4.
4 февраля 2019 г. в 18:40
Кто знал, что от этого проходимца у него потом будет ребенок?
Данаб гипнотизировал взглядом последний кусок вишневого пирога папы и пытался вспомнить, когда дело приняло настолько серьезный поворот. Вдобавок ко всему, ему очень хотелось полить пирог соевым соусом и уксусом. Видимо, малыш решил отыграться за все месяцы своего хорошего поведения. Сначала гормонально-слезный бум на ужине с семьей, затем удивительные гастрономические желания, а теперь разгоравшееся чувство обиды — а Данаб вовсе не был обидчивым! — на альфу. Он должен был вернуться из командировки с минуты на минуту, в которой, как оказалось, находился все это время.
Почему он не предупредил заранее? Почему не звонил? Почему не брал трубку? Почему, почему, почему?
Данаб так устал думать, вести дебаты с самим собой, обвинять себя, обвинять Кияра... Всё из-за него. Вся жизнь поменялась лишь из-за него. Данаба пугало, когда кто-либо мог столь сильно влиять на жизнь другого человека. До появления Кияра в его жизни, Данаб планировал дожить до старости холостым, так и не доставшись никому, пожиная лавры былого успеха, купаясь в роскоши и драгоценностях от бывших ухажеров. Он бы купил домик в Провансе, выращивал бы розы и виноград, стал бы любимым дядюшкой у малышни, покупал им горы подарков, славился экстравагантностью и курил тонкие вишневые сигариллы.
А что у него в сухом остатке? Альфа, которого нет сутками, ребенок, о котором никто не знает и… недоеденный кусок пирога. Если до всех рассуждений Данаб хотел оставить его Кияру, то теперь гнусному злодею не достанется ничего. Доктор сказал набирать вес, вот он и постарается.
Данаб никогда не мог вертеть Кияром, как ему хотелось. На него не действовали омежьи ухищрения, он обставлял все его многоходовые планы, был абсолютно невосприимчив к колкостям, и даже во время бурных — со стороны Данаба — ссор стоял с непроницаемым лицом, молча играя желваками. Кияр всегда сводил с ума своей холодностью и снисходительным отношением к нему, Данабу, словно тот был громко тявкающим ши-тцу, а не омегой, с которым он живет.
При всех этих, во всех смыслах, отвратительных качествах, Данаб никогда не смог бы сказать, что альфа — ужасный партнер. Это было бы глупо и несправедливо. Кияр был очень щедрым, добрым и по-настоящему уважал родных Данаба; любил баловать своего омегу всякими безделушками, и по-звериному тонко чувствовал его настроение.
Данабу было грех жаловаться, пускай иногда в редкие минуты он чувствовал себя ненужным.
— Ты чего тут сидишь? — прозвучало вдруг возле уха.
Совершенно неприличным образом взвизгнув, Данаб подскочил и случайно снес лежащую перед ним тарелку с пирогом, отправляя ее в долгий и, во всех смыслах, красочный полет по гостиной.
— Зачем ты меня напугал? — закричал Данаб, разворачиваясь к посмеивающемуся Кияру. — Я же столько раз просил, ты, задница!
— Было очень сложно удержаться, — развел руками альфа и, не дожидаясь нового потока возмущений, подхватил Данаба под мягкое место и взял на руки. — Вечно возмущаешься, омега, а я, между прочим, только вернулся, — мягко сказал Кияр, потянувшись за причитающимся ему поцелуем.
Данаб подставил ладошку вместо губ и, вредно сузив глаза, доверительно сообщил:
— Можешь поцеловать свою задницу, а меня, будь добр, поставь на место.
Кияр цыкнул.
— Не хочешь, значит, по-хорошему?
Данаб, оставляя вопрос без внимания, принялся ужиком крутиться в могучих руках, планируя просто соскользнуть вниз. Его волновало то, как сильно его сжимал в руках альфа, пускай логически это никак не могло повлиять на ребенка. К тому же начинка пирога могла впитаться в светлый ворс ковра, а Данаб очень им дорожил.
Конечно же, у него ничего не вышло. Кияр, сжав его на грани боли, перехватил поудобнее и потащил в спальню.
— Животное, — вскинув подбородок, прошипел Данаб, когда его отнюдь не аккуратно бросили на кровать.
Кияр довольно осклабился, сверкая клыками, и стащил с себя футболку, обнажая крепкую волосатую грудь и едва заметный пресс.
— Мне не хватало твоего яда, Данаб, — сообщил Кияр, принимаясь за джинсы.
Данаб разозлено сузил глаза, примериваясь, куда можно укусить раздражающего его альфу, но лишь он дернулся, когда Кияр навалился на него всем телом, блокируя любое движение в сторону.
— Целуй меня, — приказал он, смотря в упрямые глаза.
