Тулузский метеорит

      Утром Данаб решил заняться йогой. Помнится, мсье Тилье советовал ему регулярно разминаться, да и после такой насыщенной ночи хотелось все расставить в голове по полочкам. Пока Кияр беззаботно дрых, Данаб успел перевернуть весь дом в поисках старого коврика (которые окончились неудачей), найти другой, новый, неоново-розовый, который он считал безвозвратно утерянным при переезде. Обрадовавшись находке, омега хорошенько его протер, разместился перед плазмой в гостиной и врубил на YouTube йогу для беременных. Данабу не хотелось вслушиваться в иностранную речь, поэтому он выбрал приятного рослого француза с длинными ногами и мягкой улыбкой. Теперь-то он мог, наконец, расслабить напряженное после долгой нервотрепки тело и всё обдумать.       Предложили бы ему метку десять лет назад, он прыгал бы от счастья до стратосферы. О чем он думал в том возрасте, Данаб предпочитал не вспоминать. Обласканный родителями, воспитанный в любви и гармонии, он мечтал о таком же и для себя. Во снах он видел, как его обнимают сильные руки, пальцы легко гладят макушку, твердые губы целуют лоб. Стоит ли говорить, что он думал о метках? Нерушимая, сакральная связь между альфой и его омегой. Данаб был очарован, пока альфы ему наглядно не показали, чего они стоят. Папа, утешавший его после каждого расставания, боялся, что Данаб из-за влюбчивости рано или поздно сильно обожжется.       Конечно, он, как и почти все папы на свете, оказался прав. В девятнадцать Данаб познакомился с мужчиной. Хватило пары пленительных взглядов и восхищенных комплиментов, чтобы глаза Данаба превратились в два пульсирующих сердца. Марселец, умный и обаятельный, да еще и постарше, он вскружил Данабу голову. Стал его первым мужчиной. Они были вместе три года, альфа познакомил его с родителями, каждый год они отправлялись в автомобильный тур по Франции, Италии, Швейцарии. Данаб думал, что он выйдет за него замуж, родит светленьких детишек, которых непременно назовет в честь их родителей. Он не видел чужих недостатков, плевал на жадность, на отстраненность. В глазах омеги Кристоф был лучшим — Аполлоном среди туземцев. Скупость Данаб оправдывал бережливостью, услужливость — вежливостью. И так во всём.       В двадцать два Данаб узнал, что по Парижу гуляет как минимум четверо меченых Кристофом Данабов. Четверо таких же дубин, живущих в воздушных замках.       Наконец нашлось объяснение, почему каждый второй праздник они встречали не вместе, стали очевидны причины запретов на фотографии, селфи на Фейсбуке. Внезапные командировки в Люцерн обрели новый смысл. Если бы не счастливый случай, Данаб и дальше бы верил голубым глазам и обаятельной улыбке. Позже, пускай он чувствовал себя разбитым, Данаб предупредил других омег и бросил лгуна. Сил отомстить он, правда, не нашёл.       На долгие годы Кристоф отбил желание верить альфам. Данаб не хотел себе в этом признаваться, но презрение мешалось и со страхом, ведь если Данабу повезло не получить метку, то другие бедняжки до конца жизни будут нести на себе его знак. Только из самых низких побуждений, из желания потешить альфье эго, оставив «пробу» на красавцах и красавицах, Кристоф перечеркнул каждому из них право на метку от честного мужчины.       В глубине души Данабу, может быть, до сих пор хотелось метку. Прошло семь лет, память подстерлась, и воспоминания перестали терзать душу. Сейчас, очевидно, Кристоф и в подметки не годился Кияру. Кияр честен, бескорыстен, молчалив — совсем не хитрый лис Кристоф, походивший на яркую пиньяту, внутри которой дешёвый пенопласт. В первые дни отношений с Кияром Данаб невольно постоянно сравнивал его с Кристофом. Он боялся своих зарождающихся чувств, похожих на первую влюбленность, боялся показать настоящего себя, боялся влюбиться слишком сильно. Данабу постоянно было страшно довериться омежьему инстинкту. Но бывало, перед течкой, Данаб надевал свитера мужчины и, не в силах бороться с собой, строил вокруг себя гнездо из чужих вещей. Его запах, крепкий запах альфы, накрывал Данаба успокаивающим, наркотическим облаком, утихомиривая любую бурю. Кияр будил в Данабе дикаря. Возможно, отчасти ему поэтому не хотелось носить метку альфы. Это означало бы, что он сдался в холодной войне с собственной сущностью, с тем Данабом из прошлого, которого было так легко обмануть.       