Искупление

POV Фред

— Как можешь ты на протяжении стольких лет обращаться со мной, как с последней тварью, а потом играть на моих же чувствах? — она произносит это с неприсущей ей жесткостью. Она не стесняется смотреть мне прямо в глаза. Она уверенно строит стену, через которую с большой вероятностью не сможет перепрыгнуть сама, случись что непоправимое. Я даже вижу эти крепкие, несоразмерные с ее хрупкостью, кирпичики стального негодования, которые она чересчур умело кладет друг на друга, скрепляя ядовитыми словами и колкими взглядами. Ты играешь со мной в ненависть, и я чувствую, что достоин быть пешкой. Я присаживаюсь к Гермионе на кровать с трепещущим чувством внутри, готовый раскрыть удушающие еженощно секреты и рассказать все, что она только потребует. В умирающем свете притушенной настольной лампы — вероятно, ей страшно оставаться одной в темноте — исхудавшее лицо когда-то полной сил Грейнджер смотрится еще более нездоровым, но невероятно притягательным. Сейчас я понимаю, что готов восхищаться тобой любой, однако это глупое осознание очевидного приходит слишком поздно. Ты уже неумолимо быстро теряешь свое прежнее обличие, убивая все, что строила годами. Ты бежишь по наклонной, стремишься вверх по лестнице, ведущей вниз. И пытаешься доказать всем вокруг — зачем-то, — что приходишь в себя. Однако пока ты спишь, мы всей семьей поступаем по-свински и за твоей же спиной обсуждаем, как наша всеми любимая роза вянет от своего же холода. У тебя не получается обманывать. Только не нас. Ты пугаешь меня и сводишь с ума. Ты мой фатум, Грейнджер, и теперь я точно не смогу тебя отпустить вопреки всем несчастьям этого мира. Вопреки съедающей тебя ненависти ко всему, что живо и все еще терпеливо дышит. Гермиона, мне так жаль, что в твоем понимании я всегда оказывался подонком. Мне так жаль — я ведь и правда был подонком, каких свет ни видывал. Но сколько бы между нами ни возникало недопонимания, я был по уши в тебя влюблен. Я восхищался твоими выдержкой и силой, которые магическим образом переплетались в этом неприсущем им хрупком теле. Я засматривался на пленяющие черты лица, когда никто не видел в них очарования. Я думал о тебе. Неосознанно. Не отдавая себе отчета. Обращался, как с последней тварью. Играл на моих же чувствах. Я был уверен в том, что моя напускная грубость идет тебе на пользу. Идет на пользу Рональду, а мне пора закатать губу обратно, обращая в свои четырнадцать ненормальные тонны внимания на необычную первокурсницу. Я чувствовал себя идеальным братом, на смену которому пришел мужчина-недотепа, сделавший все, чтобы погубить свое же счастье. И когда ты наконец отреагировала на мой гнет безудержным спокойствием, приправленным рассудительными претензиями, я потерял тебя. Я думал, что потерял. Я обижался на тебя за то, что ты не боролась со своей улыбкой, обращенной к кому угодно, а не ко мне. Я упрекал тебя за каждый брошенный в мою сторону едва заметный взгляд укора и пренебрежения, но никак не влюбленности. Я неосознанно плевал тебе в душу, думая только о себе и своем униженном достоинстве, когда ты не падала передо мной на колени. Оказывается, в тебе было столько борьбы, что мне и не снилось. Оказывается, я был жалок, чувствуя свое превосходство над тобой одним словом-ударом. Так и случается у глупых людей: мы доводим любое несносное дело до конца, не понимая совершенно, что после будем чувствовать себя ничтожными. И винить в этом кого угодно. В твои глаза вкраплен золой каштан из тысячи вопросов и печальной злости. Прямо сейчас я хочу выпалить тебе, насколько был слеп, когда после каждого вербального ножевого не замечал в этих заплаканных омутах, направленных в мою сторону, маленькую девочку, что борется со своей, особой любовью всеми силами, — я-то думал, ты успешно переросла это чувство еще в двенадцать. Я безумно хочу поведать, как был зол и ревнив, когда видел впоследствии тебя с Роном. С чертовым Крамом. С кем угодно. Однако тебя, а не вас, понимаешь? Когда не мог закончить подлую трагикомедию из-за того, что ты, бывший в ней ключевой элемент, сама стала отдельной сценой, мне не подвластной. И сейчас ты смотришь на меня выжидающе, словно дикий зверь, готовый укусить, пустить свой яд подкожно, охлаждая тело и забирая душу в иной мир. О Мерлин, кусай, если тебе будет так легче. Забирай мои силы, но возвращайся. Я не скажу ничего, что касается нас, пока твое внутреннее «право вето» не будет готово принять голые факты моего обезумевшего сердца. Не в этой ситуации. Не так. Не у мертвенно бледных тел твоих родителей, образ которых ты носишь круглыми сутками. Я знаю, что ты все еще живешь той ночью. И мне до удушья неприятно то, как ты умело удерживаешь в своих тонких пальчиках все ниточки, ведущие к смерти. Я уверен, все твои мысли поглощены кровавым безразличием к боли, которую ты испытываешь ежесекундно. Я хочу рассказать ей историю моей маленькой победы над собой. В закромах неразборчивого подсознания все еще тлеет надежда, что чертов Джеф, чуть не испортивший всю жизнь мне и моей семье, был послан небесами. Так я смог понять Гермиону. И так я, возможно, смогу ей помочь. Она проявляет заботу, как может, — поворачивается и похлопывает меня по спине, пока я борюсь с прошедшими событиями за нынешнего себя. Неосознанно, совсем не задумываясь о последствиях, без разрешения и скованности я подаюсь вперед, сжимая ее в своих чистосердечных объятиях. И ты отвечаешь. Дурак тот, кто не верит в почти беспрекословную силу объединяющей боли и сжигающего каждую клетку твоего ментального тела отчаяния. В какой-то момент — не менее, чем у меня — взволнованное дыхание Гермионы приходит в норму, и она засыпает совсем тихо, не убрав руки с моего тела. Я все еще собираю по крупицам воспоминания, что унесли меня в не такое далекое прошлое, и складываю их в воображаемый сундук с вещами, о которых не стоит упоминать всуе. С вещами, которым давно пора бы сгнить в собственных зловониях испускаемой кислоты. Тем не менее, чаще всего они хранятся до самого часа смерти, напоминая о секундах, навсегда тебя изменивших.

