***
Мысли об Эрин не оставляют Дина, и в эту неделю он плохо спит. Он пробует убить несколько вечеров за просмотром порно, но не может увлечься им, как раньше. Потом пытается посмотреть ночью кино на компьютере, но ничто не удерживает его внимания. Следующей ночью, когда Сэм уже ушел спать, Дин допоздна остается сидеть у телевизора, пытаясь ввести себя в ступор бесконечным телемарафоном «Звездного пути». По ТВ идет подборка из классических лучших серий, но мысли Дина продолжают блуждать. А точнее, он все возвращается мыслями к тому, как идут дела у Каса и Эрин. В эмоциональном плане. И в физическом. Как у них все идет прямо сейчас. Дин ловит себя на мысли: «Может быть, они делают это прямо сейчас. Прямо в эту секунду». Ему не по себе оттого, что его размышления текут в этом направлении — он чувствует, что неправильно об этом думать. Однако он не может себя контролировать: незваные мысли об интимной жизни Каса и Эрин (или об отсутствии таковой) стали возникать в его голове постоянно. И всегда приносят с собой навязчивое беспокойство. Дину даже слегка — ладно, не слегка — досаждает то, что он не знает, был ли уже у Каса и Эрин секс. В конце концов Дин плюет на «Звездный путь» и идет спать. (Сэм лег уже давно. Выдалась тихая неделя — на горизонте никаких новых дел.) Но Дин по-прежнему не может заснуть, поэтому лежит в кровати и глядит в темноте в потолок. Конечно, можно было бы просто спросить у Каса, спит ли он с Эрин. Но, учитывая, как он скрытничает по данному поводу, это кажется не лучшим подходом. Наверное, он не оценит, если Дин позвонит ему и спросит: «Эй, я только хотел узнать, планируете ли вы с Эрин сегодня переспать? Просто любопытно, вот и все! Проверяю, не надо ли провести с тобой разговор». «Да наверняка они спят вместе, — думает Дин. — Для него нормально иметь девушку, нормально целоваться с ней и спать с ней. Это нормально. Это хорошо». Он нагоняет на себя эти мысли намеренно, заставляя себя посмотреть ситуации в лицо, попытаться привыкнуть к ней. Даже если они еще не переспали, они уж как минимум должны много целоваться, так? К этому времени иначе уже и быть не может. Дин глядит в потолок, и в его воображении рисуется отчетливая картина, как Кастиэль целуется со смутно привлекательной брюнеткой Эрин. В этой воображаемой сцене руки Каса гладят Эрин по волосам. Он целует ее: сначала неуверенно, потом все более страстно. В конце концов Кастиэль обвивается вокруг нее, обняв ладонями ее лицо, впиваясь в ее губы жадно, как будто в один миг пытается восполнить миллион лет целибата. Может быть, Кас даже запустит руку ей под блузку… станет ощупывать ее… без оглядки теряясь в «гедонизме», как он однажды выразился… Дин садится на кровати и включает лампу, чтобы прогнать эту сцену из головы. Он смотрит на часы. Полночь. Глоток или два виски сейчас пришлись бы в самый раз. Виски — лучшее лекарство от бессонницы, ведь так? Дин спускает ноги с постели и тихонько идет в библиотеку за бутылкой и стаканом. Ему приходится принять несколько порций виски, а также пару таблеток снотворного, чтобы наконец заснуть.***
Следующим вечером, когда Сэм и Дин садятся на диван за просмотр старых комедий, Дин внезапно уверяется, что и Кас с Эрин прямо сейчас тоже сидят где-то на диване и смотрят что-то свое. Сэм включает фильм, но Дин уставился на экран невидящим взглядом и представлет в уме сцену с участием Каса и Эрин. Должно быть, они только отужинали. Наверняка сидят на диване Эрин в ее квартире, которая, как теперь очевидно, где-то в Денвере («за покупками» он в Денвер ездит… конечно). Дин непроизвольно дорисовывает детали к мысленной сцене перед телевизором: наверное, у Эрин небольшая квартирка, обставленная недорого — может быть, мебелью из Икеи. Но уютная: в конце концов, в Икее неплохие диваны. Через окно в комнату падает зимний закатный свет. На подоконниках наверняка стоят ряды цветочных горшков (у женщин всегда цветы), на стенах — картины (у женщин всегда картины), а в кухне имеется один из таких красных миксеров (у женщин всегда есть такой красный миксер). Кас с Эрин сидят на ее диване и смотрят по Нетфликсу «Восьмое чувство» — возможно, одну из этих сцен с оргиями, и… Кас, наверное, уютно обнял Эрин за плечи рукой… Или, может быть, он проводит рукой по ее волосам. Может