***
— Дани? Малыш, можно мне сегодня переночевать с тобой? — Конечно! Ныряй. О-папа был удивительно вовремя. Данабу как никогда хотелось поговорить с ним, как омега с омегой, как сын с отцом. Поэтому, едва услышав просьбу, он юркой гусеничкой отполз в самый угол, освобождая место, и нетерпеливо распахнул теплое, пахнущее домом и детством, одеяло. Зариф с удовольствием присоединился к нему, как много лет назад прижимаясь к сыну, словно пазл. — Мой маленький Дани… Так ты быстро вырос, как будто кто-то всего-навсего пролистал фотоплёнку. Данаб фыркнул. — Не дождешься, после замужества я ни капли не изменюсь. Буду сеять хаос и раздор, как и прежде. — Не говори так, — Зариф крепче сжал Данаба в объятиях. — И вовсе ты не такой. Ты мой сын. Пошел в мою кровь. Я рад это видеть. Данаб тихо рассмеялся. Они лежали, как большая и маленькая ложечка, ладони о-папы сомкнулись на животе Данаба, приятно грея отцовской любовью, а его тонкокрылый, как и у сына, нос зарылся в шоколадные пряди и с наслаждением втянул их запах. — Малышок мой, Дани, звёздочка моя, — мягко приговаривал Зариф жадно внимающему сыну. Ему так не хватало отцовского внимания, и сейчас он просто не мог надышаться ей. Воздуха вдруг стало не хватать, и Данаб со стыдом ощутил щекотку в носу, а за ней навернувшиеся слезы. — Душа моя, — продолжал отец. — Ну как же ты так быстро вырос? Теперь я чувствую, что слишком мало проводил времени с тобой, рано отпустил жить самостоятельно. Я не успел насытиться тобой. — Что ты, умми, я же никуда не денусь, — утешил Данаб папу, специально используя родное наречие. — Я ведь не уезжаю в другую страну. Зариф неопределенно хмыкнул, ласково и невесомо поглаживая сына по коже живота. — На каком ты сроке? Сердце замерло. — Что? — оцепенев, переспросил Данаб, не поверив своим ушам. — Ты ведь не думал, что я не пойму? Данаб, у меня шестеро детей. Зариф почувствовал, как спина Данаба окаменела от напряжения, и он нежно обвел пальцами область чуть ниже пупка, своеобразно утихомиривая. — Не нервничай ты так, успокойся. Все хорошо. — Правда? — голос вероломно сорвался. — Я не знал, как рассказать. Я, правда… Я хотел завтра… — Не части, — Зариф поцеловал сына в макушку. — Данаб, ты стал пахнуть собой слабее, немного поправился, чаще плачешь. Это же очевидно. На какой ты неделе? — Заканчивается пятнадцатая, — признался Данаб, накрывая ладонь о-папы своей, немного успокоившись. — Ого… Не могу поверить, что ты решился на ребенка, — позабавился Зариф. — Ни словом не обмолвился. — Ты думаешь, что я запланировал это? — удивился Данаб. — Как одну из своих выходок? Как перекрасить волосы в розовый? — Перестань, ты же знаешь, что я не это имел в виду. Я, правда, не припомню, чтобы ты хоть когда-нибудь говорил о рождении детей. — Так получилось, — коротко ответил Данаб. — Я, в общем-то, сам прошляпился. Забыл выпить таблетки. — Но ты его оставил, — проницательно заметил Зариф. Данаб поглубже зарылся вниз, прижимаясь спиной к тёплому и мягкому о-папе. — Я ни капли не жалею. Но мне страшно. Я не справлюсь, я же знаю. Не смогу стать хорошим папой, как ты, не смогу, как Дидье, посвящать все время ребенку, — омега звучал практически отчаявшимся. — Но одно я знаю точно. Я очень жду его. Может глупо с моей стороны и нечестно по отношению к нему, но мне кажется, что ребенок сделает меня лучше. Я хочу быть лучше ради него. У меня появится стимул, — Данаб на время замолчал. Он сам не совсем еще понимал глубину тех чувств, что он испытывает, и, открываясь папе, он открывался самому себе. Собравшись с мыслями, он добавил: — Ты знаешь, я всегда считал, что детей нужно заводить тогда, когда трезво и не эгоистично сможешь ответить себе «зачем». Я не мог найти