MARS

я курю, она танцует, я реально существую вижу боль, я не пасую. мы целуемся вслепую. я сжимаю ее горло, холод слов — это не принцип, холод слов — это наш синтез. боль уйдет, вернутся силы.

раньше бы он не позволил громко слушать музыку в своей машине и тем более не стал бы подпевать идиотской попсовой песне, но сейчас назар чувствовал, как трещит по швам его грубое амплуа. трещит вся его жизнь, пока голубоглазая девушка напротив улыбается и тыкает в сидящих на заправке котов, умоляя посмотреть. «эти на нас похожи. ты черный и угрюмый, а я пятнистый» вотяков твердо понимал, что эта малышка заменяет ему весь круг общения. словно смертельный наркотик, а он безнадежный наркоман. до блевоты противное сравнение, но мир с этой девчонкой казался другим. солнечнее, что-ли. умела она рядом с собой всё делать приятнее, нежнее. даже для него и его. — вот тут хочу, — соня тыкает на большую поляну за окном машины, — тут хорошо будет видно. машина тормозит на обочине, девушка выпрыгивает первая и сразу же весело бежит в середину поляны. назару не остается ничего кроме как, усмехаясь, погнаться за ней. рухнув на траву, вотяков невольно засматривается. сколько красоты, любви к жизни и оптимизма в этих кристально-чистых девичьих глазах. сколько смешанной покорности и борьбы, и непонятно к чему она стремится. — чего смотришь так, — вполголоса спросила соня. — ты красивая, — глядя без смущения, ответил вотяков и провел пальцами по светлым волосам девушки, — очень. после этих слов, лицо сони засияло в широкой улыбке и блондинка подвинулась ближе. коротко чмокнув парня в нос, она развернулась к небу и восхищенно вздохнула. осыпанное звездами, оно как-будто было только для них двоих. темное, немного пугающее, но нереально манящее. — как ты думаешь, куда люди попадают после смерти, — в мягком голосе отчетливо было слышно нотки беспокойства и грусти, — ты веришь в ад и рай? назар не любил начинать философские темы, в которых, иногда, у них с соней были кардинально разные взгляды. так и сейчас, он хотел полежать в тишине, наблюдая за звездами, а не выслушивая о «высоком». чуть подумав, назар все же ответил, предварительно посмотрев на соню, будто предупреждая, что ответ ей может не понравиться. — ни во что не верю, — холодно начал он, — был мешок с костями и не стало. вот убиваешь ты курицу и что? хочешь сказать, она попадает в куриный рай? так и с людьми, кукла. конечно, соне не понравился ответ, это стало понятно по тому, как она сощурилась и начала отодвигаться., но в ту же минуту назар обхватил запястье девушки и заставил развернуться. — ты сама спросила, я предупредил. перестань выделываться. — прости, просто…у меня плохое предчувствие, — голос стал тише, а взгляд снова устремился в небо, не желая сталкиваться. — брось, кукла, мы просто давно не выбирались, вот и волнуешься. — да, наверное, ты прав. улыбнувшись, девушка снова положила голову на грудь вотякова и засмотрелась на звездное небо. ей хотелось сравнить его со взглядом назара: такое же преступно загадочное, со своими тайнами, которые не под силу разгадать никому. сейчас, лежа на этой поляне, обоим было спокойно. парень тайком рассматривал, как белобрысое создание завороженно глядит на какие-то мерцающие штуки. для него — фигня бредовая, но ради сони можно и поваляться часик, лишь бы та довольно улыбалась, покивать, что видит медведиц и ковши непонятные. вместо часа они пролежали несколько и уехали домой только к рассвету. блондинка уснула прямо на поляне, прижимаясь к теплому телу назара. тот, не собираясь будить, аккуратно подхватил девушку и донес до машины, а потом уже и до постели. «как ты думаешь, куда попадают люди после смерти?» накрыв девушку одеялом, он остановился. губы дрогнули в глупой мальчишечьей улыбке и назар поморщился от собственных мыслей. маленькая, глупенькая девочка, считающая, что может выстоять против целого мира. — надеюсь, тебе никогда не придется это узнать, мой