Любовь во время зимы

      27 октября 2012 года, Асгард       — Они эти дни безвылазно сидели в библиотеке, — негромко шептал Рагнар, слегка повернув голову в сторону Локи, спрятавшегося под иллюзией у самого края сети, в углу. Для всех остальных он вальяжно развалился на кровати, поигрывая пустым стаканом, то подбрасывая его вверх, то вновь ловя ладонью. — Не знаю, что они там ищут, но, похоже, что-то важное. Эта новая смертная чем-то больна, и даже наши лекари ее вылечить не могут.       Интересно, чем же может быть больна простая смертная, что ее не в силах вылечить даже асгардские лекари, славившиеся во многих мирах своими непревзойденными умениями? Впрочем, неважно. До торовской подстилки ему не было совершенно никакого дела.       «Как и до Мышки», — уверял себя он, но вместе с тем жадно вслушивался в краткие, малосодержательные рассказы Рагнара.       Что поделать, мальчишка старался как мог, вызнавая какую бы то ни было информацию, он даже получил язвительный комментарий за излишнее рвение — Локи совершенно не собирался выслушивать чьи-то грязные инсинуации, в которых фигурировало имя Тора и двух смертных девушек. Представлять Мышку в объятиях брата не хотелось абсолютно. Так, в целях профилактики братоубийства.       Локи злился, особенно в тот день, когда пришла Фрейя. С наглой стервой хотелось расквитаться за все ее манипуляции, останавливало асгардца только собственное заточение и то, что ванахеймская принцесса, по сути, помогла ему добиться того, чего он планировал еще месяц назад, — окончательно отпугнуть Мышку.       Вряд ли после того разговора Гермиона еще хоть раз решится спуститься в темницы, что при здравом размышлении все же было к лучшему. Теперь ее ничего здесь не держало, и это не могло не радовать…       Вот только Локи почему-то совсем не радовался. Он находился в смятении, и даже не мог объяснить самому себе то чувство, что его снедало. С одной стороны, Локи искренне пытался убедить себя в том, что ему все равно и что девчонка должна проваливать на все четыре стороны, с другой — одна мысль об этом ввергала его в непонятную меланхолию.       — Я мало что могу вызнать, мой принц, сами понимаете… — повинился Рагнар, воровато оглядевшись вокруг. На него никто не обращал внимания: двое стражников устроились вдали, у противоположного конца коридора, и о чем-то переговаривались, то и дело взрываясь смехом, и юноша слегка расслабился. По идее, стражам было запрещено разговаривать с заключенными, но, кроме самого Рагнара, таких смельчаков (или глупцов, как хотите) не было.       — Понимаю, — невесело усмехнулся Локи и прислонился затылком к холодной стене, мысленно радуясь, что его никто сейчас не видел, — слишком усталой и расслабленной была поза, но асгардец привык прикрываться мелкими и не очень иллюзиями, так что даже не беспокоился.       От разговора их отвлек громкий хлопок и пронзительный крик. Заключенный, которого только сегодня утром привели из Ванахейма и поместили в одну из дальних камер, с рыком рухнул на пол, колотя по нему кулаками от боли. Тело, закованное в мощные, украшенные шипами доспехи и массивный рогатый шлем, словно загорелось изнутри, отчего кожа дымилась и лопалась от нестерпимого жара. На какое-то мгновение узник исчез за этой дымной завесой и вдруг будто взорвался, расшвыривая сокамерников огненной волной в разные стороны. Когда же марево спало, тот самый заключенный как ни в чем не бывало подошел к сети, но теперь его можно было узнать лишь по рогатому шлему, потому что все, что было ниже, продолжало тлеть — это было видно и под осколками доспеха, впаявшегося прямо в почерневшую кожу.        