***
Он просыпается, когда уже давно рассвело, с невыносимой головной болью и ощутимыми признаками тошноты. «Не так уж плохо, — думает он, осторожно поднимаясь с кровати. — Всего четыре по десятибалльной шкале похмелья». Похоже, принятые вчера таблетки таки немного помогли. К сожалению, это лишь означает, что придется выйти из спальни и пережить новый день. Дин направляется в ванную, скользя по полу максимально плавно, чтобы голова не пульсировала при каждом шаге. Горячий душ немного помогает, но все равно Сэм смеется над ним, когда Дин выползает в кухню пятнадцать минут спустя в поисках кофе и апельсинового сока, чтобы запить новую порцию таблеток. Теперь он полностью одет, но продвигается все еще медленной осторожной походкой. — Дай угадаю: пять стаканов виски? — спрашивает Сэм, ухмыляясь поверх экрана лэптопа. — Или шесть? Не похоже, что ты дошел до семи. — Я уже слишком старый для этого, — жалуется Дин. — И определенно старый для твоих издевок. Сэм, как ни досадно, только усмехается, но, правда, потом встает и подает Дину желанную кружку горячего кофе. И даже берет сковороду и по собственной инициативе начинает готовить ему проверенный опытом похмельный завтрак: бутерброд с яичницей на тосте. Дин осторожно опускается на стул и, сжав в руках кружку, смотрит, как Сэм суетится у плиты. Он пытается по возможности не шевелить головой, а также ни о чем не думать. Бутерброд с яичницей выходит у Сэма даже неплохо. Хотя рядом с тарелкой Сэм кладет еще пилюлю витаминов и ставит стакан какой-то подозрительно мутной жидкости. — Это еще что? — Дин с сомнением глядит на стакан. — Кокосовая вода, — отвечает Сэм. — Я купил позавчера. Эрин говорит Касу, что в ней много калия, и я посмотрел — она права, это полезно для… — Ты можешь не разговаривать минутку, — просит Дин, закрыв глаза. Когда он снова открывает их, Сэм еще смотрит на него. — Прости. Голова болит сильно. — Он хлебает кокосовую воду, только чтобы Сэм замолчал. Дин ожидает, что она окажется отвратительной на вкус, но она не так уж плоха. На несколько минут повисает благословенная тишина. Сэм сел обратно за компьютер и оставил Дина в покое. Похоже, он проверяет утренние новости, ищет потенциальные дела. Дин молча наблюдает за ним какое-то время, потягивая кофе и медленно откусывая от бутерброда. Постепенно кофе и новая порция таблеток начинают действовать. Может быть, и кокосовая вода помогает — кто ее знает… Как бы там ни было, в голове у Дина начинает проясняться. Кофе вкусный и горячий. Дин обнимает руками теплую кружку и делает еще несколько глотков — тепло растекается у него внутри, и самочувствие Дина улучшается. «Эрон заметил, что Касу было холодно, — думает он, отхлебывая кофе. — Эрон подарил ему шапку. Эрон заметил, что ему холодно, и Эрон его согрел. Я даже не заметил, что ему холодно». Он ставит кружку на стол с глухим стуком. Сэм на мгновение поднимает глаза, но Дин не замечает его, потому что он только что понял одну вещь. А именно: это не он должен включать "In Your Eyes" на бумбоксе под окном Каса на рассвете. На самом деле, Дина вообще в этой сцене быть не должно. Для начала, между Дином и Касом и отношений-то никаких нет, боже мой! О чем он вообще думал прошлой ночью? Да они даже за руки никогда не держались! Несколько случаев затянувшегося зрительного контакта за восемь лет — хлипкая основа для романтической сцены с бумбоксом. Это для таких людей, как Цезарь и Джесси, все хорошо заканчивается. Не для Дина. Для таких людей, как Цезарь и Джесси, и, можно надеяться, для таких как Кас и Эрон. Это Кас и Эрон должны быть в главной романтической сцене фильма. Не Дин. Дин никогда не будет героем этих сцен — никогда им не был и знает, что это не для него. Дин уже давно понимает, что он второстепенный герой. Никчемный персонаж, сделавший плохой выбор; персонаж, чья сюжетная линия — другим в назидание; тот, кто вошел в картину на одну-две сцены и потом просто пропал. В лучшем случае его роль — это роль друга, предлагающего поддержку, в худшем — роль препятствия, которое надо преодолеть. Так или иначе, сейчас его роль — это убраться с дороги и не мешать Касу. «Если Кас нашел в жизни что-то хорошее, я не буду этого портить», — думает Дин, снова обняв кофейную кружку и задумчиво глядя в нее. В этот момент он уже знает, что сделает дальше. Вовсе не широкий романтичный жест — ничего благородного или захватывающего. Этот жест будет