flashback-1991

— Джорджи, я так больше не могу! Ты видел, с какой самоуверенностью она меня отчитывала? — рыжеволосый третьекурсник почти переходит на крик, обыскивая на коленях пространство под столом. Близнецы уже на протяжении полутора часа искали место, куда мог запропаститься случайно заброшенный ими рецепт нового зелья для «огненного дыхания», но все старания, казалось бы, проходили впустую. — Дред, не забывай, что нас сейчас не должно быть здесь! — шипит Джордж в сторону виднеющихся ног брата, пока тот копошится за соседним рядом, иногда стукаясь головой о деревянную поверхность той или иной мебели, встречающейся на пути волшебника. — Понял, я все понял, — Фред наконец вытягивается в полный рост и отряхивает руки от собранной пыли. — Ничего я не понял! Как можно в свои одиннадцать быть такой… Стервой-заучкой! — он вновь понижает голос. — И ведь за словом в карман не полезет! И глазом не поведет! Я не удивлюсь, если она с малолетства станет заменой нудной миссис Пинс и будет за каждое сказанное на полтона выше слово заставлять тебя раскаиваться во всех совершенных грехах, читая при этом столетние, никому не нужные нотации! — Признайся честно, Фредди, еще ни одна девчонка не поступала с тобой так, — Джордж поднимает брата на смех, ощупывая заднюю стенку книжной полки. — Она привлекла твое внимание более чем мастерски! — Она вызвала во мне гнев! — юный нарушитель правил сжимает кулаки и несильно ударяет ими по учительской столешнице. Внутренний ящик, еле держащийся на последней петельке, с треском обваливается, и наружу вырывается немалый объем исписанного чернилами пергамента. — Вот это да! Шум привлекает заинтересованного Джорджа немногим быстрее, нежели удивленный вздох братца. Подняв с пола все до единого листка, они вместе принимаются их осматривать, то и дело блаженно посмеиваясь от неожиданной находки — более ценной по сравнению с предметом ранних поисков. — Посмотри сюда! Это можно использовать для… — …тех самых вулканических шипучек! А щепотка вот этого… — …точно обеспечит изменение цвета всего тела, а не только мизинца правой ноги! Близнецы заливаются тихим смехом, потирая ладони, и время от времени дают друг другу «пять». Неприсущая им серьезность заставала неразлучников, сказать по секрету, в достаточно частые моменты внимательного изучения неизвестных рецептов и чертежей. Заполучить сегодня целую кладезь столь ценных бумаг они ни капли не ожидали, поэтому сочли случившееся за знак — от мечты, зреющей в потаенных глубинах никем не раскрытой души, ни за что нельзя отказываться. На то она и рыжая мечта — дарить другим столько же счастья, сколько получают они, занимаясь любимым делом. И никакая первокурсница не сможет помешать им, читая мораль. Фред не мог скрыть от близнеца спектр наполняющих его эмоций при упоминании подруги их младшего брата. Он сам для себя не мог решить, как ему стоит относиться к девчонке, которая поразила его своей искренностью и уверенностью с первого рукопожатия, а позже оказалась ходячей энциклопедий — что, безусловно, хорошо, но все же используется не по назначению. Ее назначением была бы стратегия помощи в их нелегком деле, считал он. Однако она выбрала другую — отрицание значимости самих Уизли в жизни Хогвартса. — И только посмей кто-нибудь сказать, что мы бесполезные. Никогда. Ни за что. Мы столько после себя оставим, Джорджи, — Фред перебирает записи одна за другой, останавливая особое внимание на самых искусных. — Я знаю, Фредди. Все будет так, как должно быть в нашей жизни. С фанфарами и гуделками! — он с хохотом осознает нелепость произнесенного слова, но близнец его, безусловно, понимает. Оценивая строчку-другую беглым взглядом, Фред останавливает палец на одном из рисунков и ближе подносит волшебную палочку с зажженным на ее кончике лучиком света: — …впервые было использовано студентом факультета Слизерин… Бла-бла-бла. Чертовы слизеринцы, помешанные на чистоте крови, — он шумно выдыхает, прокручивая в голове едкие «грязнокровка», так часто, на его памяти, звучащие в сторону Грейнджер от змеиных отпрысков. — Брось, Фредди, она пока справляется лучше всех. — Ага. А потом плачет в женском туалете, привлекая недоумков троллей и еще одну порцию неприятностей. Погоди… Я ведь ничего не говорил про нее, Дред! — Я тебя умоляю, братик… — многозначного взгляда Джорджа оказывается достаточно, чтобы вспомнить про невидимую ментальную нить, связывающую два сознания в единых механизм. — Как же я тебя все-таки… — …обожаю! Невесомые, стремящие в неизвестность шаги заставляют нарушителей резко замолчать, затушив палочки, и одномоментно броситься под стол со всеми бумагами. Уизли-конспираторы всегда — не считая некоторых исключений — выходили из воды сухими благодаря своей то ли природной, а то ли натренированной бдительности и единогласному принятию никем не оглашенных решений. Когда шум за дверью сходит на нет, Джордж подносит палочку к Карте Мародеров, ехидно нашептывая: — Нужно бы дать нашей троице пару дельных советов бесшумного передвижения по замку. Фред тем временем почти неслышно добавляет: — Чему-то Грейнджер все же придется учить.

