«Четвёртая стена»

В которой Сэм ранен при исполнении, Дин – ужасная сиделка, а Винчестер решает довериться фанфику. Когда Дин возвращается в номер, Каса уже нет. Зато Сэм по-прежнему на месте, лежит на кровати; его левая нога покоится на подушках, собранных со всего номера. Обмотанная всеми бинтами и повязками, какие только у них нашлись, она смахивает на древний хрупкий египетский артефакт. Под бинтами порядочно швов – прошлой ночью Дину пришлось поработать неотложкой и вовсю штопать раны. Но если где сейчас и видно кровь, так только на разодранных старых сэмовых джинсах, отправленных в мусорку, да на паре гостиничных полотенец. — Где Кас? — спрашивает Дин. — Ушёл проверить, не осталось ли чего от гарпий, — не поднимая глаз, отзывается Сэм. Хмыкнув, Дин бросает пиджак на спинку стула. А потом очень тщательно оценивает расстояние до кровати Сэма… чтобы лихо рухнуть на её край. Сэм шипит, вцепившись в ногу, а потом выдаёт ему настолько кислую мину, что она легко обставит целый парад кислых мин. Дин пакостно ухмыляется. — Когда новая нечисть обгрызёт твою ногу, я не стану сочувствовать, — цедит Сэм сквозь зубы. Пару мгновений Дин удерживается от искушения похлопать Сэма по ноге за эту милую ремарку. Впрочем, всё равно не успевает – Сэм запускает в него книжкой. — Лучше используй пару своих действующих ног по назначению и достань мне чего-нибудь выпить. — Какой же ты засранец в этих перевязках, — жалуется Дин. Но всё же неохотно поднимается и идёт искать принцессе что-нибудь безалкогольное и девчачье. Мерзкое тёпленькое пойло. Снаружи стоит торговый автомат, Дин покупает колу, и если Сэм примется ныть, что она не диетическая, то может сам пойти и взять, что пожелает. Или уговорить Каса притащить ему еды. Блин, а ведь Кас ещё и согласится – Сэм всегда такой чертовски вежливый. Хотя, похоже, брат втайне боится использовать ангела для чёрной работы. Как будто считает, что от этого в раю начнутся пробки. Дин разворачивается – и почти впечатывается в ангела. Нет, в самом деле, они же это уже выясняли! Он поднимает упавшую банку колы и прикидывает, взорвётся ли она в руках у Сэма, попытайся тот её открыть. Было бы неплохо. Славный бонус. — Ты чёртов ниндзя, ты знаешь об этом. Кастиэль глядит в ответ – странным, спокойным, но выжидающим взглядом, как будто собирается сказать что-то важное, но не уверен, подходящий ли момент. Кажется, Дин начинает понимать, что это значит. Ухватившись за плащ, он притягивает Каса ближе, и тот с готовностью подаётся навстречу. Податливо и мягко заступая в его личное пространство. Похоже, Кас рад самой возможности заступить. Дин роняет ему в карман банку колы: — Принцесса Винчестер требует напитков, — поясняет он. Кастиэль смотрит вниз, на перекосившиеся полы плаща, хмурится и всё так же нахмуренно поднимает взгляд. — Если ты принесёшь ему колы, он будет чувствовать себя особенным, — протяжно намекает Дин. Судя по виду, Кастиэль обдумывает мысль. И признаёт задачу выполнимой. Дин следует за ним обратно в комнату. Но видно, Сэм пропустит вкусный кофеиновый душ – он уже спит, с раскрытой на груди парой книжек. — Очень вовремя. Я уж было думал, мне придётся придушить его подушкой. Дин наблюдает, как Кастиэль подкрадывается к постели, крайне осторожно снимает книжки и ровной стопкой складывает на столе. Ни дать ни взять, ответственный родитель. Усмехнувшись, как всё перемешалось, Дин сгребает его за перекошенный плащ и тянет на себя, пока спокойно-любопытный взгляд не оказывается совсем близко. И целует, пока тот не расслабляется, делаясь мягче, становясь человеком. Потому что он знает, как им быть. Дин отпускает его, и Кастиэль косится на Сэма. Будто без слов понял правило «никаких поцелуев перед братом». — Он потерян для мира, — отмахивается