быть, он больше не увлечен «Восьмым чувством». А наклоняется, чтобы поцеловать ее. Дин сидит, уставившись в телевизор пустым взором, и пытается заставить себя привыкнуть к этой мысленной картине. В конце концов, ему придется к ней привыкнуть. Когда-нибудь он познакомится с Эрин, и Кас начнет целовать ее прямо перед Дином. И Дин должен будет нормально к этому относиться. Дин даже хочет нормально к этому относиться — ради Каса. Или, может, это Эрин инициирует поцелуй? Потому что она смелее? Ведь Кас поначалу, наверное, будет вести себя нерешительно. Или… кто знает, может, он смелый. Может, он приступит прямо к делу и будет чувствовать себя как рыба в воде. Но у него поначалу будет получаться немного неуклюже. Наверняка — ведь он в этом деле новичок, и, хотя они встречаются уже пару месяцев, это все равно пока для него в новинку. Но Эрин, наверное, в этом отношении тактична. Она с ним ласкова, управляет его руками… помогает ему. Так что… наверняка у них все получается… более того, они уже, скорее всего, прошли стадию поцелуев. И теперь переходят к… другим вещам. — Ты в порядке? — спрашивает Сэм. Дин вздрагивает, только тут осознав, что вцепился в диванную подушку — да так, что побелели костяшки пальцев. Он уже практически продавил в подушке дырки. — Да, — отвечает он, заставив себя разжать пальцы. Он хочет отложить подушку в сторону, но тут, к собственному удивлению, понимает, что у него случилась легкая эрекция. Не в полную силу — ничего, что заметил бы Сэм. Но все же. «Какого черта…» — Просто… — Дин прочищает горло, — сцена в фильме меня проняла. Сэм глядит на него, нахмурившись. — Ты же в курсе, что мы смотрим «Монти Пайтон и Священный Грааль»? Моргнув, Дин всматривается в экран. Действительно, Монти Пайтон. — Да, но… знаешь… — бормочет он. — Вся эта сцена с кокосами и ласточками… вообще-то грустная, если подумать. Разве нет? — Сэм смотрит на него в полной растерянности, и Дин выпаливает: — Пойду приготовлю попкорн! Как только Сэм отвлекается на экран, Дин выскакивает из комнаты. Полуэрекция к этому моменту уже практически прошла, увянув в захлестнувшей его волне смущения, но Дин все равно старается держаться к Сэму спиной.***
Дин находит пакет попкорна, устанавливает таймер на микроволновой печи на три минуты, и все это время стоит и смотрит на крутящийся внутри печи пакет. Таймер беззвучно отсчитывает время назад, пакет начинает надуваться, попкорн лопается, и Дин размышляет. «Сэм был прав, — думает он про себя. — Я ревную. И еще возбужден, как выяснилось. Что тут на самом деле происходит?» Эта навязчивая потребность представлять себе Каса с Эрин совсем вышла из-под контроля. И хотя Дин знает, что на многое в отношении себя может закрыть глаза, все же неподдельную эрекцию (пусть и не в полную силу) игнорировать как-то сложно. Хотя, конечно, случилась она, когда Дин воображал брюнетку Эрин обнаженной в постели. Ладно… брюнетку Эрин и Кастиэля обнаженными в постели. И если уж быть с собой совсем честным, это случилось не в первый раз. Было и еще несколько эпизодов в прошлом. Несколько раз при разных необычных обстоятельствах, когда, взглянув на Каса, Дин вдруг чувствовал, что внутри проснулся странный возбужденный интерес. Когда Кас был в Чистилище, грязный и заросший; когда Кас передал ему кинжал в этой странной комнате в Раю, которую Захария назвал «гримеркой»; когда Дин увидел его взъерошенные волосы, тогда, в амбаре, где все началось; когда Кас пристально смотрел на Дина, прожигая его взглядом. И всего пару месяцев назад, когда Кас смотрел на него перед этим внезапным объятием. Когда сказал: «Я мог бы пойти с тобой». Иногда он был едва уловим, этот неожиданный интерес, — как колокольчик, звенящий где-то вдали, — и все же… И все же он присутствовал. Тут ведь какое дело: Дин-то не дурак, и не совсем уж ничего не замечает («Только по большей части», — думает он). Несмотря на умение подавлять в себе различные неудобные чувства — мастерство, которое он оттачивал годами, — он не из тех, кто избегает мыслей о сексе. И теперь он вполне осознает одно объяснение происходящему: он каким-то образом зациклился на Касе? «Я что, влюбился в Каса? — размышляет он. — Это что, я — гей, что ли?» В первом вопросе, может быть, и есть что-то похожее на правду. Но второй вопрос — о