~*~
Его бургер безвкусный. И картошка тоже. И острый соус. Только у безмерно сладкой газировки есть какой-то привкус: из-за невозможного количества сахара в ней. Перед внутренним взором всё ещё стоит взгляд По. Бен думает, что, наверное, с отросшими волосами он выглядит не так напряжно. Воображение легко дорисовывает мужчине такие же кудри, как у Финна, и его слова и действия уже не кажутся такими враждебными. На фотке По был с отросшими волосами. Значит, так он и ходит. Бен цепляется за это, пытаясь успокоиться. По ничего не сделает Рей. Она сама говорила, что он никогда бы. Всё будет о’кей. Очередной кусок картошки не лезет в горло, и Бен откидывает её обратно на тарелку, сосредотачиваясь на стакане с газировкой. Он проходится взглядом по обстановке бургерной, бессмысленно и просто по привычке, когда ловит на себе взгляд мужчины напротив. Блядь. Только не это. Удостоверившись, что Бен его заметил, мужчина оставляет тарелку с недоеденным заказом и идёт к нему, занимает соседний стул и склоняется над барной стойкой, с усмешкой на губах глядя на Бена из-под козырька бейсболки. Бен продолжает смотреть в стену напротив, только желваки на скулах ходят и плечи напрягаются. — Мы ведь знакомы, не так ли? Ты вёз меня с напарником в том месяце, уходил от погони, даже вертушка была, помнишь? Потом ещё так лихо ушёл ото всех, запрятался на стадионе. Это было умно, парень. Мы потом нашли другого перевозчика, подешевле. Хуёвый он какой-то оказался, Джеффри в тюрьму упекли, хрен знает, как я ноги унёс оттуда сам. Есть новое дело, так что у меня к тебе предложение… — У меня тоже, — резко вставляет Бен, и в его голосе слышится сталь — холодная и острая. Он склоняется, повторяя позу незваного собеседника, и смотрит тому прямо в глаза, не с предупреждением, только угрозой — прямой и неприкрытой. — Ты нахуй заваливаешь хлебальник и уходишь. Забываешь, что когда-либо встречал меня или имел со мной дело. Иначе твои глаза оказываются на этой вилке, — Бен не глядя кивает на столовый прибор под рукой, — а потом — в твоей глотке, как и твой сраный язык. Твоего напарника повязали, не потому, что перевозчик хуёвый, а потому, что вы — дерьмо сраное, которое нихера не может, кроме как орать, ныть и палить из пушек по чём ни попадя. В следующий раз — повяжут и тебя. И доказывает это лишний раз то, что мне приходится разъяснять тебе такие очевидные вещи, блядь. Потому что мозгов, — Бен стучит ему пальцем по виску, — не хватает, чтобы, блядь, не соваться непосредственно к тем, с кем, сука, работал, да ещё и прилюдно. А теперь. Вали. Отсюда. Нахуй.~*~
Припарковав Фалькон, Бен не спешит выходить из него. Он откидывается на спинку кресла, бездумно глядя в пространство перед собой. Если закрыть глаза, можно увидеть яркий солнечный свет, заливающий салон машины, и разлетающиеся на ветру волосы Рей, когда она высовывается из окна, подставляя руку потокам воздуха, рассекая его, давая протечь ему сквозь широко расставленные пальцы; можно услышать, как она тихо, иногда невпопад подпевает песням, и как щёлкает камера на её телефоне, когда она фотографирует очередное воспоминание. Первое, на что натыкается взгляд, когда он открывает глаза — игральные кости. Они бездвижно висят, выделяясь тёмным силуэтом на фоне бетонной стены, и Бен задевает их пальцами, заставляя неровно раскачиваться. Выходя из машины, он слышит чьи-то отдающиеся гулким эхом в стенах парковки шаги. Их двое, и они идут от лифта в сторону выхода на улицу. Периодически оглядываются назад. Один из них выглядит как типичный вышибатель долгов — тучный, с широкими плечами и большими кулаками; в его руке мелькает бита. Второй привлекает внимание Бена в большей степени: он худой и высокий, бледный, почти серый, но с ярко-рыжими волосами, зачёсанными назад и прикрытыми кепкой. Оба в спортивных костюмах. Общий вид заставялет окрестить их “гопниками”, не оставляя иного выбора. Они проходят, один раз взглянув на стоящего у машины Бена и не обращая на него большего внимания. Идя к лифту, Бен из обыденного интереса думает, к кому они могли заявиться. Явно искали не его: с его внешностью — даже просто по словесному описанию от потенциального заказчика — не прошли бы мимо. Кнопка вызова лифта загорается оранжевым. Бен подавляет зевок, мысленно обещая организму когда-нибудь выспаться. Тяжёлый стон заставляет его обернуться в поисках его источника. Следующий за ним хриплый кашель более точно определяет, где нужно искать. Двери лифта разъезжаются в стороны, приглашая Бена внутрь, но он отходит в бок, к длинному коридору, ведущему к бытовым помещениям. Твою мать. По лежит у стены, держась за левый бок, с раной в голове, из которой алым течёт по лицу кровь, подбитым, начинающим наливаться бордовым глазом, и разбитыми губами. Он тяжело дышит, медленно открывая веки, явно с трудом борясь за то, чтобы остаться в сознании. Бен тяжело