Он истерически смеётся.
Собирая воспоминания по кусочками, плавая в собственных воспоминаниях, он находит очередные несостыковки.
Кто такая Эстаросса? Откуда она появилась?
Как вообще демон без силы тьмы мог победить Маэль — Владичицу Солнца? Сильнейшего Архангела. Его младшую сестру…
Ту, в чьих навыках у него не было сомнений. Ту, которую он всему научил сам… Он своими глазами видел необъятную мощь младшей сестры, чья сила лишь росла вместе с восхождением солнца на небосвод.
Как можно было победить Владычицу Солнца днём?
Собирая и вновь копаясь во всех воспоминаниях он понимает, что лицо сестры было кем-то отчаянно стёрто, оставив лишь размытый силуэт девичьего тела. Словно бы и не было никакой сестры у него.
Словно фантазия…
Вот только он понимает, что это не так.
О Маэль помнят. По Маэль скорбят.
Её смерть отзывается ноющей, пульсирующей ране в самом сердце клана богини, ни на мгновение не позволяя забыться.
Вот только…
Умирала ли Маэль вообще?
Но восстановить точный образ драгоценной младшей сестры не выходит, как бы он не старался. Он лишь сильнее вскрывает не зажившие раны потери близкого существа, обнажая истерзанное сердце.
А цели добиться не выходит…
Он болезненно выл, цеплялся пальцами за щёки сосуда и пытался отчаянно разодрать кожу.
Но физическая боль не могла затмить душевную.
Когда он успокаивался, бледно-золотистая магия окутывала раны и повреждения, не оставляя от них и следа. И отступала боль телесная, таяла и рассыпалась вместе с его надеждами найти ответ.
А вот тусклый огонёк надежды, что сестра может оказаться жива, вставал болезненным комом посреди горла, мешая делать даже малейший вздохи.
Людошиэль задыхался, бился в агонии, вновь и вновь ломал свой новый сосуд. Трещали кости, рвались мышцы и слезало мясо…
Но успокоиться он не мог.
Он давился своим горем, упивался им до дна.
Тяжёлый вздох.
Людошиэль с трудом прополз по земле, отчаянно цепляясь пальцами за холодный, острый камень и поднимается на дрожащие ноги, неразборчиво что-то шепча себе.
Он понимает, что если не прекратит сейчас, то окончательно сойдёт с ума.
Но мысль о том, что сестра всё-таки может оказаться жива — стягивает сознание тяжёлым, металлическим обручем, мешая бросить поиски на полпути.
Он влепляет себе сильную пощечину.
Щека пылает от боли, горит. Но он начинает приходить в себя постепенно.
Он напоминает себе, что если сойдёт с ума, то больше никто не доберётся до правды.
Единственная ниточка, которая может привести его к спасению — оборвётся.
Он сделал жадный вдох, проглатывая горький комок тусклой надежды.
Сейчас ему необходимо было дождаться освобождения демонов из Гроба Вечной Тьмы. Он с самого начала был лишь временной мерой, который призван был отсрочить неизбежную войну после потери Маэль.
Теперь вся ситуация выглядела намного сложнее, нежели то, к чему он был готов…
Он понимал, что здесь был какой-то заговор…
Здесь было что-то ещё.
Что-то, что отыскать в своём сознании самостоятельно он не мог.
Лишь освобождение клана демонов — главных врагов — могло позволить ему найти сестру.
Или хотя бы вспомнить лицо дорогой сестры…
Людошиэль рвано усмехнулся.
Как иронично, что сейчас абсолютно всё зависело от тех, кого он всей душой и сердцем не мог терпеть.
Как иронично…
Ведь это их вина.
Сейчас Людошиэль мог быть уверен лишь в одном: «Во всём виноваты именно они».
***
Ноги сами привели его к храму.
Храм, построенный людьми в его честь, сохранившийся до сих дней. Даже для долгоживущего архангела три тысячи лет — это очень большой срок, а для людей и вовсе равняется чуть ли не целой вечности.