свет, — оставив нежный поцелуй в лоб, назар вышел, закрыв за собой дверь. х х х с кухни послышались быстрые шаги и даня напрягся, переводя взгляд на картину, висящую над камином в гостинной комнате. он не спал уже несколько дней и каждый шорох казался громким топотом, от чего парень щурился и часто закрывал лицо руками. проблема его бессонницы — назар вотяков и «похищенная» им соня лианова. то, что их не слышно слишком давно не давало покоя всем, кто находился в том доме те роковые два дня. ребята договорились молчать, девочки вовсе думали, что соня и назар неожиданно нашли в друг-дружке любовь и уехали в романтический трип. подозревала только даша и не на шутку. — она бы сказала мне. я её лучшая подруга, дань. она не могла взять и испариться без прощания, это не в стиле сони. за четыре месяца ни-че-го. мать твою, да посмотри на меня! но в ответ тишина. никаких эмоций и признаков того, что шатен вообще находится в комнате. его глаза прикрыты, а руки привычно закрывают половину лица. это надоедает даше, она чувствует себя обманутой, преданной сразу двумя любимыми людьми: парнем и лучшей подругой. незнание пожирает изнутри, беспокойство заставляет строить различные теории и догадки, которые даже невозможно опровергнуть или подтвердить. присев на диванчик рядом, девушка судорожно переводит дыхание и дотрагивается до руки дани. тот наконец поднимает карие глаза, заставляя свою возлюбленную ужаснуться. мокрые от слез дорожки пугают не меньше, чем покусанные до крови губы. — дань… — у меня плохое предчувствие, — еле ворочая языком, проговорил он. голос его был совсем измотанным, синяки под, и без того красными, глазами, говорили о том, что все и правда не так гладко, как он сказал месяц назад. внутреннее чутье даши тут же вернулось и начало лихорадочно трезвонить в колокол, пытаясь донести правоту. вспотевшие ладошки обхватили мужскую руку, сосредоточиваясь на мыслях. пара минут в тишине и даша наконец отвечает. — расскажи мне правду, милый, — твердый, приказной тон, — я должна знать, что произошло. даня вздрогнул. перед глазами проплыла картинка того вечера когда они в этом самом зале играли в правду или действие. соня, делающая минет банану и дерзко ругающаяся с кариной. тело последней в одной из спальных комнат, в которую он до сих пор не может зайти. назар, завтракающий на кухне, безмятежно рассуждающий о своих убийствах. если это не ебнутый психоз, то даниил не знал, что еще. он соучастник, он лучший друг, он парень — и все это кануло в никуда. осознание неизбежной правды мерзко царапало изнутри, рвалось сквозь ребра, ломая. знал ведь, что так получится, но ничего не сделал, побоялся взять на себя ответственность, побоялся потерять дашу. — даниил, — уже грубее, практически добивая. — что ты хочешь услышать? то, что назар убил карину отравленным вином и соня выбухала его? то, что мы договорились с парнями молчать и что назар просто перекантуется с ней, а потом оставит? ты это хочешь знать, а, даш, — к концу голос переходит на хриплый крик и парень снова всхлипывает, — я не знаю, что с ней! я не знаю где эти оба и не могу найти ублюдка вотякова. он псих, — слезы катятся по щекам с новой силой, — ебаный заказной убийца, которому похуй, кого резать! это он. это он убил тех девушек, устроил пожар и перерезал пол притона. это далеко не всё, любимая, и это его рук грязные дела. — ты знал, — единственное, что выдавливает из себя даша и резко встает. даню в ту же секунду пробивает разрядом тока. она боится. это чувствуется в поведении, в интонации, в конце концов, во взгляде. даша мелко трясется и не верит сказанному, да никто бы не поверил сразу, но с каждой секундой, проведенной в гостинной, выстраивает картинку и все встает на свои места. пораженная, преданная, напуганная. никак иначе. — ты знал и ничего не делал, — криво усмехнувшись, она растирает стекающие по щекам слезы, — позволил какому-то уроду лишать жизней ни в чем невинных