скромным и ничего не изменит. Дин просто возьмет эту открытую дверь — дверь, которая постепенно приотворилась в его сознании за последние недели, — и захлопнет ее снова. И это будет правильно. «Он все равно заслуживает лучшего, чем я», — думает Дин. — Я отъеду, — говорит он, отодвигая стул и вставая. — Вернусь к вечеру, наверное. Тебе что-нибудь нужно? Сэм моментально настораживается (в последние несколько минут он то и дело краем глаза посматривал на Дина). — А ты куда? — спрашивает Сэм. — В Денвер. — Дин снимает со спинки стула куртку и надевает ее, старательно не глядя на Сэма. Но в следующем вопросе брата он слышит улыбку: — Решил все же проверить девушку святой водой? — Не совсем, — говорит Дин, сохраняя нейтральное выражение и по-прежнему избегая смотреть на Сэма, пока проверяет в карманах ключи и бумажник. — Это, я думаю, Кас уже сделал. Он говорит, что там все чисто, и я ему верю. — (Дин сознательно не использует фразы, выдающие пол партнера Каса.) — Тогда… зачем едешь? Дин пожимает плечами и поворачивается к двери, уже собравшись уйти без ответа, как вдруг вспоминает, что Сэм вообще-то любезно приготовил ему бутерброд и всего лишь хочет помочь. И кроме того, Сэм, наверное, беспокоится за Каса. Со вздохом Дин медленно поворачивается назад. Он отваживается на мгновение встретить взгляд Сэма. — Не смейся, но, на самом деле, я думал купить какой-нибудь… не знаю, я думал, может… — он колеблется, беспомощно глядя по сторонам, — …какой-нибудь подарок на новоселье для Каса? Раз у него теперь новое место жительства. Эта идея пришла к Дину только что: заскочить в Денвер, просто чтобы проверить, что Кас в порядке и Эрон настоящий, и, может быть, выказать какой-то символический жест дружеской поддержки — что-нибудь, что поможет им обустроиться вместе. — Куплю что-нибудь в универмаге, не знаю, — говорит Дин и смотрит на Сэма упреждающе сердито: — Я сказал, не смейся! — хотя Сэм только глядит на него, моргая, с совершенно спокойным выражением. — Я не смеюсь, — отвечает Сэм. — Это хорошая идея. — Он закрывает крышку лэптопа и на мгновение задумывается, откинувшись на стуле и постукивая пальцами по кухонному столу. Потом спрашивает — с большей проницательностью, чем хотелось бы Дину: — Подарок для Каса или для них обоих? Думаешь, Кас к ней переедет? Пришло время для дома с палисадником? Подарок как бы говорит: «Удачи, мы за тебя рады, мы рядом, если понадобимся»? Дин неопределенно пожимает плечами. — Может быть. Не знаю. Просто захотелось сделать дружеский жест. Я сказал, не смейся. — А я сказал, что не смеюсь, — отзывается Сэм, глядя на Дина уже слегка недоуменно. — А что подаришь? Какие-нибудь кухонные прихватки? — Какие-нибудь кухонные прихватки, — соглашается Дин. — Да. Именно. Пока. Он разворачивается и уходит, пока Сэм не сказал что-нибудь еще.***
От этой затеи с подарком Дину как-то не по себе, и он переживает и сомневается по поводу нее всю дорогу до границы штата. Сэм шлет ему сообщения с комментариями и советами, вроде: «Только не смей дарить гигантский пакет чипсов и упаковку пива с заправки». «А два пакета чипсов и ящик пива можно?» — пишет в ответ Дин, остановившись по дороге. (Как ни досадно, он действительно стоит перед магазином на заправке. На той заправке, где работает Кас. Хотя оказывается, что сегодня Каса здесь нет.) «НЕТ», — отвечает Сэм. «Даже чипсы со вкусом бекона нельзя? И острые начос?» «НИЧЕГО С ЗАПРАВКИ НЕЛЬЗЯ», — присылает Сэм. — «И ничего из того, что в принципе продают на заправках». «А что тогда?» — пишет Дин, начав уверяться, что это плохая идея. — «Ты это серьезно сказал насчет прихваток? Потому что я не знаю, где взять прихватки». Сэм отвечает не сразу, и Дин все больше трусит, уже почти решив отказаться от этой затеи. Он стоит у Импалы, припаркованной рядом с магазином, облокотившись на крышу в ожидании ответа. Сэм присылает: «Не трусь. Идея хорошая — прояви поддержку. Какие рядом с тобой магазины?» Дин осматривается уже почти в отчаянии. Это одна из тех захолустных остановок, которую окружают сплошные пустыри и поля. Он поворачивается, щурясь на холодном ноябрьском ветру, и наконец замечает вдали, примерно на расстоянии мили, низкое протяженное здание магазина. На высоком столбе рядом виднеется оранжевый знак, призванный привлекать внимание водителей на шоссе. «Только Твой Дом», — пишет Дин. «Сойдет, — отвечает Сэм. — Попробуй там». «Что, думаешь, ему