ответ. — Нашёл? Данаб фыркнул: — Нет. Но я пошел от обратного. Я задал себе вопрос: «А почему я его не хочу?». — Интересно, — подумав, резюмировал Зариф. — Почему ты не рассказал нам сразу? Неужели мы создаем впечатление настолько зашоренных родителей? Данаб повернулся лицом к лицу Зарифа. В темноте их можно было легко спутать, настолько они были похожи. Те же шоколадные вихры, те же глаза колдовского цвета, точеный скуластый профиль, лицо-сердечко. — Помнишь, когда я был в седьмом классе, папа узнал, что я целовался с альфой старше? — на грани слышимости спросил Данаб, неосознанно скукоживаясь. Он никогда и ни с кем не говорил о том случае, храня боль, заплесневевшую и уродливую, укоренившуюся в самой глубине нутра. — Как забыть. Действительно, история была не самая приятная. Саед неожиданно приехал домой раньше, чем обычно, поэтому стал свидетелем поцелуев и невинных ласк своего сына-омеги и мальчишки в лицейской форме. Крик стоял невообразимый. Саеда никак нельзя было назвать домашним тираном, он и отцом был вполне демократичным (насколько вообще может быть демократичен мужчина, воспитанный на Востоке). Данаб мог краситься, наряжаться, оставаться на ночевках у друзей, гулять допоздна. В отношении сына-омеги, по мнению Саеда, он был даже слишком мягок, ведь единственная крохотная вещица, в отношении которой альфа был непреклонен — никаких отношений до достижения совершеннолетия. — Ты помнишь, что он тогда сказал? — Ох, Данаб, — растерянно прошептал папа. — Это было так давно. — Он сказал, — Данаб сглотнул ком в горле. — Сказал, что если я когда-нибудь сделаю это снова, то я могу забыть ваши лица и имена. — Но милый, это было очень давно, — беспомощно повторил Зариф. — Почти пятнадцать лет назад. Ваш отец сильно изменился. — А ещё он меня отвёл к лежаку Бижу, — перебил папу Данаб. — И сказал, что таким омегам, как я, домом будет лишь собачья будка. Вопреки его безразличной интонации вначале, на последнем слове голос Данаба дрогнул, и он нахмурился и поджал губы, пережидая приступ слёз. — Мне так жаль, малыш, — грустно сказал о-папа. — Милый, тебе было всего двенадцать, он просто старался уберечь от ошибки и, видимо, перестарался. Сейчас вы оба другие. Ты взрослый и волен жить, как пожелаешь. И я, и твой папа это понимаем. — Я живу с Кияром, — признался Данаб горько. — Уже почти два года. Не хотел, чтобы вы знали. — Но Дани… — Зариф заметно смутился. — Но мы и так знали, что вы живёте вместе. — Что? — вскинул голову Данаб. — Вы знали? — А разве ты делал из этого тайну? — о-папа был в недоумении. — Но… С каких пор? — Да сразу. Ты же просил Мусу помочь перенести твои вещи. Все знали. — И папа? — Данаб испытывал причудливую смесь священного ужаса и небывалого облегчения. — Конечно. Он же и заказал грузчиков, когда ты освобождал квартиру. Я действительно удивлен, Данаб. Ты иногда как рыбка, абсолютно забываешь важные вещи, при том, что ты помнишь ту историю в средней школе. Данаб сглотнул. Это было похоже на него. Он злопамятный. Он ранимый. Скорее всего, а-папа, если и помнит тот случай, для него он встал в ряд с обычными промахами Данаба, которые его выводили из себя. Чем старше омега становился, тем больше набивалось шишек и совершалось ошибок. Каждая из них перекрывала по масштабам предыдущую. Саед точно забыл. А вот Данаб помнил. На протяжении многих лет его преследовало смутное чувство, что он грязный. Недостаточно правильный, недостаточно чистый, запятнанный альфами, как зеркало пальцами. Он был мотыльком, летящим на огонь, только Данабом, летящим к мужскому вниманию. Для своих партнёров он был симпатичным аксессуаром, причиной похвастаться друзьям. Он знал и все равно давал собой пользоваться, отмахиваясь от неугодных