Люди по прежнему берегли заветы богинь и знания, которые они передали низшим существам…
И это похвально.
Люди хотя бы старались сохранить истину, передать её будущим поколениям. Удержаться на самом краю света, дабы не быть поглощенными вечной тьмой.
Настроение едва заметно поднялось.
Люди хотя бы в этом городе помнили о том, что передал им владыка скорости света. О том, как до жалких существ снизошёл глава четырёх… Трёх архангелов.
Людошиэль стиснул зубы.
Думать о сестре было по прежнему больно. Ничто не способно залечить эту зияющую рану.
Слишком больно…
Здесь он искал объект желания своего сосуда.
Сосуд просил лишь обязательно защитить дорогого человека, в обмен услужливо предоставив ему себя. Прислушиваясь к чужой личности, он нашёл город, где сейчас должна была находиться та женщина.
Но это было лишь предположение сосуда.
Той самой женщины могло и не оказаться в этом городе
Но о потраченном времени он не пожалел ни капли.
Людошиэль зашёл в храм.
В главном зале, предназначенном для прихожан, он увидел лишь одну женщину, а подойдя ближе понял, что это была она.
Сосуд просил защитить именно её.
Только под ребрами что-то болезненно заскреблось в тот момент, когда он ощутил от неё едва уловимый флёр тьмы. А после уже пришло осознание, отозвавшееся в нём волной удушающей ярости.
Ярости, которую пришлось старательно глушить в себе.
Вот он — ответ.
Вернее, ключ к ответу.
Сердце сосуда застучало намного быстрее, ударяясь о рёбра и с содроганием отражаясь эхом, вынуждая всё его естество подобраться.
Он отыщет сестру.
Обязательно.
Потому что даже тела сестры после «смерти» найдено не было.
Потому что его сестра
жива.
Должна быть жива.
Не мог её убить жалкий демон.
Такого просто быть не могло.
Людошиэль закрыл глаза, пылающие ярко-оранжевый, прически золотистым, светом и подходит к ней.
Она вздрагивает, оборачивается и смотрит большими-большими,
голубыми глазами.
Людошиэль вспоминает, что и у
Маэль были голубые глаза.
Он кусает свои губы, сдерживая крик.
ПОЧЕМУ У ТЕБЯ ТАКИЕ ЖЕ ГЛАЗА!?
Всё в нём кричит о том, что это неправильно. Что так быть не должно. И что ему здесь не место.
И её здесь быть не должно.
И у неё не должно быть таких родных голубых глаз.
Это неправильно.
Людошиэль хочется панически кричать, но он давит из себя кривую улыбку и присаживается рядом с ней..
Она смотрит так ошарашенно и грустно, будто бы ждала смерти от его сосуда… Хотя с учётом того, в каком состоянии добрался до него сосуд — это неудивительно.
— Ты… Ослеп? — её голос дрогнул.
А вместе с её голосом дрогнул и Людошиэль.
В этот момент больше всего на свете он желал стереть её лицо и забыть, как страшный сон. Ведь у демона не может быть таких родных голубых глаз. Ведь у демона не может быть столько сочувствия в глазах.
Этого не может быть.
— Я…
И он замолкает.
В горле, оказывается, стало до ужаса сухо. От любого звука горло болезненно царапало, рвало и прижигало каленным железом.
Он прокашлялся.
— Д-да…
Он вновь замолчал, прокусывая щёку.
Нет-нет-нет!
— Прости…
Она коснулась его щеки, смотря так виновато, что сердце сжималось.
В его голове что-то натянулось в тонкую струну и с оглушительным звуком лопнуло, пропуская их самых недр стёртые, изменённые фрагменты драгоценных воспоминаний, которые он старался хранить. И вспоминать в самые трудные моменты жизни.
Он закричал, хватаясь за голову.
Все воспоминания постепенно восстанавливали свою чёткость, открывая всю правду, которую он пытался отыскать самостоятельно. И сопровождалось это ощущением трескающегося черепа.