людей, находиться рядом с друзьями, со мной…ты поддерживал его, — последние слова звучат глухо и бьют в самое сердце. — даш, прошу, — даня встает, но девушка резко отшатывается, выставляя руки вперед, — только не ты. — ты трус, — больно и жестко, — я ненавижу тебя. — не нужно, пожалуйста, — делает глубокий вдох, пытаясь держать себя в руках, — мы все уладим. — мы? даша закусывает губу, сглатывая. новая волна слез подкатывает к горлу, не давая собраться и закончить мысль. все двоится. слишком много информации, которую нужно обдумать, впитать, осознать. она вспоминает смеющуюся подругу, домашние ночевки вместе, побеги со школы и первые пьянки. её вечное солнышко никуда не уехало с парнем-мечты, оно пропало без вести. её любимая лучшая подруга попросту неизвестно где, неизвестно с кем и непонятно как. одна мысль о том, что соня нуждается в помощи заставляет разрыдаться. — дашкинс, — аккуратно, с немой мольбой взывает даня, — я люблю тебя. — меня предал человек, за которого я держалась как за спасательный круг. этот же человек лишил меня единственной надежды на то, что моя лучшая подруга в порядке. я жалею, что узнала тебя, и надеюсь ты когда-нибудь посмотришь в лица людей, чьих родных убил вотяков. это была точка невозврата. тот момент, когда между людьми навсегда появляется огромная пропасть, неспособная исчезнуть даже через много лет. самые сокровенные страхи наконец всплыли наружу и стали явью, прижав за горло, перекрывая кислород. даша оказалась преданной, даня брошенным. они оба понимали, что это конец. х х х один ролик на ютубе сменялся другим, тихий смех, третья пачка чипсов. на часах около шести утра, соня еще долго будет дрыхнуть в постели, нежась и не желая вылезать. собственно, торопиться некуда, поэтому темноволосый даже не думает нарушать покой своей голубоглазой принцессы. немного личного времени как раз не помешает и пойдет вотякову только на пользу. — супер, — начала крутиться очередная реклама, но назар нашел в этом выгоду и, лениво потянувшись, отправился к холодосу на поиски еды. выражение лица было такое, будто он идет таскать бетонные плиты или собирать чай на плантациях под палящим солнцем, — ну что ты мне подаришь в этот раз, о, морозный ящик. приоткрыв, абсолютно пустым взглядом, назар уставился на продукты в холодильнике. есть хотелось как всегда смертельно сильно /«чипсы — не еда. чипсы будто состояние души»./ и рука автоматом потянулась к каким-то замороженным отбивным, но вид у тех был паршивый и парень разом поморщился, отдергивая руку. началась дилемма и на какое-то время мозг завис, а когда чудо морозный ящик начал вдруг начал истошно умолять о том, чтобы его закрыли и издавать пиликающие звуки, то назар резко захлопнул дверцу, но не тут то было. звуки не прекратились. «черт, что?» это был телефон, на который, вероятно точно, звонили. смятение сменилось напряжением и вотяков выдохнул, стремительно подходя к гаджету. не по себе от внезапного звонка стало только когда определитель показал давно знакомое имя — «даня». назар беспокойно окинул комнату взглядом и заглушив звонок, проморгался. может, показалось? он давно не мог хорошо выспаться, иногда чудилось всякое, но сейчас, уже около минуты, входящий продолжал повторяться, нарочно не желая уступать и становиться пропущенным. «что ему надо?» — что тебе надо? вопрос, слившийся с блаженной тишиной, когда звонок наконец перестал играть, остался в голове. секунда. две. три. назару становится жарко. нарастающее чувство потерянности практически хватает своими лапами за горло, когда он косится на телефон. зачем? зачем ему звонить? в секунду тяжелые каменные стены словно начинают двигаться, пихая парня к устройству. мурашки пробегают по телу вновь и назар слышит стук. повсюду. с потолка, на полках, из холодильника. к нему ломятся, пытаются пробраться, только непонятно откуда именно. «выпусти нас! выпусти нас!» кровь медленно вытекает из-под щелей, откуда внезапно