Проказы черепа

У каждого есть своя история, Шерлок. Так Джон начал письмо. Письмо объяснения. Письмо, которое звучало как прощание. Письмо, которое все изменит. * Но до всего этого было потрясение, и это не были мои мальчики, снова занимавшиеся этим на диване. Как, возможно, я заметила, о, тысячу лет тому назад, сейчас я в квартире миссис Хадсон, ерзаю на каминной полке. Она периодически крадет меня, чтобы мальчику-гению было чем заняться, когда он скучает или грустит, и это на самом деле очень мило с ее стороны, но никто не спросил меня, подходящее ли сейчас время, верно? Нет, никто не спросил. Мне правда хотелось бы, чтобы иногда, хотя бы иногда—в любом случае, нет, все хорошо. Все хорошо. Идем дальше. (Хотя могу поклясться, что Бет, моя дорогая Элизабет, также известная как Элла-Белл – она, должно быть, ясновидящая, потому что она всегда крадет меня в идеальный момент, когда надо отвлечь этот длинный глоток воды, с которым я живу, и когда—о боже наконец-то она открывает чертову дверь.) “Он здесь?” рявкнул Шерлок, врываясь в квартиру, не глядя в глаза Лиззи. До Джона Лиз была единственным человеком, который, как я видела, обращался с Шерлоком нежно, без умысла или обмана. Теперь он проскользнул мимо нее, словно она была незнакомкой, и когда она начала отвечать, он выбросил в ее направлении руку и прошипел, “Ш-ш-ш!” Он слушал. Словно Джон был щенком, которого она могла прятать? Словно он бы услышал, как в задней комнате дышит наш маленький воин? Я не знаю. Как я уже говорила, за мои годы работы терапевтом я часто видела, на что похожа горстка психов, но то, чем занимались сейчас Джон и Шерлок было немного новым для меня. “Шерло—“ Он обернулся к ней, “Я сказал шшшшш!” По крайней мере он сохранил хоть какое-то приличие. Если бы Шерлок сказал ей заткнуться, думаю, что Элла-Белл влепила бы ему оплеуху. И я знаю, что он это знает. Наклонив набок голову, он снова прислушался, но все, что он услышал, это как Элла тихо, но твердо сказала: “Его здесь нет.” Не нужно глаз, чтобы увидеть, как все тело Шерлока окаменело на несколько секунд. Потом он, казалось, стал бескостным, и на мгновение я подумала, что он упал—и потом он так и сделал. Ноги отказались ему служить, и Шерлок растянулся на полу у ног Эллы. У бедной Лиззи больное бедро, вы знаете это, но моя дорогая клевая девочка стиснула зубы и все равно опустилась на пол рядом с трудным ребенком—эмпат, ясновидящая, провидица? Я не знаю, я только знаю, что Лиз знает, она всегда знает, что она делает с мальчиками—и она накрыла кончиками пальцев кончики пальцев Шерлока и спросила, “Что случилось?” Когда они впервые встретились, мальчик-гений сказал Джону, что он днями может не разговаривать. Пфф! Это только дым и зеркала. Шерлок способен заткнуться, только когда некому слушать (поверьте мне, я знаю; как только он открыл меня, он никогда вообще не затыкается), но задайте ему вопрос, спросите его мнения, не-дай-бог скажите что-то глупое, и проблемой будет заставить его закрыть рот. Так что Шерлок вытянул из кармана толстенное письмо, раскрыл рот, и следующие два часа он, они, говорили. * У каждого есть своя история, Шерлок, написал Джон. Ты это знаешь. Разумеется, знаешь. От женщины с кольцом, отполированным только изнутри, до мужчины, который сохранил все клочки бумаги, на которых когда-либо писала его мертвая возлюбленная, у каждого человека есть история—тысячи историй—которые ждут, чтобы их рассказали. Даже те, что кажутся идеальными. Идеальный. Да, я все еще поражен этим. Ты назвал идеальным меня. Меня? Боже, это меня смешит. Не смешило, когда ты это сказал, нет, но сейчас да, потому что для такого умного, такого гениального, ты иногда так мало знаешь. Потому что дело вот в чем, я далек от совершенства. Если бы я был идеальным, я бы не хотел сделать тебе больно. Я бы не хотел заставить тебя плакать. Но я хочу и того, и другого настолько, что это причиняет боль…и заставляет меня плакать. Из всех чудесных вещей, из которых ты состоишь, - это единственная, которую я не могу выносить: Та часть, которая не слышит меня, как бы громко я ни кричал. Почему мы здесь? Прямо здесь, прямо сейчас? Потому что я попросил тебя жениться на мне. И ты сказал нет. Но по самой идиотской причине в мире: Потому что ты думаешь, что меня нужно защищать. От…тебя. От тебя. О, Шерлок. Я видел вещи хуже, чем ты можешь даже представить—а я знаю, ты