«Четвёртая стена»

В которой Дин прикасается к ангелу, а Сэм живёт в мыльной опере. Сэм не должен вернуться ещё пару часов, и других поводов Дину не нужно. А кроме того, Кастиэль с чудовищно серьёзным видом расположился у спинки кровати, бесшумно перелистывая одну из Сэмовых книг. Дин тянется к нему и вытаскивает из рук книжку. Ему донельзя нравится этот вечно удивлённый взгляд перед самым поцелуем. И нравится нарушать это удивление, заменяя его приглушённым удовольствием и тихим удовлетворением. И вообще, ангел жутко его отвлекает. Ну ладно, он с самого начала его отвлекал, но теперь-то Дин может отвлекаться сколько хочется. Дин до сих пор не свыкся с мыслью, как много для него это значит. Он чуть отстраняется, думая рассказать об этом ангелу, но ангел цепко перехватывает его за футболку: — Не останавливайся, — и хриплый низкий голос превращает просьбу в приказ. Дину ничего не остаётся – только поцеловать его снова. Спустя несколько отчаянно долгих секунд невинное касание переходит во что-то настойчивее и глубже. Во что-то сильнее, и язык становится требовательней, зубы проходятся вдоль челюсти Каса, и всё это рискует завести очень далеко. Дин не уверен, что готов к этому «далеко». И похоже, Кастиэль чувствует так же: поцелуй постепенно прерывается. Кас откидывается назад взглянуть на него и… Дин его сломал. Волосы встрёпаны, влажный рот приоткрыт, губы мягкие, полные, чуть припухшие. Рубашка обнажает ключицу – Дин запускал пальцы под воротник каждый раз, когда Кас позволял целовать себя глубже. Он выглядит неряшливо, взъерошенно и очень заманчиво. Дин хочет его. Хочет с каким-то яростным, болезненным осознанием, что это Кастиэль, и плевать, есть ли у него член или нет. Дин совершенно к этому готов. — Мы можем… — Да, — просто отвечает ангел. — А ты уверен?.. — Да, — и Кас уже тянет с него футболку, будто только того и ждал: наконец-то дотрагиваться до обнажённой кожи и – о мой бог!.. – поклоняться ей. Уф, до чего кощунственно. Но Дин не против, нет, совсем не против. Особенно когда Кастиэль осторожно раскрывает пуговицу и молнию на его джинсах. Действуя медленно, как будто в первый раз – и чёрт возьми, может, правда в первый. Дин понимает, что должен помочь. Очень помочь. Кастиэль лишается пиджака и галстука в несколько быстрых и резких движений. Дин запускает ладони ему под рубашку, чувствует его тепло, гладкую кожу и частые выдохи и просто обязан притянуть его ближе. Кастиэль путается в рукаве и явно находит это недопустимым: тихий треск – и разорванная рубашка слетает с кровати. Что, кстати, чертовски горячо. Дин почти справляется с чужими брюками, но тут Кас заставляет его подняться, стягивает с него джинсы и боксеры. Кастиэль уже видел его голым. Кастиэль восстанавливал его. Но ведь тогда всё было по-другому. Не так, как сейчас… Кас прикасается к нему, пробегает ладонями по ногам, обхватывает бёдра. А потом ведёт руками вверх: вдоль болезненно твёрдого члена, по чувствительной коже на мошонке – быстрые касания костяшек и пальцев, долгое поглаживание ладонью. Дин глотает воздух и перехватывает его запястья: — Дай мне прикоснуться, — тихо просит он. Чёрт, он уже давным-давно перешагнул неуверенность насчёт члена другого парня. Он хочет, чтобы Кас чувствовал то же, хочет сам ощутить его тяжесть и жар. Хочет ласкать его быстрыми жадными прикосновениями. Он притягивает Каса за ремень и спускает его брюки по бёдрам и вниз, попутно цепляя жёсткую резинку белья. Кастиэль готов гораздо меньше, и Дин мгновение сомневается. — Ты в порядке? — нервно спрашивает он, ведь если что-то не так, если Кас не увяз в этом так же, как он, Дин хочет знать. — Да, — просто, твёрдо отвечает Кастиэль, ловит руку Дина и прижимает её к паху. Дин верит ему: Кастиэль до сих пор не привык к оболочке и, наверно, ему требуется чуть больше времени. Дин прикасается к нему, неторопливо и аккуратно, проводит ладонью по всей длине. Большим пальцем обводит головку – раз, другой – и Кастиэль охает, ошеломлённо и мягко. Дин