Проказы черепа

Трудно ругаться, когда нету рта. Ну, это неправда. Я могу чертовски отлично ругаться получше некоторых. Что я имею в виду на самом деле, так это что вся эта ситуация доведет меня до того, что мне понадобится напиться. Ну я говорю напиться, но что я — Неважно. Чего я хочу, так это чтобы Лиззи сожгла это письмо—письмо, которое написал Джон, письмо, которое пытается выразить очень ценную мысль, но вместо этого заставляет Шерлока тупить и тормозить и задумываться, уходя в свое думательное место, и, честно говоря, если хотите знать, наверное причиняет больше вреда, чем пользы. Но Лиззи не сжигает письмо. И она не говорит, "Ну ты понял, о чем речь. Джон не идеален, ты не идеален, но у тебя впадинки в тех же местах, где у него выступы, так что женитесь, заводите детей, боритесь с преступностью. Конец." Нет, Лиззи так не говорит (никто так больше не говорит, только я), итак, она этого не говорит и Шерлок этого не слышит, а взамен она читает ему письмо Джона, письмо, продолжить читать которое я позволю и вам, потому что я знаю, что вы хотите знать, так что ладно, ладно, ладно, если никто меня не станет слушать, пока не будет слишком поздно, то вот, вот, нате вам. Надеюсь, теперь вы счастливы. * История о Хирурге Это случилось за месяц до того, как мне исполнилось девятнадцать. Теперь я помню это. Странно, как думаешь иногда, что какие-то вещи ты никогда не забудешь, не можешь представить, что не будешь знать, где ты был или сколько лет тебе было, когда, ну, когда твой дедушка упал перед тобой и его сердце остановилось. Я не знаю, почему я знал, что надо делать. Наверное, слишком много телика. Люди мрут как мухи по телику—никогда не замечал?—и кто-то всегда пытается делать массаж сердца и кричит, "Живи, черт тебя побери, живи!" Да, но реальность не похожа на это, не так ли? Она намного хуже. Страх, паника, уверенность, что если ты что-то не сделаешь—что-то правильное—то пламя жизни погаснет, а ты? Ты – тот, кто позволил этому случиться. Я пытался не позволить. Тысячу лет (ты можешь доказать, что это длилось не так долго? можешь? тогда заткнись, потому что именно столько времени и прошло, каждое мгновение) я пытался помочь ему, вернуть его к жизни, дать ему мое дыхание, но знаешь что? Иногда пламя хочет погаснуть. Пламя Айдила Уотсона наверное перестало гореть в то же мгновение, что и пламя Ливии Хэммерсли Уотсон, а его телу просто потребовалось еще двенадцать лет, чтобы наконец обратиться в пепел. В тот день, следующую неделю, может быть, даже месяц я не понимал, что со мной сделало то, что я видел, как он умирает. Что попытка сохранить его жизнь сделала с моей. А случилось так, что это взяло мою слабость и, наконец, сделало ее силой. Потому что какой толк от того, что ты спокоен в хаосе? Что обладаешь странной силой, даже когда все вокруг рушится? В обычной жизни от этого нет пользы, это предрасположенность, такая, что заставляет тебя украсть пачку чипсов и сбежать, просто чтобы ощутить, как колотится твое сердце и бьется в шее пульс. Нет, в обычной жизни пользы никакой, конечно, никакой. Но сердечные приступы не случаются каждый день. Нет, обычно они выдаются по одному на руки, как удары, и автокатастрофы, и противопехотные мины, и падения с крыш. Такие редкие страхи требуют редких даров, и это редкий дар – оставаться спокойным в сердце урагана, быть сфокусированным, внимательным и разумным, и поступать правильно, когда вокруг падают бомбы, и каким-то образом это именно то, что я всегда мог делать, даже когда не хотел, даже когда это причиняло боль. Так что это мой многословный способ сказать, что видеть, как умирает мой дедушка—пытаться спасти его и потерпеть неудачу, но неудачу…ну, удачную неудачу—это помогло мне понять, что мне суждено было сделать с той странной частью меня, которой требовался страх, чтобы почувствовать себя полностью живым. Полагаю, в этой части истории нет особого смысла. Не того смысла, который я пытаюсь донести, во всяком случае. Возможно, мне просто нужно было тебе рассказать, почему я делаю то, что я делаю, почему я стал доктором, почему я пошел в армию. Почему я – это я. * Лиззи остановилась на мгновение. Как раз на такое время, которое потребовалось чтобы медленно подняться, бедро затекло, и скользнуть в удобное кресло за ней. Шерлок смотрел на нее широко раскрытыми глазами, терпеливо ожидая. Так терпеливо. * История о Раненом Армейском Враче, Психосоматической Хромоте и Тенденции к Кошмарам Я думаю, что я сам немного начинаю уставать от моей собственной истории. Боже, я молодец, верно? Это—подробности того, насколько несовершенным является твой идеальный парень—становится настолько чертовски долгим, что я решил объединить темы, чтобы двигаться немного быстрее. Но что еще тут можно сказать, чего уже не говорит глупый вышеупомянутый заголовок? Мистера Безупречного подстрелил снайпер, когда он бродил там, где ему не следовало быть. Он ненадолго умер, потому что так делают несовершенные люди. К счастью, у меня были друзья, которые меня любили. Удивительная штука, друзья, особенно когда они знают, как наконец остановить все это кровотечение, и заставить твое сердце биться снова, и просто не сдаются, пока они не сделают и то, и другое. Затем, разумеется, была маленькая деталь, которую ты сразу же заметил во мне: хромота, у которой не было причины быть там. Меня ранили в руку, ради бога, так