том, не гей ли он, — как-то совсем не сообразуется с тем, что Дин о себе понимает. Ведь у него в жизни был всяческий опыт. Да, время от времени он позволял себе эксперименты. И в прошлом, возможно, было несколько эпизодов, которые теоретически можно было бы — не зная Дина — расценить как легкие, минимальные намеки на возможные гомосексуальные склонности: например, его увлечение доктором Секси, или… да, еще однажды была та оргия с близнецами и Кроули. И, может, еще парочка ситуаций. Так что малюсенький намек на возможность того, что Дин не на тысячу процентов натурал, отыскать, наверное, можно. Тем не менее, Дин абсолютно уверен, что он не гей. Это убеждение имеет в его сознании непоколебимость, ясность, весомость правды, и он убежден, что не ошибается. То есть он действительно, на самом деле не гей — тут он себя не обманывает. Правда в том, что влечение Дина к женщинам — неподдельное и сильное. Гораздо сильнее, чем слабые искры, пробегающие время от времени между ним и некоторыми парнями. То, что было у него с Лизой, определенно было по-настоящему; и до этого с Касси… (Касси… и как так совпало, что первую девушку, к которой у Дина были серьезные чувства, звали столь похоже на Каса?) С ней тоже все было по-настоящему. Эти отношения были реальными. И интрижки, которые у него порой случаются с цыпочками в барах, — тоже реальные… Да даже то, как женские формы всегда притягивают его взгляд! Если не считать оргию с близнецами и доктора Секси, тенденция налицо: половое влечение Дина действительно, на самом деле на девяносто девять процентов направлено на женщин. Парни Дина просто не привлекают. Во всяком случае большинство парней. Но остается же этот один процент, да? И Кас всегда был в другой категории, правда? Кас всегда был в совершенно отдельной категории. Во всех смыслах. По крайней мере одно становится совершенно ясно: «Я хотел, чтобы он был только моим ангелом, — думает Дин. — Я не готов был ни с кем его делить». Но теперь это в любом случае не имеет значения. Так как, очевидно, Кас натурал. Звучит сигнал микроволновой печи. Дин вздыхает и достает миску для попкорна.***
Позднее, когда Сэм лег спать, Дин вступает в борьбу с собой по поводу того, стоит ли связаться с Касом — просто чтобы выяснить, с Эрин ли он сейчас. Может, написать ему сообщение? Или позвонить? Спросить типа: «Эй, ты там случайно не с Эрин?» Это однозначно плохая идея, и Дин в итоге от нее отказывается. Чтобы закрепить это решение, ему требуется несколько стаканов виски. Полчаса спустя его начинает клонить в сон, и Дин чувствует облегчение: сейчас он наконец-то уснет, не наделав глупостей, вроде того чтобы позвонить Касу насчет Эрин и совсем его спугнуть. Довольный таким результатом, Дин забирается под одеяло, но потом обнаруживает, что взял в руку телефон — только чтобы набрать Касу и по-быстрому объяснить, что Дин не собирается ему звонить. В сонном алкогольном тумане этот план кажется вполне разумным, поэтому Дин открывает «избранное» и тыкает в номер Каса. Несмотря на поздний час (а уже за полночь), Кас отвечает на звонок. — Дин! Здравствуй… — говорит он сонным голосом. — Здравствуй. Как дела? Как у тебя дела, Дин? По голосу Каса похоже, что он еще не проснулся, но Дин переходит прямо к делу. — Я только звоню сообщить, что я не собираюсь тебе звонить, — объявляет он. Ему приходится сосредоточиться, чтобы выговаривать каждое слово, и он даже доволен тем, как хорошо выходят слова. Язык почти не заплетается. — Ага… — отвечает Кас. — Кстати, я не пьян, — сообщает Дин, и после паузы в порыве откровенности добавляет: — Не очень пьян. — Значит, ты пьян, — подытоживает Кас. — Да, — подтверждает Дин. — Я звоню тебе по пьяни. — Хорошо, — соглашается Кас неожиданно невозмутимо. — Я имею в виду насчет Эрин, — говорит Дин, которому становится тяжело удерживать нить разговора. Идея позвонить Касу казалась абсолютно разумной лишь несколько минут назад, но теперь беседа оказывается сложнее, чем Дин предполагал. Он начинает снова: — Понимаешь… Я собирался позвонить и узнать подробности — про Эрин — на случай, если нужно провести с тобой разговор, но я… я… я не буду. Потому что я уважаю твою личную жизнь. Вот видишь? — Разговор? — повторяет Кас. — Какой разговор? О чем разговор? Мне не нужен… разговор? — судя