— Не-а, — покачал головой Данаб, отворачиваясь. — Ты не заслужил, альфа. Целуют тех, кто не относится к омегам, как к резиновым куклам.
Кияр закатил глаза и взял Данаба за подбородок, поворачивая упрямца к себе.
— Целуй, омега.
Данаб строптиво поджал губы, вновь собираясь отвернуться, но жесткие пальцы не дали ему этого сделать. Вконец взбесившись, Данаб только вредно искривил рот, чтобы сказать, что он думает о приказах альф, как его накрыл чужой — влажный и неотступный.
И, конечно, Данаб сдался.
Кияр всегда действовал на него обезоруживающе, срывал все предохранители и броню, оставляя до боли, до крошева беззащитным. Данаб, злясь на себя и свою мягкотелость, послушно ответил на поцелуй. Ему очень не хватало Кияра в эти дни.
Альфа целовал жадно, грубо, все еще крепко держа Данаба за подбородок. Его щетина больно царапала нежную кожу, а левая рука настойчиво мяла сочные бедра. В конце концов, Данабу перестало хватать воздуха и он, наивный, попытался выбраться из-под альфы, отталкивая того от себя за плечи.
Кияр, только раззадорившись, с неохотой оторвался от алеющих, как лепестки чайной розы, соблазнительных губ.
— Мой омега, — тяжело дыша, заявил Кияр, ожидая согласия от сверкающего невозможными лисьими глазами Данаба.
— Я свой собственный, — предсказуемо выдохнул Данаб, раздвигая обнаженные ноги.
Кияр покачал головой, любуясь раскинувшимся под ним омегой. Короткие шоколадные локоны волос на кремовых подушках, сощуренный малахит раскосых глаз со слипшимися стрелками длинных ресниц, обнаженная из-за сбившейся ткани кожа живота, аккуратный завиток пупка и соблазнительные карамельные бедра — Данаб выглядел как один из обольстительных юношей с картин итальянских художников эпохи Возрождения.
Перед ним было невозможно устоять.
— Что ты со мной делаешь? — простонал Кияр, отчаянно накидываясь на лебяжью шею. Нацеловав, оставив красочные следы на бархатной коже, он спустился поцелуями к возбужденным соскам, краснеющими даже сквозь муслиновую ткань сорочки.
— У тебя скоро течка? — спросил альфа, разглядывая набухшие карминовые соски.
— Просто у нас давно ничего не было, — прикусил губу Данаб, пытаясь усмирить разбушевавшееся сердце.
Кияр хмыкнул и принялся разворачивать Данаба из его одежд, словно рождественский подарок. Страсть после долгой разлуки немного отошла, уступая место упоенному вожделению. Данаб был роскошным, и торопиться с ним — расточительство. Куда приятней ласкать неторопливо, томить поцелуями и срывать стоны с аппетитных губ.
Горячий рот альфы накрыл так приглянувшиеся ему возбужденные соски, наконец освободив их от оков рубашки. Данаб не смог сдержать вскрика. Беременность делала его гораздо чувствительней, и теплый влажный язык альфы ощущался остро и хорошо, на грани боли. Омега начал метаться по кровати в поисках освобождения. Он то притягивал голову альфы к налившейся груди, то исступленно отталкивал от избытка ощущений.
Устав от трепыханий Данаба, Кияр, не отвлекаясь от своего дела, взял его за тонкие запястья и поднял их над головой, обездвиживая.
— Отпусти! — разозлился Данаб, беспомощно дергая руками.
— Если бы ты был послушным, я бы, может, и отпустил, — оторвался от груди Кияр. — Хотя нет, — подумав, добавил он, — не отпустил бы, — и вернулся к посасыванию раздраженных донельзя сосков.
Грудь горела огнем, а ткань нижнего белья стремительно намокала, забиваясь в расселину между ягодицами. Наконец прекратив мучить омегу и избавив от пут своих рук, Кияр, ведомый инстинктом, начал спускаться вниз, где пахло лучше всего. Поцеловав Данаба чуть ниже пупка, Кияр потерся щетинистой щекой об кожу, гипнотизируя едва заметный умильный холмик. Запаниковав, что альфа начал что-то подозревать, Данаб повел бедрами, отвлекая Кияра своим запахом.
— Рад, что ты начал питаться лучше, — серьезно сказал альфа, напоследок поцеловав животик, продолжая спускаться ниже.
Данаб, вспыхнув, подавил бьющее через край желание зарядить альфе в лоб чем-нибудь увесистым. «Это твой ребенок, придурок, а не жир!» — хотелось завопить ему. Сказать, что он потолстел, вот это да, вот это наглость!
Кияр, шкурой ощутив негодование омеги, утешающе погладил его по влажному бедру, языком прокладывая дорожку к возбужденному члену омеги. Лизнув местечко, где проступила смазка на атласных трусиках, Кияр избавился от тончайшей ткани, не способный терпеть более.