flashback-1992

Девушка дарит ему наиболее подходящую книгу, уверенная как никогда, — этот презент попадет в самое яблочко. — «Веселость не порок, или как жить от души»? — парень смеется продолжительно и искренне. — От Гермионы, — он смакует ее имя, пробует каждую гласную на вкус, оформляет консонантами, словно упаковывает шоколадную конфету в золото обертки. Слишком редко Фред ее так называет. Мой подарок тоже понравится тебе, Герм. Он не заменит тысячи извинений за то, что ты называешь «глупыми вредилками», но все же придется по душе и немногим загладит вину. Погодите, вот только почему Рональд вновь так напряжен и разочарован. — Мне показалось, такому ты точно обрадуешься, — она смущена, прячет взгляд в пол, мило заливаясь румянцем. Рон, прекрати переводить свои полные угнетенности глазенки с нее на меня. — Спасибо, конечно, спасибо… — Фредерик отчего-то часто моргает и хмурится, будто ведет внутреннюю борьбу, не в силах выдавить и слова. Братец, неужели я прислушиваюсь к голосу совести ради тебя? Или все же ради нее? Ронни, такими темпами ты будешь мне должен по гроб жизни. — …но, боюсь, тебе показалось, — он отвечает все еще несмело, но сами слова оказывают больший эффект противоречия, чем манера их произнесения. Фред, неужели тебе не понравилось? Ты все еще не остыл от моего прошлого бунта? Ты злишься? Он произносит заклинание — красота его звуковых хитросплетений ублажает слух, но Гермиона успела оглохнуть секунды назад. И роза, получившаяся из книги, достойна всплеска восхищений, но глаза волшебницы тоже уже застелены пеленой тумана. Ты действительно меня ненавидишь? Джинни раздраженно бьет Фреда по плечу маленькой ладошкой, еще не понимая трагизма всего произошедшего. Джордж знает все без подсказок и подбадривает Гермиону легким прикосновением. Мол, ты прости, он совсем не в ладах с головой. Просто потерялся в себе и, думается, окончательно запутался. В конце концов, мы ничего не знаем о своей любви, зато видим, как она вскоре поглотит другого. Никто, к сожалению, и думать не думал, что будущие чувства Ронни и рядом не стоят с неосознанными попытками Фреда добиться счастья Гермионы ее же методами. Может быть, хотя бы так ты перестанешь обманывать себя, Герм. Может быть, хотя бы так я докажу тебе, что не стою всех этих восхваляющих меня мимолетных взглядов. Маленькая, глупенькая Гермиона. И не менее глупый Фред, в свои четырнадцать только играющий в неумелого спасителя.

flashback-1993

— Вы пятнадцатилетние оболтусы! Сколько вам раз нужно повторить, что нельзя — подчеркиваю, нельзя — подсовывать маленького змееныша, пусть даже и ненастоящего, в вещи сестры, которая только-только оправилась от событий, напрямую связанных с Василиском! — Воу-воу, Грейнджер, ты как несколько дней вышла из оцепенения, а уже разносишь все в пух и прах! Почувствовала вкус любимой дисциплины? — Фред поднял руки в шуточном знаке примирения, не собираясь проигрывать этот бой. — Мир жесток, девочка! Со страхами нужно уметь бороться! Если б не ты, Джин додумалась бы сама отправить этого змееныша… — Однако я здесь! Остальное меня не интересует! Вы снова пытаетесь надругаться над чужими правами и личным пространством человека! Их проблема всегда заключалась в том, что они ненавидели проигрывать друг другу. Я скучала, Фредерик, по твоим огненным волосам и заразительному смеху. Когда я пришла в себя, сразу подумала о том, что хочу тебя увидеть. Вот только ты опять воспламеняешь во мне дикую агонию борца за правосудие. — Кто бы говорил, Грейнджер! Сейчас ты сковываешь мои права талантливого изобретателя и рушишь еще несуществующую, но уже великую карьеру! — давай, мальчик, держи себя в руках и своди все в шутку. Я безумно рад тому, что ты в порядке, Гермиона. И я бы сказал тебе это в лицо при первой же возможности, не убивай ты во мне все черты благородства своим криком. — Вы с братцем зациклены на нарушении правил… — она тяжело дышит, подбирая аргументы. Остановись, Фред, хватит поступать, словно ненаигравшийся мальчишка. Я не хочу тебя отчитывать, но ты не оставляешь мне выбора. Ты поступаешь неправильно. Не этому меня учили всю жизнь. Этому меня научила жизнь, Гермиона, как ты не поймешь? — …ты сама нарушила уже сотню! — им везло ссориться в пустой гостиной, где один камин да гобелены были свидетелями растраченных впустую слов. — Не притворяйся ярой их защитницей, когда сама-то ни во что не ставишь школьный устав! — Я боролась со злом, Фредерик, — она перестает кричать, и раскаленный воздух вокруг них заметно остывает, уходя в минус. — А что мы делаем по-твоему? — он подходит ближе и наклоняется над ней, заглядывая прямо в охлажденный каштан. Только не произноси то, что собираешься. Обмани меня. Промолчи, Гермиона. Пока вы строили планы своих шалостей, мы рисковали жизнями. Я хочу тебя оправдать. Но ты, кажется, меня не понимаешь совершенно. — Вы бесцельно проводите время. Ты не хочешь понимать меня, Миона. Самоуверенная. Хладнокровная. Мне казалось, в твоих глазах было столько радости, когда мы встретились взглядами в Большом зале после твоего восстановления. Мне казалось, мы сможем стать хорошими друзьями. — Продолжай ты быть камнем, проблем было бы меньше. Я имею в виду, ты бы не стала свидетелем нашей шутки над Джинни, и этой ссоры — очередной, тысячной, на пустом месте — не случилось бы. По-твоему, я навсегда должна была занеметь, чтобы не портить вам жизнь? Они снова расходятся, не зная, как закончить перепалку не минором. Он снова упрекает себя в неуместном многословии и эмоциональной нестабильности. Он любит свою сестренку и знает ее твердый характер, проявивший себя с малолетства. Он учитывает все риски, используя изобретения для наибольшего положительного эффекта. А что Гермиона? Она смотрит на эту же ситуацию под другим, не менее верным, углом. Вот только она, к слову, как и близнец, не может сместить свой вектор в сторону рассуждений оппонента. Вот только она снова ловит себя на мысли, что он желает ей оставаться немой и обездвиженной.