нужен набор сверл? Или 50-фунтовый мешок удобрений?» «У них есть и товары для интерьера тоже. Иди поищи». Дин бродит по магазину Твой Дом почти сорок пять минут, беря с полок и кладя обратно совершенно непрактичные подарки. Может, Касу с Эроном пригодится моторное масло для машины? Набор кистей для покраски? Искусственная елка? (Рождественские приготовления уже в разгаре.) Дин отметает один вариант за другим и вскоре доходит до полного абсурда. Переносной морозильник? Потолочный вентилятор? Двадцатифутовая раскладная лестница? Он надолго задерживается в отделе грилей для барбекю — там даже имеются прихватки, только они промышленной прочности и скорее подходят для пожарных. Есть, конечно, и сами грили, и Дин теряется в мечтах о том, как он учил бы Каса готовить настоящее барбекю. Потом он вспоминает, что Кас больше не любит его бургеры. Дин уходит из отдела барбекю с растущим раздражением и отчаянием, бросив промышленные прихватки на полку с елочными украшениями в следующем ряду. Но тут ему на глаза попадается секция комнатных растений. И там, среди девчачьих орхидей, рядов рождественского молочая и каких-то странных пушистых висячих штуковин, стоит выставка горшочков с цветами, которые выглядят вполне неплохо. Дин сворачивает к ним. В центре он замечает миниатюрный цветок с лоснящимися темно-зелеными листьями и парой желтых бутончиков, пробивающихся посередине. Бутоны яркие и сочные — цветок выглядит жизнерадостно, но при этом не слишком легкомысленно или вычурно. Он напоминает Дину о квартире Эрин, как он ее себе представлял: с ее (вымышленными) подоконниками, уставленными (вымышленными) домашними растениями. И как ни странно, от этого такой подарок почему-то начинает казаться уместным. Но в большей степени внимание Дина привлекает то, что цветок посажен в горшке, на боку которого нарисованы две маленькие мультяшные пчелки. Пчелки! Кас же любит пчел. Может, Кас вспомнит, как однажды объявился в Импале голый и покрытый пчелами, и они оба посмеются. Пчелы и цветы. Идеально. Прекрасный подарок на новоселье. Дин скажет что-нибудь нейтральное, типа: «Просто чтобы он создавал тебе уют, где бы ты ни жил», передаст цветок, и на этом все. Он стоит всего $5.99. Дин берет его и становится в очередь к кассе. К тому времени, когда он заплатил за покупку и выносит цветок из магазина, его уже терзают сомнения. Цветок внезапно кажется глупым подарком: его зеленые листочки — слишком женственными, дизайн горшка с пчелами — инфантильным, и вообще с ним все не так. Совсем неподходящий подарок от одного мужчины другому. Может быть, Кас — гей, или би, или что-то в этом роде (и может быть, Дин тоже, что-то в этом роде), но цветок в горшке с пчелами — это уж слишком по-гейски. Это уже как бы говорит: «Теперь, раз я знаю, что ты гей, я буду дарить тебе гейские подарки». С таким же успехом можно было купить Касу радужный флаг. Потом Дин вспоминает эпизод с пчелами подробнее и едва сдерживает стон: Кас же тогда был не в себе! И не в себе он был из-за Люцифера. Который только что, во время бесконечных месяцев одержимости, чуть было снова не свел Каса с ума. «Надо было взять прихватки для барбекю», — думает Дин. Но прихватки тоже не годились, да и вообще вся идея с подарком на новоселье начинает казаться крайне неудачной. Нужно было обратить все в шутку и забыть в ту же минуту, как эта идея пришла ему в голову. Дин тут же решает выбросить цветок в мусор. «После чего развернусь и поеду назад на восток, — думает он, направляясь через парковку к урне магазина, виднеющейся впереди. — О чем я вообще думал?» Он заносит руку, собираясь сунуть горшок в урну, как мячик. Жизнерадостные зеленые листочки дрожат от порыва ноябрьского ветра. Дин замирает и смотрит на цветок — на желтые бутончики и веселых пчел на горшке. Цветок-то ни в чем не виноват. Он не заслужил погибнуть отвергнутым в урне на парковке магазина Твой Дом, только потому что Дин не смог придумать, какой подарок купить своему другу-ангелу, который завел бойфренда. Дин так и стоит с занесенной рукой, глядя на цветок. Теперь цветок кажется ему воплощением самой невинности, а урна — метафорой на всю несправедливость этого мира. Дину вдруг думается, что этот цветочек — почти как ботаническое олицетворение самого Кастиэля. Один-одинешенек, беспомощный, лишенный общества своих друзей-растений, он был изгнан из уютного дома (из рая цветочного отдела