And from Nature we should learn That all can start again As the stars must fade away To give a bright new day — riz ortolani - oh my love ________________
Знаменитый пирс Санта-Моники остаётся позади. Шумный, яркий и весёлый, он неустанно привлекает внимание туристов и местных жителей, и последних, кажется, даже в большей степени. Зимой солнце садится рано, часов в пять-шесть. Бен выехал заранее, чтобы не спеша успеть к закату, но бесконечные пробки на выезде из города вынуждают его уже за границами Лос-Анджелеса вжимать педаль газа в пол сильнее. От этого ветер хлещет по щекам, развевает волосы, путая их, бросая в глаза и рот. Но от этого так хорошо, так легко и свободно. В такие моменты Бен чувствует жизнь. И иногда жалеет, что у него не кабриолет. Солнце, клонящееся к той линии, где небо соприкасается с океаном, своими предзакатными лучами заливает светлый салон Фалькона, нежит кожу тающим теплом и ласкает веснушки на коже Рей. Её рука по привычному высунута из окна, пока сама она подпевает песням на радио. Бен спокоен. Он знает, что это умиротворяющее, обволакивающее чувство в груди не задержится надолго — у него так не бывает, — но предпочитает сейчас мыслям об этом лишний раз взглянуть на сидящую рядом девушку. Тёмные стёкла очков немного портят картинку, но это не важно. Глядя на дорогу, боковым зрением он улавливает движение со стороны Рей: она что-то достаёт из своей безразмерной серой сумки, что-то белое, разворачивается к нему и наставляет это что-то на него. Одного взгляда достаточно, чтобы понять — она фотографирует. Бен сводит брови вместе, но уголки губ невольно поднимаются в улыбке. — Воспоминания, — громко поясняет Рей, перекрывая шум ветра, — они для меня важны. — Покажи, — просит Бен. Рей поворачивает к нему смартфон. Из-за того, что фотка сделана против света, видно только силуэт. На фоне начинающего окрашиваться золотом неба видно разметавшиеся, чуть смазанные из-за движения волосы, его большой нос, очки и линию сомкнутых вместе губ; левая рука, вытянутая прямо, лежит на руле, а правая, как всегда, на рычаге коробки передач. Бен улыбается, отворачиваясь к дороге. Скоро их поворот.~*~
Пока он раскладывает плед на песке, Рей, скинув эспадрильи, идёт к воде. Бен следит за ней со своего места, выпрямившись и зацепившись большими пальцами за карманы джинсов. Чем ближе вода, тем осторожнее она ступает. Первое касание океана заставляет её и вовсе замереть на месте, но когда волна отступает обратно, Рей продолжает свой путь. Она останавливается лишь тогда, когда набегающая на берег вода обнимает её лодыжки и мочит полы длинного тонкого кардигана, оставляя брызги на голых бёдрах. Рей обнимает себя — и Бен понимает, что вода холодная, — но продолжает стоять на месте, порой ворочая головой по сторонам. — Холодная, — замечает Рей, возвращаясь к нему спустя какое-то время. Бен лишь улыбается ей и протягивает бутылку сладкого стаута. Девушка усаживается на большой клетчатый плед рядом и вытягивает ноги, зарываясь пальцами в едва тёплый после солнечного дня песок. Бен не может удержаться, чтобы не пройтись изучающим взглядом по её слегка загорелым стройным ногам, от лодыжек и до той границы на бёдрах, где начинаются короткие джинсовые шорты. Хорошо, что Рей увлечена закатом и смотрит совсем в другую сторону. Когда они только приехали, небо и редкие белые облака уже были окрашены жёлтым и оранжевым золотом у самого горизонта, переходящим в нежно-коралловый повыше. Теперь же, уже едва видное за кромкой воды солнце пылает ярко и сильно, словно из последних сил борясь за жизнь в сегодняшнем дне. — Как будто малиновый сорбет, — Рей кивает в сторону волшебного пейзажа и оборачивается к Бену. Он вовремя успевает отвернуться, чтобы она не заметила его порозовевших