по тону, эта концепция его завораживает. В его речи есть что-то странное: он произносит фразы медленнее, чем обычно, монотонно растягивая их. — А что если… Дин, что если мне НУЖЕН разговор? Что если он все объясняет?! — Ты хочешь разговор? — Хочу. Я хочу… разговор, — говорит Кас, как будто Дин собирается поведать ему все тайны вселенной. — Я всегда хочу разговор. — Ладно, — отвечает Дин, смутно понимая, что Кастиэль ведет себя как-то странно. Но Кас хочет разговор, поэтому Дин набирает воздуху и приступает. Выходит так: — В общем, презерватив — это как твой ангельский клинок, его всегда нужно иметь при себе, но в кончике нужно оставлять место, и потом разворачиваешь его, как… как на банан, если бы твой член был бананом, то есть… когда он стоит — сначала надо, чтобы встал, потому что ты же не хочешь детишек, правда? Или… — (Какая там была вторая причина для презервативов?) — Хламидиоз, — заканчивает Дин. Он не может придумать, что еще добавить. — В общем, это главное. — Круто, — говорит Кас. — Супер, — соглашается Дин, кивая. (Стоп, это Кас только что сказал «круто?») — Так Эрин там… зависает с тобой? Вы там целуетесь или как? В смысле, прямо сейчас? — Эрин работает, — отвечает Кас. — Что, сейчас? — Эрин иногда работает допоздна. Дин очень рад, узнав, что Касу не на кого отвлекаться. Хотя, что еще сказать, он не знает. Наконец он спрашивает: — Так… раз ты не целуешься, чем ты тогда занимаешься? — Удерживаю время, — отвечает Кас. — Что?.. — Удерживаю вместе секунды. Они то и дело норовят разбежаться. А мне нужно их поддерживать в ряду. Дин… а разговор все еще происходит? Это еще разговор? Или это память о разговоре? — Судя по тону Кастиэля, его посетило внезапное откровение. — А, погоди! — добавляет он. — Это все память о сне про разговор, да? Этого на самом деле не происходит, да? Или… нет? Это уже произошло? — Э… — говорит Дин. — Не знаю. — Тут его осеняет. — Кас, и ты пьян? — Нет, пьян ты, — отвечает Кас. — А, ну да… — соглашается Дин, совсем сбитый с толку. — Я только хотел убедиться, что ты понял про презервативы. — Ты мне объяснил, — сообщает Кас. — Ты мне сказал, что мой пенис — это банан. Во сне. Только что. Когда мне снился сон. — Тебе… снился сон? — повторяет Дин медленно. В том, как Кас разговаривает, есть что-то знакомое. — Я сплю и смотрю на звезды, — отвечает Кас. — Они все расположены в ряд, и я тоже в ряду. Мы пьем и смотрим на звезды вместе. Часами, Дин. Жаль, тебя здесь нет. И тут Дин вспоминает, откуда ему знакома эта манера. Такая же странновато-ленивая речь, перемежающаяся откровениями и вдохновленными отступлениями. Однажды раньше Дин уже слышал от Каса такое. Однажды, в будущем. — Кас, ты что… траву курил? — спрашивает Дин. В трубке слышен медленный хриплый смешок. — Да. — Кто тебе дал ее?! — Эрин. Эрин мне столько всего показывает, Дин… Эрин… очень помогает. Чудесный человек. Внезапно Дин снова ненавидит Эрин. — Эрин имеет фамилию? — спрашивает он, уже втайне планируя ее погуглить. — Клайн, — отвечает Кас услужливо. — Но не трудись проверять, Эрин — не демон. Я уже исследовал этот вопрос. Знаешь, это похоже на путешествия во времени, — добавляет он. — Эффект от травы, я имею в виду. Минуты все перепутываются. Помнишь, как я однажды потерялся во времени, пытаясь вернуться к тебе? Я тебе не рассказывал, но я случайно отправился раньше назад. Ты такой симпатичный в шесть лет! Конечно, ты и потом симпатичный. Но Дин, самое главное, ты счастлив? Это гораздо важнее всего остального. Теперь… я это понял. Я понял столько всего, Дин. — Ты определенно обдолбан, — говорит Дин. — А ты определенно пьян, — резонно замечает Кас. — Да, но это законно! — А это тоже законно… — Ах, черт, ты же в Денвере, — вспоминает Дин, и все наконец встает на свои места. Денвер, в Колорадо… Колорадо — первый штат, где полностью легализована марихуана. — Город в милю высотой… — говорит Кас с еще одной медленной гортанной усмешкой, и, пока Дин думает: «Такую непристойную усмешку надо запретить», Кас добавляет: — Дин, мне пора. Эрин ждет моего звонка. Увидимся в декабре. Но… звони в любое время, Дин. В любое время, когда снова захочешь поговорить о моем пенисе, сразу звони.***
