***
В полдень Дин закрывает магазин, загружает еще сонного Каса в машину, и они направляются домой в бункер. Дорога занимает пару часов. В пути Дина не раз посещает мысль, что надо, наверное, воспользоваться моментом, чтобы выяснить у Каса про диагноз и прогноз. Но Кас так удобно устроился сзади и большую часть времени спит… …и вообще, сегодня День благодарения. Можно отвлечься от рака хотя бы на день? (Еще и неделя не прошла, а Дин уже измучен мыслями о нем.) Может Кас позволить себе хотя бы один спокойный вечер? Один праздник? Один семейный ужин? К тому же до следующего сеанса химии еще полно времени — к тому моменту они все у него узнают. У них еще три полных дня: пятница, суббота и воскресенье. Более чем достаточно. Кас наконец просыпается, только когда Импала сворачивает в разбитый, ухабистый проезд к бункеру. — Эй, спящая красавица! — окликает его Дин через плечо. — Мы дома! Кас садится, зевая и оглядываясь. Дин заводит Импалу в гараж бункера, и вместе они идут в кухню, где их встречает настолько неожиданное зрелище, что они оба замирают на месте: Сэм — в фартуке (да еще и в таком, из 40-х годов, с цветочным орнаментом) и кухонных рукавицах, держит в руках противень с великолепно зажаренной грудкой индейки. Он как раз несет его к кухонному столу. До Дина с Касом доносится дразнящий аромат жареной птицы, картошки и бисквита. И пирогов. — Черт побери, вы прямо вовремя! — улыбается Сэм, останавливаясь на полпути. — Все как раз готово. Добро пожаловать домой! С Днем благодарения! — Он ставит индейку на кухонный стол. — Ну как вам? Рискну предположить, что неплохо для всего нескольких часов у плиты. Дин и Кас только смотрят на это зрелище в безмолвии. Весь кухонный стол заставлен едой. Сэм каким-то образом умудрился организовать практически полное традиционное меню: индейку, картошку, горячий бисквит только из духовки, зеленую фасоль, подливу, клюквенный соус — все как положено. — Правда, у нас только грудка, а не целая индейка, — замечает Сэм. — Ничего, — бормочет Дин. — И бисквит из готового теста, — говорит Сэм извиняющимся тоном. — Ничего, — повторяет Дин. — И клюквенный соус — консервированный, уж извините, — добавляет Сэм. — И подлива из банки. — Правда, ничего страшного, — говорит Дин. Он смотрит на Каса: тот стоит рядом, глядя на стол с открытым ртом. Дин думает: «Он хоть раз раньше видел, как отмечают День благодарения?» — Но зато я приготовил индейку по-настоящему. Не в микроволновке, — заявляет Сэм, с гордостью указывая рукавицей на жареную грудку. — В духовке, как положено. Погуглил время приготовления, и все такое. И одно блюдо я сделал с нуля — это картофельное пюре. И посмотри, Дин… — Сэм указывает на кухонную стойку, и Дин видит, что там стоит не один, а целых четыре полноценных пирога. — Я даже подогрел их только что. — О боже… — произносит Дин, подходя к пирогам, словно притянутый магнитом. Он наклоняется и нюхает каждый из них. — Яблочный… тыквенный… персиковый… и… а это какой? — Шоколадный с пеканами, — отвечает Сэм. — О боже, — повторяет Дин. — Сомневаюсь, что Бог приложил к этому руку, — замечает Кас. — По-моему, это исключительно заслуга Сэма. — Он не спускает глаз с Сэма, разглядывая его задумчиво, как будто Сэм оказался совсем иного рода существом, чем Кастиэль полагал. — Они даже пахнут потрясающе, — сообщает Дин, не в силах оторваться от теплых пирогов и вдыхая их аромат. — Хотя… — тут его осеняет мысль, и он поворачивается к Касу, — Кас, это ничего для тебя? Все эти запахи? Ты как себя чувствуешь