flashback-1994

— Поздравляю, Грейнджер, с лучшим ударом за всю историю Хогвартса! Малфой убегал, словно ужаленный, это стоило запечатлеть на колдографии… — Фред ликует, хлопает в ладоши и обступает Гермиону со спины, разминая ее плечевые суставы, словно борцу перед заведомо удачным раундом, пока Джордж договаривает за него: — …вот только мы не успели, потому что были озадачены одним фактом. Братья появляются перед лицом раскрасневшейся Гермионы и осматриваются по сторонам в поисках чужих свободных ушей. Не найдя таковых, продолжают: — Ну же, раскрой нам свой секрет клонирования. Девушка застывает на месте, пытаясь собраться с мыслями и ответить наиболее правдоподобно на заставший ее врасплох вопрос. Сил хватает на банальности: — Я не понимаю, о чем вы. — Брось, Гермиона! — ее имя в желанных устах раскаляет воздух и заставляет забыться. — Мы своими глазами, — Фред двумя пальцами указывает на свои прищуренные в хитрой ухмылке омуты, — видели, как ты выходила из кабинета Снейпа по направлению к башне факультета… — … а уже через две минуты стремглав сбегала с противоположной лестницы. Я украдкой слежу за твоими перемещениями, не в силах оторвать глаз от заманчивых кудряшек, вечно занятых решением чьих-то проблем. Подумала бы о себе, дурочка. — Я быстро передвигаюсь в пространстве, если вы не заметили. Залог хорошего аппетита, знаете ли, — гриффиндорка гордо задирает свой тонкий носик, решительно желая пройти мимо надоедливых близнецов. — Мы знали, что ты ответишь именно так! — Фред кричит ей вдогонку. — В чем бы твой секрет ни заключался, мы унесем его в могилу! Но для начала узнаем! Лучше бы ты узнал, как правильно вести себя по отношению к девушке, которой ты импонируешь, но не даешь никакого шанса выразить чувства своим чертовски наглым, выводящим из себя, самым омерзительным поведением лучшего в мире весельчака и сорвиголовы. Через два часа Гермиона старательно исписывает маленький клочок пергамента, стараясь уместить все необходимые ингредиенты и их пропорции для будущего аконитового зелья. Сам процесс его сложного приготовления не мог оставить пытливый ум молодой ведьмы в покое — если судьба столкнула тебя с испытанием, решение которого отчего-то не подвластно имеющимся способностям, сделай все возможное, чтобы добиться желаемого. — Даже в этой ситуации слова отца греют душу. Знали бы они, чем я сейчас занимаюсь, никогда бы не поверили, — шепчет девушка, проводя на втором листе дополнительные расчеты. В библиотеке почти никого нет — многие ученики находятся либо на дополнительных занятиях, либо поглощены другими, «более важными» делами, чем поглощение знаний. Атмосфера спокойствия и царящего порядка помогает Гермионе найти в себе силы сконцентрироваться на интересующем предмете, испытывая наименьшие затруднения. Ей легко сидеть здесь в одиночестве, думая о своем: пусть это и связано с Петтигрю и Блэком. Пусть это дело запутано, но не лишено своего шарма таинственности и опасности. Она, безусловно, готова окунуться в любую опасность с головой. Проверить силы, вызвать смерть на дуэль, начертав Господина Время правами секунданта. Гермиона знает, что ее силы используются с определенно высшей целью, направленной на поддержание мира. На спасение чье-то жизни. На помощь ближнему человеку. Она чувствует поддержку МакГонагалл, так учтиво предложившей ей помощь маховика времени. Она знает, что друзья всегда постоят за нее буквально-таки горой и помогут даже в самой катастрофической ситуации. Она уверена, что любовь родителей — пусть и на самом критическом расстоянии — поддерживает ее в наилучшем состоянии, ломая всякие барьеры. Гермиона давно не чувствует себя одинокой. Она уже и забыла, что есть чувство неполноценности. Но девушка не имеет абсолютно никакого понятия, как к этому всему относится рыжая макушка Фредерика Уизли, так неожиданно замелькавшая в библиотеке. О нет. Только не сейчас. Пожалуйста, оставь меня в покое. Грейнджер плотно сжимает зубы, наблюдая ровную траекторию движения Фреда к месту ее усердной работы. Он присаживается напротив, подпирая подбородок ладонями и расплываясь в победоносной улыбке. Я прекрасно понимаю, почему ты денно и нощно питаешься своими шуточками и кормишь ими других. Ты просто уверен в том, что улыбка безумно идет тебе к лицу, вызывая во мне стаи сумасшедших мурашек. И пользуешься этим, как можешь, негодяй. — Не поверишь, что расскажу! — в его глазах играют неоднозначные блики. — Валяй, — она напряжена и сконфужена. Пытается незаметно прикрывать статьи руками, не вызывая подозрений. Хоть и является ходячим подозрением сама. — Джордж прямо сейчас передал мне интересную весточку. Кто-то, кажется, научился варить оборотное зелье и украл у нашей умной ведьмочки пару волосинок для осуществления коварного плана. Знаешь, какого? — он наклоняется чуть вперед, получая удовольствие от неконтролируемого удивления Гермионы. — Посетить урок рун в твоем обличии! Прямо сейчас! Вот умора! Она снова загнана в угол. А он не останавливается, закрывая все пути к отступлению меткими словами. — Сначала я подумал, что это Малфой решил примерить амплуа гриффиндорской энциклопедии и остаться незамеченным за поглощением графических уравнений! Но потом меня осенило — это слишком сложно для его тугой головешки! Гермиона слегка улыбается и отводит глаза. Он пытается раскусить ее самыми замечательными методами. Вот только легче от этого — ни на йоту. — Не тяни: что ты хочешь этим сказать? — она закрывает учебник, не поднимая глаз. На несколько метров вокруг — запах медовых трюфелей и горячего какао с зефиром. Ты такой сладкоежка, Фредди. — А вот напрашивается только один — он самый нелогичный, однако самый вероятный — вариант. У нашей Грейнджер появилась тайна. О которой ей, скорее всего, нельзя распространяться… Волшебники так увлечены своей импровизированной игрой в недосказанность, что совсем не замечают выбегающей из читального зала белесой головы, до сих пор следившей за словесной перепалкой. — Как в воду глядишь. И что с этого? — Но мы-то теперь знаем нечто большее! У нас ведь появился общий секрет. Даже от Гарри с Роном. Я только мечтаю о наших общих секретах, Гермиона. Но сейчас не об этом — на кону наша с Джорджем жизнь. — Не тяни, Фред. Ближе к делу. Я уже готова ответить «нет», но выслушать тебя все-таки стоит. — Нам нужно вернуть одну важную вещь, которую изъял Филч. Это дневник наших с Джорджем изобретений, который сейчас и по песчинкам не соберешь. Старикашка испепелил его, превратив в ничто, не оставив ни одной песчинки. Погоди, дослушай! — от его веселости ни осталось и следа. Гермиона хотела уже отказаться от глупой затеи, но взволнованный вид Фреда переключил рычаг ее недоверия. Хоть что-то трогает твою душу. Я рада этому замечанию. — Этой ночью, около трех часов — и не смотри на меня так! Ночь — лучшее время для креативных мыслей. К слову, он поймал нас на выходе из выручай-комнаты — мы совсем не ожидали того, что он будет там ошиваться в совершенно случайное время! — оправдания парня выглядят мило, пока он размахивает руками и чуть ли не рвет на себе волосы. — Забрал рукопись и понес в свою конуру, а пока мы выжидали удобный момент — избавился. Так он сообщил утром с мерзкой рожей, но мы все же проверили. Не обманул. Девушка сидит напротив, тщательно поглощая услышанную сумбурную комбинацию из голых слов и чистых интенций. Она взвешивает все «за» и «против» в мучительных потугах. — Я, конечно, еще подумаю, но… — Я готов пойти на все ради этого. И ради тебя, если честно. — Я готов… Нет, мы готовы не досаждать тебе какое-то время своими экспериментами. Стараться делать все без масштабных последствий… — И ты думаешь, у вас получится? — Гермиона искренне удивлена, но уже не пытается скрыть благожелательности, что таится в душе с самого начала их разговора. С самого начала их знакомства, пусть каждая новая встреча и оборачивается все новыми обоюдными негодованиями. — Я ничего тебе не обещаю, Фред. Это очень опасно… Сейчас, по крайней мере. — Нет, только не говори, что отказываешься. Хотя бы подумай. Прошу. Ты так упрям и так полон надежд. Прошу тебя, помоги. Наша глупость может обойтись в несколько лет застоя и парочку искалеченных тел. Вряд ли кто-то будет рад потерять двух спасительных лучиков в этом суровом месте. Благо, хоть ты останешься нас греть. Я так надеюсь, но не рассчитываю. — Мне нужно кое-что закончить. Дай мне время. Ты греешь меня все чаще, Гермиона, но лед твоего обыденного холода все еще сковывает мое сердце. — В любом случае я очень тебе благодарен. Даже за то, что ты меня выслушала. А еще, — он бросает мимолетный взгляд на заключенный между ее рук листок, — почитай про анимагов. Это тебе пригодится тоже.