щёк, и тянется к мини-холодильнику, который они с собой притащили. Неловкость начинает потихоньку грызть его изнутри, в очередной раз порождая сомнения. “Ну, поехала она с тобой. Ну, привёз ты её в красивое место. А дальше что? Даже не знаешь, что сказать или спросить.” С тихим щелчком и характерным шипением, Бен открывает жестяную банку. — Сидр? Серьёзно? — Рей смотрит на него с недоверием в глазах, едва не давясь своим пивом. — Никогда бы не подумала, — добавляет она, переводя взгляд с напитка в его руках на лицо и фигуру — и так по кругу несколько раз. — Я вообще-то за рулём, а безалкогольное пиво та ещё мерзость, по сравнению с таким же сидром, — Бен пожимает плечами, запрокидывая голову и делая несколько долгих глотков. Всё это время Рей не сводит с него глаз. Она опирается одной рукой о плед, и разглядывает его, склонив голову к плечу. — Ещё скажи, что ты и какао любишь, — издёвки в её голосе — хоть отбавляй. Она почти смеётся, отхлёбывая стаут, явно представляя, как он сидит с чашкой горячего напитка в руках. Бен смеряет её долгим взглядом. — Да иди ты! — восклицает она, резко выпрямляясь и округляя глаза, и тут же тянет: — Не-е-ет, я не верю! Теперь очередь Бена смеяться и щурить от этого глаза. Он говорит, глядя на последние всполохи цвета малинового сорбета на небе, как выразилась Рей, готовые в любой момент стать цвета начинки черничного пирога. — Ну, в детстве я его обожал. В морозное утро субботы или воскресенья, когда снаружи всё заметено снегом, для меня не было лучшего напитка. Если его готовила мать, она всегда добавляла маршмеллоу или какие-то вкусные сладкие звёздочки… — Кондитереская присыпка, — тихо подсказывает Рей. — Да, точно, — Бен бросает на неё короткий взгляд — девушка внимательно смотрит на него, и в глазах нет ничего, кроме этого её тепла — и снова возвращает его к горизонту. — А если его делал отец, то непременно баловал меня, втихаря от матери щедро добавляя взбитые сливки. Но теперь, конечно, — спешно добавляет он, — только кофе, да покрепче! На несколько мгновений наступает тишина. Только шум океана мягко укрывает их, заполняя те ничтожные двадцать дюймов, что их разделяют. — Так значит, ты оттуда, где бывает настоящая зима? Со снегом, лыжами и замёрзшими озёрами? — Можно и так сказать, — кивает Бен. — Северная часть Великих равнин. — Никогда не видела вживую настоящего снега. Думаю, мне бы понравилось. Они меняются: теперь Рей смотрит на небо, ставшее, как Бен и думал, черничным, а он изучает её профиль. — Я вообще мало что видела, — спокойно добавляет она. Но Бен знает это спокойствие — мнимое, насквозь лживое, временное. Попытка убедить себя в том, что всё хорошо, что всё как надо. А на самом деле, внутри всё разбивается вдребезги, и хрустят мелкие осколки под тяжестью нещадной реальности. — Даже так далеко от города никогда не уезжала, — совсем тихо говорит Рей, и слова едва ли не тонут в размеренном шелесте волн. Это удивляет Бена. Все, кого он когда-либо встречал, если не колесили по штатам — ближним и дальним, — то обязательно ездили по окрестностям родных мест. — Почему? — вопрос слетает с его губ раньше, чем он успевает хорошенько обдумать, стоит ли в это лезть. Прежде, чем ответить, Рей несколько секунд пожёвывает нижнюю губу и делает несколько глотков пива. — Когда мне было пять или шесть — точно никто не знает, потому что документов нет, я оказалась в приюте. Деталей мне никто никогда не говорил, а сама я и не помню. Чаще всего я слышала, что родители были наркоманами или алкоголиками, и то ли бросили меня где-то, то ли меня у них забрала опека. Но сейчас это уже не важно, — прохладное дуновение ветра проходится по их спинам, заставляя Рей передёрнуть плечами. — В приюте было погано, — улыбается она своим