Дин. Ну, почти. ~~~ Сэм таращится на снежно-белый потолок. И он уже не в номере мотеля, он где-то далеко, где чище, и пахнет черешней, а на полу дорогие ковры. Странно, до чего привычной стала эта комната. Сэм осторожно приподнимается на локти, потом, поморщившись, садится – нога протестует вспышкой боли. Она болит точно так же, как минуту назад. Вот же… И кто это решил, что ему нужно таскать за собой боевые ранения в сон? Ужасно нечестно. Почему нельзя оставить побитое и ломаное тело там, в реальности, а здесь оказаться здоровым и неотразимым? Не то чтобы он не ценит напоминание, до чего он особенный – ведь боль делает тебя осторожным и подозрительным, а рядом с Люцифером быть начеку не повредит. Но эта чёртова нога болит! Дин заштопал его качественно, но не слишком-то деликатно – что там, в реальности, что здесь. Мир кругом несправедлив. — Что с тобой произошло? Сэм подпрыгивает и тут же жалеет об этом – нога в тысячный раз напоминает о своём присутствии. Люцифер развалился в кресле напротив. И так сурово оглядывает перевязку Сэма, будто та наносит ему личное оскорбление. Сэм впервые видит его таким… сердитым. Медленное, тихое и тягучее раздражение затопляет комнату своим гнётом. Сэм всегда знал: в Люцифере таится что-то жуткое, но сейчас оно наконец-то проявилось на свет. — Захария послал нас в гнездо гарпий, — отвечает Сэм. — Дину пришлось выдирать меня из их когтей, но они успели разодрать мне всю ногу. Дин накладывал швы. — А где был Кастиэль? — тихо спрашивает Люцифер, и эта приглушённость не от любопытства, она настойчивей и холодней. — Кастиэль прикончил ту, что вцепилась мне в лицо, — говорит Сэм, Касу надо отдать должное. — И я свалился на Дина. Если бы не Кас, меня бы сейчас переваривала эта тварь. Кас был крут. — А ведь стоило только сказать мне, где ты, — попрекает Люцифер. — Сам знаешь, не могу, — мирно отзывается Сэм. — И не стану рассказывать тебе о том, о чём не должен, не стану и всё тут, — едва ли ему стоит продолжать. Иначе разговор сведётся к мировому господству, к тому, что большая часть человечества никому не нужна и вселенная не станет по ней скучать. Сэм учится уводить беседу от тем, интересных Люциферу. Люцифер молчит, но в нём чувствуется какая-то напряжённость, точно он от чего-то удерживает себя. Будто бы смирился, но совсем не рад неизбежному злу – не знать, никогда не знать, что сейчас с Сэмом. Сэм отчаянно пытается придумать, как бы разрядить обстановку. Но Люцифер уже выскальзывает из кресла и перебирается на край его кровати. — Ты что делаешь? — Помогаю, — просто говорит Люцифер, очень аккуратно закатывая Сэму джинсы на больной ноге. — Так, что мы говорили насчёт прикосновений? — настаивает Сэм. Впрочем, у него сейчас ни сил, ни координации вернуть себе конечность. Пусть даже он совершенно уверен: захоти Люцифер сделать что-то ужасное, он бы уже это сделал. Тот закатывает глаза, и у Сэма закрадывается мрачное подозрение – этого дьявол набрался у него. — Я не пристаю к тебе. Я собираюсь тебя починить. Он говорит это как ни в чём не бывало. Как будто Сэм – предмет мебели или покосившаяся картина. По идее Сэм должен оскорбиться, но за всем этим скрывается что-то ещё. Что-то, отчего Люцифер действует с такой неожиданной бережностью. Сэм болезненно, неловко наклоняется и перехватывает его руку. — У меня будут проблемы, если завтра я вдруг проснусь здоровым, — говорит он. — Они решат, я отдал тебе что-то. Выдал Винчестерские тайны, или пообещал что-то сделать, или позволил касаться в эротическом смысле. Люцифер вздёргивает бровь. Сэм чувствует мимолётное смущение – похоже, он провёл слишком много времени в компании Дина, Кастиэля и интернета. К тому же, пожалуй, не стоит забывать, что его преследует во сне хозяин