вообще? Сэм обеспокоенно морщит лоб и говорит, снимая рукавицы и фартук: — Я тоже волновался об этом. Кас, если это слишком — только скажи. Погоди, давай мне твою куртку, ты присядь… — Он помогает Касу снять куртку и подводит его к стулу. — Я знаю, что это более основательный ужин, чем ты ожидал, и ты не так много ешь в последнее время, так что если запахи для тебя слишком сильные или от еды тебя мутит, то не ешь. Ты не обязан — можешь просто прилечь и посмотреть кино, если хочешь. — Нет-нет, это чудесно, — отвечает Кас. Он отдает Сэму куртку и устраивается на стуле, какое-то время осматривая еду на столе. Потом он поднимает глаза на Сэма. — Что касается твоего вопроса, не волнуйся. Я сегодня чувствую себя хорошо. К тому же до сих пор мне удавалось ассоциировать бункер только с… приятными переживаниями, если можно так выразиться. Каждый запах здесь… приятный. — При этих словах Кас бросает быстрый взгляд на Дина. — Но я, наверное, буду брать себе порции поменьше, если ты не против, Сэм, — они легче перевариваются. Хотя, на самом деле, столь аппетитная подача еды очень помогает. Когда блюда выглядят так привлекательно, есть гораздо легче. Сэм широко улыбается. — В таком случае, приступим! — говорит он. — Дин, вон там есть пиво для тебя. Гм… полагаю, молитву перед едой можно пропустить? — Если бы ее было кому услышать, в ней был бы смысл, — замечает Кас. — Но никто больше к нам не присоединится, а я слышу вас и так. — Ну что ж, этим все сказано, — отвечает Дин, пододвигая стул. — Давайте есть.***
Для Дина вопрос о том, поест ли что-нибудь Кас, пока еще открыт. Кас поклевал немного вчера вечером и сегодня утром, но до сих пор полноценно не поел. Он не ел нормально, по всей видимости, с самого воскресенья. Поэтому Дин внимательно следит за тем, как Сэм накладывает еду Касу на тарелку. Сэм явно уделяет внимание тому, чтобы расположить еду на тарелке максимально привлекательно — видимо, приняв близко к сердцу комментарий Каса о маленьких, но аппетитных порциях. Минуту спустя Сэм преподносит ему тарелку, на которой заботливо выложены два ровных кусочка индейки, капелька клюквенного соуса, немного подливы, маленькая порция фасоли и ложка картофельного пюре. Еда выглядит красиво, и порция умеренная. Кас приходит в восхищение, и впервые за несколько месяцев Сэм и Дин видят, как он принимается за еду с неподдельным аппетитом. «Спасибо», — показывает Дин Сэму одними губами, пока Кас не видит. Сэм только улыбается. Вдохновившись успешным примером, час спустя, когда они садятся к телевизору, Дин уговаривает Каса съесть идеально ровный маленький кусочек тыквенного пирога с шариком взбитых сливок. И снова Кас ест его с аппетитом — и даже доедает до конца. Еще через час, пока Кас сосредоточенно смотрит футбольный матч по телевизору (а Сэм отважно пытается объяснить ему разницу между фэр кэтчем и потерей мяча), Дин выскальзывает из комнаты, чтобы приготовить такой же идеальный кусочек яблочного пирога с аппетитным — но маленьким — шариком ванильного мороженого. — Ты должен попробовать каждый пирог, — объясняет Дин по возвращении, передавая блюдечко Касу. — Это традиция. Каса едва ли приходится уговаривать: он снова съедает кусочек целиком. Пару часов спустя, когда игра заканчивается, Дин вкладывает все свое чувство прекрасного в то, чтобы привлекательно выложить на тарелке остатки еды с ужина, и уговаривает Каса поесть еще немного. — Я нашел ключ! — говорит он Сэму, когда они сталкиваются в кухне несколько минут спустя. — Он реально ест! Ключ в том, чтобы подавать еду на блюдечках, по чуть-чуть и красиво выложенную. То есть сделать из нее произведение искусства. Маленькое. Много маленьких порций. Это главное. — Ну да, либо это, либо мои кулинарные способности, — отвечает Сэм. Дин задумывается. — Ну да, то, что ты мастерски справился и еда получилась совсем не отвратительная, тоже могло сыграть роль, — признает он неохотно. — Я понял, мне надо работать над навыками готовки. Сэм… ты сегодня просто превзошел себя. Серьезно. Я не видел, чтобы он так основательно ел уже… не знаю… неделями. Может быть, каждая порция и маленькая, но вместе их достаточно. Дин выглядывает из кухни — отсюда ему видно, как Кас сидит на диване. Кас выглядит нормально, но… Дин добавляет, переходя на шепот: — Надо проследить, чтобы в ближайшие дни он хорошо ел. Потому что потом он опять, по сути, будет голодать весь понедельник, вторник и половину среды. — Он поворачивается обратно к Сэму, ворча: — Сложно набрать вес, когда три дня в неделю ничего не ешь. — Эй, гм… — Сэм тоже бросает на Каса быстрый взгляд, после чего отводит Дина подальше, в угол кухни. — Как думаешь, может пора спросить у него… ну… подробности? Диагноз. Прогноз. — Нам надо знать, — резонно замечает Сэм. — И в идеале — до следующего сеанса химии. Но Дин качает головой. — Сегодня День благодарения, чувак, — шепчет он. — Я думал об этом в дороге, но сегодня же праздник. И это его первая ночь здесь… с семьей. У нас еще все выходные впереди, чтобы поговорить об этом. Пусть у него разок будет настоящий День благодарения. И вообще… — Дин смотрит на часы. — Пора смотреть кино. — И подъедать остатки, — соглашается Сэм с улыбкой. — Да, нам с Касом вдвоем. Кстати, Касу пора уже отведать персикового пирога, и я тоже попробую кусочек… — Еще один пирог? Звучит заманчиво, — произносит Кас, заходя в кухню с тарелками в руках. — И я бы хотел помочь убрать со стола. Сэм и Дин плавно расходятся, как будто вовсе и не шептались в углу. Кас поглядывает на них с беспокойством. — Все в порядке? — Просто обсуждаем, какой фильм посмотреть, — говорит Дин. — Но… разве не нужно сначала все убрать? Я хотел помочь. — После ужина принято смотреть кино, — отвечает Дин. — К тому же ты что, забыл, чему мы тебя учили? Пользуйся тем, что ты болен. Сейчас как раз идеальный момент, чтобы разыграть эту карту. Отлынивать от уборки в День благодарения — это давняя американская семейная традиция, а у тебя для этого — лучший в мире предлог! — Дин прав, сейчас тот момент, когда надо этим воспользоваться, — соглашается Сэм. — Ты должен говорить нам, что слишком устал для уборки. — Но я не очень устал, — возражает Кас. — Я же поспал, помните? Я определенно могу помочь с уб… — Ты ужасно утомлен сегодняшней длинной поездкой, — настаивает Дин, перебивая его. — Уверен, у тебя остались силы ровно на то, чтобы провести остаток вечера перед телевизором за просмотром кино. Пошли, выберем фильм. — Он уводит Каса обратно к телевизору и усаживает на диван, инструктируя: — Так, ложись и отдыхай. Это приказ. Посуда все равно уже почти вымыта. — Дин щелкает по каналам и вскоре радостно восклицает: — О! «Самолетом, поездом, машиной» — это классика, которую всегда показывают в День благодарения! Садись и наслаждайся, ангел. — Он кричит в сторону кухни: — Эй, Сэм! Тут идет «Самолетом, поездом, машиной»! Замочи пока противень из-под индейки, потом помоем! — Мне даже не нужно разыгрывать карту про болезнь, — комментирует Кас. — Вы вдвоем разыграли ее за меня.***