магазина Твой Дом), и теперь вот-вот окажется выброшен не по своей вине. Совсем не по своей вине. «Кас бы его не выбросил, — думает Дин, опуская руку. — Кас бы его полил и поставил на солнце». И Дин несет цветок к машине, бережно сжимая в руках. Дойдя до машины, Дин чувствует, что к этому моменту цветок каким-то образом успел всецело завладеть его жизнью. Это слегка раздражает, так что Дин бесцеремонно сует его на пассажирское сиденье. Горшок падает и рассыпает на кресло Импалы немного земли. Дин останавливается и уделяет цветочку внимание: снова ставит его вертикально, тщательно собирает землю и ссыпает ее обратно в горшок с пчелами, прижав горшок курткой с трех сторон для устойчивости. Он поворачивает цветок так, чтобы гладкие листочки не гнулись, и даже пристегивает его ремнем безопасности, чтобы он оставался на месте во время пути. — Надеюсь, ты все еще любишь пчел, Кас, — ворчит Дин, наконец заводя двигатель. — И надеюсь, ты станешь эту фиговину поливать, потому что я точно не буду.***
Весь остаток пути до Денвера Дин пытается смириться с мыслью, что сейчас подарит Касу (и, как следствие, Эрону) комнатное растение с желтыми цветочками и мультяшными пчелами на горшке. Он перестал отвечать на вопросы Сэма про подарок и подумывает бесстыдно солгать, что купил прихватки. Сидя за рулем, Дин то и дело поглядывает на цветок и морально готовится к моменту вручения. «Вот, Кас, я купил тебе цветок в новый дом», — скажет он. Кас прищурится на него и спросит: «С чего ты взял, что мне нужен цветок?» И что тогда ответить Дину? «Потому что на нем пчелы»? К тому времени, когда Дин въезжает в Денвер и находит нужный район, он уже немного расслабился и настроился на более философский лад (или более фаталистичный). Никаких широких жестов не будет. Не будет даже никакого разговора. Дин заскочит только на минутку — передаст подарок и скроется. Если Эрон дома, Дин поздоровается, а если нет, ну так и нет — в любом случае это будет быстрое «здрасьте — до свидания». Дин уже подготовил историю о том, как ему все равно нужно было в Денвер по какому-то делу — это даже может быть то же самое вымышленное дело, что и в прошлый раз, когда он навещал Каса на заправке. «Просто проверяю еще одну наводку по делу, — скажет Дин. — Вот, купил тебе цветок в новый дом. Ладно, бывай». И на этом все. Он находит улицу Мэдисон, которая проходит почти через весь город, и вскоре уже едет по ней, поглядывая на адреса и время от времени сверяясь с картой в телефоне. Машина приближается к красному флажку на карте. Дин проезжает 1000-е номера домов, потом 2000-е. 4601 по Мэдисон уже где-то рядом. Он кладет телефон и теперь просто смотрит на номера домов по бокам. Пока Дин минует квартал за кварталом, им постепенно овладевает тихий фатализм. Бросив на цветок последний взгляд сожаления, Дин в итоге решает: «Не стоит дарить им цветок. Это будет странно выглядеть. Это просто будет странно». Он проезжает несколько кварталов домов с номерами, начинающимися на 3000. «И вообще… Я сначала взгляну на дом Эрона с улицы». Может, поначалу не стоит даже заходить. Лучше понаблюдать издалека — убедиться, что Кас в порядке, что он выглядит счастливым, а потом, когда ситуация будет ясна, Дин подумает, стоит ли стучать в дверь. Дин принимает решение оставить цветок в машине. Он подарит его Касу как-нибудь потом. Начинаются 4000-е номера домов. К этому моменту Дин знает, что не станет даже выходить из машины. Он просто припаркуется в квартале от дома 4601 по Мэдисон, проследит за домом из Импалы, пока не появятся Кас или Эрон, и убедится, что Кас в порядке, после чего уедет. Касу даже не нужно знать, что Дин вообще приезжал. «Оставлю цветок себе», — думает Дин. Пчелы будут даже милым напоминанием о Касе, когда он перестанет появляться в бункере. Когда совсем съедет. Даже интересно, на самом деле, получится ли у Дина поддерживать цветок живым. «Это, наверное, предел моих возможностей в плане выстраивания отношений с живым существом, — думает Дин. — Может, даже за пределом. Но я попробую». Дома 4601 по Мэдисон, однако, нигде не видно. Дин проезжает ряд домов с номерами в диапазоне 4500, затем следует большой кластер нежилых зданий, который занимает пару кварталов, — школа, больница, парковка, супермаркет и еще какие-то магазины — а у следующей группы жилых домов номера начинаются уже на 4800. Дин хмурится, неуклюже в два захода разворачивает