Василиса Средиземская

Тут-то и уверилась окончательно Василиса, что снится ей все это. Али водяной задумал играть с ней, вон его царство рядом… Ворожит, морок наводит, пытается так утянуть в царство свое. Но уж точно не взаправду это! Иначе-то как объяснить то, что ей, девке почитай безродной, сироте ныне бесприданной, руку свою князь предлагает? Да такое только голове больной привидеться могло али вот дурманом наслано быть может с целью какой насмешливой али злобной даже, ведь хозяину водному даров никто не принес пока. - Смеешься ты, княже, - вздохнула девушка. – Где это видано, чтобы дочь кузнеца вровень ставить со знатной девицей? - И в чем же между вами разница? – не удержался от усмешки Торин. – Рук-ног столько же. Или ты хочешь сказать, что в кузне стоять стыдно? Так в твоем народе видят твое да и мое ремесло? - Нет, не так сие, - затрясла головой Лиса. – Кузнецов, да особливо по украшениям которые, у нас уважают очень. - Тогда я тебя тем более не понимаю. - Так ведь все равно не чета я тебе, род мой простой. - Гномы не люди, у нас кузнецы с рудокопами родниться зазорным не считают, - догадался о ее сомнениях Дубощит. – Только и спрашивать после станут уж как с королевы или как с дочери кузнеца. - Ну Лада и не такое сладит. Да только неверно то, ведь как сладилось, так после и разладиться может. - Что? – не понял Торин. – Не юли, девушка. Если отказываешь, то так и скажи, зла держать не буду. - К чему ж отказываться, - спокойно ответствовала ему Василиса. – Во сне али в видении и согласиться можно. После глаза открою, а все прошло и ничего и не было, а ты тем более и не ведаешь ни о чем. - А! Дубощит поднялся с места, переступил костер да опустился уж по другую сторону, рядом с ней. За руку взял, теплая… - Не знаю, что тебе там кажется, Лиса, - мягко произнес он, - однако я говорю с тобой всерьез. Мы, подгорный народ, не шутим с чувствами и не насмешничаем над ними, для нас это слишком важно. Василиса же прислушивалась к иному, совсем и не словам. Рука его теплая… и дыхание она его слышит, рядом с собой… Не сон это. Иначе б не чуяла она запахов никаких, не ощущала бы прикосновений его нежных. И не морок то, не может у того рука теплой быть! Ежели б водяной играл с ней, так она бы холод водный почуяла да запах тинный. Такой за собой не увлечет ее да и никакую иную девицу. И тут другая мысль пронзила Василису. Цветок! Вот из-за чего все случилось! Вот что с ней произошло! Девушка аж подскочила с места, выдергивая ладонь из его руки, да отбежала на несколько шагов в сторону, пряча лицо от света. Что же ей теперь Торину-то говорить? Ох и чародейство! Вот и вправду, что оно прямо в ней отныне! А Дубощит тоже уж поднялся да приблизился к ней, в затылок дышит недовольно, но отступать не привык. - То чувство ненастоящее, - наконец выдохнула Лиса, понимая, что лучше сразу главное сказать. - Ненастоящее?! – возмутился было Торин. Понять-то его можно: обидно же, когда тебе говорят, что не любишь ты, а лишь кажется тебе то. Только ведь иного-то выхода у нее нет, надо все объяснить по порядку, надо, чтобы принял он то. - Это из-за цветка папоротника, - принялась объяснять Василиса. – Теперь я поняла, что тогда и вправду его отыскала. - Какой еще цветок?! - Папоротника же, говорю! Когда мы в Купальную ночь в лес отправились, я и не заметила сама, когда отыскала заветный цветок. Средь прочих его взяла. Я же тогда одни в волосы вплетала, другие на сарафан прикалывала. А после уж, когда при свете солнечном на себя глянула, вижу – нет в одном месте цветка… - Лиса! При чем тут это? Василиса обернулась к нему, стараясь терпением отвечать