воспоминаниям, забавно морща нос, — но идти мне было некуда. Таскаться по улицам было, может, и лучше, чем жить в этом крысятнике, но опаснее. А потом появился По — отец Финна. Он был добр ко мне, заботлив. А я была такая уставшая. Всё это время мне приходилось выживать, быть сильной, бороться. А он забрал меня к себе и взял всё на себя, и мне даже показалось, что жизнь не такое лютое дерьмо, как я думала, и что я могу расслабиться. Я наивно думала, что отстрадала, и моя чёрная полоса закончилась. Через год с небольшим появился Финн, а По… Ну, он оказался не совсем тем, кем мне казался. Многие свои поступки он любил оправдывать любовью ко мне, заботой… — Он… бил тебя? — отчего-то эти слова Бену даются нелегко. — Нет, нет, — Рей на мгновение поворачивается к нему, чтобы заверить не только словами, но и мягким взглядом. — Нет. Его поступки никогда не были направлены на нас с Финном, по крайней мере, непосредственно. Но последствия касались нас. По оказался за решёткой, и я снова осталась сама, с полуторагодовалым младенцем на руках, чтобы ждать. Так что, — она окончательно поворачивается к Бену, пряча за едва заметно дрожащей улыбкой обуревающие её эмоции, — как-то так и вышло, что границы города я никогда не покидала. Бен не знает, что ответить. Он молча принимается за разжигание небольшого костёрчика, чтобы у них было немного света, когда совсем стемнеет.~*~
— А твоя причёска, — Бен машет наполовину опустевшей банкой сидра в сторону трёх пучков на голове Рей, и усмехается, — по одному за каждого убитого врага? Рей смеётся, прикасаясь по очереди к каждому из них. Отставив пиво в сторону, она снимает резинки с пучков, вешает их на запястье, встряхивает волосами, запрокинув голову, и запускает пальцы в распущенные пряди, массируя кожу. Бен беззастенчиво любуется ей. Он уверен, что будь она одна, её губы приоткрылись бы, и с них слетел бы тихий стон удовольствия. — Если бы я была такой крутой, Кайло, меня бы тут уже не было, — усмехается Рей. Бен ловит себя на мысли, что постепенно “Кайло” всё больше режет его слух, если это имя произносит она. Оно звучит неправильно и остро. Но изменить это, рискуя слишком многим, Бен не может. — Почему это место? — вдруг спрашивает Рей. Отблески огня в её глазах завораживают, лишают её образ присущей ей невинности, добавляя какой-то мифической загадочности и сексуальности, которой сложно противостоять. Несмотря на прохладный ночной воздух, то и дело нагоняющий мурашек на оголённые участки их тел, Бену кажется, что её кожа, в свете костра кажущаяся карамельно-миндальной, горяча, как огонь перед ними. Ему хочется проверить это, провести рукой по нежному бедру, поднимаясь выше, забраться под тонкую ткань блузки, скользя по плоскому животу и рёбрам, вызывая у неё смешок — потому что щекотно, — и сжать небольшую грудь через тонкую ткань лифчика, дразня сосок. Ему хочется провести губами по её шее, почувствовать на языке соль, принесённую ветром с океана, обхватить губами мочку уха, посасывая, и мазнуть по губам, срывая с них тихий стон. — Кайло? — неуверенный голос Рей вырывает его в реальность. Бен резко спохватывается, часто моргая, чтобы прогнать наваждение. Из его рта в хаотичном порядке вырываются случайные звуки, пока он пытается прийти в себя. — Кайло, всё в порядке? — обеспокоенность в голосе Рей возрастает. — Да-да. Прости. Задумался. Почему это место, да? — Ага. — Из-за тебя, Рей, из-за тебя, — сбивчиво отвечает Бен, пересаживаясь так, чтобы Рей наверняка не заметила набухшую ширинку его чёрных джинсов. — В смысле? — Когда мы ехали домой из кино, — сердцебиение в ушах наконец перестаёт заглушать другие звуки, и Бен поворачивает голову к девушке, — я видел, как ты смотрела на небо. Не знаю, почему, но мне показалось, что