Но не пора ли забыть ненадолго о себе? В позе кошки-коровы он невольно опустил голову и задержал взгляд на виднеющемся из-под широкой футболки круглом животе. Прервав занятие, Данаб уселся в позу лотоса и начал судорожно ощупывать свою талию и низ живота. Когда только это случилось, еще несколько дней назад он был гораздо меньше!       Ребенок растет, ему тоже нужна эта метка. Данаб не мог лишить кроху такой крепкой связи с отцом еще в утробе. Но как же тогда его принципы? Вчера категоричное нет, сегодня уже сомнения… Одно он знает точно: Кияр и их ребенок стоят того, чтобы забыть о гордости, о своих страхах. Осталось не только понять, но и принять это.       Решив остановиться на крайней мысли, Данаб поставил мысленный знак «Стоп» на бередящие старые раны воспоминания и сосредоточился на правильном дыхании. Сейчас это было важнее.       Позже, распластавшись в шавасане, Данаб уже лениво размышлял, что он хотел бы больше на завтрак — кебаб из доставки, булочки с маслом или всё-таки что-то полезное, пока его не прервали самым неприятным образом. И о чём он думал, когда ставил на рингтон песню из шоу Маппетов?       — Чего тебе? — неохотно ответил Данаб. Какофония из гула машин, сирены и ветра отрезвляюще хлынула в неподготовленные уши омеги, вынуждая его отодвинуть телефон от себя подальше.       — Ты дома?       — Да. Так что такое? — как можно спокойнее ответил Данаб, тщетно стараясь не терять связь с нирваной.       — Скоро буду, — коротко ответил Муса и сбросил звонок.       Данаб недовольно уставился на погасший экран смартфона. Не то чтобы он не любил своих братьев, но совершенно очевидно, что сестры ему нравились куда больше. И что это взбрело мелкому в голову? Трезво решив, что сегодня у него больше не будет времени на философские размышления, Данаб решил разбудить Кияра и заставить его сходить в пекарню на углу улицы.       В спальне царил особый уют. Размеренное дыхание и обволакивающий кедровый запах альфы сшиб с ног распаренного после душа Данаба. Кияр спал по-солдатски, вытянувшись по струнке, и лишь беззащитно приоткрытый рот и расслабленные брови говорили о том, что он все-таки дремлет. Видит Бог, часть Данаба в самом деле хотела разбудить его, как обычно это делают парочки, но другая его часть, которая была ему ближе, нашептывала на ухо: «Давай, ткни его пальцем в ребра». Позволив себе еще немного полюбоваться мощной шеей и широким разворотом смуглых плеч, Данаб присел на кровать и с удовольствием ущипнул альфу за бок.       — Я же сплю, — недовольно буркнул низким после сна голосом Кияр. — Отстань, Данаб.       — Купи мне канеле в булочной Ришаля, — Данаб никогда не слышал «нет». — Вчера ты был плохим мальчиком, порадуй меня сегодня.       — Тебе их нельзя, омега, — сонно пробормотал Кияр. — Давай попозже.       — Кики, в них рома совсем ничего, — надулся Данаб. — Ну же, просыпайся, сейчас придет Муса, пообщаетесь на тему однополой любви, тебе давно надо.       Кияр горестно вздохнул и притянул к себе охнувшего от неожиданности Данаба, подминая его под себя, как плюшевого медвежонка.       — Эй! — возмутился Данаб, силясь отодрать от себя чужие ручищи. — Сколько можно тебя просить так не делать?       — Полежи немного со мной, потом схожу, куда скажешь, — попросил Кияр, зарываясь носом в густые пряди. Данаб недовольно засопел, но понимая, что выхода у него нет, послушно положил голову на плечо альфы и, закинув на него ногу, притих. Кияр, как и всегда, был горячий, будто радиатор. Обычно Данаб очень любил греться об него, как маленькая змейка на горячем валуне, но сегодня его терпения надолго не хватило.       — А за что ты меня любишь? — прогремел в мягкой тишине неожиданный вопрос.       — Ради всего святого, ладно, хорошо, я проснулся! — Кияр откинул от себя одеяло и, скрепя сердце, встал, бросив недовольный взгляд на лукаво улыбающегося Данаба. Он терпеть не мог разговоры в духе: «А ты меня когда-нибудь обманывал?», «А я похож на твоих бывших?», и кому как не Данабу было об этом не знать.       — Давай-давай. Мы хотим булочек, — подогнал в спину Данаб, с удовольствием растягиваясь на пропахших густым запахом альфы простынях.       — Куплю вам круассанов, — проворчал Кияр, обезоруженный каверзным «мы».