Наконец Данаб лежал под ним совершенно нагой, как изысканное блюдо только для Кияра. Небольшой омежий член покачивался перед носом у альфы — красный, мокрый, перевозбужденный, — и Кияр, решив сделать приятно своему мальчику, взял его в рот, резко опускаясь до самого конца. Его омега намок, как никогда раньше, словно в течке. Сладкий, как переспелая малина, запах усилился, заставляя волосы на руках Кияра встать дыбом. Он обсасывал головку, облизывал от гладких яичек до самого кончика уретры, языком впиваясь в крохотную щель. Жесткие сухие пальцы грубо терли нежную дырочку, дразня, что есть мочи, но не проникая внутрь.
Данаб шире раскинул ноги, сползая вниз с подушек, и безжалостно схватил альфу за густые волосы, насилу отрывая от себя.
— Хватит, — беспомощно воззвал он. — Прекрати, я сейчас кончу.
— Еще рано, конфетка, — покачал головой Кияр, отрываясь от члена с неохотой, словно у него забирали вкусный леденец. — Я только вошел во вкус. — И вернулся к той сладкой муке, что он чинил над Данабом.
Взяв его за бедра, альфа вклинился головой меж них, оставляя член в покое, но приступая к пытке куда изощрённей. Его бесстыдный рот впился в распухшую красную дырку, врезаясь языком в самое нутро.
Еще никогда раньше Кияр не касался его там таким образом.
— Нет, прекрати, — почти прорыдал Данаб, вильнув задом в сторону. Но это только позабавило жестокого альфу, который без напряга пресек жалкие трепыхания.
Вернув вертлявого омежку на место, он «прибил» его бедра к кровати руками, не позволяя даже шевельнуться. Данаб, стыдясь своего распутного вида, ладонями закрыл лицо, прячась, как напуганная птичка. Альфа, хмыкнув, раскрыл большими пальцами поблескивающие от смазки ухоженные ягодицы и вернулся к своему упоительному занятию.
Дырочка Данаба покраснела и вспухла, сжимаясь и разжимаясь в ожидании проникновения. Кияр, не обращая внимания на стеснительные оханья сверху, принялся аккуратно и медленно вылизывать своего омегу, пробуя мускусную сладковатую смазку. Это было по-настоящему драгоценно: ни разу до этого он не видел, чтобы его раскрепощенный омежка настолько стеснялся, практически до слез в слипшихся глазах. Кияр то кружил языком вокруг ануса, то широко лизал всю промежность, то вкручивался глубоко внутрь, растрахивая для себя проход. Все вокруг — нежные бедра, ягодицы, лицо Кияра и даже почему-то грудь омеги — были насквозь мокрыми. Дырочка, которую долгое время не беспокоили, послушно поддавалась настойчивому языку и губам, ощутимо пульсируя, прося чего-то более весомого.
Данаб, устав лежать безучастным, пальчиками спустился к дырке, мимо языка, проникая внутрь себя указательным и средним. Проникновение, пускай и настолько ничтожное, ударило по нему, словно разряд тока, и он, громко вскрикнув, едва не кончил, но ловкий альфа пережал основание члена и выдернул пальцы из прохода, тяжело предупредив:
— Никакой самодеятельности. Это мое тело.
Данаб в отчаянии прикусил нижнюю губу, мигом переключая внимание Кияра на нее.
— Поцелуй меня, — тихо попросил Данаб, руками обвивая шею альфы. Он ожидал страстного и глубокого поцелуя, но получил мягкий, почти целомудренный, если бы не вкус собственной смазки на чужих губах. Оторвавшись от своего альфы, Данаб завороженно посмотрел тому в глаза. На него также заколдованно глядел альфа.
— Скажи, что ты принадлежишь мне, — тихо потребовал Кияр, взяв в ладони лицо омеги. Данаб ластился о грубую руку, как кошка, но покачал головой, даже в своем уязвимом положении не соглашаясь:
— Я принадлежу себе, — прошептал он, целуя пальцы альфы.
Кияр посмотрел на него совсем нечитаемым взглядом и, взяв за руку, поцеловал в тыльную сторону ладони, не отводя глаз. Сердце в груди Данаба забилось, как синичка в клетке.
«Отчего бы это?» — подумалось ему мельком, но он отогнал от себя все мысли и обвил ногами корпус альфы, притираясь всем естеством о каменно-твердый член.
— Хочу быть сверху, — капризно потребовал он, цепляясь за плечи альфы.
Кияр покачал головой.
— Не в этот раз.
Данаб давно подозревал, что у Кияра какой-то пунктик на контроле, и от этого он еще больше обожал его дразнить, выводя из себя.
— А я хочу попрыгать, — настоял он, указательным пальчиком выводя на груди Кияра восьмерки.