отыскивает местечки, Дин касается чуть заметно, и Кастиэль, прикрывая глаза, неожиданно резко впивается пальцами ему в руку и талию. Они льнут друг к другу теснее, и между прикосновениями Дин целует его. Кастиэль любит целоваться, и мягко стонет ему в рот, и Дин в ответ целует сильней. Настойчиво и влажно, а руки ангела скользят ему по плечам, путаются в волосах, гладят щёку и шею. Он теперь совсем твёрдый в руках Дина, и бёдра мелко, коротко дёргаются ему навстречу. Дин хочет быть ещё ближе, нет, ему нужно быть ближе. Кастиэль не возражает, опускается на простыни под напором Дина, и прикосновения обнажённых ног, и гладкое скольжение ладоней – всё это так ново, так странно и так хорошо. Дин крепче вжимается в горячие бёдра и пытается не тереться о мягкую, упругую кожу. Ничего не выходит, ведь чёрт, как же хорошо!.. Похоже, Кастиэль с ним согласен: он соскальзывает руками ему на бёдра и, ухватив, подтягивает чуть выше, чтобы на следующем жёстком движении оказаться ещё тесней. — Ты хочешь… тебе нравится так? — задыхается Дин. Кастиэль согласно рычит и притягивает его за шею – крепко и очень настойчиво. Чёрт, их не хватит надолго, но Дин подумает об этом потом, когда ангел не будет льнуть к нему всем телом, нетерпеливо прижимаясь твёрдым членом к его собственному. Это почти неудобно, и заводит до дрожи, и завтра непременно аукнется им, напомнив Дину, что они натворили. Они ловят дыхание друг друга, мягко, близко и так горячо, и Дину нравится, нравится, нравится – как Кас широко распахивает глаза, как вцепляется пальцами ему в бёдра на каждом движении. Как с готовностью раскрывается всякий раз, когда Дин склоняется его целовать. — Дин… — и мягкая нотка неуверенности сквозит за хриплым стоном его имени. Но Дин всё чувствует и сам, слышит, насколько тот близко. — Всё хорошо, всё правильно, давай же, — шепчет он; он хочет видеть это – видеть, как Кастиэль рухнет за край. Хочет ничуть не меньше собственной разрядки. Кастиэль под ним разбивается вдребезги и низко стонет в оглушительном блаженстве. Мягко, искренне, совершенно раскованно. Дин не отпускает его, продолжает держать, и неожиданно соскальзывает в теплоту чужой спермы. Он в жизни не делал ничего развратнее. Дин стонет, толкается сильней и срывается, крепко вжавшись в бёдра Кастиэля. Влажный тихий выдох касается его рта, как будто Кастиэль находит всё это неожиданно возбуждающим. Дин всё ещё приходит в себя, когда Кас целует его, исступлённо и бескомпромиссно. Дин гадает, благодарность это – или намёк, что надо бы повторить, причём прямо сейчас. Хах, ему бы столько энтузиазма. Он абсолютно уверен: ангел его заездит. Но не уверен, что станет возражать. Дин сползает с него, мокрый, липкий, и да, это круто. Жизнь такая пошлая. Клёвая, но всё-таки пошлая. И тут есть только один разумный выход. Дин поднимается на колени, скользит ладонью по голому предплечью ангела, касается запястья. К лешему. Дин переплетает их пальцы, и Кас смыкает руку, будто собрался вечно не отпускать. Дин тянет его на себя, целует мягкую, расслабленную линию губ: — Пойдём, нам нужен душ. Кастиэль даже не сомневается. ~~~ Дин просыпается от жажды в какой-то неприлично ранний час и, выскользнув из постели, подходит к столу, где с вечера оставил воду. Там он и обнаруживает Сэма, огромной горестной тенью распластавшегося на столе. Нога в бинтах покоится на выдвинутом стуле. — Господи, Сэм, сейчас два часа ночи. Какого лешего ты тут сидишь? — но беглый взгляд проясняет часть картины. По меньшей мере три пустых печальных кружки с остатками кофейной гущи по краям выстроились на столе. Кружка в руках Сэма ещё дымится. Дин устраивается напротив, осторожно спрашивает: — Почему не хочешь спать? Сэм в ответ лишь мягко фыркает. Что ж, причин не так уж много. Дин выбирает самую очевидную: — Он что-то с тобой сделал? — требует он. Мимолётный проблеск паники в лице у Сэма только усиливает подозрения. — Господи, Сэм… — Нет, — смутившись, поспешно говорит Сэм. — Дин, он ничего со мной не делал. — Тогда