В рот стала попадать горячая жидкость, которая отдавала металлическим привкусом. Сосуд не выдерживал нахлынувших воспоминаний о его сестре, давая серьёзную трещину. Кровь потекла даже из ушей.
Эстаросса… Нет,
Маэль испуганно кричала, звала его по имени сосуда. Он ощущал, как сестра поднимает его на руки и спешно куда-то несёт…
Людошиэль был в ловушке собственных воспоминаний и постепенно ломающегося сосуда. Всю боль слабого человеческого тела ощущал он, оставшимся кусочком здравого рассудка искренне надеясь, что тело не сломается полностью.
Он правда хотел бы сохранить жизнь мальчишке…
Из глаз потекли горячие слёзы, смешиваясь с кровью.
Людошиэль тонул в калейдоскопе ярких, разноцветных воспоминаний, где главным элементов была сестра — четкая, родная,
живая. Он вновь проживал с ней каждое мгновение.
И под самый конец уши забивает собственный громкий вдох.
Людошиэль жадно дышит, понимая, что на грудь больше ничего не давит.
Сознание проясняется, когда до него окончательно доходит — сестра жива.
Сейчас это единственная мысль, которую он мог удержать в сознании. Вместе с её нежным, родным образом, где больше не было ни единого размытия, ни единой пустой детали. Теперь он четко помнил, как выглядит Маэль.
Теперь всё в поря…
Нет.
Не всё в порядке.
Он подбирается, понимая, что далеко не всё в порядке.
Ему ещё предстояло выяснить, кто и зачем сделал это… Хотя он начинал постепенно догадываться,
кто мог изменить воспоминания окружающих, на долгое время вынуждая его поверить в смерть Маэль.
По крайней мере он знал лишь одного мастера искажения души и воспоминаний.
И в груди начала постепенно расти злость.
Ну конечно. Во всём виноват демон.
Иначе просто и быть не могло.
Он устало садится на кровати и неспешно оглядывается, вяло размышляя, было ли разрушено отвратительное искажающее заклинание или его сестра всё ещё была в плену чужой личности.
А даже если она и вспомнила, то смогла бы она избавиться от Заповеди?
Мерзкой, темной силы, отравляющей его сестру изнутри…
И это всё — его вина.
Не смог. Не защитил младшую сестру. Не смог создать для неё лучший мир, без тьмы, без демонов, без зла… Не смог исполнить ни одно из всех обещаний, которые давал маленькой, по-прежнему хрупкой Маэль.
Он ничего не смог.
И наверстать упущенное, отобранное у них время уже не получится. Как и залечит те раны, что уже были нанесены ложной смертью. Но сейчас в его силах было сделать всё возможное, чтобы и оставшееся время у них больше никто не отнял.
Он поднялся с постели.
Сейчас в комнате никого не было, что давало ему время просто подумать.
Первым делом он должен был выяснить, вернулись ли к сестре воспоминания. Если нет, то он обязан их вернуть, а после вытащить омерзительную Заповедь, не позволяя той больше очернять Маэль.
Но что делать дальше, Людошиэль не знал…
Будет ли сестра в порядке, когда всё вспомнит.
Хотя о чём это он?
Конечно, не будет.
Никто в этой ситуации не будет в порядке.
Потому что это рушит всё.
Потеря Маэль — это худшая ошибка и огромный заговор. Ведь уничтожение клана демонов было отложено из-за того, что баланс сил вновь восстановился, не позволяя богинями решить главную проблему.
И всё это было заговором…
И из-за чужих закулисных игр пострадала в первую очередь его сестра.
Омерзительно.
Всего этого случится было не должно. Ведь если бы не случилось — он мог бы наслаждаться мирным временем подле сестры. А клан богини, в свою очередь, получил бы господство над Британией, указывая путь всем расам.
Но этого не случилось.
И всё это — вина демонов.
Одного демона.
Людошиэль раздражённо выдыхает.
От демонов определенно одни только проблемы.