можешь представить жуткие вещи, я вижу это, когда ты смотришь на разодранную плоть мертвой женщины, раздробленный череп мужчины. Ну представь себе это, любовь моя: я тоже видел ужасы, я был ужасом. Я настолько далек от совершенства. Боже мой, я сломан сильнее, чем ты знаешь. Даже учитывая все твои насмешки, быть твоим блоггером имеет хороший побочный эффект: Благодаря этому излагать мысли письменно намного проще, чем раньше. Так что, если у тебя есть немного времени, любовь моя, позволь рассказать тебе о неидеальном человеке, которого мы оба знаем. Потому что у каждого есть своя история, Шерлок. Так позволь мне рассказать тебе несколько моих. * Шерлок перестал читать и посмотрел на Эллу, которая молча посмотрела на него. Я знаю, все тут считают, что Шерлок умеет читать мысли, но что он на самом деле делает, так это просто смотрит. Смотрит на ваше лицо, в ваши глаза. “Это не то же самое, что до свидания,” сказала Элла, потому что она увидела одно в глазах Шерлока: Горе. “Не читай между строк, Шерлок, не делай этого. Читай сами строки.” У него такая бледная, красивая кожа, у моего длинного глотка воды, знаете? Так почему же она выглядит такой побитой, такой покрытой синяками? Лиззи подождала, пока он продолжит, но он пробовал поднять это письмо с колен один раз, два, три, но он был слаб, как котенок, системы отключались, он сдавался. “Ты прочел письмо, Шерлок? До самого конца?” Она спросила его четырежды, но единственное, что смогло привести его в чувство – это когда она коснулась бумаги на его коленях. Он инстинктивно схватился за него, глаза коротко полыхнули. Потом две скрюченные руки разжались, хватаясь за пустоту после того, как письмо исчезло. И Лиззи начала читать. * История о Хорошем Плохом Мальчике В основном, я был хорошим ребенком. Сейчас я улыбаюсь, потому что я вижу, как ты на это киваешь. Конечно, Джон был хорошим, конечно он таким был. И все же, дети есть дети, и иногда моя мама была вынуждена дать нам с Гарри пинка, когда мы проказничали. Но я это ненавидел, ненавидел, что ей приходилось меня бить. Так что пока Гарри сходила с ума, я всегда был очень хорошим мальчиком. Выполнял свои домашние обязанности, успевал в школе, был вежливым. Потом одним летом я внезапно стал старше. Я не помню, было мне пятнадцать или шестнадцать, я только помню, что стоял возле местного магазинчика с продуктами и вином, ждал, пока выйдет мой лучший друг. Когда он вышел, все словно пошло в ускоренном темпе: он сунул мне в руку бутылку вина, продавец закричал, и бам Марти побежал. Не требуется особого дедуктивного рассуждения, чтобы понять, что Марти украл вино—вино, которое держал я—и, возможно, лучше и мне бежать. И я так и сделал. И несколько долгих лет я не останавливался. Потому что вот кое-что, что я узнал в тот день, Шерлок: я обожаю ощущение, что я только что чего-то избежал. Я обожал ощущение, что я только-что еле-еле выкрутился. Мне никогда не было его достаточно. И так я начал воровать. Алкоголь, сигареты, журналы, что угодно. Не потому, что мне были нужны эти вещи (большую часть я потом тайком возвращал на полки, ради бога), но потому, что я смертельно боялся попасться, а это? Этот страх, этот адреналин делал каждую тошнотворную минуту такой, что это того стоило, даже хотя, да, меня на самом деле тошнило от страха половину времени, выворачивало наизнанку или до, или после. Хотя это меня никогда не останавливало. Как и то, что меня ловили (дважды, но оба раза я смог убежать от продавца). Думаю, мне было почти девятнадцать, когда я перестал красть. Но только потому, что я открыл лучший способ получать острые ощущения, которые я обожал. Это началось, когда я увидел, как человек умирает. * Лиззи перестала читать, посмотрела на Шерлока, который смотрел на нее, как ребенок, которому читают страшную историю на ночь. Она покачала головой взад-вперед, снова и снова, словно говоря, “Нет, ты еще не понял, не так ли?” И он не понял, потому что Шерлок все еще не слушал. Он паниковал, читал между строк и искал у всего скрытый смысл, а к чему вел Джон? Это полностью ускользает от умного, простого, глупого маленького мозга моего трудного ребенка. “Мне прекратить?” Шерлок посмотрел на нее, словно это пока оказалось самой плохой частью истории. Он покачал головой взад-вперед, и даже когда Лиз снова начала читать, не прекратил. Он не прекращал этого еще долгое, долгое время.