«Самолетом, поездом, машиной» — это старая комедия, которую Дин помнит еще с детства: они с Сэмом не раз смотрели ее в День благодарения, обычно где-то в мотеле, ужиная пиццей. Фильм был близок им по духу — ведь он про двух мужчин, Нила и Дела, которые вместе отправляются в путешествие, пытаясь добраться домой к празднику. Он простоватый и слегка устаревший, но это один из немногих фильмов, где действие происходит на День благодарения. К тому же он смешной. И какой-то искренний. Дину всегда нравилась в нем тема постепенно крепнущей дружбы между двумя мужчинами (которых играют Стив Мартин и Джон Кэнди). Дин не видел фильм уже несколько лет, но он все так же хорош. Братья получают искреннее удовольствие от каждой сцены и смеются как ненормальные над первой частью, где герой Стива Мартина попадает в метель не в тот аэропорт. Становится ясно, что ему придется повести ночь с весьма назойливым попутчиком. Юмор достаточно простой и универсальный, так что даже Кас, кажется, понимает все шутки, и Дин доволен тем, что выбор оказался удачным. До той самой сцены, где героям приходится переночевать в одной постели. В фильме есть эпизод, когда герои снимают последний оставшийся свободный номер в отеле и оказывается, что там только одна кровать. Как Дин с Касом, они спят на кровати вдвоем… и, как Дин с Касом, они случайно обнимаются посреди ночи. Однако, в отличие от Дина с Касом, когда герои в этом старом фильме обнаруживают поутру, в каком положении оказались, они приходят в ужас. Чья-то рука очутилась не там, где нужно, и они оба выскакивают из постели и разлетаются по разным углам комнаты со скоростью света, и после еще несколько минут корчатся в отвращении. Ужас написан на их лицах, как будто от прикосновения друг к другу они заразились чем-то омерзительным. Наконец герой Стива Мартина говорит: «Так ты видел тот матч Медведей?» — и они заводят подчеркнуто мужественный разговор о футболе. Дину вся сцена в мотеле запомнилась как довольно-таки забавная. Но за много лет, что он не видел фильм, эпизод с объятиями как-то вылетел у него из головы — до этого самого момента. Сэм, очевидно, до сих пор считает его смешным: он ухмыляется, видя гротескные реакции героев на случайное объятие, и смеется вслух над комментарием про Медведей. У Дина же пересыхает во рту. — Черт, обожаю этот фильм, — комментирует Сэм. — Классика. Дин рискует бросить взгляд на Каса: тот растянулся на диване и озадаченно прищурился на экран. — Я не очень понял этот сюжетный поворот, — говорит Кас. Он приподнимается на локтях, чтобы изучить экран поближе. — Почему они вдруг говорят о медведях? — Они имеют в виду Чикагских Медведей, — поясняет Сэм, еще усмехаясь. — А… футбольную команду? — Да. Они пытаются вести себя мужественно, понимаешь? — объясняет Сэм. Кас умолкает и садится на диване, подогнув под себя ноги. Он по-прежнему хмурится и даже наклоняется вперед к экрану, словно хочет рассмотреть картинку поближе. — Но зачем им вести себя мужественно? — спрашивает он. — Они же уже полноценные особи мужского пола. Полноценные и… здоровые. То есть уже мужественны. Почему они хотят быть еще мужественнее? Разве человек уже, по умолчанию, не достаточно мужественен, если он мужчина? Сэм пытается объяснить: — Ну, они проснулись в позе влюбленных, понимаешь? — В позе влюбленных… — произносит Кас, и ясно, что сначала он не очень осознает, о чем речь. Дин видит тот момент, когда Каса озаряет понимание: его глаза чуть расширяются, и он бросает на Дина быстрый взгляд. — То есть когда один лежит сзади