ада. Во всём виноваты эти дурацкие джинсы. Сэм выпускает руку Люцифера и отсаживается подальше с болезненным фырканьем. — Слушай, такой уж у Дина ход мыслей, потому что Дин – это Дин, — Сэм отказывается извиняться перед дьяволом за то, что его брат повёрнутая на сексе шлюха. Даже если это правда. — Дай я хотя бы сниму боль, — Люцифер осторожно касается краёв перевязки. И это на редкость заманчивое предложение, с тех пор как Дин заявил, что у них не осталось обезболивающих, и Сэму стоит смириться и перестать ныть. Но Сэм пообещал Дину не брать ничего у дьявола, что бы тот ни предлагал. — Не думаю, что это хорошая идея, — отзывается Сэм. Он чувствует тепло чужой ладони, обернувшейся вокруг ноги – ладони гладкой, тяжёлой и совсем обычной. Люцифер не убирает руку, как будто видит трещины в его решимости и готов окончательно её доломать. — Пожалуйста, мне будет много проще, если ты оставишь всё как есть, — говорит Сэм. Люцифер долгое мгновение глядит на него, а потом очень осторожно и очень неохотно убирает руку. Сэм мгновенно жалеет об этом – нога протестует пульсирующей, раздражённой агонией, и вздох облегчения звучит совсем не облегчённо. Закатив глаза, Люцифер стаскивает с края постели подушку и аккуратно подсовывает её Сэму под щиколотку. На лице читается вселенское отвращение к банальным медицинским процедурам. Как будто он выше этого. Сэм мельком удивляется от мысли, что Люцифер нехотя применяет на нём полезные навыки смертного, даже толком не понимая, зачем. Странным образом Сэм чувствует себя польщённым. — Ты хоть понимаешь, как зверски трудно для тебя что-то сделать? — замечает Люцифер с каким-то необычным, ласковым раздражением. — Я всё ещё не убеждён в твоих мотивах, — отвечает Сэм, — так что будет не слишком разумно позволять тебе что-то. Дьявол с досадой выдыхает. Сэм пытается устроить подушку удобней, но в итоге только дёргает ногой и морщится от боли. Люцифер мгновенно тянется к нему, точно собрался предотвратить эту вспышку, но замирает, так и не коснувшись. Собирает пальцы в кулак и опускает руку на колено. — Я пообщаюсь с Захарией, — тихо говорит он, и это звучит как обещание. Нет, даже не обещание, а нечто, что непременно произойдёт. Неизбежность. Сэм откидывается на подушки. — Не собираюсь ему сочувствовать. Мы ненавидим Захарию, и совершенно уверены, что и ангелы его ненавидят; нам пока не встречался тот, кому бы он понравился. Дин думает, он жульничал на ангельских ГОСах, ведь даже для ангела он кретин, каких поискать. Впрочем, наше мнение не в счёт, потому как ангелы нас тоже не жалуют. Ну, за редким исключением. — Кто-то из них вам помог? Сэм жмёт плечами: — Анна, она милая и помогала нам, по крайней мере, в последний раз, когда мы её видели… — нахмурившись, Сэм косится на Люцифера: — Ты ведь не собираешься вести чёрный список? Люцифер выглядит уж слишком невинно, и это просто неправильно. — Не так, как ты думаешь, — уклончиво отвечает он. Сэм не уверен, должен ли сочувствовать тем, на кого Люцифер имеет зуб, если и Сэму они не слишком нравятся. Как бы там ни было, Захарию, пожалуй, стоит навечно загнать в дурной фанфик. В один из тех жутких мпрег-ов с тентаклями, где все чуть что рыдают в три ручья. К примеру в тот, что он скрывал от Кастиэля ещё с их первого неловкого разговора о том, как разные сетевые авторы по-разному интерпретируют образ Дина, данный в оригинальном тексте. По крайней мере, как Сэм пытался это объяснить. — Собираешься устроить Захарии тёмную? Если честно, даже Дин этого хочет. При мне он как-то заявил – ну, если не дословно: «Передай Люсе, у него есть моё благословение пинать самодовольный зад Захарии на каждой ступеньке в ад». Спустя секунду Сэм понимает, что сказал. — Э… то есть… Дин не собирался никого