к чему всё это? — Дин кивает на парад кофейных кружек, который брат явно намерился возглавить. Сэм вздрагивает. — Кажется, я сделал глупость, — чуть слышно признаётся он. И не добавляет ни слова. Вздёрнув бровь, Дин глядит на него. Сэм отводит взгляд. Дин хмурится: — Помнишь наш разговор в самом начале? Насчёт политики честности. Неважно, в какое неловкое или отвратительное дерьмо мы угодим. Чтобы больше не было ни Руби, ни случайного апокалипсиса. Сэм строит рожу и нехотя кивает: — Помню. — Тогда выкладывай, — бросает Дин. Притянув кружку ближе, Сэм обхватывает её ладонями. А потом вздыхает так, словно сейчас признается в чём-то ужасном. — Ну, прошлой ночью мы… разговаривали – хотя скорей как раз наоборот, не разговаривали про апокалипсис. Я пытался убедить его, что мы не такие уж никчёмные, а он – что не собирается использовать меня как сосуд, опять… Дин хрюкает – похоже, у них это коронная тема. Прочистив горло, Сэм чуть тише продолжает: — Я подумал о фанфиках, о том, что в фанфиках всё гораздо проще. Разговор бы занял пять минут, злодеи бы вдруг резко подобрели, и тут же полюбили щенков, цветочки и детей. И всё лишь потому, что это соответствует сюжету, или позволяет быстро перескочить к постельной сцене, и помню, я ещё подумал: это ведь нечестно, почему нельзя с такой же лёгкостью… — Сэм отрывается от кружки, взмахивает рукой, — всего добиться в жизни. Он снова обнимает свой кофе, медленно возит кружкой по столу. — Ну вот. И я подумал, как бы всё случилось, если бы это работало, если бы ты мог в два счёта всё наладить, и наверно, я запутался… — он умолкает. И выглядит таким чудовищно разбитым, что Дин даже боится его тормошить. Сэм глубоко вдыхает: — И я нечаянно поцеловал Люцифера, — тихо завершает он. Дин моргает. Сэм моргает. И Дин не в силах удержаться. Просто не в состоянии. Ещё мгновение он пытается преодолеть шок, а потом… Сэм вздыхает: — Это не смешно. Дин издаёт совершенно нечеловеческие звуки, но ему наплевать. Он задерживает дыхание, но тут же снова прыскает, и от раздражённой обиды в лице брата ему только хуже. Сэм ведь не признался, что последовал совету фанфика? Ну не мог же он, в самом деле… О мой бог, именно это он и сделал. — Не смешно, Дин, хорош ржать. Дин не уверен, что способен. Сэм вздыхает и возвращается к кофе. Дин думает, как же он скучал по смеху!.. Настоящему смеху, до колик. Так скучал, что уж теперь-то повеселится на полную. Наконец, он роняет на стол руки и утомлённо фыркает, отсмеявшись. Впрочем, не переставая ухмыляться. — Я годами издевался над тобой, но, Господи, ты и есть пятнадцатилетняя девчонка, — сипло выдыхает Дин, — которая живёт в своём собственном фанфике. Он снова жутковато хрюкает. Сэм хмуро смотрит на него. Но Дин ещё даже не начал. — Проснулся геем? Нет, погоди – тебя заставили пришельцы, хоть ты в этом в жизни не признаешься. Или это сексуальная пыльца? Или прошлой ночью было холодно, и вам пришлось согреваться обнимашками? Сэму всё это ничуть не кажется забавным. А Дину весело до чёртиков. Вдруг словно что-то щёлкает. Он тычет Сэму в ногу: — Старик, я идиот. Это же хёрт-комфорт, верно? Ты был изранен и беспомощен, а он – само… — Я собираюсь вылить этот кофе тебе в лицо в ближайшую минуту, — ровно предупреждает Сэм. Дин умолкает – его снова разбирает смех. Это будет шутка года. Нет, шутка века. — Слушай, а мы говорим об «ой, я случайно оказался в опасной близости от твоих губ» и поцеловал Люцифера или мы о полноценном, дьявольском отжиге? Сэм продолжает сверлить его взглядом, но в лице проскальзывает вспышка смущения. Дин встряхивает головой. А ведь он в самом деле думал, что чуднее быть не может. Господи, только Винчестеры умеют перевернуть всё вверх дном и пнуть адекватность в лицо. — Чувак, поздравляю, это победа. Ни один из Винчестеров ещё не устраивал из своей жизни такую ошеломительную, сверхъестественную мыльную оперу. Мы должны купить тебе шарики, ей-ей, здесь должны быть воздушные шарики. Дин встаёт за новой кружкой кофе. Ему