мыслей. Отношения за отношениями его преследовала одна и та же ошибка, и только сейчас Данаб смог себе признаться, что он сам подсознательно выбирал то, что, по его мнению, заслуживал. Кияр, казавшийся типичным плохим парнем, оказался нефритом в куче навоза. Данабу просто повезло разомкнуть этот бесконечный круг. Плечи омеги содрогнулись. Данаб закрыл лицо ладонями, скрывая уязвимость, и тихо заплакал, выпуская застарелую боль. С каждой минутой плач нарастал, переходя в подвывания. Отец мягко гладил его по макушке, утешая. Он осторожно отвел руки Данаба от лица и принялся терпеливо вытирать нежные щеки от слез. Зариф чувствовал вину, как родитель, что его ребенок столько лет жил с травмирующим воспоминанием, которое доводило его, взрослого по сути человека, до истерики спустя столько лет. — Твой ребенок — это чудо, Данаб. Я никогда не считал, что омеги должны хранить целомудрие до свадьбы. Твой отец думает так же. Поверь, если он узнает, что та история на тебя так повлияла, это разобьёт ему сердце. — Не говори ему, ладно? — прошептал Данаб. — Я люблю папу несмотря ни на что. — Как и он тебя. Между вами двумя всегда были особенные отношения. Вы на самом деле очень похожи. Данаб фыркнул. — Недавно он мне сказал, что я похож на тебя. Вы там между собой определитесь. Зариф легко ущипнул сына за пятую точку, наказывая за ерничество. — Вы поэтому решили пожениться? — Да нет… — задумчиво ответил Данаб, окончательно успокоившись. — Я вообще не ожидал, если честно, предложения. Взгляни на Кияра, разве можно узнать, что у него в голове? О-папа тонко рассмеялся. — Ох уж эти альфы. — Да уж. Они ненадолго замолчали, каждый думая о своем. — Па… Как думаешь, как отреагирует отец? Данаб старался скрыть смятение в голосе за маской обыкновенного любопытства, но потерпел поражение. Он всегда был плох в скрытии чувств. — Хорошо, — уверил его Зариф. — Как иначе? Если он ещё сам не понял, то обрадуется. Данаб не поверил своим ушам. — Ты шутишь? Зариф нежно погладил Данаба по щеке и пристально вгляделся тому в глаза, влажно поблескивающим в темноте. — Данаб, ты уже не маленький мальчик, которого ему надо было опекать. Он знал, что ты живёшь с альфой, догадывался, что ты разделял постель с альфами, по-твоему, ты смог бы его одурачить? — Я на это надеялся. Мне повезло, что ты у меня хороший и адекватный. — Папа тоже хороший и адекватный. Да, он был не прав тогда, когда ты ещё учился в школе, но и ты сделай ему скидку на то, что он человек другого менталитета. Мы потом обсуждали тот случай и, малыш, он пожалел ещё в ту самую ночь, что накричал на тебя. — Что мне с этого, — поджал губы Данаб. — Его сожаления никак не избавили меня от того, что я много лет не мог избавиться от чувства, что я недостаточно хороший омега, что внутри меня есть что-то порочное и грязное, что я… испорченный. — Если бы ты не ждал ребенка, получил бы, — рассердился Зариф. — Не называй себя так. Ты, что же, шербет, чтобы испортиться? — Ты не понимаешь… Я поступил так, как он просил меня не делать. Я всегда чувствовал перед ним вину. Это раздражает. — Данаб. — Что? — Мы с твоим отцом разделили постель до брака. — Вы сделали что? — ошарашенно переспросил Данаб. Он никак не мог поверить в услышанное. — Но как? Вы же такие арабы. Зариф с удивлением посмотрел на сына. — И что, что арабы? По-твоему, нам рассказывали, что такое секс, после свадьбы? — Фу, никак подобных словечек от тебя! Поверить не могу, тогда зачем он меня мучил? — Ну, — Зариф тяжело вздохнул. — Мне немного надоело работать переводчиком с альфьего на человеческий, но думаю, это действовали его отцовские инстинкты. Знаешь ли, если бы моя семья узнала, все закончилось бы весьма плачевно. — Да, я наслышан, — Данаба