ты пыталась высмотреть звёзды. В Лос-Анджелесе, городе звёзд, как бы иронично это ни было, это нереально. Поэтому, мы тут. Надо только погасить костёр. Бен принимается засыпать огонь песком, и Рей присоединяется к нему почти сразу, нетерпеливо накидывая горсти одна на другую. — А теперь — ложись, — говорит он, когда с костром покончено. Рей послушно укладывается на спину, поплотнее запахивая кардиган на груди. Бен медлит, глядя на неё в темноте. Ночь ясная, без единого облака, и если чуть поднапрячь зрение, дать глазам привыкнуть, он может рассмотреть лицо Рей. Её рот округлён в изумлении, и губы подрагивают, силясь растянуться в улыбке. И глаза, кажущиеся чёрными, бездонными, поглощают открывшиеся ей виды — жадно, без остановки. Бен думает, что ей движет в этот момент страх: вдруг больше не увидит такого? Рей подносит руки к лицу и проводит ими по щекам. До Бена немного запоздало доходит, что она вытирает слёзы, и от этого осознания что-то в груди болезненно сжимается. Он вытягивается рядом, подкладывая согнутую в локте руку под голову, вторую оставляя на животе. Звёзд много, и даже видно широкую полосу Млечного пути. Но не так хорошо, как можно было бы. Слишком много городов рядом. Ночное небо мерцает, переливается от нежно-сиреневого до чернильного, раскрывается в полной красе, но вместе с тем — пугает своей необъятностью, показывая всю ничтожность их двоих. — Можно было не ехать так далеко, — шепчет Рей сдавленно, — мы могли сходить в обсерваторию. Бен поворачивает к ней голову. Она же не серьёзно? — Ты правда предпочла бы обсерваторию? — спрашивает он, тоже шёпотом. Рей отрицательно качает головой. Хочет ещё что-то сказать, но смыкает губы, видимо, решая, что это не важно. Он снова поворачивается к звёздам, краем глаза то тут, то там выхватывая скопления, которые исчезают из виду, стоит взглянуть на них прямо. — В Миннесоте ещё лучше, — говорит он спустя несколько минут. — Особенно зимой. — С какао в термосе? — мягко шепчет Рей. — С какао в термосе, — подтверждает Бен. — Когда ты последний раз видел звёзды дома, Кайло? — Лет семь, может, восемь назад. — Это долго. — Наверное. Я не думал об этом. На несколько следующих минут снова воцаряется тишина. Только шум океана ласкает слух, убаюкивая. Пока Рей не шевелит рукой, от чего браслеты на тонком запястье легко звенят. Бен думает, что она снова утирает слёзы. — Ты скучаешь по этому? — спрашивает она, неотрывно следя за звёздами. И в этом вопросе Бен слышит её отчаянную боль. — По звёздам и какао — всегда. Браслеты на запястье Рей снова тихо звенят, но в этот раз дольше и ближе к нему. Бен вздрагивает, когда она касается его руки, но тут же расслабляется и раскрывает ладонь. Рей переплетает их пальцы вместе. — В самом начале я помнила их, — снова шепчет Рей. Бен уверен, что на её щеках расчерчивают дорожки слёзы, но лишь крепче сжимает её ладонь в своей руке. — Но со временем воспоминания стёрлись. Сперва пропали их голоса, потом — глаза, потом — руки. Мне было так страшно. И теперь этот страх — забыть и не вспомнить — всегда со мной. Поэтому воспоминания для меня так важны. Бен смотрит на неё, но Рей не отрывается от неба. Он видит, как блестят её щёки от влаги, как она жуёт губы, сдерживая новый поток слёз, но ничего не делает, понимая, что ей это надо. Надо побыть слабой рядом с кем-то сильным, чтобы взять паузу перед новой борьбой. Надо выплакать и высказать, не боясь, что увидят сын или подруга. Он мог бы начать отвечать откровениями на откровения, но знает, что это будет пустое, лишнее, потому что не это для неё цель. — И воспоминания об этом дне останутся со мной навсегда, Кайло, — впервые с того момента, как они погасили костёр, Рей переводит взгляд на Бена. — И о тебе. Я никогда не забуду. Обещаю.