показываются худощавые, посиневшие пальцы. «ВЫПУСТИ НАС» назар делает пару шагов назад. мерзкий звук ломающихся костей заставляет его посмотреть вниз и закрыть рот рукой, подавляя рвотный рефлекс. блять, это сгнившие тела, запах которых слышен на весь дом…их слишком много, чтобы спокойно переступить. буквально ковер из сплетенных пальцев, ног, местами голов. смотря на растекающуюся багровую простыню, вотяков осознает, что наверху тихо. соня. что с ней? вотяков резко кидается к лестнице, поздно понимая, что земля уходит из-под ног. с каждым шагом сложнее, а заветная лестница дальше. хочется кричать, но непонятный страх сковывает каждую частичку тела и не даёт достучаться до любимой. они доберутся до неё прямо сейчас. схватят, будут мучить, убьют. они будут смотреть на неё, касаться, чего назар не может допустить. до его девочки никто не имеет право дотрагиваться, даже дышать рядом. — соня! грубый толчок в спину и парень окончательно падает на колени, хватаясь рукой за что-то скользкое и липкое. ещё одно тело, обезображенное, являющееся результатом работы вотякова. — это ты сделал со мной, ты. молодая девушка тянет к нему руки, все в ожогах, гнойных пузырях. тело ужасно смердит, изо рта вытекает темная жижа, напоминающая землю, смешанную с кровью. назар еле сдерживается, понимая, что ещё секунда, и его вывернет прямо под ноги. тонкие, обгоревшие пальцы, практически касаются мужской щеки, но он толкает тело в сторону. в секунду то разваливается по кускам, выпуская наружу кучи опарышей. тихий хрип прекращается, но взгляд парня все еще заострен на кусках плоти. — соня! ответь же! назар закрывает голову руками. чувствует, как двери выламываются с петель от напора рвущихся наружу мертвецов. все они хотят отомстить. отомстить, забрав его белокурое солнце. он не может спасти её. голоса, кричащие пуще прежнего, не дадут. звенящий страх, который эти монстры вселяют внутрь, достигает пика. вотяков пихает ногой стеклянный шкаф, тот в секунду валится в бок. ещё через секунду за ним летят полки, второй шкаф. на трупы валится посуда, столовые приборы, статуэтки. осколки вонзаются в без того изуродованную кожу, бьются о пол, издавая звон. вотякова трясет, он чувствует склизкие пальцы повсюду, даже где-то внутри, глубоко в сознании. — УБИРАЙТЕСЬ, УБИРАЙТЕСЬ ВСЕ! кулаки бьют в пол, по предметам рядом, голове. парня нисколько не смущает летящая со всех сторон мебель, наоборот, веселит. она смешно давит вонючие тела, заглушает плачь, просьбы. назар находится в эпицентре собственного хаоса, будто праздника. это все для него и из-за него. он именинник, а торт — трупный смрад. голос срывается на крик о помощи, когда соня не появляется в длинном коридоре без ступенек наверх. назар, в агонии, просит помощи сам у себя, у девушки, у кого-нибудь. у мертвецов, лезущих и смотрящих прямо в душу, напрочь испорченную. даже кажется, что у гниющих тел души лучше, живее и приятнее, чем у вотякова, раз ему такое мерещится. и эта помощь находится также внезапно, как по началу застала парня врасплох. телефон начинает звонить вновь. несколько секунд успевает подумать вотяков, прежде чем крепко обхватить устройство и ответить нелепое, по-глупости детское: «мне страшно». несколько секунд требуется даниилу, чтобы засечь местонахождение парня и сообщить остальным в комнате. — я рядом, бро. только не делай глупостей, — монотонный, но взволнованный голос, будто из другой жизни, диктует назару. назару, стоящему у зеркала, с ножом в руке. в самом ядре ада, называемого домом. в отправной точке гибели своего загубленного эго. — я не смог, — единственное, что выдаёт вотяков, медленно оседающий на пол. вибрирующие в голове волны усыпляют, мир постепенно возвращается в привычную собранную картинку. он скидывает вызов и швыряет телефон в стену. так легче, больше не будет гадкого пиликающего звука. только тишина и покой. то, в чем остро нуждается вотяков. закрывает глаза и вдыхает все