Поджав губы, Локи следил за происходящим. Подобную безалаберность асгардских стражников можно было оправдать только чрезмерно завышенным самомнением — сам он всегда считал крайне недальновидным оставлять заключенным доспехи. Но, несмотря на то, что иногда узникам удавалось пронести что-либо в камеру, использовать это для побега у них не получалось, как бы кто ни старался. Но ведь рано или поздно у кого-то могло бы и выйти…       Вот и сейчас, заключенный, без всяких сомнений, использовал какой-то артефакт. Такое Локи видел впервые, хотя читал и изучал немало. Да, какая-то зацепка мелькала в голове, но он не мог за нее ухватиться.       Стражи ошалело и недоуменно следили за происходящим, и Локи искренне хотелось дать им хорошего пинка, потому что он уже примерно представлял, что сейчас произойдет.       Схватив одного из сокамерников, Чудовище, в которого превратился пленник, надавило им на решетку, и до Локи донесся тошнотворный запах горелой плоти — при долгом соприкосновении кожи с решеткой последняя начинала жечь уже не фантомно, а по-настоящему. Ударив сокамерника по голове, Чудовище продавило ограждение окончательно, и то лопнуло, осыпаясь золотистыми искрами. С какой же силой надо было бить, чтобы преодолеть магически уплотненную сеть?       — Стоять! — первым отмер Рагнар и бросился наперерез беглецу, остальная стража последовала его примеру.       — Рагнар! — крикнул ему вслед Локи, понимая, что мальчишке будет не по плечу такой противник. Первый беглец из асгардской тюрьмы за все тысячелетия ее существования! Локи полагал, что это гордое звание будет принадлежать ему, но…       Но Рагнар будто не слышал его, выхватывая из ножен меч.       Их было трое на одного, но и с таким численным перевесом все было тщетно — отшвырнув от себя Рагнара, сильно приложившегося головой о стену, Чудовище схватило двух других стражей за шею, и запах горелой плоти стал намного сильнее. Бросив на пол высушенные останки охранников, монстр подошел к ближайшей камере и одним точным ударом разбил наложенное заклятие, выпуская запертых внутри головорезов. Нет, с этим монстром однозначно было что-то не то, потому что даже снаружи сеть обладала невиданной прочностью, которую просто невозможно было пробить с такой легкостью. К тому же о многом говорил кинжал, рукоять которого торчала между сочленениями доспеха, и на который Чудовище не обращало ровным счетом никакого внимания, будто совсем не чувствовало боли.       Разрушение заклятий подняло тревогу, и можно было быть уверенным, что в течение пары минут сюда набежит полгарнизона дворца, потому Локи, подавив беспокойство, нацепил на лицо маску ленивого интереса. Возможно, и ему представится возможность сбежать?..       Пока Чудовище неторопливо прохаживалось от камеры к камере, выпуская все больше заключенных, те подхватывали припасенное здесь для охраны оружие и бросались в атаку на подоспевших стражников. Дойдя до темницы Локи, Чудовище остановилось, смерив узника долгим пронзительным взглядом.       Локи изобразил на лице усмешку, мысленно взывая, чтобы существо выпустило и его, но вслух не произнес ни слова. Только надеждам принца было не суждено оправдаться — Чудовище в прежнем гнетущем молчании двинулось в сторону выхода.       — Лучше по той, что слева, — бросил Локи вдогонку, продолжая усмехаться. Монстр, на секунду обернувшись, скрылся за массивной золоченой дверью, откуда продолжали доноситься звуки боя.       Из темниц на выход вели две лестницы. Правая была узкой и витиеватой и терялась среди этажей, ведя к различным служебным помещениям; именно по ней заключенным доставлялась еда и иные принадлежности; и по этой лестнице можно было добраться до черного хода из дворца. Если бы Локи представилась возможность сбежать, он бы воспользовался именно ею, потому что людей там было немного, а от редких прохожих легко можно было спрятаться под невидимостью.       