чего же я хромал, когда уставал или подвергался стрессу? Я не знаю. Психиатр не смог определить. Даже ты, мистер Всезнайка, просто отмахнулся снисходительно. Кому какое дело, слышу я, как ты раздраженно спрашиваешь, все уже прошло, и по большей части это верно, но смысл в том, почему это вообще было? Военное ранение. Которое я придумал. Своими мозгами. Идеальный, Шерлок. Проооосто идеальный. Точно как кошмары о поступках, которые я никогда не совершал в местах, где я никогда не был. Ты знаешь, что я почти никогда не вижу снов про войну, что мои кошмары о чем угодно, кроме реальности, что когда я просыпаюсь с воплем (вот слово, которое всегда кажется мне вычурным, когда я его читаю; вопль, кто издает вопли? Мы кричим, большинство людей кричат, думал я раньше, никто на самом деле не вопит, но это ложь, я знаю, потому что я будил себя, я будил тебя дюжину раз, и это случалось потому, что я вопил, словно мое еще бьющееся сердце вырывали из моей груди)… В любом случае, о чем это я? Верно, кошмары. Ну, полагаю, все, что мне нужно о них сказать, так это что они есть. Еще одна неидеальная черта неидеального меня. Черт. Это слишком затянулось. Я теряю сосредоточенность. Ладно. Я закончу самой важной частью, ладно? История о Тебе Это, это и есть самая лучшая часть. Это та часть, о которой я на самом деле помню все, начиная с того, сколько лет мне было (тридцать девять лет, семь месяцев и восемь дней), до погоды (ясно, периодически солнечно, ветрено), и того, что я почувствовал, когда я впервые тебя увидел (никто не может так выглядеть—да, я тоже не знаю, что я имею в виду, но на самом деле именно так я подумал, когда увидел тебя). Эти первые недели, когда мы были соседями по квартире, ты был чем-то простым и знакомым для меня, Шерлок: Ты был волнением. Ты был криком, выстрелом, бомбой, украденной бутылкой вина, ты был регулярной дозой для моей, казалось, неистощимой зависимости. С самого начала ты сделал жизнь чертовски волнительной и на самом деле это все, что имело для меня значение. Конечно, ты был интересен (я слышу это фырканье, "Интересен, Джон, и все?") но в некоторых смыслах я тебя даже не видел поначалу, я не видел дальше острых ощущений от погони, головоломок и вопросов, заряда, который я (мы) получал от каждого дела. Так что да, какое-то время все, что ты делал – это делал жизнь интереснее, а потом, небольшими потрясающими шажками ты стал делать жизнь… ты делал так, что жить - это того стоило. Но вот что важно, причина по которой написаны все эти тысячи слов: Шерлок, ты не просто делал так, что жить стоило того, ты сделал так, что просто жить было…достаточно. Я не могу выразить, сколько спокойствия это мне принесло, как я с пятнадцати лет чувствовал, что бегу на месте, что мое сердце остановится, если остановлюсь я, а потом я обнаружил, что остановиться—остановиться прямо здесь, с тобой—это то, от чего мое сердце начинало биться. И потому даже, когда я по грудь в ледяной воде Темзы, или меня опрокидывает на асфальт какой-то злой гений, или я слушаю, как ты ругаешься, когда из-за твоего очередного эксперимента загораются шторы, даже тогда ты стоишь каждого усилия, каждого вызова, каждого крика, каждой слезы. Ты, такой как ты есть, прямо сейчас, недостатки и дары, таланты и истерики. Я ничего бы в тебе не изменил, абсолютно ничего. Вот. Почти все. Но перед тем, как закончить, позволь сказать тебе еще пару вещей. Моя хромота, кстати, не прошла. Она иногда возвращается, когда я очень устал или подвержен стрессу. Но когда ты в последний раз видел, как я хромаю, Шерлок? Да, ты не видел. Ты не видел. Но когда я недавно был на конференции в Севилье, помнишь? На той, откуда я послал тебе пару сотен смс, и звонил тебе посреди ночи, и скучал по тебе так, что я реально думал, что у меня где-то было внутреннее кровотечение? Позволь рассказать тебе кое-что об этой поездке, чего я не сказал тебе в этих раздражающих смс и звонках. Я напился в баре отеля и подружился с одним парнем в какой-то из вечеров. Мы купили друг другу слишком много выпивки, потом бродили по улицам пару часов, ища, как бы развеяться, и мой новый друг? Он не мог запомнить мое имя больше чем на пару минут; так мы нажрались. Так как ты думаешь, он меня называл? Ты уже знаешь, я знаю, что ты знаешь. Он просто звал меня хромоножкой. Да. Потому что даже когда я вошел в тот бар абсолютно трезвым в пять часов в тот день, я хромал. И ты уже знаешь, что когда ты со мной, я никогда не вижу снов. Нет, это не совсем так. Я никогда не вижу плохих снов. Я не знаю, почему это меня так поражает, но так и есть. Даже когда я сплю, я знаю, что ты тут, даже когда я вижу сны, я чувствую твою близость, и пока ты рядом, я не срываюсь с якоря, я не теряюсь. Ладно. Я устал писать. Может быть, ты устал читать. Я мог бы на самом деле подытожить это письмо в нескольких словах, но думаю, что я не настолько хороший писатель. Ты гений в этой семье—а мы семья, ты и я, даже если ты думаешь, что мы никогда не сможем ей стать, не по-настоящему—так что окажи мне услугу, подытожь это письмо. Ты сделаешь это ради меня, Шерлок? Прямо сейчас, выдели минутку, сделай вдох и подытожь все в уме, прекрати читать между строк, прекрати пытаться найти скрытый смысл—его нет, обещаю—и скажи в десяти простых словах, что по твоему мнению я пытаюсь этим сказать. Потом найди меня, Шерлок. Найди меня. И скажи мне.