Импалу посреди улицы и едет в обратном направлении. Он снова минует территорию с большими зданиями и парковку и оказывается у домов с номерами на 4500. Теперь Дин всерьез озадачен. Где 4601? Где Кас живет-то? Этот Эрон — вообще тот, за кого себя выдает? В конце концов Дин заезжает на парковку, намереваясь пройти по улице пешком. — Так, ладно, — говорит он цветку. — Ладно, пошли. — И непонятно зачем — разве что для компании — берет цветок с собой. Он шагает по тротуару с горшком в руке. Желтые цветочки подпрыгивают при каждом шаге, и Дин чувствует себя откровенно глупо, но идет все равно. Он проходит по одной стороне улицы мимо школы, больницы и магазинов и снова не находит 4601. Тогда он переходит на противоположную сторону. «Черт возьми, Кас, надеюсь, твой Эрон этого стоит», — думает он, и тут замечает огромный указатель на парковке — указатель, мимо которого он только что проехал. Он прямо-таки гигантских размеров. «ГОСПИТАЛЬ МЕРСИ ДЖЕНЕРАЛ», — написано на нем большими буквами, и стрелки рядом указывают на отделение скорой помощи и гостевую парковку. Ниже более мелким курсивом значится: «4601 ул. Мэдисон». Дин замирает и смотрит на указатель. Госпиталь Мерси Дженерал. 4601 ул. Мэдисон. Это тот адрес, который он искал. Адрес, указанный в календаре Каса. «Должно быть, Эрон работает в госпитале, — медленно думает Дин. — Наверное, врач. Или студент-медик, или ординатор. И это его рабочий адрес. Он здесь вовсе не живет. Наверное, в первый раз Кас встречался с ним на кофе во время перерыва в рабочий день. Если бы Дин хоть чуть-чуть изучил вопрос, он бы это знал. Но он даже не потрудился погуглить адрес… Если бы он не прыгнул в Импалу и не сорвался с места сразу же, если бы у него не было такого похмелья… «Может, получится найти домашний адрес Эрона в кадровых документах госпиталя? — думает Дин, медленно направляясь к большим входным дверям. — Хотя тут, наверное, миллион ординаторов, студентов и докторов… Интересно, где Кас познакомился со студентом-медиком?» Дина не оставляет неуютное чувство по поводу Эрона и того, что 4601 Мэдисон — это госпиталь, и к тому моменту, как он заходит в здание, он еле переставляет ноги. Он проходит по тихому, почти пустому фойе мимо кафетерия и видит на стене огромную директорию со списком отделений и длинными столбиками имен врачей под каждым отделением. Дин начинает просматривать директорию в поисках «Эрона». «Это глупо, — думает он. — Наверняка Эрона здесь нет. Он, наверное, работает лаборантом, или в скорой, или…» ДЕРМАТОЛОГИЯ, ГАСТРОЭНТЕРОЛОГИЯ, ЛАБОРАТОРИЯ, — читает Дин, скользя глазами по десяткам имен под каждым заголовком. И дальше следует: ОНКОЛОГИЯ — 6 этаж Эрон Клайн Сосущая боль в животе возвращается, но по совершенно новой причине. Дин дочитывает директорию до конца. Просматривает десятки имен врачей и даже идет спросить в регистратуре, но другого «Эрона Клайна» нигде не указано, и администратор подтверждает, что единственный Эрон Клайн в этом госпитале — не просто врач, а онколог, специалист по химиотерапии, который работает на шестом этаже. Дин чувствует, что ему нужно присесть, поэтому находит стол в кафетерии, ставит цветок и какое-то время сидит, уставившись на него. Но все, что он видит перед собой, — это Каса в ванной бункера; Каса перед зеркалом, где он возится со своими волосами, пытаясь придать им форму. Кастиэля, изучающего свои волосы. Вытягивающего пряди. Шампунь Сэма «для объема». Регейн. «Шапка, — думает Дин. — Шерстяная шапка. Кас ее вообще больше не снимает». Есть и другие признаки, но мозг Дина работает очень медленно, и все, о чем он сейчас может думать, это о том, как Кастиэль никогда не снимает своей шерстяной шапки. Минут через пять Дин находит в себе силы подняться на ноги. Очевидно нужно пойти на шестой этаж и найти доктора Клайна. Дин знает, что сейчас нужно переключиться в режим расследования: достать свой бедж ФБР или ЦКЗ и плавно войти в профессиональную роль — льстиво уболтать какую-нибудь медсестру на то, чтобы получить доступ к базе данных госпиталя, — но Дин не может вспомнить, как это делается. Вместо этого он медленно встает, берет цветок и движется к секции лифтов на автопилоте. Всю поездку в лифте Дин прижимает цветок к груди, обхватив его руками и глядя вниз на глянцевые листочки и желтые бутончики. Но видит он только, как Кастиэль смотрится в зеркало и вытягивает пряди волос. И как Кас вздрогнул, когда