На следующий день Дину так стыдно, что он не решается перезвонить Касу. Он даже не уверен, что помнит весь разговор, и изо всех сил надеется, что Кас не вспомнит его совсем. Сэму он сообщает только, что они с Касом «поговорили немного», Кас «в порядке» и у Эрин фамилия Клайн. Дин слишком выбит из колеи, чтобы гуглить Эрин, как планировал, но Сэм вызывается навести о ней справки. Тем временем представление Дина об Эрин и ее квартире начинает меняться. Теперь ее воображаемая квартира обставлена стильной подержанной мебелью, в ней много кальянов, и из чопорной консерваторши Эрин превращается в эдакую укуренную пофигистку. И Дин воспринимает ее еще более скептически. Ему совсем не нравится мысль о том, что Кас курит траву, якшается с какой-то денверской тусовкой хиппарей и скатывается в нигилистический гедонизм, как уже однажды случилось с ним в будущем. (Хотя Дин понимает, что его собственный пограничный алкоголизм ничем не лучше: кто он такой, чтобы судить?) Но, по крайней мере, Эрин настаивает, чтобы Кас здорово питался. «Наверное, одна из этих хиппи, помешанных на всем натуральном, — заключает Дин. — Наверняка в своем красном миксере готовит кексы с ганджей. Надо предупредить Каса насчет употребления в пищу». Сценки из жизни Каса и Эрин возникают в воображении Дина ежедневно — теперь они поставлены в живописных декорациях хипповской квартиры с гобеленами на стенах и подушками, вышитыми бисером. Дин даже начинает мысленно набрасывать распорядок недели Эрин. Когда он пробуждается в понедельник утром, Кас по-прежнему не дома, так что Дин думает: «Кас, должно быть, только что проснулся рядом с Эрин». Он, наверное, просыпается рядом с ней каждое утро. Наверное, они вместе завтракают, потом Эрин идет на работу (в качестве… кого-то, кто «иногда» работает допоздна. Официантки? Барменши? Может, днем она получает образование?) Тем временем Кас надевает голубой жилет и едет назад в Канзас на свою заправку. В воскресенье Дин и Сэм едят блинчики в закусочной, и Дин размышляет: «У Каса и Эрин сейчас, наверное, поздний завтрак». Ведь поздний завтрак по выходным — это принято у пар? Эрин, наверное, что-нибудь приготовила. Может, полезные оладьи из цельнозерновой пшеницы? Намазанные этим ее йогуртом и органическим медом? (Раньше Кас любил оладьи Дина — до того как подвинулся на здоровом питании.) Дин гадает, умеет ли Эрин приготовить вкусный бургер. Кас обожал бургеры Дина. Раньше.***
К вечеру воскресенья Дин не находит себе места. Он не может выбросить из головы сцену, в которой Кас счастливо ест полезные для здоровья хипповские оладьи между сеансами утреннего секса. Поэтому Дин начинает шагать по бункеру в поисках чего бы поделать, чтобы отвлечься. Вскоре Импала вымыта и перебрана, все оружие почищено и смазано, и бункер сияет чистотой. У Дина кончились занятия, и он расхаживает туда-сюда, пытаясь придумать еще работу. — Даже странно, да? — говорит Сэм, когда Дин снова заходит в библиотеку, обходя бункер по шестому кругу. — Что? — Мир не рушится. — Сэм отрывается от лэптопа и откидывается на спинку стула. — Работы нет. Все в порядке. Делать нечего, кроме как сидеть дома и валять дурака. Дин тяжело вздыхает. — Я скоро умом подвинусь. — Ну съезди в Денвер, — предлагает Сэм. Дин скептически смотрит на него. — Я серьезно, — говорит Сэм. — Ты же хотел взглянуть на девушку. Прямо на стену лез… Так езжай, взгляни. Я по-прежнему считаю, что у тебя паранойя, но, по правде говоря… Я думал на днях над твоими словами, и вообще ты прав, Касу обычно не везет. Может, и стоит ее проверить хотя бы святой водой. Дин фыркает. — Что, столкнуться с ней и случайно пролить на нее пузырек святой воды? И насыпать ей соли в волосы? И пырнуть серебряным ножиком на всякий случай? — Скажи ей, что ты неуклюжий, — смеется Сэм. Потом добавляет, уже серьезно: — Но правда, езжай проверь ее. — В его голосе слышно беспокойство, и Дин смотрит на брата. Сэм колеблется, но наконец говорит: — В общем, тут такое дело… Я не могу найти ее онлайн. — Что ты имеешь в виду? — нахмуривается Дин. — Я погуглил ее: Эрин Клайн из Денвера. Пару дней уже над этим работаю, на самом деле. — Сэм разворачивает лэптоп к Дину, и Дин наклоняется к экрану. — Видишь? В Денвере мне удалось найти только двух Эрин Клайн — одной четыре года, другой семьдесят восемь. Что-то я сомневаюсь, что Кас встречается с какой-то из них. — Не все люди есть в