передёрнуло. — Иногда я настолько ненавижу этот уклад. Обычно я просто сопротивляюсь ему, но иной раз ненавижу. Кто придумал эти правила для омег? Альфы?! Какой в них толк в омежьих делах? Зариф рассмеялся. — Не бунтуй. Разбудишь Мали, сам будешь с ней всю ночь куролесить. — Мне теперь полезно. — И то верно. И кстати, как ты можешь быть плох в воспитании детей, если у тебя есть столько младших? Данаб об этом и не подумал. Он с малых лет был окружён детьми разных возрастов и полов. Его часто оставляли за старшего. О чем речь, Данаб научился правильно держать ребенка раньше, чем вообще узнал, откуда берутся дети. Когда они еще жили в тринадцатом округе, в квартале Мезон Бланш, не на самой лучшей улочке Парижа (в те времена откровенно паршивой), маленьким Джафару и Данабу приходилось часами сидеть с крошечным Мусой, пока родители изо всех сил работали. Квартирка была сырой, с деревянными окнами и видом на вокзал. По ночам всегда было шумно, сказывалось неудачное расположение их района, а Муса просыпался по любому неугодному поводу. Несмотря на трудности, Данаб с теплотой вспоминает первые дни во Франции. Папа был отчасти прав. С сопливых лет Данаб возился с крохами, но в какой-то промежуток времени они все быстро повзрослели и Данаб подрастерял навыки отличной няньки. — Бьюсь об заклад, что Джафар уже знает, — фыркнул Зариф, прерывая цепочку воспоминаний Данаба. — С чего ты взял? — Кто, если не он? Пускай вы грызётесь, как дети малые, но на самом деле стоите друг за друга горой. — Он тот ещё балбес, — начал вредничать Данаб. — Странно, что Дидье принял его ухаживания. — Как ты можешь так говорить, Дани? Посмотри лучше на Мусу. Честно говоря, я стараюсь не вмешиваться в ваши отношения, но его молодой человек… Он только мне кажется странным? — Нет! На прошлой неделе… Так они и просплетничали практически до самого рассвета, обсуждая и Кияра, и бывших ухажёров, и зловредного дядюшку Касима, и быстрое взросление Латиф. На душе Данаба наконец-то было хорошо.9.
31 июля 2019 г. в 22:07
— Кольцо просто потрясающее, — счастливо шептал Данаб, нежась в объятиях Кияра. — Никогда не видел похожий материал, так необычно.
— Это метеорит, — объяснил Кияр, мягко поглаживая омегу по затылку. — Нам с Джафаром пришлось ехать за ним в Аквитанию, обручальные были только там.
— Мое кольцо из космоса? — восхитился Данаб, забавно мяукнув от удивления. — Как ты только об этом подумал… Я бы никогда не догадался.
— Не скромничай, — хмыкнул Кияр. — Уж кто-кто, а ты бы его ещё и сам сделал. Мне всегда приходится до тебя допрыгивать
Данаб позабавлено прыснул.
— Кому это ещё приходится прыгать, большой альфа?
— Просто ты крохотный.
Так они и миловались у входной двери дома на Монмартре, где жили родители Данаба. Конечно же, Данаб сказал «да», чем вызвал вздох облегчения всей семьи, сравнимый только со вздохом огнедышащего дракона. С Данаба бы сталось отпустить какую-нибудь дурацкую шутку, но он был так обескуражен, так счастлив в тот момент, что ему и в голову подобное не пришло. Более того, пораскинув мозгами, он пришел к выводу, что предложение руки и сердца способствует тому, что а-папа лучше воспримет новость о малыше.
— Детка, я думаю, тебе стоит сегодня остаться у родителей и рассказать им.
Данаб коротко кивнул, утыкаясь носом в подмышку своего альфы.
— Хочу побыть с тобой. Мне кажется, нам есть что обсудить, — с сожалением пробормотал он.
— У нас есть вся жизнь впереди, Данаб. А я подготовил прекрасную почву для признания.
Данаб шутливо стукнул его кулачком.
— Почву он подготовил, — фыркнул омега. — Ладно, ты прав. Этой ночью я останусь с родителями, но завтра только попробуй свистнуть на работу, я намереваюсь хорошенько тебя объездить.