другого? — спрашивает он Сэма и снова на долю секунды смотрит на Дина. — И они вплотную друг к другу? — Да, — говорит Сэм. — Эй, это ж прямо как… — (Дин сидит, не шевелясь и затаив дыхание) — …прямо как вы с Дином сегодня утром! Ха, точно такая же ситуация, правда? Единственный оставшийся номер в мотеле, оказались в одной кровати и проснулись, обнимаясь! Ха-ха, один в один! «Не считая рака, — думает Дин. — И того, что он ангел и ничего этого не понимает. И… того, что мне в общем-то понравилось». — Хотя вы отреагировали вовсе не так… хе, — говорит Сэм и смотрит на Дина с неуверенной улыбкой, словно ожидая, что Дин тоже ответит ему улыбкой или пошутит на эту тему. Но Дин опять не может придумать в ответ шутку. И улыбку из себя выдавить не может, и даже гримасу ее подобия — он вообще не может смотреть Сэму в глаза. Все, что может Дин, — это не отрываясь смотреть в экран телевизора. Улыбка Сэма исчезает, и он заканчивает, немного нескладно: — И вы совсем не испугались… — А с чего нам было пугаться? — спрашивает Кас. Он на мгновение задумывается. — Мы должны были испугаться? — Ну, понимаешь, просто… — и тут Сэм умолкает. Умолкает надолго. Он осторожно переставляет ноги на полу с видом человека, только что заметившего, что шагает по минному полю. — Да нет, не должны были, конечно… — отвечает Сэм. Когда Дин наконец бросает на него взгляд, он видит, что Сэм покраснел. — Конечно нет, — говорит Сэм, проводя рукой по волосам. Он прочищает горло: — Вы же… вы, ребята, друг друга знаете. Эти герои в фильме не знали друг друга. Они посторонние люди. Так что… понятно. После этого Кас долгое время молчит. И Дин тоже. И Сэм. Фильм продолжается, и параллели становятся уже болезненными: растущая дружба между двумя мужчинами, открытие, что у одного из них нет ни дома, ни семьи, и ему некуда пойти на праздник. И почти романтическая сцена, где один из них бежит вслед за другим, чтобы пригласить домой. (После чего следует совершенно излишний кадр, где показывают стереотипную жену с прической в стиле 80-х, чтобы как бы убедить зрителя, что в дружбе двух мужчин нет ну совсем ничегошеньки двусмысленного.) Неловкость, вызванная сценой с объятием, постепенно проходит, и Дин растроган сентиментальной концовкой фильма: на праздник все оказываются дома. — Сэм, Дин, — говорит Кас, когда фильм заканчивается. Они оба смотрят на него, и Кас произносит церемонно: — Я хочу поблагодарить вас за то, что вы пригласили меня в ваш дом. — Это и твой дом тоже, — отвечает Дин. — Нет, — возражает Кас. — Он ваш. — Дин и Сэм уже готовы начать спорить, но Кас твердо заявляет: — Вы оба — потомки Хранителей Знаний, а я — нет. И вы пригласили меня к себе. Я просто хочу, чтобы вы знали: я это очень… очень ценю. У меня нет… — он на секунду умолкает. — Наверное, я как человек в этом фильме — у меня уже годы нет дома, нет семьи. Вы взяли меня к себе. Накормили меня ужином. Я только хочу, чтобы вы оба знали: я очень благодарен. Честное слово.***
После этой короткой речи всех переполняет теплота и ощущение семейного уюта. Но Дин уже знает, что сегодня никаких совместных ночевок не будет. Прошлой ночью все случилось абсолютно незапланированно и только потому, что они все вместе оказались в одном тесном номере. Кас, скорее всего, вовсе ничего не имел в виду, взяв Дина за руку, — в тот момент он глубоко спал. Да и вообще он, наверное, даже не осознавал, что для двух взрослых мужчин спать в обнимку — это странно. Теперь-то он знает. Кроме того, теперь они в бункере, где у каждого есть