тот же мерзкий запах, который перестаёт чуять, а через пару минут уже сидит с пачкой чипсов на идеально чистом диване, продолжая смотреть видео, выстроенные в определенную очередь. x x x убирая последние несколько маек в спортивную сумку, он невольно оборачивается и замечает фотографию в рамке. грустная улыбка застывает на лице дани, который никак не мог покинуть этот дом. веселые, обнимающиеся даша и даня на дне рождении сони. там они познакомились и сразу поняли, что будут вместе, не смотря ни на что. смешно, ибо сейчас парень паковал вещи, чтобы никогда не вернуться. с одной стороны, он бы должен попробовать все исправить, но заранее знает, что девушка не простит. его девочка никогда не врет и придерживается своих слов до последнего, убивая любую надежду. — почти всё, — проговаривает сам себе, после чего, застегнув сумку, подходит к двери, но в последний момент возвращается и забирает фотографию с полки прямо в рамке. у него итак не останется ничего, а это будет хотя бы иногда заставлять улыбаться, если, конечно, не делать еще хуже. все говорят, что нельзя привязываться к человеку, но никто не прислушивается. зря? не важно, ведь каждый по-разному переживает разрыв. достаточно выбросить все вещи, написаться вдребезги и выговориться или неделями страдать — по-любому решать тебе. человек слишком сложное существо, чтобы типировать 8 миллиардов на несколько групп в разных сферах. это ничего не даст, а лишь заложит неправильные ожидания о ком-то, которые после разрушатся. вот хотя бы поэтому нельзя связывать себя с человеком, к которому испытываешь нежные чувства. вы меняетесь со временем, ваше мышление и восприятие. вы даете друг-другу вырасти и потом отправляетесь дальше по одному. опять же, чтобы вырасти, но уже с другим человеком, но другой ступеньке. нельзя привязываться и здесь совсем не важно кто к кому. жалеть кого-то или обвинять тоже бессмысленно, ты не можешь осуждать другого человека хотя бы потому, что не знаешь, как поступил сам, окажись на его месте. жизнь слишком сложна, чтобы тратить её на привязанность и последствия после неё. — теперь точно всё, — данил закрыл дверь, окинул последний раз взглядом хорошо знакомые комнаты и спустившись вниз, просто ушел. он не стал прощаться с дашей, которая сидела на заднем дворе. почему? да хотя бы ради её спокойствия. слишком много принесенной боли и переживаний, чтобы громко уходить. он — подлец, и брюнетка имела полное право выставить его сразу же, если бы только не любила. возможно, совсем скоро (или уже) эта любовь сменится ненавистью, сожалением, а пока что остается глупой формальностью между молодыми людьми. делить им нечего, кроме глупой плюшевой игрушки, купленной на фестивале. мог поклясться, парень был уверен, что даша избавится от неё в первые несколько дней. уничтожит всё, что их связывало. правда как справится с воспоминаниями? не важно, отныне это только её проблема. х х х —…и сегодня я сделаю домик для своей кошки из коробок от пиццы, — раздалось в телевизоре и вотяков поморщился. /нахуя я это смотрю, да еще и в третий раз/ парень перекатился на бок, ища под собой пульт и наконец выключил телевизор, одолевший его на такой большой промежуток времени. за окном уже вечерело и в голове абсолютно внезапно появился вопрос чем же там занимается соня. не смотря на интерес, мешать покою блондинки не хотелось. назар знал, что если бы она захотела, то давно была рядом и смотрела как делать домик для кошки с ним, но значит нашла дела поважнее. /личное пространство. ей нужно личное пространство, а не ты двадцать четыре часа в сутки/ безрезультатно пытался внушить себе вотяков, для которого быть вместе постоянно вполне нормальное явление. ну помолчат они три часа, зато вдвоем. будет каждый своей херней маиться, зато вдвоем. люди же для этого вместе, чтобы рушить к херам границы друг-друга, делать центром всего мира своего возлюбленного и в конце получать созависимые отношения? нет? попробуйте