***

Гермиона зла на весь мир, но в первую очередь — на него. — Фредерик Уизли, я покажу тебе, где раки зимуют! Ты у меня еще попляшешь! Девушка летит по наполненному мягким светом коридору Хогвартса, всеми силами сдерживая свой внутренний пыл и пытаясь не обращать внимания на шушуканье окружающих ее лиц. В ушах до сих пор отдается разочарованный голос МакГонагалл, сообщивший ей не лучшие новости этого дня: — Мисс Грейнджер, я крайне недовольна нынешним положением дел! — вероятно, она хотела сказать, что недовольна самой волшебницей, но не стала бросаться обвинениями с самого порога. — По школе ходят интересные слухи, связанные с… Позвольте, процессом вашего обучения. Люди строят множество теорий, не совсем понимая, о чем говорят. Столько стыда я еще никогда не испытывала: ни за себя, ни за кого другого. Пока профессор меряла комнату шагами от книжных полок до окна, а я нервно сжимала и разжима кулаки, ком невероятной обиды подбирался к самому горлу. — Прошу вас быть более бдительной и не распространяться об определенных вещах. Однако какое-то время придется потерпеть нападки со стороны все неправильно понявших. Я оправдывалась, как маленькая провинившаяся девочка, которая нарушила ряд договоренностей. Женщина, как мне показалось, поверила в искренность моих слов — я все-таки не из болтливых простушек. Однако уровень нашего взаимодоверия с профессором нетерпеливо рушится одним именем — Фред Уизли. Гермиона стремительно влетает в Большой зал, обращая к себе сотни взглядов и десятки непрошенных фраз. — Смотрите на нее внимательно, вдруг грязнокровка решится показать нам пару фокусов, — выкрикивает Малфой, поддерживаемый хохотом аристократической свиты. На это высказывание Гермиона яростно шипит, резко меняя направление к столу слизеринцев, выставив перед собой волшебную палочку и замахнувшись другой рукой: — Еще одно слово, Малфой, и я не оставлю на твоем лице ни одного живого места. Захотел повторить? Так пусть за этим столом знают, что мой любимый фокус — раз за разом разбивать нос зазнавшемуся хорьку, — она выплевывает слова в сторону шокированных студентов зеленого факультета и слабо отбивается от сильных рук Гарри, оттягивающих ее назад: — Герм, что произошло? — Я совершила огромную ошибку, — она находит широко распахнутые от удивления глаза Фреда без особых усилий и, подбежав к нему, хватает за галстук: — Ты! Есть разговор! — отпускает рывком, почти с треском. Парень потирает пострадавшую часть шеи и одними губами сообщает всем направленным на них взглядам: — Я сам ничего не понимаю! Фред слышал от судачивших проходимцев, что за Гермионой с этого дня закрепилась дурная слава: мол, девочка совсем заучилась, и теперь пользуется странными — но всем интересными — методами, посещая сразу несколько занятий. Доказано это, впрочем, было плохо. Близнец и глазом не успевает повести, как Грейнджер толкает его к бетонной стене коридора, кажется, — о Боги — со слезами на глазах, начиная свою тираду: — Ты усомнился в том, что я могу хоть что-то сделать для вас, или что? Решил раньше времени облить меня грязью, распустив сплетню о моем незаконном, смешно, получении знаний? Сколько слухов вы распространили — два, пять, десять? На что хватило фантазии? — она то срывается на крик, то говорит почти неслышно, борясь с подступающей истерикой. Обида грызет нутро своими ядовитыми клешнями. — Постой, — Фред хватает Гермиону за лупившие его руки, меняясь с девушкой местами — теперь она подпирает собой холодный бетон, совсем не сопротивляясь нескольким пролитым слезинкам. — Успокоилась? — он хочет вытереть мокрую дорожку на ее щеке, но находит это более чем интимным в сложившихся обстоятельствах, поэтому не предпринимает ровным счетом ничего. — Мы не имеем к этому никакого отношения, Гермиона. Хватит называть меня так сладко, подонок. — Миона. Поверь мне. После нашего с тобой разговора я не обсуждал дело даже с Джорджем — у нас элементарно не было времени и нужного места, — она больше не брыкается в его хватке, поэтому Фред опускает руки с ее предплечий. — Все равно это случилось по вашей вине, — шепчет она, вызывая в рыжеволосом заводиле толику гнева. — Зря мы затеяли все это. Что бы там ни было, вы снова… — Хватит обвинять нас во всем, Грейнджер! — он все еще держит себя в руках, но желваки заметно играют на скулах. — Никто не был готов к такому повороту событий. А ты в целом — не соглашалась… — не успевает он договорить, как получает несильный удар в область груди. Его с Джорджем записи. — Подавитесь ими, и не смейте больше обращаться ко мне за помощью. Кто бы ни был виноват — я невероятно зла и обижена на всю несправедливую чушь, которой меня поливают. С самого первого курса. Ты входишь в их число, Фредди. Она уходит, оставив на этот раз последнее слово за собой, издалека слыша одно из немногих его «спасибо». Я обещаю со всем разобраться, Герм. Вот увидишь, завтра уже никто не будет помнить о случившемся. Мы у тебя в долгу, таинственная девочка. Девушка действительно ощутила, что интерес к ее персоне в считанные дни заметно поубавился. Однако она была слишком увлечена спасением нескольких старых друзей, чтобы заметить ежедневно сменяющие друг друга букеты у изголовья ее постели.

flashback-1995

Комната близнецов в Норе и в этот раз встречает своих гостей самой что ни на есть новогодней атмосферой: начиная от искрящихся нескончаемыми разноцветными искрами фонарей и заканчивая поздравительным воем гирлянд. Ужин в кругу рыжеволосой семьи стал доброй традицией у Гермионы Грейнджер и Гарри Поттера. Здесь они могли расслабиться после тяжелых жизненных испытаний, поставив стремительный темп бушующих вокруг них событий на паузу, решив вернуться к ним немного позже. Вот только сама жизнь не решалась оставлять умнейшую волшебницу столетия в желанном спокойствии — виной тому была сама девушка, отказывающаяся воспринимать вверяющее ей успех колесо фортуны. Виной тому были ее вечные сомнения в правильности принятых решений и грядущих, данный ей самой судьбой, возможностей. Виной тому была ее природная чувствительность, заглушаемая напускным скептицизмом, который пришел в качестве ожидаемой реакции на череду изматывающих лет обучения в школе волшебства. — Друзья! Коллеги! Любимые! — Фред выхватывает стоящий на комоде бокал, закрывая дверь за друзьями, посетившими их с Джорджем обитель. — Прошу всех наполнить кружки матушкиным ягодным варевом… — продолжает за него брат, доставая из широкого дубового сундука коробки с многочисленными волшебными играми. — …и присоединиться к нам в этом скромном вечернем время-пре-про-вож-де-ни-и! — Фредерик тем временем пытается как можно более незаметно наполнить сосуд из не пойми откуда взявшейся бутылки, отливающей изумрудом. Это не укрывается и от изучающего обстановку взгляда Гермионы: — Вы собираетесь пить? Здесь? — брови поднимаются в негодующем признаке, а сама волшебница оседает со всеми на полу, освобождая немного места для опаздывающей Джинни. — Могу подлить немного сладкого яда и тебе, Грейнджер, — он опирается о стену и, подмигивая девушке, делает несколько глотков обжигающей микстуры для души. Ты весь напряжен и как-то скован. Что с тобой? Ты совсем не выглядишь счастливой, неужели Крам — этот заносчивый, мерзкий болгарин — смог тебя обидеть? — Нет, я, пожалуй, откажусь, — выдает Гермиона, ни капли не раздумывая, а Рон тянется со стаканом к старшему брату: — А я вот согласен! — он выжидающе смотрит на смеющиеся огоньки глаз Фредерика, не внимая его минутному замешательству. — Тебе я сам не налью, Рональд. — Но почему? Ей ты был готов… — Ты, в отличии от нее, безрассуден и безответственен. Не хватало нам еще твоего неопытного дебоша, пока Молли внизу намывает посуду, — в игру вступает Джордж, раскладывая карту с живыми фигурами по всему полу, ловя улыбку Герм и недовольный хрип младшего брата. — Поджимайте ноги, волшебное королевство, конечно, полно магии, но за вас себе пространство не отчистит. Чур я буду желтым… — Я красным! — решает Фред, садясь в позу лотоса прямо напротив девочки с вьющимися волосами и скромной улыбкой. Ты хочешь, чтобы всю игру я смотрела прямо на тебя? Не дождешься. Ох, Грейнджер, я настаиваю, чтобы весь этот вечер ты смотрела только на меня. Гарри поглядывает в сторону двери, пропуская мимо ушей усмешки окружающих: — Ну, где там Джинни? Давайте подождем. Веселье продолжалось недолго. Спустя два часа игры, когда на доске появился пьедестал почета, уже отзвучали все возможные шутки, отгремел взаимный смех, были свержены две сотни королевств и подчинены тысячи драконов, компания мирно наслаждалась напитками. — Так не пойдет! Вы все такие кислые! Предлагаю «Правду или действие»! — Фред допивает последние капли, как оказалось, огневиски, и кладет бутылку в центр импровизированного круга. — А что — это весело! Да, давай! — гремят голоса со всех углов комнаты, но всеобщая восторженность обходит Гермиону стороной. — Герм, ты с нами? — теребит ее за руку взволнованная Джин. — Я устала, — предельно кратко и честно. — Посижу, пожалуй, на кровати. На чью можно? — она прекрасно помнит, что прямо позади нее — постель Фреда, который прямо сейчас так игриво расстегивает несколько верхних пуговиц, буравя девушку взглядом. Зеленая свободная рубашка, пуговки цвета стали, черный гранит запонок. Часть твоего открытого тела сводит с ума, и ты этим пользуешь с ловкостью опытного искусителя. — Иди, — он так редко понимает ее без слов. Гермиона перебегает на мягкую поверхность перины, забираясь под одеяло с ногами. Она немного замерзла, сидя на голом полу и сталкиваясь с холодом хмельного взгляда Фредерика. — Я начинаю, — молодой человек крутит бутылку почти нехотя, будто бы эта идея была и не его вовсе. Будто бы я не догадывался, что ты откажешься. Горлышко сосуда останавливается напротив Рона, и тот потирает ладони, не зная, что стоит предпочесть. — Лучше действие, — он загадочно осматривает всех сидящих в комнате, пряча глаза в пол — бутылка явно интереснее в дружелюбном свисте Джорджа: — Воу-воу, у нашего мальчика появились секреты! Дред, что ты ему загадаешь? Не смотри на меня так, Фред, я не имею никакого отношения к любовным перипетиям Рона, будь он неладен. — Я хочу, чтобы он испробовал на себя наше новое изобретение, — он не перестает упираться взором в лицо Грейнджер, что не скрывается от нескольких взоров. Я не против этого наказания для малыша Ронни, Фред. Он ответит за все, Гермиона, я обещаю. — Это незаконно! Гермиона, почему ты не защищаешь меня — ты же ненавидишь их изобретения! — Рон борется с яростью, боясь последствий игры, в которой его никто не заставлял участвовать. — Иногда они весьма полезны, Рон. И мы не в Хогвартсе, чтобы ты пользовался моей чрезмерной помощью и… защитой, — друзья весело смеются, догадываясь о мотивах девушки. Один младший Уизли вешает нос, ничего не понимая. — Больно не будет, я думаю, — хрипит Фред, слегка пошатывающейся подходкой огибая сидящих на полу по пути к заветному ящику. Он достает оттуда маленькую пилюлю в цветастой обертке и протягивает ее брату: — Запивай. Рон тяжело дышит, но принимает презент, делая большой глоток вишневого сока, который миссис Уизли учтиво занесла детям в больших количествах (так и не заметя