на негодование его, раз уж приходится все пояснять. Говорить надо тихо да ласково с ним, он же не понимает, что и не влюблен вовсе. - Да притом, княже! Что цветок то был папоротниковый. И он не потерялся, а прямо в сердце мое вошел. В нем растворился да и чудеса ныне творить взялся, а вернее будет сказать, что и пораньше, с тех пор, как отыскала его, играть принялся. - Глупости говоришь! Какой цветок? Как он мог раствориться в сердце? Лиса, послушай же… - Как есть говорю! В том и чудесный он, что всегда по-разному ведет себя. Каждому ведь своя дорога к сокрытому ценному. А у меня-то с той поры сердце часто покалывало, на тебя глядя! - Значит, у тебя при взгляде на меня сердце болит? – вдруг улыбнулся Торин. – Пожалуй, я не против таких чудес. - Не чудо это, а колдовство! - Но ты говоришь теми же словами, что и мы, гномы, говорим. Для нас наши женщины – самая большая ценность. И если для тебя это я, неужели ты думаешь, для меня это не гордость и не счастье? - Да это же не истинное чувство, а колдовское! - Лиса, ну как это возможно? - Да вот так, княже! Мне ж когда чародей сказал, что мне суженый по судьбе – из рода сродни княжескому… - Сродни? - Ну вы же иначе правителя называете, узбадом вот тебя другие зовут. Суть-то та же, хоть покуда и не правишь ты… - Значит, тебе суждено быть моей? – довольно улыбнулся он. Как есть кот, сметаны объевшийся! Лиса еле-еле улыбку подавила. Нет уж, объяснить-то надо все, нельзя ему позволять по-своему думать. - Вот оттого, видно, у меня то в голове засело, я в то и поверила, что за тебя пойти должна. А цветок после и сделал эту мысль мою скрытую явной, да тебя в то поверить заставил… - Василиса! - Вот так и вышло, что… - Василиса! – Торин схватил ее за плечи да встряхнул хорошенько. – Что за ерунду ты несешь?! Послушай меня! - С-слу-ушаю-ю-ю! – лязгнула зубами Лиса. Торин выдохнул и заговорил степенно: - Ты мне понравилась сразу, как увидел. Тогда ведь не было твоего цветка? Как он мог меня заколдовать? Василиса ненадолго призадумалась, но нашлась, что возразить, припомнив, как не сразу парни с девушками сходились всегда: - Понравиться – это же еще не полюбить! - У гномов разницы нет, мы любим лишь однажды и не меняем своих возлюбленных, - покачал головой Торин. - А ежели тогда почудилось тебе? Тоже морок навел кто? - Да кому это надо? Лиса замолчала, размышляя. И вправду, зачем бы это кому-то было надо? А если узбад и вправду полюбил раньше… Когда же она сама полюбила? После цветка? Или и до того поглядывала тоже? Кабы вспомнить! Столько всего после прошло, тут и не припомнить, когда поглядывать начала на князя гномьего. Да и был ли вообще тот цветок? Может, уж сама себе вообразила то, приятно думать же, будто нашла она папоротник в ночь Купалы. А если и был, то отчего она решила, что это цветок решил зачаровать Торина? Хватало тут князей да царевичей на ее пути, даже с ними вон двое младых шли, да в Ривенделле еще двое было, да еще один вон в услужении али в родстве у Бессмертного был, могла любого выбрать, а уж после уверить в том сердце. А вот выбрала же Дубощита! Видимо, все же первым было ее чувство к нему? - Отвечай всерьез! – Торин вновь чуть встряхнул ее, так, чтобы лицом к нему стояла. – Пойдешь за меня? Мне другой королевы не надо, я выбрал тебя. Но ты знаешь, что Королевства-под-Горой может не быть никогда. - А мне королевства не надо, - покачала головой Василиса. – Мне нужен муж, за которым я хоть в пламя пойду. - Пойдешь? - Пойду! – уверенно кивнула она. И охнула, когда Торин ее стиснул в объятиях, аж кости, чудится, затрещали от такой любви. А более и не соображала ничего. Зашлось