доказать это назару и соне. даже сейчас назар думал о том, что убийство карины было его лучшей идеей. забить на драгоценную цепь, спизженную у её богатенького бати, на полицию, остальных жертв и сбежать с голубоглазой малышкой — все, чего он хотел. как бонни и клайд, ищущие приключений, адреналина и проблем на свои задницы. зацепка в том, что соня стала его сообщницей случайно, сама того не подозревая. она стала его ключиком к безумию, которого не хватало, к той сокровенной страсти, ради которой хочется убивать каждого имеющего глаза. x x x (воспоминания назара; один из дней в пути) — я правда не думаю, что это хорошая идея. — какая разница, если я хочу этого? соня остановилась около стенда с едой, а рядом с ней, не скрывая пошлой улыбки, назар. парень вальяжно водил рукой по полкам со снеками и тыкал в любимые девушке, которая закатывала глаза. сгорать со стыда ей приходилось минимум раз десять до этого, поэтому уже не прокатывало. — я не собираюсь с тобой на пивную вечеринку, — сердито выпалила она, отпихивая от себя сушеную рыбу, которую держал парень, — себе и купи. — а по-моему самое то, — словив еще один недовольный взгляд, вещь отодвинул, но ворчливо продолжил, — я все равно это куплю, какая разн…молчу, молчу. — мы договорились просто посидеть с вином, а не ужираться пивом, — напомнила соня в миллионный раз и исчезла в дальних рядах, разыскивая закуски к алкоголю. — давай недолго там, нам нельзя маячить, — изменившийся, более резкий тон назара заставил блондинку поежиться, снова пропуская в голову мысли о том, что рядом не тот человек, какого ей хочется видеть. они сидели на багажнике машины, укутанные в два мягких пледа и смотрящие куда-то на небо. соня смешно отрывала ломтики сыра и назар не упускал возможности посмеяться над девушкой. впервые за долгое время они находились в идеальной гармонии друг с другом, от чего казалось, что все произошедшее до этого — иллюзия. странное стечение обстоятельств, которое заставило даже вполне рациональную и крепкую соню усомниться в себе, допустить мысль о том, что она может переступить нравственную черту вслед за ведущим. — ты не жалеешь о том, что взял меня с собой? — я был вынужден, ты знаешь. — а если бы можно было не взять, чтобы ты выбрал? нахмурившись, назар повернулся к соне и выжидающе окинул взглядом. она сидела также спокойно, иногда отрывая себе еще немного сыра и отпивая вино. настолько открытый вопрос застал парня не в лучший момент, нужно было дать ответ и времени на раздумие было всего ничего. в глубине души назар понимал, что девушка интересуются не из-за простого любопытства, а потому что начинает или уже испытывает к нему отнюдь не дружескую симпатию. и вотяков был готов поклясться, что ему, черт возьми, нравится это. ужасно привлекает и льстит, что маленькая невинная девочка увидела в нём что-то хорошее, что притянуло их…или же она увидела то мрачное и черное, которое посчитала родным. — взял бы. — но, — она непонимающе вскинула руки, — зачем? — слишком много вопросов. — у нас диалог, назар. во время него люди примерно по такой схеме и общаются. — то, что я убийца не значит, что я не умею общаться с людьми и не знаю что такое конструктивный диалог. — ну так ответь, — она дьявольски мило улыбнулась, что не ушло от глаз вотякова и села удобнее. вино делало свое дело и соня стала намного раскрепощеннее. — не знаю, соня, с тобой я чувствую себя по-другому, — как и ожидалось, в голубых глазах уже засветился следующий вопрос «как?», — как-то уютно…по-домашнему что-ли. вопрос во взгляде сменился мягкой ухмылкой, которую блондинка даже не пыталась скрыть. они сидели совсем рядом, касаясь друг-друга краешками пледа и плеч, но не решаясь. было понятно, что кто-то не выдержит, и 99,9% вероятности — вотяков. он был более расположен к таким вещам (странно, но факт), нежели соня, которая, будучи «ребенком в теле девушки», привыкла пускать двойственные намеки, отпускать