сглатывает, губы размыкаются, но с них так и не слетает ни звука. По поворачивает голову, но не к нему, а в сторону коридора, и Бен прослеживает его взгляд. Ему словно гранитная плита падает на голову. Чуть дальше, выглядывая из-за первого поворота, стоит Финн. Бен переступает через По и широким шагом, стараясь сохранять остатки спокойствия, идёт к мальчику, садится на корточки напротив него. В тёмных, по-детски больших глазах море растерянности. Бен подавляет порыв притянуть мальчика к себе, крепко обнять и сказать, что всё хорошо. — Привет, Финн, — тихо говорит он, силясь убрать страх и волнение из собственного взгляда, боясь напугать ребёнка ещё больше. Финн молча кивает, как всегда открыто и храбро глядя Бену прямо в глаза. — Давно ты тут стоишь? Мальчик пожимает плечами. — Пойдём домой, а? Чтобы мама не волновалась. Хорошо? Бен поднимается на ноги, когда Финн кивает ему в ответ, и мягко подталкивает его в плечи. Он видит, как По следит за ними взглядом. — Не бойся, малыш. Папа в порядке, — хрипит он, и струйка кровавой слюны тонкой нитью тянется от его подбородка к груди. Финн замирает, и Бен чувствует ладонью, как он начинает дрожать. Он хочет добавить По, с ноги, чтоб каблук пришёлся прямо на челюсть, лишь бы тот заткнулся. Бен снимает куртку и накидывает её на плечи мальчика. Вышитый красными нитками бескрылый китайский дракон, что вьётся кольцами на чёрной ткани бомбера, как никогда олицетворяет двойственность его натуры, одновременно являясь символом силы несущей благо и силы несущей разрушение. — Вызовешь нам лифт, Финн? — просит Бен, подталкивая мальчика вперёд — и он идёт, всё ещё не отводя взгляд от лица По. Бен помогает ему подняться на ноги, закидывает руку себе на шею и доводит до лифта, потом — до ванной в их с Рей квартире. Усаживает По на край ванны и берёт полотенце, чтобы намочить. — Я сам… — на выдохе шепчет По. Бен закрывает дверь ванной с другой стороны. Финн сидит на диване перед включённым телевизором, но вместо мультиков смотрит на свои руки. — Покажешь, что там у тебя? — Бен садится рядом с ним и протягивает раскрытую ладонь. В неё падает согретый мальчишескими руками металл. Маленький жёлтый кусок металла, почти невесомый в реальности, но сейчас придавливающий Бена к полу. Он сглатывает подступившую к горлу желчную горечь. И чувствует это — жжение в груди, там, где взрывается ярость, заполняя каждую клетку его тела красным, горячим, жидким, острым пламенем. — Можно я заберу это себе? — Бен показывает мальчику патрон, зажимая его пальцами и держа перед глазами. Финн снова молча кивает. И они смотрят две серии “Тома и Джерри”. Возвращаясь в ванную, Бен закрывает за собой дверь и опирается на неё спиной, скрещивая руки на груди, чётко давая понять, что он не уйдёт, пока не услышит объяснения. Патрон всё так же прожигает ладонь. По сплёвывает кровавую слюну в раковину, сидя на краю ванны, пошатываясь и держа у головы смоченное, покрывшееся розовыми разводами полотенце. — Оклемаюсь, — хрипит он, поднимая взгляд. — Да мне насрать, — зло цедит Бен. — Кто это был? — А тебе-то что? — так же зло отвечает По, и концентрация взаимного недоверия и общего напряжения в комнате ощутимо возрастает. — Помог — спасибо. Дальше иди по своим делам… сосед. Кто это был? — передразнивает По. — Твои приятели оставили Финну это, — Бен показывает патрон, и глаза По тут же расширяются. Он сглатывает ещё тяжелее, чем до этого, и роняет голову, прижимая зажатое в пальцах полотенце ко рту. На мгновение Бен думает, что сделал поспешные выводы касательно него. Но сраный патрон в его пальцах так сильно обжигает подушечки, что он возвращается к тому, что думал раньше: он довёл до такого, и уже в этом его вина, уже за одно это его нельзя простить или понять — только не для Бена. — Это старые знакомые, — По всё так же смотрит в пол, когда начинает говорить, — мои старые знакомые. Они хотят, чтобы я кое-что сделал для них. Но я завязал, — он резко поднимает голову, отчего морщится, но смотрит прямо в глаза, словно давая честное слово. — Что они хотят? — Бен догадывается, но хочет знать точно. — Ломбард на севере. — Никого больше охочего до наживы в целом городе нет? — Я у них на крючке. У меня за ними должок. За то, что в тюрьме не трогали, — По качает головой и отворачивается к окну. — Сперва это было два куска, потом пять, теперь — двадцать, — он повышает голос и ударяет кулаком по раковине. “А потом, твои жена и сын.” — Что дальше? — твёрдо спрашивает Бен. Его разрывает изнутри на мелкие кусочки из-за клокочущей в груди ярости, и тот факт, что приходится выпрашивать каждое слово, только ещё больше выводит его из себя. Он отчаянно сильно хочет съездить По по роже за то, что Рей и Финн под ударом, и ещё больше хочет избить его до полусмерти, превратить лицо в месиво, выбить зубы, выдавить глаза и пробить череп, когда слышит его следующие слова: — Я не знаю.