Левая же, «парадная», лестница вела из темниц прямо к главному выходу из дворца. По ней обычно водили знатных пленников или тех, чье заключение надо было выставить на всеобщее обозрение. Именно по ней вели в темницы самого Локи. Здесь было намного более людно, чем на другой лестнице, и, кроме того, часть пути проходила рядом с казармами дворцовой стражи.       Если Чудовище не остановят сейчас, то, возможно, перехватят у казарм.       Как бы Локи мстительно ни радовался переполоху, он понимал, что появление такого чудища опасно для обитателей дворца, в том числе и для Фригги. И Мышки, чего уж тут.       Сейчас Локи как никогда остро осознал, что переживает. Ему безумно не хотелось, чтобы девушка стала случайной жертвой бандитов, вырвавшихся на свободу по чьей-то прихоти. К тому же несложно было догадаться, что это — лишь диверсия, отвлекающий маневр. Назревало что-то более опасное, нежели простой бунт заключенных.       Но кто мог такое провернуть? Чудовище изначально было в ванахеймских доспехах, но это ни о чем не говорило. Такие доспехи мог нацепить на себя любой, а здесь, за этой магической преградой, Локи плохо ощущал чужие потоки магии и потому затруднялся сказать, что за существо проникло во дворец.       Если в происходящем был замешан Ванахейм, как намекала Фрейя, то Локи бы выпустили в числе первых. Или, возможно, его резкие слова настолько сильно отвратили от него принцессу, что она передумала освобождать асгардца?       Вариантов было множество, и Локи не видел смысла гадать. Все равно он был здесь, заперт и беспомощен, и не мог при всем желании повлиять на ситуацию. Оставалось надеяться, что Тор не даст в обиду ни мать, ни ее новых «подружек»…       — Вернитесь в темницы — и никто больше не пострадает, даю свое слово… — Локи едва сдержался от того, чтобы грязно выругаться, потому что на пороге темницы возник Тор. Конечно, куда же без этого безмозглого вояки! Громовержец на мгновение замер, ожидая реакции на свои слова, и тут же получил кулаком в лицо. — Ну, раз так — беру обратно!       Мъёльнир с характерным свистом закрутился в руках Тора, расшвыривая противников в разные стороны. Где-то за его спиной, за пределами темницы, виднелись Фандрал и Вольштагг, тоже участвующие в битве.       — Тор! — выдохнув, Локи решился позвать брата.       Если этот недоумок пришел сюда, значит, мать и девушки сейчас где-то во дворце — без какой-либо охраны… И пусть Фригга сама прекрасно могла за себя постоять, впрочем как и многие асгардские женщины, они все равно были в опасности.       — Тор! — воскликнул Локи еще громче, когда Громовержец проигнорировал его зов, увлеченный жаром схватки. — Тор, самый главный ушел по центральной лестнице!       Отбившись от ближайшего противника, мужчина бросил на Локи короткий, полный подозрения взгляд и вернулся к сражению. Очевидно, он решил, что брат хотел лишь отвлечь его, чтобы воспользоваться суматохой, но это было по меньшей мере глупо. Локи заперт в темнице без какой-либо возможности выбраться — такой же недюжинной силы, как у Чудовища, у него не было, а магия не могла причинить зачарованной сети-решетке хоть какой-нибудь вред.       Закатив глаза, Локи отвернулся, оперевшись о стол сжатыми в кулаки руками. Тор, когда было не надо, становился излишне упрямым и подозрительным. Убеждать его сейчас в собственной правоте было совершенно бесполезно, и это-то пугало сильнее всего — где-то там, наверху, и Фригга, и Мышка находились в серьезной опасности. Да, их могли охранять другие стражи, но все же, сколько бы Локи ни плевался ядом, он не мог отрицать, что из всех воинов Асгарда Тор — самый лучший. И находился он совершенно не там, где ему бы следовало.       Внезапно, подтверждая мрачные мысли младшего принца, откуда-то сверху раздался оглушительный взрыв, сотрясший дворец до самого основания.       