интернете, — замечает Дин. — О большинстве людей в интернете есть хоть что-то, — возражает Сэм. — Я пытался поискать разные написания фамилии «Клайн» и проверил окрестности Денвера тоже — на это у меня и ушло два дня. Я думал, может, стоит просто спросить у Каса, но… — Сэм колеблется, явно в нерешительности. — Может, заглянешь в его комнату? — предлагает он наконец неуверенно. — Посмотришь, нет ли где адреса этой Эрин или ее места работы? Хоть какой-то еще информации для зацепки. Наверняка с ней все чисто, но мне будет спокойнее, если я буду знать наверняка. Дин по-деловому кивает, пытаясь скрыть переполох внезапно поднявшихся эмоций: тревогу и переживание за Каса, резкую подозрительность по отношению к Эрин и почти постыдное чувство надежды. То, как он воспрянул духом от мысли, что девушка Каса могла замыслить недоброе, обескураживает его самого. Дин решает, что имеет смысл взять с собой в комнату Каса бутылку виски и стакан.***
Минуту спустя Дин идет по коридору мимо спальни Сэма и осторожно приоткрывает дверь в комнату Каса. Он зажигает свет и останавливается в дверях, осматриваясь. Это простая комната, почти без убранства. Кровать, комод, стол, стул. Дверь шкафа приоткрыта, и в глубине виднеется малый плащ, уже какое-то время не покидающий шкаф. Дин чувствует себя виноватым, находясь здесь. Это должны были быть личные покои Каса — комната, которая навсегда его, как пообещал ему сам Дин, — а теперь Дин здесь что-то вынюхивает. Это как-то неправильно. Но Эрин Клайн нет в интернете. Сэм не смог найти ее онлайн. Что-то не так. Дин заходит и начинает осматривать комнату более внимательно. Его взгляд задерживается на кровати: Кас оставил ее опрятно заправленной. Дин вспоминает, как выглядел Кас, когда свернулся на кровати в мотеле во Флагстаффе — в каком беспорядке была постель и как он прижимал к себе подушку во сне. Теперь у него есть Эрин — обнимает ли он вместо подушки ее? Обнимает ли он ее прямо сейчас? Дин вздыхает и отворачивается — главным образом, чтобы не видеть кровать. Его взгляд падает на календарь, прикрепленный к стене над столом, и Дин видит, что Кас зачеркнул линиями недели, когда его не будет дома. Линии даже аккуратно надписаны словом «Денвер». Сейчас ноябрь, и линия проходит через весь остаток месяца. Ах да, Кас ведь даже сказал: «Увидимся в декабре». Значит, весь остаток ноября его не будет. Приглядевшись, Дин вдруг понимает, что ближайшая неделя, через которую тоже проходит черта, — это неделя Дня благодарения. Сегодня воскресенье, и День благодарения уже в ближайший четверг. Дин как-то совершенно о нем забыл. Они с Сэмом никогда особо не отмечали семейные праздники, и только сейчас до Дина дошло, что Кас, по всей видимости, планирует провести День благодарения с Эрин. Вероятно, познакомиться с ее семьей. Кас проведет День благодарения с другой семьей. Дин усилием заставляет себя подумать: «Ну и хорошо. Хорошо. Я рад за него. Правда». Но сосущее чувство под ложечкой возвращается. Стакан виски спустя неприятное чувство только усилилось. Теперь у Дина хватает сил лишь на то, чтобы сесть на стул, ссутулившись с бутылкой в одной руке и стаканом в другой, и глядеть на пустую кровать. «Наверное, он сейчас с ней», — думает Дин, наполняя стакан. В его воображении сама собой возникает очередная живая сцена, на этот раз неприлично откровенная: обнаженный Кас растянулся над смутно привлекательной брюнеткой Эрин, обвивающей его ногами, и медленно двигается на ней, внутри нее… сначала медленно, потом все быстрее… Дин поднимается со стула и отворачивается к комоду, осушив стакан одним длинным глотком. В комоде на удивление мало одежды: видимо, Кас забрал любимые вещи к Эрин. Дин находит только несколько футболок (парочка из них оказывается футболками Дина — он потерял их и гадал, куда они подевались), пачку чистого нижнего белья и кучу теплых шерстяных носков (носки выглядят подозрительно новыми, и Дин уверен, что они от Эрин). Дин усмехается, когда видит спрятанное за нижним бельем средство от выпадения волос Регейн, потом прыскает со смеху, обнаружив рядом Препарейшн Эйч (крем от геморроя? да ладно?), а также таблетки от метеоризма, и антациды от изжоги, и… Дин не пытается рыться в вещах Каса, вовсе нет, но… («… но Эрин нет онлайн… что если Кас в беде…») он