определённо нужен кофе. — А как воспринял Люцифер твой девчачий всплеск? — спрашивает Дин и тут же удивляется: неужели он и правда спросил это? — Не знаю, я проснулся, — сухо отзывается Сэм. Дин замирает с накренённой кофеваркой: — Ты поцеловал дьявола и сбежал? — Я не сбежал, — Сэм злобно буравит его взглядом. Дин склоняет голову на бок и корчит рожу, которая означает «друг, именно это ты и сделал». Долгую минуту Сэм молчит. Или придумывает, чем бы возразить – или просто не хочет признаваться, что ему понравилось. — Он спросил, собираюсь ли я всё свалить на него. Нет, ну точно мыльная опера. Дин назвал бы её «Тронутый ангелом», если это ещё не занято. Почему все хорошие шутки вечно заняты? Господи, какой-то сплошной фанфик. Они превратили свою жизнь в фанфик. Дин снова опускается на стул. — Старик, а я-то думал, в списке тех, от кого ты не сбежишь, Люцифер на одной из верхних строчек. — Я не специально. Он не удерживал меня во сне. Я запаниковал и проснулся. Сэм опускает руки на стол и нервно, раздражённо выдыхает. Как будто сам не понимает, что он чувствует, не говоря уже об ощущениях под взглядом Дина. Брат определённо борется с собой. Дин почти жалеет, что так душевно над ним посмеялся. И на время оставляет его в покое. Дину и самому не мешает кое в чём признаться, чтоб Сэм потом не стал цепляться к нему. — Я и Кас теперь вместе, — бормочет он в кружку. — Вместе? — Сэм выгибает бровь. — Да, вместе, — с нажимом повторяет Дин, надеясь, что брат сообразит остальное. Сэм фыркает: — Дин, я как бы знал. Я месяцами наблюдал, как вы таращитесь друг на друга коровьими глазами. — Я не таращился коровьими глазами, — сухо цедит Дин. Наступает долгая озадаченная тишина, пока братья в молчании тянут свой кофе. — Спасибо, что сказал. Дин поводит плечом. — Кас офигенный, — прибавляет Сэм, и этого Дин никак не ждёт. — Ага, — соглашается он и старательно пялится в кружку, избегая тот неловкий момент, который их обоих превратит в малолетних девчонок. — Только пообещай заниматься сексом в моё отсутствие, — говорит Сэм. Дин фыркает от физиономии брата. На ней ясно читается «Я сломал мозг, лишь бы только это не представлять». — Старик, и эта брезгливость исходит от парня, который отжигал с Люцифером? Серьёзно? В ответ Сэм корчит ему рожу. Дин надеется, на этом брат и остановится. Нет, честно, только бы Сэм не начал открещиваться и обещать, что это никогда не повторится. Мол, всё было чудовищной ошибкой и… Дин ждёт, но, кажется, напрасно. Дин не уверен, как к этому отнестись. Люцифер ведь та ещё чума, куда масштабней и мощней, чем Руби. Нет, в самом деле, Дин должен быть взбешён. Он должен психовать, и ужасаться, и порвать Сэма на целую кучу новых Сэмов за то, что тот опять ступил. Ведь Дин никому не доверяет, и пусть он доверяет Сэму, он не всегда верит, что Сэм пользуется его доверием с умом. Но похоже, апокалипсис медленно сошёл на нет, так что у Люцифера появилось время изучать человечество, поглощать сладости и давать им подсказки, как получше придушить монстра дня. И время флиртовать с его братом. Чёрт, похоже, он реально верит, что Сэм убедил дьявола не уничтожать всё вокруг. И даже если у Люцифера есть скрытые мотивы, они всё равно сделают, что смогут. Они убивают монстров, они спасают людей, и Сэм ни за что на свете не должен говорить да, если благодаря этому «да» Люцифер окажется внутри него. Дин таращится в свой кофе. Он дорого бы дал, лишь бы его мозг выразил мысль как-то иначе. Он прочищает горло: — Как он хоть выглядит-то, Люцифер? — Дин ведь понятия не имеет. Сэм хмурится, потом пожимает плечами: — Вполне обычно. — Обычно? — с сомнением переспрашивает Дин. Он, в общем-то, ожидал чего-то более выдающегося от хозяина ада. Особенно если учесть, что этот чёрт соблазнил его брата. — Дело не в том, как он выглядит, а в том, как он чувствуется… ну не знаю – он как будто снова ангел, даже больше, чем прежде. Необъятный, и непостижимый, и печальный. — И злой, — подчёркивает Дин. Сэм соглашается: — Чуть-чуть.