своя спальня. У Каса в комнате нет телевизора (Сэм — единственный, у кого в спальне стоит телевизор), так что даже «Полет Конкордов» ночью больше не посмотришь. Кас не упоминает, что у него холодная постель. Дин все равно приносит ему стопку дополнительных одеял, на всякий случай, но Кас только принимает их, кивнув. Передавая одеяла, Дин чувствует некоторое разочарование, причина которого ему самому не вполне понятна. Он протягивает руку, чтобы потрепать Каса по макушке поверх шапки. Кас улыбается ему, и Дину почти больно видеть эту улыбку, знать, что Кас еще здесь, еще жив, еще улыбается ему. «Каждый день дорог», — думает Дин и позволяет руке соскользнуть вниз, ему на щеку. — Я рад, что ты здесь, — говорит Дин, гладя Каса по щеке. — Рад, что тебе получше. Спи крепко, хорошо? — Хорошо. Но, Дин, вы уверены, что хотите и завтра помогать мне с работой? Мне правда уже лучше. — Это даже не обсуждается, мы поедем с тобой, — говорит Дин, опуская руку. — И завтра, и в субботу, и на половину смены в воскресенье. А потом, в воскресенье вечером после смены, отвезем тебя в Денвер. — Вы не обязаны… — Все уже решено, Кас. Просто прими это. — Дин снова протягивает руку, чтобы потрепать его — на этот раз по плечу. Кас в ответ легонько сжимает его руку за запястье. Но говорит он только тихое: «Спасибо, Дин. Спокойной ночи». Дин поворачивается к двери, надеясь, что Кас зачем-нибудь окликнет его. Но Кас не окликает, и Дин уходит. Конечно, он мог бы найти какой-то благовидный предлог, чтобы вернуться в комнату Каса. Если подумать еще пару минут, наверное, можно даже найти предлог, чтобы остаться там на всю ночь. Каким-то краем разума Дин уже давно непрерывно прорабатывает подобные схемы — схемы, касающиеся Каса. Предлоги, чтобы побыть с ним рядом; поводы поговорить с ним, проверить, как он, или даже остаться в его комнате. Дин уже привык взвешивать обоснованность этих потенциальных схем — как будто постоянно мысленно оценивает, выдержат ли они независимую проверку, критику внешнего наблюдателя. Временами Дин прямо чувствует, как эти шестеренки крутятся у него в мозгу… и в те краткие моменты, когда он позволяет себе подумать об этом, он знает, почему крутятся эти шестеренки. Конечно, отчасти этому виной рак. Во многом Дину просто искренне хочется убедиться, что с Касом все в порядке, и провести с ним время. Но есть и другая причина, не так ли? «Каждый день дорог», — думает Дин, возвращаясь в свою комнату. Сегодня был хороший день: готовясь ко сну, Дин напоминает себе, какой замечательный ужин приготовил Сэм, с каким удовольствием Кас ел, какое это облегчение, что он снова начал есть, и какую трогательную речь он сказал в конце. Как приятно было видеть, что он улыбается. Дин пытается сосредоточиться на этих вещах и не думать обо всем остальном. Однако, забираясь в постель, он обнаруживает, что постель таки холодная, и шестеренки в его голове начинают неумолимо раскручиваться снова. Постель холодная, а все запасные одеяла — у Каса, и, следовательно, есть бесспорная, совершенно железная причина пойти к нему в комнату, чтобы обсудить ситуацию с одеялами. Уж конечно даже коллегия присяжных не усмотрит в этой причине ничего предосудительного. Дин уже почти встает с кровати. Но потом вдруг у него в ушах звучит смех Сэма над сценой про совместную ночевку в фильме. Дин опускается обратно в холодную постель, переворачивается на бок и утыкается лицом в подушку, стараясь вообще ни о чем не думать. Засыпая, он ловит себя на мысли: «Может быть, завтра ночью».