сердце, застучало часто-часто, закружилась голова… Василиса глаза зажмурила, покуда князь целовал ее в уста ой не медовые, а простые самые, потрескавшиеся даже от ветра. Да и у него самого были такие, обветренные, а только все равно сладостные. Как однако ж хорошо бывает близ мужа такого! Покойно да уютно в объятиях его, ни о чем заботиться не надо. Ее и слабость охватила разом, и сила вселилась тут же могучая. Лиса будто бы растворилась в объятиях его да с тем же казалось, что это он частью ее стал, единым стал с нею словно. Сколько то длилось? Может, мгновение одно, а может до рассвета так и простояли, обнимая друг друга. Да только Василиса и не спешила никуда. Вот бы так стоять рядком да дышать вместе, да мыслить одинаково, а слова-то лишние тут, уж и без слов можно обо всем договориться да понять все. Только бы и целовать друг друга сладко-сладко… Сладит ли то Лада? Ох и непонятно. Да только Василиса ничего не пожалеет, чтобы и княгиней достойной стать, и пойти за князем… а хоть бы и в пламя! - У меня ныне в груди огонь и пожарче горит, - прошептала она узбаду на ухо и засмеялась тихо. Торин ответил ей таким же тихим ласковым смехом. Надо ж, оказывается, не только улыбаться может! А смех-то у него низкий, приятный, теплом обволакивающий, как и объятия его… Да ей теперь и вовсе нет милее голоса его. *** Спала Василиса сладко. Улеглась-то поздно – и то после наказа Торина строгого, мол, уж вставать скоро, надо хоть немного отдохнуть. Сам он Двалина на дозор разбудил, потому Лиса послушалась, не миловаться же ей с князем при дружиннике его! Стыдобища… Девушка легла, думая о том, что спать-то не выйдет, все думать о поцелуях будет… да с тем в сон и провалилась. А проснулась уж последней, от суеты в отряде – завтрак спешно доедали, скоро и вправду выступать следовало. Василиса к воде побежала, лицо ополоснула, бормоча тихонько, чтоб ушли от нее морок да сонливость. Ей ныне надо быть доброй да сильной, день непростой предстоит. А еще и удержаться от соблазна надо да не глядеть уж больно ласково на князя, не отвлекать его от дел важных. Вернулась да перекусила наскоро, глаза пряча, ей все чудилось, что по одному взгляду все вокруг разом все и поймут. А что поймут? Как ночью она смеялась тихо над волнениями Торина о дарах эльфийских да разговорах с Ори? Торин, однако ж, все допытаться пытался, откуда у нее эльфийское украшение. Лиса-то поначалу и не поняла вовсе, о чем он толкует, а как поняла, только еще пуще рассмеялась: оказывается, Дубощит-то и не представляет, что за игла-то у нее. Девушка отговорилась тем, мол, сама унесла, как увидела. Украла? Ну, ежели хочет так сказать, пусть так назовет, да не стыдно ей за то. Но о том-то точно никто в отряде не прознает. Али о том, как щекотала ее его борода при поцелуях? А может, о том, как рассказывал он о жизни горной, беспокоясь о том, сможет ли она жить внутри горы, да немедленно же уверяя, что позволит ей хотя бы на балконы выходить, воздухом дышать да солнышку кланяться. Все то между ними только. Если… Лиса в испуге глянула на Торина: что если причудилось ей все же? Что если на деле-то приснилось… Ласковый взгляд синих глаз стал ответом ей. Ох и не привиделось ничего, правда то все было! И немедленно же сердце вновь захолонуло, на устах улыбка заиграла при воспоминании о ночи этой. Ежели и цветок постарался в том, что у нее ныне сердце-то такое неспокойное, то она и не в обиде на то. Вот и вправду, где иное сокровище отыщешь? Никакого другого ей не надо вовсе! Торин скомандовал выступать, отряд вещи подхватил да тронулся дальше в путь, к горе своей. Казалось то ей али и вправду, только