понял, что Дин за ним наблюдает. Как Кас следил за весом. Как он похудел. Как Кас начал здорово питаться. Опробовал новые рецепты, стараясь есть больше белка, больше витаминов. Как он не доедал салат. Как ковырялся в попкорне. Как перестал есть бургеры. И эти хот-доги на заправке… «Меня уже от них тошнит, — сказал Кас. — Не могу их больше есть». Его новую диету из пресной, почти безвкусной еды. Как если бы ничего более насыщенного он вынести не мог. Двери лифта открываются, и оказывается, что онкологическое отделение большое. Перед Дином просторная приемная со множеством стульев, где сидят и ждут люди, а также несколько коридоров, уходящих в разных направлениях. Обычно в таких ситуациях Дин притворяется, будто знает, что делает: он всегда готов рассказать убедительную байку и сверкнуть фальшивым удостоверением по первому требованию, всегда идет быстрым, целеустремленным шагом. Но сегодня он стоит в приемной и смотрит на указатель «Онкология» в такой растерянности, как будто никогда раньше не видел букв на стене. — Вам помочь? — весьма любезно интересуется какая-то медсестра, и Дин понимает, что встал посреди дороги с видом испуганного зверя. — Я ищу друга. Он здесь… бывает… у Эрона Клайна? — говорит Дин. В его сознании еще теплится надежда, что Эрон окажется бойфрендом. Или хотя бы другом. Знакомым. …который по совпадению онколог, отвечающий за химиотерапию, и которого Кастиэль навещает каждые четыре недели как по часам. Три недели через одну. В госпитале. У химиотерапии же какой-то повторяющийся график? «У меня график, — сказал Кас. — Я бы хотел ездить на охоту, правда, но у меня график, которого нужно придерживаться». Кас, курящий траву. Трава ведь помогает снимать тошноту и боль, да? Тут, в Колорадо, медицинскую марихуану используют уже очень давно. Здесь ее разрешили еще годы назад, задолго до того, как легализовали употребление в рекреационных целях. Траву предложил Эрон. «Эрон очень помогает…» — Вы на процедуры? — спрашивает сестра. Она бросает взгляд на цветок. — А, вы кого-то забираете? — Что? — спрашивает Дин, едва в состоянии сосредоточиться на ее словах. — Вы встречаете пациента? Забираете кого-то с лечения? — Э… да, — отвечает Дин. — Уверена, пациенту понравятся цветы. Имя? — Что? Сестра бросает на него нетерпеливый взгляд. — Имя пациента? — Э… Кастиэль… — Фамилия? Дин моргает, глядя на нее, совершенно не зная, что ответить. Потом он вспоминает: «Ты наш брат». Вспоминает рисунки в ящике Каса — в частности тот, что изображает Дина в машине. Сглотнув, Дин отвечает тихо: — Винчестер. — А вас как зовут? — Дин Винчестер. — Дин и сам немного удивлен, что дал свое настоящее имя. — А, вы — член семьи? — говорит сестра, ища имя Каса в компьютере. Дин отрывисто кивает и смотрит, как она пробегает глазами по списку в базе. Проходит несколько секунд, она все еще ищет, и за эти секунды Дин успевает убедить себя, что все неправильно понял. Что сестра сейчас поднимет глаза и скажет: «Здесь нет никого с таким именем». Что и адрес госпиталя, и доктор Клайн из отделения онкологии, и беспокойство Каса по поводу волос и веса — это все какое-то безумное совпадение. Но сестра кивает. Сестра кивает. Она нашла имя Каса. Она проверила список, нашла фамилию «Винчестер» и имя — которое несомненно уникально — и кивает. — Я вижу, он указал вас как контактное лицо в чрезвычайной ситуации, — говорит сестра, отчего у Дина внутри все падает еще сильнее. (Кас продумал все достаточно далеко, чтобы спланировать, кому сообщить в чрезвычайной ситуации. Он указал контактную информацию Дина. Кас никогда не спрашивал, Кас ничего не сказал, но он думал об этом — должно быть, переживал, вынужден был планировать…) — Я спросила, у вас есть с собой документы? — повышает тон сестра, и Дин моргает — он совсем потерялся в мыслях. Он находит единственное имеющееся у него удостоверение с настоящим именем и в оцепенении протягивает ей. Она кивает, делает пометку в компьютере и возвращает документ. — Вы почти на полчаса раньше срока, — сообщает сестра. — Что? — не понимает Дин. Голос выходит хрипом. — Он еще на процедуре. Хотите пока выпить кофе? Эй… вы в порядке? — беспокоится сестра, нахмурившись. Дину приходится вытереть глаза. — Аллергия, — говорит он. Сестра подталкивает к нему коробку салфеток, он берет одну и высмаркивается. — Аллергия в ноябре? — удивляется сестра. Дин снова сморкается и прочищает горло. — У меня аллергия на больницы, — удается выговорить ему. Она сочувственно улыбается.***