нелепые шуточки и просто веселиться. соне хотелось любви и вотяков чувствовал это в пронзительных голубых глазах, в аккуратных жестах. — не верится, что это говоришь ты, — смущенная, пробурчала она. — неужели я так плох, — вопрос, не требующий ответа, повис в тишине. на секунду смутились оба, и назар почувствовал как соня отодвигается, потому просто сидеть было нельзя. нужно было действовать: сейчас или никогда. и брюнет понял, что момента лучше может и не быть, — сонь. — м? короткого поворота головы хватило, чтобы притянуть девушку к себе максимально близко и остановиться на несколько секунд, словно спрашивая разрешения на поцелуй. неровное дыхание, затуманенный, полный доверия и желания, взгляд, тонкие запястья где-то рядом. назар не понимал, почему она до сих пор жива и от чего ему снесло крышу не от ярости и жажды крови, а от алых, приоткрытых губ, которые он наконец накрыл в нежном поцелуе. соня обмякла в крепких руках практически сразу, без лишних мыслей, буквально давая вотякову разрешение распоряжаться всем этим вечером, соглашаясь с каждым его действим и словом. x x x (конец воспоминания;) нещадный стук в дверь продолжался уже около десяти минут, но дома как-будто вовсе и не было. миша обходил очередной круг вокруг, пытаясь найти признаки жизни, если таковые имелись, но внутренний двор оказался закрыт, не давая доступа продвинуться. ещё и погода портилась, от чего данная затея нравилась парням все меньше и меньше, а желание уехать нарастало с каждой упавшей с неба каплей. — предлагаю выбить её нахрен, чувак, — раздраженно буркнул миша, пытаясь вглядеться в зашторенные окна, — а в лучшем случае, назар пришел в себя и съебал сразу после твоего звонка, — после этих слов парень ударил пару раз по оконной раме и прислушался. только тишина совсем его не смутила, скорее, трупный смрад, который ощущался через щель и внезапно усилился в несколько раз. — фу, блять, дань, там как будто действующий крематорий, — и, очередной раз ругнувшись, отошел. — мне это не нравится…эти оба совсем с ума сошли? — думаешь он потащил с собой на это дно соню? — в лучшем случае, она притворяется и хочет сбежать… данил решил самостоятельно проверить территорию. мерзкий запах и правда имелся, особенно если принюхаться около входа, и это начало сильно настораживать парня, и набрав знакомый номер, он попросил незаметно добраться сюда полицию и скорую. просто на всякий случай, ведь трупы будут точно. примерно час спустя машины были на месте, предварительно остановившись в запланированном месте за несколько домов, чтобы нельзя было высмотреть. данил и миша достали инструменты, с помощью которых осталось вскрыть замок и попасть внутрь. именно то, что могло скрываться за дверью пугало обоих, навевая самые неприятные мысли, от которых хотелось бежать, да некуда. вотяков был способен на многое и друзья отдавали себе отчет в том, что дальше будет что-то максимально страшное, то, чего раньше они от вотякова не видели. замок победно щелкает и ручка тянется вниз, позволяя могильной вони выйти на уличную волю, пропуская легкий свет внутрь и повергая стоящих парней в ужас. — господи прости, блять, — миша, не верящий в бога, отвернулся, пытаясь сдержать дрожь в теле и рвоту, подкатывающую к горлу. данил замер. он не верил тому, что видит. он мечтал, чтобы это был бредовый сон, кошмар, передозировка, приближающая смерть. потому что это не хотел видеть никакой человек, планирующий дальше жить с нетравмированной психикой. даня моргнул, но ничего не исчезло. и тогда он понял, что уже ничего не сможет помочь этому ненормальному. ничего, кроме пули в голову. — найдите д…девушку… живую, — еле выдавил данил, оборачиваясь на мужчин в форме, а после закрыл лицо руками и зарыдал. назар вотяков сидел на диване в зале, спокойно смотря по телевизору свое любимое кулинарное шоу. незатейливо подпевая, улыбался, окруженный двумя десятками изуродованных, гниющих трупов по всему дому.