теперь в дружине их царил иной настрой, победный, а не тяжкий, домой они шли, свое возвращать, преисполненные уверенности в себе, а не в опасениях да страхах. Без песен шли, да все равно бодро, скоро, не изнывая от вещей да оружия, что несли на себе. Хоть и остановок не делали почти, разве что короткие совсем, чтобы воды попить, дух перевести кратко. И вновь дальше и дальше, а пик горный напротив все ближе да ближе был, нависал над ними. На вечер же вновь лагерем стали, костерок небольшой развели, трапезничать расселись, а после спать легли. Василиса на сей раз улеглась совсем рядом с Торином, хоть поначалу и смущалась, что больно вольно то. Да князь лишь улыбнулся ей ласково, согласие свое да одобрение давая. И плащом своим их обоих укрыл. Так что спалось девушке вовсе покойно, сердечко более от страха не кололо вовсе, пусть завтра уж они у самой Одинокой Горы будут! *** Эребор был все ближе, а потому Бильбо нервничал все больше. И мысленно удивлялся тому странному спокойствию, которое словно бы охватило всех прочих членов отряда, они были даже почти веселы! Мистер Бэггинс, который помнил, с каким напряжением все поглядывали на дым из горы, когда отправлялись из Эсгарота, теперь не мог понять – что же изменилось? Ведь теперь же еще яснее, что дракон жив, его предстоит как-то сразить. А у них что есть для защиты? Их самих лишь горстка тут! А против Смауга и армия ведь не выстояла когда-то, Балин сам рассказывал… И поначалу же они собирались вроде бы не сражать дракона, его нанимали вообще лишь как взломщика. Может, он зря вообще волнуется? Взяли его как вора, вот и будет он лишь вором, не ему идти дракона сражать, он только вот украсть что-то может. Ну разведать что-то еще, наверное, но не более… Только вот не бросать же ему теперь друзей? Они сражаться пойдут, а он в стороне отсиживаться будет? И вообще, чего ему-то бояться, у него кольцо есть, которое его невидимым делает – с такой вещью его ни один враг не заметит, даже Смауг! Куда он огнем своим палить будет? Наугад… А вот хоть бы и наугад, да попасть же может случайно… Легче ему будет, если он невидимкой погибнет? Будут потом тело его искать, не отыщут, пока кто-нибудь не споткнется, мимо проходя. Да еще сапожищами своими потопчутся по нему – уж в этой гномьей черте мистер Бэггинс ныне уверен был! Повздыхав мысленно еще немного над своей грустной судьбой, Бильбо все же напомнил себе, что пока он еще жив. Так отчего же гномы вдруг так повеселели? Хоббит еще долго ломал голову над этой загадкой, на второй день их пути решился задать прямой вопрос Балину. - А ты разве не заметил? – удивился тот. - Чего не заметил? Пожилой гном удивленно покачал головой, но пояснил: - Так ведь Торин Лису в невесты себе взял. - А… хм… когда же это? - Ну, видно, прошлой ночью договорились они обо всем, раз с утра уже глаз друг от друга отвести не могут. Бильбо заморгал, пытаясь понять, как же так случилось, что все это заметили, а он и проглядел. Наверное, слишком уж был занят мыслями о скорой встрече с драконом… и последствиями этой встречи. - Кхм… ну… я рад за Торина… и за Лису тоже, - собрался с мыслями мистер Бэггинс. – Только я не пойму, неужели это… важнее Смауга? На последних словах хоббит даже понизил голос почти до шепота, не потому что опасался быть услышанным в отряде, а потому что… не хотелось это имя произносить так близко к горе, как бы не разбудить раньше времени! - Для нас-то точно поважнее, - рассмеялся Балин. – Видишь ли, Бильбо… Мы давно надеемся, что узбад наконец отыщет себе супругу. Неправильно это, если трон к Фили перейдет. Не потому что из него не выйдет