— В другой раз, конфетка, — альфа перехватил палец Данаба.
Из-за разницы в размерах, самой удобной для них позицией был именно «Наездник», но сегодня Кияр хотел взять его лицом к лицу, чтобы видеть Данаба, когда он будет кончать. Альфа просунул руку меж их тел, нащупывая хлюпнувшую дырочку, и не церемонясь, въехал в ахнувшего Данаба двумя пальцами.
— Мог бы и поосторожней, — прорычал он, хватаясь за чужие предплечья.
Кияр, извиняясь, чмокнул Данаба в шею и стал терпеливо, размеренно, едва-едва вытаскивая, растягивать омегу под себя. Так уж вышло, что организм Данаба не был приспособлен к разлуке в несколько дней и без предварительных ласк было ну никак не обойтись. Впрочем, Кияр обожал готовить своего строптивца к сексу. Тот становился беспомощным, как новорожденный котёнок, цеплялся за руки и боялся поддаться навстречу распирающим горячее нутро пальцам.
В этот момент он нуждался в Кияре больше всего.
Альфа не торопился. Он неспешно растягивал Данаба, наслаждаясь каждым непристойным хлюпом, игрался с тягучей густой смазкой, втирал ее в покрывшуюся мурашками кожу, менял пальцы с одного на несколько.
Он, казалось бы, забыл о собственном возбуждении, удовлетворяясь только тем, что делает с Данабом. Его мальчик совсем взмок. Ранее красиво уложенная набок челка закудрявилась, щеки болезненно разрумянились, а губы, искусанные и запекшиеся, шептали его, Кияра, имя.
— Что бы ты ни говорил, — низким голосом начал альфа, глядя в помутневшие безумные от наслаждения глаза. — Как бы ни отрицал, — продолжил он, вынимая пальцы, приставляя разбухший член к жалобно сжимающейся дырочке. — Ты принадлежишь Кияру, — припечатал он, толкаясь внутрь.
Данаб только и смог, что беззащитно открыть рот, силясь вдохнуть побольше воздуха, но альфа и этого ему не дал, накрывая его губы своими. Он пил его, как райскую амброзию, и безжалостно толкался вглубь жаркого тела. Альфа не знал пощады. Он вбивал Данаба в постель, до конца вытаскивал крупный член и въезжал, тараня трещащую по швам дырку, обратно. Когда Кияр оторвался от губ Данаба, омеге уже ничего не мешало кричать всласть, надрывая голос, кричать в такт движениям альфы, иногда срываясь на позорный скулёж. Кияр, вытащив перевозбуждённый член, бухнулся вниз, снова опаляя размочаленную дырочку дыханием.
— Нет-нет-нет-нет! — исступленно бормотал Данаб, виляя зудящей задницей. — Верни мне его сейчас же!
Кияр, проигнорировав его мольбы, зарылся с носом в сочные ягодицы и по-звериному принялся вылизывать Данаба, силясь расслабить его еще больше для узла.
Данаб почти плакал. Ничего ему не хотелось настолько сильно, как кончить с раздутым узлом внутри, но альфа, как будто не его член только что побывал внутри, жадно, рыча, вылизывал опухшую дырку, лишь сильнее раззадоривая голодного Данаба. Уже не силясь помешать ему словами, омега раздвинул пальчиками мякоть ягодиц, оголяя открытое жаждущее нутро.
— Альфа, — позвал он в горячке. — Альфа…
Кияр, напоследок куснув в аппетитное полушарие, шлепнул Данаба по непослушной заднице и протиснул головку во все еще сопротивляющееся отверстие.
— Потерпи, конфетка, — выдавил из себя Кияр, спуская поводья. Теперь он себя не сдерживал, покрывал пищащего омегу что есть силы, неутомимо, безжалостно трахал так, что кровать ходила ходуном.
— С ума сводишь, — сквозь зубы процедил Кияр, спустив в содрогающуюся дырку и отпуская узел, крепко насаживая омегу на него. Данаб замычал, ощущая, как внутри него льется сперма, и сам кончил вслед за альфой от распирающего его естество члена, без сил откидываясь на подушки.
— Больно, — прохныкал он, смаргивая слезы. Такова была цена секса с узлом — Данабу всегда приходилось терпеть свербящую боль еще полчаса, трепеща, пытаясь сорваться с узла как можно быстрее.
Кияр поцеловал его в макушку, прижимая к себе.
— Ты хорошо справился, омежка, так хорошо меня принял, — утешал он его, уложив на бок. — Самый лучший омега, — вполголоса сказал Кияр. — Самый родной. Тебе очень к лицу твой новый цвет волос. Я очень скучал.
Но Данаб уже спал, обессилев, не слыша ни слова из уст альфы.
И Кияр об этом знал.