только что вынул ящик из комода, и теперь рассматривает наваленную в нем груду лекарств. Среди них есть и таблетки от головной боли, и большой запас лосьона для рук, и глазные капли, и снотворное, и упаковки салфеток, и полный ассортимент витаминов — да тут практически вся аптека. Даже средство от язвы желудка. Дин осматривает все это и понимает, что Кас, должно быть, скупил все лекарства, какие можно приобрести без рецепта: тут всего понемногу и все вперемешку. Это, конечно, умора. Очевидно, Кас испытал (или боится испытать) на себе весь букет досадных человеческих напастей и не сознается в этом Дину и Сэму. Это даже трогательно — то, как Кастиэль осваивает особенности обладания человеческим телом. Телом, которому уже сорок с лишним лет, вдруг понимает Дин. «Кас, что, стареет?» — думает он с удивлением. Он размышляет над этим, внезапно пораженный мыслью о том, что однажды Кастиэль может состариться и умереть. И, должно быть, переживает из-за этого. Судя по всему, пытается подготовиться. Потом Дин думает: «Ну так и я не молодею… Помрем вместе». От этой мысли даже как-то легче.***
Все еще усмехаясь по поводу мини-аптеки Каса, Дин переходит к нижнему ящику комода. Где совершенно неожиданно обнаруживает коробку угля и множество цветных карандашей всех оттенков радуги, засунутых сбоку ящика рядом с толстой пачкой эскизов. Кас рисует. Тут, должно быть, целая сотня рисунков. Дин никогда не видел его за этим занятием. Рисунки свалены в ящик кое-как, большой неровной кучей — вовсе не аккуратной стопкой, а, скорее, как будто, заканчивая очередной набросок, Кас небрежно сует его сверху. Дин пододвигает стул к ящику комода и начинает разбирать кучу с одной стороны в потрясении и растерянности от этой неожиданной находки. До него даже не сразу доходит, что рисунки — на самом деле собственность Каса, и, поглощенный просмотром, Дин совсем забывает, что они могут быть не для посторонних глаз. Он берет в руки набор эскизов. Многие из них оказываются зарисовками пейзажей: ландшафт вокруг бункера, детальные этюды деревьев и диких цветов, растущих на окрестных полях. Есть рисунок оленя, который смотрит на Каса из тумана, подняв голову. Рисунок безупречно передает уши оленя и его большие глаза. Есть набросок прыгающей по земле голубой сойки. Есть крупным планом пчела на маргаритке. Рисунки хороши. Они чудесны. Сам того не замечая, Дин улыбается. — Черт, Кас, да у тебя талант… — бормочет он и думает: «Эрин хоть знает, что ему нравятся пчелы?» Потом Дин доходит до наброска, изображающего его и Сэма. Они сидят за столом в библиотеке. Сэм склонился над книгой — волосы падают ему на глаза. Дин откинулся на стуле, глядя в потолок, вытянув ноги и положив их на стол, одну на другую. Рисунок выполнен грубыми штрихами, и свет библиотечной лампы заливает всю сцену оттенками золота. Он выполнен прекрасно. Есть и набросок Дина в Импале, сделанный с ракурса пассажирского сиденья. Неожиданно Дин узнает рубашку, которая на нем: это день финального поединка с Амарой. Эпизод, когда он взял Каса с собой в ту последнюю поездку, чтобы сказать ему «ты наш брат». Дин уверен, что в той поездке Кас не делал фотографий, а значит, должно быть, он зарисовал эту сцену по памяти — и поразительно, насколько хорошо он ее передал. Окна и крыша Импалы изображены в почти импрессионистской манере — только контуры и светотень, и деревья за окном — лишь пятна, но лицо Дина прорисовано очень тщательно, каждая линия точна. На рисунке Дин выглядит измученным и уставшим, и его угрюмое выражение подчеркивает луч света, падающий ему на лицо диагонально сквозь лобовое стекло. Половина его лица в тени, половина на свету. Это мрачно, красиво и очень печально. Дину немного не по себе, и он намеревается сложить набор эскизов обратно в ящик, расположив их ровно так, как они лежали. Но следующий рисунок в ящике попадается ему на глаза: это он, сидящий у озера. Вероятно, из того сна, в котором Кас навещал его много лет назад. Под ним лежит рисунок, изображающий Дина в Чистилище — грязного, немытого, идущего навстречу Касу с широкой улыбкой облегчения. Дин точно знает, какой момент здесь запечатлен. Есть и несколько портретов Сэма, нарисованных так же старательно. Сэм, присевший на капот Импалы. Сэм, обегающий угол какого-то склада