короля, нет! Выйдет отличный! Торин его воспитал, как собственного сына… - Так пусть тогда он сам решает, жениться ли… - Мы и не мешали ему, - кивнул пожилой гном. – Но переход трона не к прямому потомку Дурина может означать для нас неблагополучие. Может, предрассудки все это, да только в них многие верят. - И поэтому теперь… - И поэтому теперь для нас это большая радость. - То, что он сам погибнет и невесту свою погубит, к дракону потащив? – пораженно прошептал Бильбо. - Да нет же! – удивился Балин. – Это означает, что род Дурина возрождается! Теперь нас точно ждет победа! С нами ныне все наши предки, их дух и сила. А то, что девица из другого мира – даже и лучше, значит, именно такая кровь должна была прийти к нам. Это как… совсем новая жизнь, понимаешь? Хоббит медленно кивнул. Да, наверное, понимал. Как-то отстраненно. Ведь предсказания предсказаниями, а духи помочь ничем в борьбе с драконом не смогут. Бильбо вздохнул, но спорить не стал. Может, он и не прав, может, предсказания важнее. Ведь и о возвращении птиц к Горе тоже говорилось. И чего он вообще обо всем этом думает? У них вот лидер есть, Торин, ему и решать, как воевать со змеем. Тем более, что теперь он влюблен, очертя голову в пасть дракону не сунется, побережется. А кроме того и Гэндальф обещался появиться, велел ждать на отроге гор… Знать бы только, где этот отрог. Последний вопрос, однако же, сам разрешился когда на третий день они были у самого подножия Одинокой Горы. И здесь, когда Бильбо с ужасом разглядывал мертвую землю без единой травинки или дерева, Балин пояснил, что это Пустошь Смауга, где раньше стоял город Дейл – остатки его до сих пор были видны в стороне. Торин велел отправляться дальше, и хоббит встрепенулся, решившись спросить, не здесь ли им следует ждать мага. - Ты его видишь? – мрачно бросил Дубощит. – У нас нет времени ждать волшебника! Мы сами по себе. И Бильбо только вздохнул в ответ. А что он может возразить? Торин прав, им надо отыскать потайную дверь, причем сделать это до захода солнца, если верить указанию на карте. Времени у них не так много для этого, если они останутся тут, то могут вовсе упустить единственную возможность войти в Гору. Что тогда? Весь поход был зря? Ждать еще целый год? Мистер Бэггинс вздохнул еще раз. Отчего-то ему это чувствовалось еще в тот день, когда Гэндальф только собрался уезжать. Теперь вот они и вправду одни… Вздохнув в третий раз, хоббит последовал за всеми, стараясь не отвлекаться на развалины Дейла и думать только о потайной двери. Она должна как-то отличаться от всего иного, все равно будет как-то выделяться. Хотя бы тот серый камень, который упоминался на карте… Хотя нет, это же глупо: как может выделяться серый камень? А остальной-то тут тогда какой? Бильбо подумал, прикинул и решил, что правильнее будет искать тропку. Вероятно, почти заросшую и еле видимую, от которой вверх должна вести еще какая-то дорога на камнях, может быть, стертые и забытые всеми ступеньки. Во всяком случае, их приметы отыскать гораздо проще, чем серый камень среди прочих серых камней, и дверь, которая невидима, пока не открыта. Отряд разошелся в разные стороны, пытаясь высмотреть хоть что-то схожее с дверью или какой-то указатель. Хоббит тоже поглядывал, но искал ту самую тропку, которая казалась ему верным знаком… Она обнаружилась внезапно, опоясывала подножие горы и вела… к ступеням, которые казались просто вырубленным доспехом фигуры гнома неподалеку от основных ворот. Стертые, местами покрытые мхом, но ступени! Бильбо даже поначалу глазам своим не поверил в такую удачу. Все так просто?! А после он закричал отряду, подзывая к себе.