Кияр, не ожидавший такого поворота в разговоре, резко выдохнул и шутливо шлёпнул Данаба по ягодицам. Вообще-то, они могли и не секретничать. Их специально оставили наедине, отговорившись, что пора убирать со стола и укладывать детей спать, Кияру даже предлагали остаться и переночевать в гостевой спальне, но он настоял на своём уходе.
— Не в доме же твоих родителей, детка. Вдруг они услышат.
Данаб ехидно хихикнул. Он о-бо-жал смущать Кияра подобными выходками. Умостить ладошку на чужом бедре, совсем рядом с пахом во время ужина с Джафаром; начать целовать низ живота, когда альфа говорит по телефону, пробираться проворными пальцами в самый тыл Кияра — о да, это все был Данаб.
— Готов поспорить, что мелкие могут подслушивать. Это будет им уроком.
— Хорошо, что у меня нет старших братьев, — улыбнулся альфа, отстраняясь от Данаба. — Мне пора уходить. Ты уверен, что хочешь рассказать без меня?
— Уверен, — кивнул Данаб. — Я знаю, как это сделаю.
— Правда? Значит, я принес это зря?
Кияр достал из внутреннего кармана куртки небольшую коробочку ванильного цвета.
— Что это? — забрал вещицу Данаб.
— Открой.
Коробочка была самая обыкновенная, плоская и широкая, и омега догадывался, что внутри. Он осторожно, словно там был кто-то живой, открыл ее. Рука дрогнула.
— Ты… Ты её видел… — растерялся омега, разглядывая очертания профиля их малыша. — Я… У меня нет слов.
— Он очень красивый, — тихо и ласково прошептал Кияр. — Покажешь отцу.
Данаб, растроганный, приложил коробочку к груди и спрятался в объятиях альфы. Он и забыл, что снимок сиротливо ждал его на туалетном столике — Данаб оставил его, убегая в Лилль. После того, как Кияр забрал его обратно, он уже и запамятовал о папке с назначениями и фотографией — все время занял срочный сбор вещей и возня с клининговой компанией и службой перевозок. Удивительно, что в этой кутерьме Кияр нашел и сберег бумаги, о которых легкомысленно позабыл Данаб.
— Ты стал пахнуть жасминовым чаем, детка. Это будет омежка. Наш омежка.
Данаб жадно впитал каждое слово, будто морская губка. В отличие от обещаний врача, он тоже чувствовал, что это будет омега. И, непонятно отчего, но Данаб был немного виновато рад, что это именно так.
— Я пахну для тебя, как чай? — хихикнул он, кокетничая, очевидно выпрашивая комплименты.
— Горный зелёный чай. А теперь, — Кияр собственнически провел ладонью по животу омеги, — теперь появился жасмин.
— Чай, — Данаб обиженно поджал губу. — И всё? Я в твоём аромате чувствую столько всего, а я для тебя сушёный куст.
Кияр закатил глаза и снова шлёпнул Данаба по ягодице.
— Ну что ты за вредина, Данаб.
— Ну, пожалуйста, подбодри меня перед этим разговором. Данабу нужны комплименты.
Против такого аргумента Кияр не смог устоять.
— Ты пахнешь, как зелёный чай, как сушёные на солнце ягоды малины. Во время течки — тоже малиной, но свежей и спелой, — скрывая стеснение, начал Кияр. — Сейчас тебя меньше, больше ребёнка. Теперь я все думаю о том, какой же сильной стала разница хотя бы в запахах, и каким же я был слепым идиотом.
— Нет, — покачал головой Данаб расстроенно. — Я ненавижу признавать свою неправоту. Но мне тоже стоило рассказать тебе ещё в начале. Ты заслуживал доверия, просто я… Я так зациклился на том, что ты меня… ты меня не любишь, что не видел очевидного.
Кияр поцеловал Данаба в лоб, затем в переносицу, в кончик носа и запечатал поцелуй на губах.
— Я люблю тебя. Давно, — доверительно прошептал он, взяв лицо Данаба в ладони. — Мне было тяжело показывать это, но я постараюсь исправиться. Я тебя больше не обижу.
— А я люблю тебя, — искренне вскинул взгляд Данаб. — И тоже очень постараюсь не обижать.