оскорблять, он по жизни всё сокращает. — А почему я должен оскорбиться? — с любопытством отзывается Люцифер. — Это женское имя, — осторожно поясняет Сэм, не уверенный в возможной реакции. Но вопреки ожиданиям, Люцифер смеётся, он вовсю хохочет над ним. И это не смех «Я намерен однажды как-нибудь хитро поработить мир» – это нечто совершенно новое. Это скорее «Сэм, ты до того потешный!» Сэм даже думает, не стоит ему ли обидеться. Но этот смех такой неожиданный и резкий, и такой странно грубый в своей реалистичности, что Сэм решает примириться. Он никогда раньше не слышал, чтоб ангел веселился так самозабвенно. Даже падший. — Ты ведь понимаешь, что я в равной степени не женщина и не мужчина, — замечает Люцифер, всё ещё веселясь; он перестал метаться от одной эмоции к другой, как будто примеряя их. Теперь он искренне ими живёт. — А что ты тогда? — любопытствует Сэм. Люцифер полностью разворачивается к нему: — Сияние, слава и ярость, и искажённые пространства. Сэм уже слышал похожее описание от Каса, с одним лишь интересным уточнением. Кастиэль добавил любовь. — Звучит… Дин бы сказал «эпично». Люцифер улыбается. — Нет, всё понятно, вы не смотрите на нас сутки напролёт, ведь мы сумбурные, и странные, и порочные… — Сэм тормозит – определённо, не лучшее начало. — Нет, стоп, я должен убедить тебя не убивать нас, мы офигительные, — он на минуту задумывается. — Я не собираюсь рассказывать тебе про щенков и счастливых детишек, потому как едва ли ты любишь собак и детей. Но у нас есть скоростные тачки и реактивные самолёты, электричество, космические корабли, и мы работаем над телепортацией в Швейцарии. И я уверен, когда мы случайно найдём способ клонировать динозавров, тебя это тоже развлечёт, — Сэм отчаянно пытается придумать, что ещё может понравиться Люциферу. — Мороженое, карамельки, азартные игры, интернет, телевидение – и порнография, никак нельзя забывать порнографию! Люцифер глядит на него так, будто Сэм – самая захватывающая сущность, что ему доводилось видеть. — Нет человечества – нет порнографии в сети. Ангелам придётся самим придумывать порнуху, и – без обид – она будет ужасной. Сэм пытается представить какого-нибудь знакомого ангела за сочинением фанфика, и его мозг просто отказывается идти дальше. Бог мой, фанфик Уриэля будет чудовищным. — У вас же дикие пробелы в знаниях. А хороший фанфик требует понимания всей нелепости человеческой природы. Я как-то пытался объяснить Кастиэлю про Трансформеров, когда Импалу в фике сделали Трансформером… Люцифер выдаёт ему совершенно пустой взгляд, очевидно потеряв нить разговора. — Нет, серьёзно, я думал, вы, ребята, знаете обо всём на свете, — смеётся Сэм, — а уже сотню раз я нарывался на такой же взгляд у Каса. — Я был заперт в аду очень долгое время, — мягко напоминает Люцифер. И Сэм думает, может, он и вправду заслужил эту словесную оплеуху? Пусть даже Люцифер и не собирался его упрекать. — Прости, — неловко говорит Сэм, — ну-у, Трансформеры – это роботы, пришельцы из космоса, — замирает, — ты ведь знаешь, что такое роботы и пришельцы? Возведя глаза к потолку, Люцифер кивает. — Так вот, эти роботы-пришельцы могут превращаться в машины, фуры, самолёты и всякую технику и они – то есть Автоботы – сражаются со злыми роботами, Десептиконами. Они были очень популярны в восьмидесятых – как мультсериал, и модели, и прочие штуки. А потом про них сняли фильм… — Сэм запоздало понимает, что распинается Люциферу про Трансформеров. И мысленно поздравляет себя с тем, что его реальная жизнь наконец стала ещё чудней порнухи в интернете. — Как бы там ни было, машина оказалась Трансформером. А ты не был ангелом, ты был классическим дьяволом с рогами и копытами и огромными крыльями летучей мыши. Как на картинах Босха. Дьявол принимает