***

      Муса пришел, когда Данаб уже пинками выгонял альфу на улицу. Сперва Кияр около часа принимал душ, затем так же раздражающе медленно пил кофе и листал новостную ленту на планшете.       — Почему ты такой медленный, я сейчас взорвусь! Зачем принимать душ для похода в магазин? — разозлено пыхтел Данаб, подгоняя альфу.       — Ты омега, Дани, поэтому не понимаешь, — вмешался Муса, который так же, как и Кияр, нервировал Данаба своей неторопливостью. — Вы и наполовину не воняете феромонами так, как можем мы.       Данаб в ответ закатил глаза и чмокнул Кияра, подталкивая его к двери.       — Обещаем без тебя не сплетничать о мальчиках, давай быстрее.       Муса насмешливо наблюдал за ними, но ничего не говорил, пока не захлопнулась дверь.       — Колись, засранец, ты его приворожил? Этот парень слишком терпеливый.       Данаб фыркнул и снисходительно похлопал брата по плечу. Несмотря на присущую ему саркастичность, Муса выглядел плохо. Посеревший, с грязными волосами и воспаленными глазами — он вызывал нешуточное беспокойство. Поникшие плечи и общая сутулость тоже не скрылась от внимательного братского взгляда. Чувствуя, как на него накатывает волнение, Данаб повел младшего в гостиную, рассеянно обдумывая, с чем именно пришел к нему Муса, и почему именно к нему, а не к Джафару.        — Ну, что у тебя, дорогуша? — деловито спросил Данаб, расставляя перед братом все, что было у него съедобного.       Муса перешел к делу, не расшаркиваясь понапрасну:       — Ты знаешь, что аби выгнал меня из дома?       — Вот дерьмо, — выругался Данаб, едва не пролив на себя кипяток из чайника. Еще никогда он не понимал так ясно, что означает «отвалилась челюсть от удивления». — В смысле, правда, что ли?! Когда я уходил, все уже успокоились и заканчивали свои мыльно-рыльные дела…       Муса хмыкнул.       — Ты знаешь нашего отца. Он молчал-молчал, а под утро мы столкнулись на кухне и его как прорвало. Видимо всю ночь размышлял обо мне. Умми проснулся и тоже начал на него катить. И так до утра.       Он помолчал, а потом расстроенно добавил:       — Из-за меня у девочек сорвались каникулы в Каннах.       Данаб горячечно отмахнулся. Он почувствовал, как некрасиво краснеет от бешенства, и сделал большой глоток мятного чая, стараясь потушить пожар внутри и не дать потоку брани вырваться наружу.       — Переживут, — отрывисто бросил он. — И куда ты пошел?       Муса утомлённо вздохнул и вытянул ноги. На Данаба он не смотрел.       — Бродил по Парижу. До тебя, вот, дошёл.       Данаб покачал головой. Он едва сдерживал себя от того, чтобы в сию секунду не позвонить отцу и не начать орать в трубку. Но ему нельзя было еще больше нервничать. С чего он только взял, что каминг-аут Мусы прошел гладко?       «Конечно, эгоистичная ты задница, с тебя-то слезли и переключились на твоего младшего братишку», — костерил себя омега.       — Что он тебе сказал? — взял себя в руки Данаб, впившись взглядом в Мусу. Выглядел тот совсем паршиво.       — Не спрашивай, Дани. Мне стыдно тебе такое говорить, — альфа то и дело нервно тер переносицу и лоб, а затем спрятал лицо в ладонях. Данаб расстроенно разглядывал его привычно обкусанные ногти, чёрные густые волосы, смешные, немного оттопыренные уши. Он был так сильно похож на их отца, и Данаб никак не мог взять в толк, как Саед мог столь сурово поступить с сыном, особенно с тем, кто всю жизнь положил на то, чтобы угодить ему.       — Буба, — как можно мягче воззвал к брату Данаб. — Я очень надеюсь, ты сообразил, что всё, что он мог наплести — это неправда? Можешь сколько тебе угодно играть в молчуна, но я отлично представляю, что скажет старик с зашоренным восточным мозгом.       — Не говори так о нем, — неодобрительно поджал губы Муса. — Ему тяжело принять то, что я врал. И о чем врал.       — Ты всегда такой, — возмущенно скрестил руки Данаб. — «Я вступлю в совет директоров и брошу спорт, ведь папочке нужна помощь, а мои мечты пускай катятся в бездну», — гнусаво и заунывно передразнил брата омега. — «Я останусь жить с родителями, потому что я должен им помогать».       Муса насуплено молчал и по-прежнему смотрел скорее на диван, чем на Данаба. Однако его остекленевший взгляд говорил о том, что Данаб сумел ударить по больному.       — Ни-че-го ты не должен, Муса! — запальчиво продолжил Данаб. — Потому что когда ты вдруг перестал быть таким удобным, тебя выкинули, как паршивого щенка. Я не отрицаю, отец хотел для тебя лучшего, когда забрал с единоборств и заботливо поручил продолжать семейное дело. Да, он всего-то хотел, чтобы тебе все доставалось проще, чем другим. Но в итоге, ты все равно облажался, потому что ты всего лишь человек, а не шарнирная кукла.       Муса покачал головой, не соглашаясь.       — Ты не прав, Данаб. Разве хоть одна душа могла насильно меня заставить? Это я! Я принимал те решения и несу ответственность за них. Я чувствую себя погано, даже когда мысленно скидываю вину за свои неудачи на отца.       — О, заткнись, пожалуйста! — Данаб так рассердился, что не выдержал и все-таки повысил тон. — Как будто я не знаю, как может манипулировать наш отец, и какой ты мямля на самом деле. Ты пожертвовал мечтой о карьере бойца, выбрал дополнительную специализацию в университете, а теперь пытаешься стать гребаным кандидатом наук, в то время когда тебя тошнит от таких слов, как «внедрение», «краудсорсинг» и «дисконтирование», — Данаб замолк, немного отдышался и продолжил. — Знаешь, что с тобой, а? Синдром хорошего мальчика. Поэтому, будь добр, заткнись и раз в жизни разозлись, когда тебя обижают, а не гаси все в себе. Будешь себя так и дальше вести, заболеешь и сдохнешь!       Он не хотел срывать свою злость, направленную на отца, на и без того пострадавшего Мусу, но его язык всегда шел вперёд головы. Надувшись, Данаб отставил чашку и сложил руки на животе. Его начало подташнивать.       — Данаб, не кипятись ты так, — тревожно попросил Муса. — Мне жаль, что я заставил тебя серьезно понервничать, тем более в твоем положении. Ты реагируешь острее меня. Все обошлось лучше, чем я думал. Если бы мы с ним пересеклись попозже, кто знает, может, он бы так не поступил.       Самообладание вновь изменило Данабу, и он не вытерпел и все же треснул Мусу по руке.       — Меня бесит буквально все, что ты говоришь! К кому еще ты должен пойти, если не ко мне? Я твой старший брат, а беременность — не инвалидность.       Муса понуро пожал плечами. Его подавленный вид пробуждал в Данабе незнакомую ему до сих пор сторону своей внутренней омеги. Да, его раздражало, что великовозрастный альфа не может защитить себя, но, с другой стороны, Данабу хотелось прижать его к груди и утешить, как должен утешать о-папа. Пускай Муса и перерос его на добрых два пье, почему-то сейчас Данаб видел перед собой серьезного семилетку, который утенком ходил за старшими братьями и повторял за ними каждое слово.       — Поживешь пока у нас? Пока не найдешь себе квартиру, — Данаб попытался перенаправить течение не самого приятного разговора в другое русло.       — Нет, Дади, спасибо. Я перееду к Мишелю.       — Вот как, — задумчиво сказал Данаб. Внезапно ему пришел в голову вопрос, который маячил на периферии уже очень давно. — Слушай, братец, а как вы смогли настолько долго дурачить всех нас? Сам только сегодня сказал, что вы, альфы, вонючие, а феромоны скрыть довольно трудно.       На лице Мусы отразилась целая гамма чувств: от смущения до веселья.       — Не поверишь, но пластыри для омег. Многие из «наших» ими пользуются, чтобы посещать публичные места и не скрывать отношения.       — Пластыри? — Данаб неподдельно удивился. — Ты имеешь в виду те, которыми заклеивают шею, чтобы приглушить запах?       — Вообще-то, они нужны, чтобы альфы во время течки не метили омег против воли. Все остальное — уже побочный эффект.       — Какой интересный метод, — улыбнулся Дани, склонив голову набок. — Очень находчиво.       — Это все Мишель, мне бы в голову не пришло что-то такое, — простодушно хмыкнул Муса.       — Теперь-то понятно, почему он нам всем казался пришибленным. Диагноз — альфа, — весело хмыкнул Данаб. — Я уж думал, тебя какая-то стерва за нос водит, а оказалось, что это по вам обоим плачет Голливуд.       — Да перестань. Это вы семейка лопухов, я не знаю, как вы могли нам верить, — рассмеялся Муса.       Данаб не стал ехидничать. Наоборот, он облегченно перевел дух, глядя на расслабившегося и травящего шутки брата.       — Буба, я тебя люблю, — неожиданно серьезно сказал Данаб, взяв Мусу за руку. — Даже если ты кокнешь своего патлатого, я буду на твоей стороне. Даже если ты вдруг в один прекрасный день решишь, что я тебе больше не брат, я все равно буду тебя любить. Каким бы ты ни был, где бы ты ни был, ты мой братишка.       — Спасибо, Дади, — мягко улыбнулся Муса, сжав в ответ ладонь Данаба. — Напустил тут соплей, бестолочь.       — Вообще-то я тебя старше, говнюк, — зашипел Данаб, но, не тая обиды, крепко обнял младшего, силясь напитать его своей энергией.       — Воу, — восхитился Муса, когда Данаб случайно прислонился к нему животиком. Альфа положил ладонь на живот уже дернувшегося в сторону Данаба. — И это ты спрашиваешь, как мы одурачили семейку? Да ты по уши беременный.       — Балда, — Данаб смущенно отпихнул назойливую руку. — Зачем сразу хватаешься? Это невежливо, вообще-то.       — Вообще-то, — передразнил Муса, — я твой брат. Мне-то точно можно. На каком ты месяце?       — Четвертый недавно начался, — сдался Данаб. — Не имею ни малейшего понятия, какого черта я такой пузатый.       Между делом, Данаба это действительно беспокоило. Не хотелось к девятому месяцу походить по габаритам на космический корабль, а все вело именно к этому.       — Не раздувай, — закатил глаза Муса. — Как был кишкой, так и остался. А хотя… Ты сейчас больше похож на кофейного червя из ЛВЧ, — Муса счастливо смеялся над шуткой, пока рассерженный Данаб возмущенно не треснул его по спине.       — Вот так и защищай тебя, кусок…       — Опять задираешь младших, Данаб? — за жарким разговором, Данаб и не заметил, как хлопнула входная дверь и вошел Кияр. В подмышках у альфы был зажат бумажный пакет.       — О, — Данаб тут же забыл о глупой перебранке, потянувшись к заветным булкам. — Спасибочки, Кики, даже чай не остыл.       — А потом ты спрашиваешь, почему растет пузо, — фыркнул Муса. — Пойду я, что ли. Надо вещи забрать, пока papa на работе чалится.