Сражение на мгновение замерло, и, обернувшись к брату, Локи видел, как в глазах Тора зажигается понимание вперемешку с опасением. Идиот!       Пробормотав что-то, подозрительно похожее на «Джейн!», Громовержец начал стремительно пробиваться к лестнице, оставив заключенных на своих друзей и остальных стражей.       Локи не стал кричать ему что-либо вдогонку, потому что вряд ли смог бы сдержаться от едкого комментария.       Не хотелось смотреть на Фандрала и Вольштагга, усмиряющих взбунтовавшихся узников, а потому он сел за стол, демонстративно отвернувшись ото всех, и сделал вид, что увлечен чтением. Вот только буквы перед глазами расплывались, а взгляд не мог зафиксироваться на чем-то определенном.       Локи даже не знал, что пугало его больше: угроза, нависшая над Мышкой, или сам факт того, что его волнует ее судьба. Лгать самому себе не было никакого смысла — он переживал за Гермиону, и страх за ее жизнь сковывал сердце ледяным обручем. Когда он успел к ней так привязаться?       Впрочем, это-то уж точно было неважно. Главное, что Локи впервые за всю свою жизнь жалел, что не мог быть рядом с другим человеком, не мог защитить и уберечь.       Необходимость сидеть здесь взаперти заставляла обжигающе холодные волны гнева плескаться в груди, не давая дышать и превращая привычное выражение насмешки на лице в застывшую, ничего не выражающую мраморную маску.       Вскоре шум битвы стих, и Локи краем глаза мог следить, как немногих оставшихся в живых узников вновь разводят по камерам. Сильно раненых определили в несколько отдельных камер, которые вот-вот должен был обойти кто-то из лекарей — асгардцы в последнее время старались показывать собственное милосердие. Правда, этих самых лекарей отчего-то все не было видно, хотя этому даже не стоило удивляться: всех раненых стражей уже оттащили в лазарет, так что до заключенных еще просто не дошла очередь.       Время тянулось невыносимо медленно, словно вязкая патока, и Локи ощущал, что увязает в этом бессмысленном ожидании, полном переживаний. Магия, с трудом сдерживаемая, клубилась в груди, причиняя самую настоящую боль, но Локи не был бы самим собой, если бы на его лице отразилась хотя бы толика этих мучений.       Через несколько часов здесь, в темнице, уже практически ничего не говорило о произошедшем, но Локи не сомневался, что все это — лишь верхушка айсберга, потому что стражи, заступившие на смену, были мрачны и молчаливы, и весь их вид отображал всеобщий траур.       Да что там произошло?       Локи сам бы ни за что не стал спрашивать, зная, что ему не ответят. Возможно, еще через пару часов, когда волнение станет совсем нестерпимым…       Но довести себя до крайности асгардцу не позволил протиснувшийся в темницы Рагнар — взъерошенный, будто нахохлившийся воробей, с перевязанной бинтом головой — он, очевидно, сбежал из лазарета раньше положенного срока. Мальчишка бросил взгляд на небольшое красное пятно, оставшееся на стене в том месте, куда его зашвырнуло Чудовище, и недовольно скривился, стыдливо покраснев. Да, конечно, лучше сейчас обугленной головешкой готовиться к собственным похоронам, чем живым и здоровым страдать оттого, что тебя вывели из строя на первой же секунде боя…       Проигнорировав недовольные взгляды остальных стражников, Рагнар решительно подошел прямо к камере Локи и встал у самого ограждения. Вся решительность тут же исчезла из его взгляда, и мальчишка замялся, стыдливо спрятав глаза за челкой.       Локи скосил на него свой взгляд, совершенно не подгоняя, уверенный в том, что выглядит крайне спокойно и невозмутимо. Вот только то, что он услышал, сорвало с него маску, заставив сердце пропустить удар.       — Ее больше нет, мой принц… — прошептал Рагнар и облизнул сухие искусанные губы.