слегка обиженный вид: — Босх чрезмерно любил метафоры поглощения, — уныло замечает он, и Сэм вздёргивает бровь. — И глазные яблоки. — Крылья летучей мыши это круто, — всё же пытается Сэм. — У меня нет мышиных крыльев, — судя по тону, Люцифер считает, что этим страшно разочарует Сэма. И в то же время сама идея раздражает или даже оскорбляет его. Эмоции Люцифера теперь как будто проявляются в цвете. Ему идёт. — Я ведь предлагал показать тебе крылья… — Кас дал понять, что для ангелов это нечто особенное. Очень личное, — Сэм отказывается процитировать – Кастиэль умудрился объяснить это на удивление грязно. Каким-то чудным, смущающим ангельским путём. Люцифер пожимает плечами – до странного человеческий жест в его исполнении выглядит крайне неуместно. — Невелика тайна, б’ольшая часть ада уже видела их. Сэм не знает, что в его словах заставляет вздрогнуть, но он вздрагивает. — Прости, я привык узнавать про ангелов от Каса и порой забываю… — Я по-прежнему ангел, — бесцветно и тихо отзывается Люцифер. Похоже, он решил, что повтори он это много раз, Сэм под конец ему поверит. — А ты… — Сэм осекается, не зная, стоит ли продолжать. — Я что? — наклоняет голову Люцифер. — Ты можешь спрашивать о чём угодно, ты же знаешь, Сэм. Мне всегда любопытно, что ты спросишь. Сэм долгую минуту молчит. — Кастиэль, когда не концентрируется, похож на камень, какой-то жёсткий, тяжёлый, неподвижный… а ты нет, — в словах против воли звучит подозрение. Люцифер протягивает руку. Сэм вздёргивает левую бровь, возвращая на место правую. И удивлённо рассмеявшись, тянется вперёд. Рука у Люцифера твёрже камня, холодная и мёртвая, как мрамор, совсем как и у Кастиэля, когда тот в ангельском режиме. И это странно: Люцифер никогда таким раньше не был. Не с ним. — Ага, точно, и мне интересно, почему он до сих пор такой, когда не задумывается об этом. Рука Люцифера в его хватке смягчается, делается реальней; кожа теплеет, становясь тонкой, бархатной и живой. Человеческой. Или достаточно на неё похожей. Достаточно для странного ощущения. Сэм очень медленно отпускает его. — Разница в попытках быть ангелом во плоти или плотью, заключившей в себе ангела, — говорит Люцифер, неторопливым движением раскрывая пальцы. — Правду сказать, и то, и другое звучит довольно жутко, — признаётся Сэм. — Впервые оказаться во плоти, никогда в ней прежде не нуждаясь, и есть «довольно жутко», — соглашается Люцифер. — Точно так же я мог бы забрать твоё тело, предоставив тебе обретаться вокруг исключительно собственным сознанием. — А теперь? Как оно ощущается теперь? — не отступает Сэм. — Плоть имеет определённые преимущества, — значительно отвечает Люцифер, и Сэму уж слишком знакомо это выражение. — Я тут всё думал: ты и меня сделаешь таким же? Мёртвым и неправильным на ощупь? — тихо спрашивает он напрямик. Веселье полностью исчезает с лица Люцифера: — Я не собираюсь делать тебя кем-то, отличным от того, кто ты сейчас, Сэм, — твёрдо произносит он. — Ты уже говорил это, но у меня по-прежнему нет ни одной догадки, зачем тебе ещё быть здесь. Сэм до сих пор этого не понимает. Этому нет причин. С чего бы вдруг Люциферу продолжать к нему являться, если тот бросил свои игры и не намерен заполучить его тело как сосуд? Это просто бессмысленно. Сэм не станет спорить: будучи Винчестером, он уникален. Ладно-ладно, может, не такой уж он особенный – Сэм почти ненавидит это слово – но родившись Винчестером, он стал… инструментом, который нужно использовать, и этого Сэм никогда не забудет. Как не забудет и свой страх: быть Винчестерской крови – единственное, на что он сгодится. Люцифер прикасается к нему, обхватывает за руку и тянет, медленно, неотступно, до тех пор, пока Сэм не оборачивается к нему. Чувствуя на запястье жёсткие пальцы и