Сестра уходит проверить, где Кас, и вскоре возвращается со словами: — Ему осталось еще пятнадцать минут на промывании физраствором. Вы же знаете протокол? Можете посидеть с ним, если только не хотите сходить за кофе. Пойдемте, я вас провожу. — Она манит Дина за угол и ведет его по одному из нескольких одинаковых на вид коридоров. — Вы знаете, — говорит сестра, — он не упомянул, что сегодня его забирает кто-то из семьи. Мы уже вызвали ему водителя, как обычно. Это мой недосмотр, нужно было спросить. Я просто предположила, что все как всегда — простите. — Что? — опять спрашивает Дин, который, кажется, не понимает ничего из ее слов. — Я уже вызвала его водителя. Водителя из службы помощи, который обычно отвозит его домой. Я позвоню и отменю. Так хорошо, что вы сегодня смогли приехать за ним… Он объяснял, что братья в разъездах и не могут встречать его, но мы, конечно, не могли не беспокоиться о том, есть ли у него на самом деле кто-то рядом. Дин смотрит на нее непонимающе, и она чуть грустно улыбается ему на ходу. — Некоторых пациентов некому забирать, — поясняет сестра. — Признаюсь, я волновалась, что ваш брат как раз в такой ситуации — что вызывает некоторую тревогу, так как… Видите ли, мы всегда переживаем за пациентов, которым приходится проходить через это в одиночку. Как он вам наверняка говорил, мы стараемся обеспечить его дополнительной поддержкой — помогаем одеждой, организовали для него доставку еды несколько раз в неделю, даем советы по питанию. Мы делаем, что в наших силах, но, честно говоря, финансирование на домашнюю помощь у нас скромное, и мы всегда переживаем, если у пациента такая ситуация. Поэтому нам особенно приятно, что вы здесь. Я сообщу доктору Клайну, он будет очень рад. Он даже дал Кастиэлю свой телефон, чтобы тот мог звонить, если что, в ночную смену после процедур — мы разрешаем это пациентам, которые едут домой одни. Но если с ним останетесь вы, то поводов для беспокойства меньше. Вы же с ним останетесь? Дин решительно кивает. — Что ж, хорошо. Ну вот мы и пришли. — Она отворяет дверь и отходит в сторону, жестом приглашая Дина внутрь. — Заходите, он в восьмом отсеке — проходите. Она держит дверь открытой. Дин проходит.***
Это протяженное помещение, одну стену которого целиком занимают панорамные окна, выходящие на город. У другой стены расположен целый ряд процедурных станций, отгороженных друг от друга шторками, висящими на металлических карнизах. Большинство шторок приоткрыты, так что, когда Дин смотрит на ряд пациентов, он видит по большей части ряд ног. Пациенты — не в кроватях: они сидят в удобных откидывающихся креслах, похожих на те, что используют на станциях переливания крови. Все пациенты — в обычной одежде, а не в больничных халатах. В удобной одежде, как отмечает Дин: он видит на людях спортивные штаны, пижамы. Удобная одежда… Он проходит мимо нескольких человек, но они почти не обращают на него внимания. Рядом с каждым пациентом кто-то сидит. Некоторые пациенты беседуют, некоторые спят, некоторые смотрят телевизор. У каждого стоит капельница, и похоже, им наказано пить, потому что у всех имеются бутылки, из которых пациенты потягивают воду. «Они все расположены в ряд. И я тоже в ряду. Мы пьем и смотрим на звезды…» Дин смотрит сквозь панорамные окна. Из них открывается неожиданно красивый вид на город. Сейчас ранний вечер: солнце уже село, и появляются звезды. «Мы пьем и смотрим на звезды… Дин, жаль, тебя здесь нет». Проходя мимо ряда пациентов, Дин чувствует себя словно в очень странном, сюрреалистичном сне. Шторки восьмого отсека частично задернуты и скрывают его внутренность из виду. Дин заглядывает за штору и видит Кастиэля. Он один. Он единственный из всех пациентов один. Он лежит в кресле, откинутом до конца назад; его ноги приподняты. Голова слегка повернута набок, глаза закрыты. Дин подвигается ближе и тихо зовет: «Кас?» — но потом понимает, что Кас спит. На нем его мягкий синий свитер, ноги прикрыты одеялом. Его куртка и шарф висят на крючке на стене, вместе с сумкой. И на этот раз на нем нет шапки — она лежит на стуле у кресла. Какое-то время Дин отвлечен тем, что рассматривает волосы Каса. Они определенно поредели. Растут как-то неравномерно. Но Кас не потерял их все — он по-прежнему похож на себя. «Он носит шапку не потому что так уж плохо