спрятанные за пологом кровати несколько бутылок алкогольного напитка). Он кривится, и спустя несколько секунд его лицо уже обрастает рыжим мехом, а волосы на голове достигают пола. Комнату разрывает бешеный хохот всех, без исключений. — Джорджи, вот мы и провели внеплановое тестирование. Ставь галочку — можно продавать! Не бойся, братик, скоро пройдет, наверное. В любом случае… — …как говорится… — подхватывает Джордж, отойдя от приступа смеха. — …родила царица в ночь… — …не то зверя… — … не то дочь! Продолжим! Гермиона едва ли не провалилась в сон. И это не удивительно — ведь бутылочка достигла уже всех: Гарри предпочел признаться, что русалки на турнире действительно выглядели немного похотливыми, Джинни оставила за собой право выбрать глупое желание Гарри достать кончиком языка до носа, Фред же с Джорджем танцевали пьяный вальс, одаряя друг друга цветами и воздушными поцелуями. Девушка молча наблюдала за друзьями, строя планы на будущее. Их совместное будущее где-то в центре волшебного Лондона, в Министерстве магии и на домашних вечерах друг у друга. Мечты пленили ее настолько, что громкий голос Фреда совсем застал врасплох: — Она указывает на Грейнджер! Я имею право предоставить выбор той, кто еще ни разу не удостоила нас своей приятной ком-, — Фред икает, не сумев договорить, — компанией! Гермиона не сразу поняла, что горло зеленого стекла указывает прямо на нее: — Ты предлагаешь мне играть? — Правда или действие? — его взгляд затуманен. Мышцы напряжены. Глупый, нетрезвый Аполлон. Чувствуя упадок сил и будучи не готовая к неожиданным заданиям от главного шутника школы, она отвечает, почти не подумав: — Мне скрывать нечего. — Значит, выбираешь правду? — он прищуривается и оголяет ряд ровных белых зубов в сумасшедшей улыбке, из-за чего у Гермионы сосет под ложечкой. — Значит, правду. Скажи мне… Гермиона. Как тебе Крам в постели? У тишины еще никогда не было такого омерзительного беззвучия. — Фред, ты перепил… — пытается замять ситуацию Поттер, но рыжий хулиган обрывает его на полуфразе: — Я не у тебя спросил, Гарри! Ну так что? — его расхлябанный вид вкупе с пошлым тоном, обращенным к волшебнице, нагнетает обстановку. Будто Фред нарочно толкнул котел с испорченным зельем Рона, заливая все добротной резиновой лавой, из которой выбраться — большое счастье и, определенно, удача. Гермиона хочет его ударить. Дать звонкую пощечину-другую, но терпит: — Во-первых, Фредерик, отвечая на твой вопрос, скажу, что он некорректен. Потому что с Виктором у меня не было ровным счетом ничего, — она сжимает кулаки, медленно поднимаясь с кровати, навечно пропахшей его ночным, хвойным запахом. — Во-вторых, тебе очень повезло напиться. В другой бы ситуации, будь ты трезв, я бы набила тебе морду за столь оскорбительное, неуместное, абсолютно не имеющее к тебе никакого отношения, высказывание. Джинни подрывается на месте, чтобы пойти за Гермионой, но та останавливает ее легким движением руки и, поправив одежду, выходит из комнаты близнецов, громко закрыв за собой дверь. Она считает секунды, медленно втягивая воздух и выдыхая — обязательно — через нос. Нужно успокоиться. Нужно не подавать виду, что тебя это задело. Нужно просто… — Прости. Она останавливается в потемках коридора, не дойдя до своей комнаты, и не может поверить в услышанное. — Вместо того чтобы извиняться, лучше не вести себя по-идиотски сразу, — она слышит его неустойчивые шаги, но не поворачивается. Наоборот, удаляется на несколько метров от Фреда, скрестив руки на груди. От его тихого хриплого голоса Гермиону бросает в дрожь без надежды на сопротивление. Парень в два счета достигает ее со спины и кладет широкие ладони на угловатые девичьи плечи: — Ненавижу Крама. За то, что ты улыбалась ему ярче, чем мне. За то, что позволила танцевать ему с тобой, касаться тебя, говорить комплименты… — Он не сделал мне ничего такого, за что я могла бы ему отказать, — она оглядывается через плечо, не веря в существование этого разговора. Была ни была. Ты изрядно пьян, Фред. Ты ничего не вспомнишь уже через пару часов. — С большим успехом я бы приняла твое предложение. — Кого ты обманываешь, Гермиона… Ты уже долгое время не уделяешь мне прежнего внимания. И делаешь все правильно, вот только мне это почему-то не нравится, — Фред не контролирует свои действия. Он то плетет ей невидимые косы, то утыкается носом в затылок, вдыхая лавандовые нотки. — Тебе много чего во мне не нравится, — Гермиона нервно смеется, потирая вспотевшие ладошки о джинсовую ткань юбки. — И ты в это упорно веришь, да? Знай одно, Миона. Все, что тебя огорчает в моих словах, — пустая трата воздуха. Потому что я обиженный мальчишка. Тебя так легко вывести на чистую воду, Фред. Вот только, какова вероятность, что ее можно пить без опаски за жизнь? Волшебница отходит от него еще на шаг, чтобы в этот раз обернуться к собеседнику лицом. Он вымотан, слегка сонлив, но все так же соблазнителен в своей частично расстегнутой рубашке. Смотришь на меня своими красивыми глазами и даже не краснеешь. Ты так покраснела, Гермиона. Невероятно милая. Стоп, что ты собираешься…? Она неуверенно встает на цыпочки, неумело прижимаясь к краешку его губ, придерживаясь за плечи молодого человека, на что он чувственно притягивает ее за талию. Фред ловит ее губы на вздохе, сминая в нежном поцелуе и блаженно прикрывая глаза. Стайки мурашек током пульсируют по телу Гермионы, разгоняя кровь и бросая в жар. Фред почти перемещает ладони на ее лопатки с желанием заключить юную волшебницу в кольцо уверенных объятий, когда она отстраняется, стирая одинокую слезинку с щеки. — Возвращайся, Фредди. Я все еще зла на тебя. Даже Краму не было позволено столько. Она убегает в свою комнату, плотно запирая дверь. Гермиона уже все решила для себя. Гермионе не нужны сердечные боли и драмы. Гермиона сыта по горло их играми, но ее так тянет продолжать быть фигуркой в его императорской партии. Вот только, кто же из них настоящая пешка, а кто гроссмейстер, не поймешь, хоть убейся.