жар чужой кожи. — Я не хочу использовать тебя как вместилище, Сэм, больше не хочу. Я клянусь тебе, — и за горячим низким рыком слышится усталая, почти раздражённая искренность. Вот оно, думает Сэм, момент истины, время решать. Стоит ли чуть поддаться? Счесть любопытство Люцифера подлинным – или никогда, никогда не верить ему. Сэм может принять его помощь, признать, что тот не хочет уничтожить всё вокруг, что апокалипсис ему больше не нужен. Сэм может прекратить все эти ехидные шуточки на тему обладания его собственным телом. Может больше не скрывать каждую мелочь из реальной жизни. Может попытаться хоть немного понять его. И в свою очередь чуть-чуть поиспользовать Люцифера. Это один из тех ключевых моментов, когда Сэм ещё, кажется, ни разу не поступил как надо. Как лучше для всех. Может, ему выпал шанс всё исправить? Сделать разумный, верный выбор. Или он мог бы… Не думай он хоть одну проклятую секунду, что в фанфике они бы сейчас точно целовались… А теперь он не может думать ни о чём другом. И всё потому, что никто и никогда не смотрел на него с таким ожесточённым, подавляющим отчаянием – желая удержать его, желая сохранить. Во что бы то ни стало. А ещё потому, что в этих чёртовых фиках всегда всё так просто. Люди не спорят часами, не ночуют в холоднющих номерах, сражаясь с головной болью и храпом Дина, изгрызенные той тварью, за которой гонялись. Им не нужно ходить в туалет, или отскребать кровь с кулаков, пока костяшки не начнут кровоточить, или полжизни торчать в прачечных, вместо того, чтобы заняться чем получше. И всё повторяется, снова и снова и снова, неустанно, бесконечно и несправедливо, отнимая любого, кого ты бы мог полюбить. Оставляя тебя вымотанным, но ещё трепыхающимся, дышащим. И готовым возненавидеть за жесткость весь мир. А наутро ты должен проснуться и лично убедить Люцифера, что этот самый мир стоит спасения. В фанфике остановить апокалипсис можно в два счёта. Остроумный диалог, искромётная речь и один поцелуй. Но в жизни это не сработает. Как бы Сэму ни хотелось обратного. … А, к чёрту. В хватке Сэма оказывается рубашка из джинсы, и так просто выходит сжать пальцы в кулак и потянуть на себя. Люцифер пахнет озоном и дымом, жар и ток взрываются на языке. Поцелуй получается жёстким и жадным – и совершенно реальным. И вкусным, это лучший поцелуй, что случился у Сэма за месяцы, чёртовы месяцы. Ленивый, запретный и грубый, он вот-вот перейдёт в нечто влажное и беспорядочное. Сэм был бы не против. И определённо, это плохие прикосновения. У Сэма нет оправданий – он не пьян, и не поплыл от обезболивающих. Ни единого оправдания, ни одного. Фанфик же не прокатит. Сэм отстраняется и резко, коротко выдыхает, глядя на Люцифера; тот по-прежнему слишком близко, и в лице его читается тихое ошеломление. — Сэм, — произносит он, и Сэм думает, может, это вопрос? Вопрос, на который у него нет ответа. Он должен оттолкнуть его – что-нибудь фыркнуть в отвращении и, чёрт возьми, немедленно его оттолкнуть. Что было бы весьма разумно, если бы Сэм не поцеловал Люцифера первым. Он до сих пор не уверен, зачем это сделал. — А завтра ты обвинишь в этом меня, я прав? — тихо говорит Люцифер, и в его словах нет ни единой эмоции, которой Сэм может придумать название. — Да, — признаётся Сэм, ведь он же ранен, и с трудом соображает, так что за всё в ответе ангел – то есть демон, демон в ответе и во всём виноват. Господи, как же нога болит… …и он просыпается в номере мотеля, где темным-темно. Губы у Сэма всё ещё влажные и чуть-чуть онемевшие. — Вот дерьмо, — выдыхает он в темноту. Где-то справа тихо шелестит простыня: — Сэм, ты в норме? — спрашивает Дин с другой кровати. Нет. Нет, ни разу нет. Он превратил свою жизнь в фанфик. Дин его убьёт. — А, да, я в порядке, Дин. Спи.