выглядит, — заключает Дин, — а просто чтобы скрыть эту неравномерность от нас. Чтобы скрыть от нас с Сэмом, что происходит». У Каса, как и у всех пациентов, к руке идет капельница. Рукав его синего свитера засучен, чтобы дать доступ к вене. «Мне нравится свитер, — сказал Кас. — Можно легко засучивать рукава». Его рука покрыта синяками — некоторые из них свежие, некоторые застарелые и пожелтевшие. Выглядит это ужасно; должно быть, капельниц было много. Дин теперь вспоминает, что не видел Каса с оголенными руками уже несколько месяцев. Ему на память приходит тот случай, когда он застал Каса за взвешиванием в тренажерном зале бункера и Кас практически сбежал, завернувшись в полотенце. Внезапно Дин уверен, что Кас пытался спрятать руки. Он пытался скрыть синяки. И поэтому же, наверное, избегал объятий: ему просто было больно обниматься. Может, были и другие болезненные места, кто знает. Дин тихонько подходит ближе, ставит цветок на маленький столик возле кресла Каса и поднимает со стула шапку. Он вертит ее в руках, рассматривая. На внутренней стороне обнаруживается нашивка: «С наилучшими пожеланиями от женского профсоюза медсестер». — Ручной вязки, — бормочет Дин про себя. «Мне подарил ее друг», — сказал Кас. Очевидно, друг из госпиталя. Все новые воспоминания становятся на свои места. Врач во Флагстаффе, говорящий Касу: «Нужно сделать еще анализы». Отводящий Каса в сторонку, чтобы побеседовать с ним наедине. Когда Кас узнал? Тем вечером во Флагстаффе или позже? Дин вспоминает ту ночь перед походом в рудник, когда Кас ни с того ни с сего прислал сообщение. Дин тогда написал: «Привет, братан, как дела?» — и Кас целую вечность набирал ответ. Который потом стер, не отправив. «Нормально», — ответил Кас в конце концов. Дин тяжело вздыхает, думая теперь: «Я должен был сразу понять, что что-то не так. Когда Кас отвечает "нормально", все никогда не нормально». Все эти лекарства в ящике у Каса. От всех возможных проблем с животом. От всех возможных проблем с кожей. От всех возможных проблем с волосами. Всевозможные витамины… Работа на заправке… Где Кас пытался набрать побольше часов. Наверное, чтобы натянуть на полную занятость? Для того чтобы получить медицинскую страховку или, может быть, покрытие нетрудоспособности? Он ведь работал целый месяц перед тем, как начал ездить в Денвер… Когда для новых сотрудников автозаправочной компании вступает в силу медицинская страховка? После тридцати дней полной занятости, или после определенного количества отработанных часов? И конечно, ему наверняка нужны были деньги. На доплату за процедуры, на лекарства, на бензин до Денвера, на отель, где он ночует. «Мне просто нужно еще немного наличных». Дин садится на стул, держа шапку в руках. Остается, конечно, еще много вопросов. Насколько все плохо. Какой тип, какая стадия. Распространился ли он. Появляются все новые вопросы, и каждый приносит с собой свежую волну тревоги и страха на фоне смутного осознания какого-то отдаленного нереального ужаса. Дин думает: «Мы с Сэмом были не в своем уме, когда решили, что нам выпала передышка. Что все в кои-то веки "нормально", что у нас всех троих все в порядке. Да мы спятили… Мы грезили». Он смотрит на цветок, оставленный на столе, — на абсурдный подарок на новоселье в дом Эрона в Денвере. Но Эрон — это просто онколог Каса, а вовсе не любовник; а Эрин, конечно, никогда и близко не существовало. Ни Эрин, ни ее квартиры, ни ее воображаемых цветов на подоконнике, ни ее красного миксера, ни ее вязания — ничего этого никогда не было. Все это исчезает. Как исчезает и нелепая ревность Дина. И внезапно ему хочется — от всего сердца, отчаянно хочется — чтобы у Кастиэля была девушка по имени Эрин. Дин отдал бы что угодно, он отдал бы все на свете, чтобы у Каса была девушка Эрин. Или парень Эрон. Уже неважно, кто из них. Совсем неважно. Даже если женщина Эрин будет означать, что Дин потеряет Каса навсегда и никогда не получит ни малейшего шанса, Дин до боли хочет закрыть глаза и перенести Каса отсюда в вымышленную квартиру Эрин. Чтобы Кас просыпался рядом с Эрин каждое утро, сидел с ней вечерами, обняв ее за плечи, целовался с ней, занимался с ней сексом, по воскресеньям ел с ней полезные оладьи и был счастлив. Даже если Дин никогда больше его не увидит. — Все что угодно, Кас, — шепчет Дин, сидя рядом и глядя на него в ожидании, когда он проснется. — Все что угодно, только не это.