тебе…
Кот был удивительно проницателен, когда это было необходимо. Сейчас он всячески старался меня утешить, хотя, помнится, совсем недавно воротил свой хвостик от меня, строя такую мордочку, словно он король всего мира.
Коты — чудесные создания.
— Ты можешь не уходить… — чужой голос прерывает поток моих невеселых мыслей.
Открывшаяся дверь осветила тьму комнаты (хотелось посидеть без света). В проходе стоял блондин, чье лицо было скрыто тенью, но почему-то мне казалось, что в изумрудных глазах сейчас застыла искренняя печаль.
Вернее, мне хотелось в это верить.
Я прижала пушистое чудо к своей груди, поглядывая на Мелиодаса. Он был резко против моего ухода из дома, как настоящий старший брат был против отпускать младшую сестру… Думаю, это просто разыгравшееся воображение.
— Нет, — я поджала губы.
Я не могу остаться. Кто в здравом уме вообще оставит двух женщин под одной крышей? Дело даже не в соперничестве, а в том факте, что мы абсолютно не были знакомы. И,
о боже, он должен был за свою долгую жизнь видеть эти ужасные примеры.
Я не могу остаться под одной крышей с оживающей историей.
— Не уходи… — его голос дрогнул.
Он подошёл ближе, прижимаясь.
Пришлось отпустить кису на кровать, чтобы обнять его в ответ.
— Я уйду…
Он вздрогнул в моих руках.
— Нет… Не надо… — он сбивчиво зашептал мне это на ухо.
— Прости…
Я закусила губу, ощущая, как изнутри меня раздирает мерзкое чувство вины. Сейчас Мелиодас казался маленьким, потерянным щеночком, которого выкинули из тёплого дома на улицу, под холодный дождь.
— Мне правда жаль… — я тихо шептала ему на ухо.
— Мне тоже…
Я не заметила, как сознание стало меня покидать.
***
— Как всё прошло? — Лиз пытается сделать вид, что ей всё равно, но выходит не очень.
— Она ушла, — сухо отзывается блондин, выглядя непривычно мрачным.
— Ох, прости… — она тяжело опустились на стул.
— Это не твоя вина.
Лиз не замечает, как на дне его зелёных глаз алыми каплями вспыхивает безумие.