***

Я вышел из комнаты Гермионы в начале восьмого — на улице как раз стало едва рассветать, и осенняя серость заднего двора, куда выходят ее окна, утонула в теплых розоватых оттенках. За всю ночь девушка несколько раз принимала неравный бой с кошмарными сновидениями, рывками бросаясь из одной стороны кровати в другую, скуля и задыхаясь. И, честно говоря, успокоить ее, объятую жаром, было непростым занятием. Однако я справился в оба раза, убаюкивая и стирая горячие слезы, сорванные с подрагивающих длинных ресниц. — Обещаю вернуться как можно скорее, Миона, — сообщаю — больше себе — полушепотом и подпираю ее со всех сторон пуховым одеялом. И после заправляю каштановую прядку ее аккуратно обрезанных волос за ухо, пока девушка мило посапывает, изредка морща свой вздернутый носик от невпопад спадающих локонов. Напоследок бросаю взгляд на ее оголенные руки и в тысячный раз жалею. О многом в своей короткой и призрачно беззаботной жизни. Я тихо закрываю за собой дверь, догадываясь, что уже сегодня пожалею и об этом. Потому что она успеет проснуться и выглянуть на кухню к Джинни в ужасном расположении духа еще до того, как мы с Гарри закончим допрос очередного десятка возможных свидетелей, имеющих представление о том, кто же такая эта сука Беллатриса Лестрейндж. Потому что мы вновь не узнаем ничего нового, а Гермиона продолжит считать меня предателем, трусливо сбежавшим из ее постели.