Архангел обернулся на звук открывающейся двери, уже не закрывая глаза.
На пороге стояла его сестра, мгновенно напрягаясь.
— Ты кто? — напряжённо нахмурилась она.
Не узнала…
Грусть захватывает его сердце, вынуждая печально нахмуриться.
Такая реакция лишь указывала на то, что заклинание не было разрушено от его воспоминаний и сейчас Маэль считала себя Эстароссой — дочерью Короля Демонов. Сейчас она считала себя
демоном.
Людошиэль поджал губы.
О, он помнил, что когда-то Эстароссой звали щенка. Сама Маэль говорила с ним об этом.
Сейчас он испытывает лишь ненависть к демонам напополам с грустью и виной.
В данный момент он смотрел на самое родное в его жизни существо, которое сейчас казалось таким болезненно далёким… Сейчас он не мог протянуть руку, чтобы коснуться сестры. Не мог её обнять. Он ничего не мог.
— Прости меня, — он приложил ладонь к груди.
— Кто ты, блять, такой? — повторила она вопрос.
Архангел вздрогнул, когда Маэль выругалась… Потому что его сестра никогда себе этого не позволяла.
Потому что он не так её воспитывал.
На её лице появилась черная метка, из-за чего Людошиэль ощутил невыносимую, разрывающую, колющую и обжигающую боль, которая накатывала на него словно лава из проснувшегося вулкана.
Она лишь отравляет себя…
— Прекрати! — искренне просит он.
Людошиэль хмурится.
Сейчас он ничего не мог с этим поделать.
Сейчас он был для неё
врагом.
— Отвечай.
Маэль подбирается, готовясь напасть…
***
День с самого начала не задался.
Я проснулась с утра, с чётким осознанием проблемы.
Моё сознание сейчас было очень нестабильным и грозилось окончательно «отключить» меня от реальности. Боюсь, в скором времени я не смогу отдавать себе отчёт в собственных действиях, окончательно чокнувшись.
И это чертовски пугает…
Поскольку Мелиодаса не было, а валяться весь день в кровати вместе с котиком настроение исчезло, я решила выйти на улицу.
Банально потому что оставаться одной в практически пустующем доме наедине с собственным сумасшествием было очень неуютно. Мне нужно было присутствие кого-то разумного рядом.
Сейчас мне хотелось быть с кем-то…
Мне было страшно.
Просто страшно от того, что я
не замечу, как окончательно поеду крышей. И рядом он будет никого.
Ни о чём не думая, я просто бродила по улицам среди людей, пока не дошла до церкви… Куда я и зашла.
Сидеть в общественном месте, пускай и совершенно одной, мне было куда спокойнее, чем делать это дома. Лучше я дождусь Мелиодаса, прежде чем вернуться к себе домой…
Но посидеть спокойно в церкви до вечера у меня не получилось…
Меня ждала очень неожиданная встреча.
Я правда не ожидала, что смогу увидеть Райсона… Шанс нашей встречи был минимален. Мне казалось, что он так или иначе погиб… а если уж не погиб, то мы всё равно не смогли бы с ним встретиться.
Каков вообще шанс, что он сможет меня отыскать? Или же я его?
Нулевой.
Но эта встреча принесла с собой лишь проблемы.
Когда неожиданно Райсон закричал, падая на пол и истекая кровью, мне ничего не оставалось, кроме как донести его до своего дома, одновременно с этим зайдя и за лекарем
Только вот лекарь оказался бесполезным.
В какой-то момент Райсон просто успокоился, затихнув и перестав истекать кровью.
Поэтому я вышла за тряпками и водой, чтобы вытереть уже натекшую кровь.
А вернулась же я… К чертовой богине.
Это вынудило меня всем телом напрячься.
Вселенец не хотел отвечать на поставленный вопрос и нёс непонятную мне ахинею, что и вынудило напасть на него.
Впервые я на кого-то напала…
Последнее, о чём я успела подумать — это о Мелиодасе.
Не знаю, как ему это объяснить…