с пистолетом в руке. Сэм, сидящий у огня, глядящий на пламя. Но больше портретов Дина. Есть вид Импалы с воздуха. Почему-то Дин уверен, что этот ракурс Кас увидел во время полета. Когда еще мог летать. Потом Дин натыкается на этюд крыла, изображенного с необычного ракурса — как взгляд через плечо птицы во время полета. Такую перспективу, наверное, нелегко было передать, но рисунок перьев, уходящих назад под углом от наблюдателя, выполнен безупречно. Дин внимательно изучает его и наконец понимает, что это, должно быть, крыло Каса. Под таким углом Кас наверняка видел его миллион раз, когда оглядывался в полете. Однако на рисунке крыло зловеще объято пламенем. Внешний край полыхает, и даже внутренние перья дымятся на концах. Одно перо оторвалось и парит отдельно, падая вниз. Вдалеке виднеется еще одно потерянное перо, поглощенное огнем и уносимое ветром. Дин взволнованно сглатывает. Он переходит с следующему рисунку, ниже, и это оказывается детальный крупноплановый этюд черного пера. Здесь же, поверх рисунка, лежит и само перо — черное, маленькое, всего дюйма четыре в длину. Дин озадаченно поднимает его и несколько секунд рассматривает — только потом понимая, что он держит в руках. Это перо Каса. Дин в этом абсолютно уверен. Это перо Каса — одно единственное перо, которое он, должно быть, смог сохранить из своих уничтоженных крыльев. Дин потрясен до глубины души. Он вдруг чувствует, что наткнулся на что-то чрезвычайно личное и то, что он здесь делает, непростительно. Рыться вот так в личных вещах Каса, в комнате, которая, как Дин сам поклялся, является спальней Каса и только его — это непростительно. И еще он уверен, что, если продолжит просматривать рисунки, то найдет портреты Эрин, а Дин уже знает, что не вынесет этого. Он кладет перо точно так, как оно лежало, осторожно ссыпает поверх него остальные наброски и закрывает ящик. После этого он несколько минут сидит на краю кровати, пытаясь сообразить, что делать дальше. «Нужно просто позвонить ему и спросить про Эрин, — думает Дин. — Нужно просто поговорить с ним. Сказать, что Сэм не смог найти ее онлайн. Сказать ему, чтобы был осторожен». «Сказать, что я правда желаю ему счастья». Дин достает телефон. В его списке избранного только два номера: Сэма и Каса. (Кроули, как ни досадно, до сих пор отображается в списке недавних звонков, но Дин отказывается заносить его в «избранное».) Он нажимает на номер Каса. Звонок сразу переключается на голосовую почту — у Каса выключен телефон. Дин вешает трубку, не оставив сообщения. «Он с Эрин», — думает Дин и вздыхает, глядя на календарь на стене. И тут его посещает мысль. Он медленно встает, идет к столу и снимает календарь с гвоздика. Потом, сев за стол, начинает просматривать другие месяцы. Сначала он пролистывает календарь вперед, до декабря. Где узнает, что в следующем месяце у Каса запланирована еще одна поездка в Денвер. На полных три недели, с захватом Рождества. Три недели продолжаются до 28 декабря. «Все серьезно», — бормочет Дин. Похоже, Кас уже практически готов переехать к Эрин. На 31-м декабря стоит большой знак вопроса, обведенный в кружок, и Дин знает: это, должно быть, о том, встретит ли Кас Новый Год с Эрин. Что вроде как важное решение, правда? В конце концов, традиционный поцелуй в новогоднюю полночь — это способ загадать, с кем проведешь следующий год. Иногда, конечно, это случайный поцелуй, но порой в него вкладывают смысл. Дин пролистывает страницы назад, к предыдущим месяцам. К тому моменту, когда Кас должен был познакомиться с Эрин. «Наверное, он встретил ее летом, где-то вскоре после Амары», — думает Дин, поэтому находит май месяц и начинает переворачивать страницы вперед. На страницах за май и июнь стоят какие-то загадочные пометки, которые Дин не может разобрать — какие-то сокращения. Некоторые, кажется, относятся к разъездам Каса после Флагстаффа. Затем следует расписание его работы на заправке — сделаны записи о том, сколько часов в неделю он работает, и указаны какие-то телефонные номера с кодом Аризоны. А потом — вот оно. 10 июля. Глаз выхватывает фамилию «Клайн», и Дин бормочет про себя: «Есть!» — еще не успев обратить внимание на имя: «Эрон Клайн, 4601 Мэдисон, Денвер», — написано в календаре мелким аккуратным почерком. «Эрон». Вовсе не Эрин. Эрон.