Любовь во время зимы

      28 декабря 2015 года, Восточный Сассекс       Она ухмылялась, стараясь не думать о ноющем ребре, раскалывающейся голове и охватившей все тело слабости. О том, что сил не было даже на то, чтобы встать на ноги, не говоря уже о том, чтобы пытаться сражаться или хотя бы бежать.       Ее окружили, и все, что ей оставалось, — ухмыляться врагам в лицо.       Устало прикрыв глаза, но при этом не убрав с лица усмешки, она откинулась на каталке. Возможно, это последние секунды, когда она могла позволить себе расслабиться — сейчас это сборище клоунов разберется с тем, кто из них будет сверху, а затем приступит к «допросу».       Лучше бы это был Локи — уж если и страдать, то от его рук, но «херои» вряд ли подпустят его к ней, опасаясь, что он окончательно слетит с катушек и позволит себе слишком многое.       Да ладно, она любит жесткие игры.       Фрейя все же посмотрела на стоящего перед ней мужчину, готового на месте растерзать ее без всяких сожалений, но перед глазами у нее стоял тот взъерошенный, до смешного важный и высокомерный мальчишка, которым она его помнила.       Сколько лет назад это было? Тысячу, не меньше.       Кто бы знал, что тот неоперившийся птенец вырастет в этого ворона?.. Впрочем, она-то как раз знала.       Вой, раздававшийся на заднем фоне, наконец, оборвался. Скосив взгляд, Фрейя увидела, что «Мышка» оказалась в объятиях своего друга и уже приходила в себя — услышав о смерти дочери, она едва не потеряла сознание.       Это зрелище вызывало у Фрейи злорадную усмешку — наглая смертная девка заслужила немного страданий за то, что отняла последнее, что у нее, Фрейи, было.       Мысль о девчонке всколыхнула плохо запрятанную злость и обиду, но она усилием воли отогнала ее от себя, постаравшись представить то, что всегда ее успокаивало.       Дом.       От этого слова запахло пряностью луговых трав и свежестью морского бриза, как жаль, что все это — лишь воспоминание.       Нет, в Ванахейме по-прежнему есть море, и там по-прежнему бескрайние просторы лугов и полей, Фрейя бывала там минимум раз в год, но больше не чувствовала радости от этого.       Ванахейм — мир крыльев, ветра и свободы. Свободы для всех, кроме самой Фрейи.       Но она прекрасно помнила то время, когда и сама была вольной как ветер. Когда она могла запрыгнуть на верного коня без всякого седла, как дикарка, и унестись на нем к прибрежным скалам, чтобы увидеть, как большие торговые суда проплывают к Порту, или уехать в сторону леса Бари, чтобы полюбоваться красивейшими свадебными кортежами знатных вельмож. Несмотря на полыхавшую на Западе, ближе к столице, войну, здесь, на Востоке, было довольно тихо, и желающих соединить себя узами Священной любви было немало.       Именно любви, потому что в Ванахейме не было понятия брака — как дети Природы, ваны предпочитали соединять себя ритуалом Единения друг с другом и самой Природой.       Иногда, не часто, Фрейя представляла себя на месте какой-нибудь невесты богатого купца или знатного чиновника — сами они с матерью и братом не то чтобы очень голодали, но жили небогато на окраине одной из прибрежных деревушек неподалеку от летней усадьбы царской семьи.       Их мать Сейта приехала сюда перед самыми родами и все это время была местной знахаркой и прорицательницей, в деревне ее и почитали, и побаивались, но к детям ее — Фрейру и Фрейе — относились ровно.       Фрейя помнила мелодичный, ласковый голос матери, когда та звала их с братом домой. Она сама еще вечно делала вид, что не слышала, потому что знала, что вечером мать снова начнет учить ее своему ремеслу, напирая на то, что опытная и умелая знахарка сгодится в любом селении.       — Я не хочу быть знахаркой! — возмущалась вечно растрепанная, словно воробей, чумазая и босоногая девочка, еще час назад лазившая по влажным, соленым камням у приморских скал или игравшая в войну с деревенскими мальчишками. — Я хочу быть воином и защищать тебя и Фрейра!       Сам Фрейр был не самым умелым воином, его больше привлекало служение Природе, он мечтал стать одним из жрецов леса Бари и уже сейчас больше времени проводил там, чем дома с матерью и сестрой. Удивительно, насколько внешне похожие близнецы были различны по своей сути.       На подобные выпады дочери Сейта всегда лишь грустно улыбалась, пытаясь привести в божеский вид нередко спутывавшиеся в колтуны патлы Фрейи. Женщина смотрела так, как если бы знала что-либо о будущем, но даже если она и знала, поскольку слыла довольно сильной пророчицей, то никому ничего не говорила       Сейта вообще очень мало рассказывала о себе, своем прошлом и будущем даже детям, что уж говорить о посторонних. Более того, от остальных она прятала не только свою биографию, но даже и свое собственное лицо. Что заставляло всех считать, что она — очередная жертва войны, обезображенная и, скорее всего, изнасилованная кем-либо из асов.       Отца дети не знали, на все вопросы Сейта отмахивалась, говоря, что его «поглотил Запад». Тогда многие достойные мужи и жены погибли из-за алчности Асгарда, пожелавшего не платить за хлеб, выросший на плодородных землях Ванахейма, так что ни у кого не возникало вопросов. И только дети знали, что Сейта не была обезображена — ее легко можно было назвать одной из самых красивых женщин их мира.       Несмотря на нежелание Фрейи учиться, Сейта настаивала, и чем старше девочка становилась, тем чаще мать брала ее с собой ухаживать за больными или проводить разнообразные ритуалы, посвященные Природе и плодородию. Конечно же, видела Фрейя не все, некоторые ритуалы не были предназначены для глаз детей даже с точки зрения достаточно свободных нравов Ванахейма.       И только с годами девочка осознала, что то, чему ее учит мать, сильно выходит за рамки простой ворожбы. Да и имя матери, скорее всего, не имя, а призвание. Сейт — магическое искусство Ванахейма, и Сейтами как раз называли знахарок и знахарей, чьи силы были скромными, но позволяющими взывать к Природе и ее магии.       Но существовала и каста тех, кто стоял на ранг выше в этой иерархии, тех, чья магическая сила поражала воображение.       Жрецы.       Они тоже служили Природе, и служение их как раз и делало Ванахейм таким, каким он и был. Магия стихий, управление погодой и плодородием — те способности жрецов, без которых их планета бы, наверно, давно превратилась в увядающую пустыню под жарким гнетом светила.       Пойдя на Ванахейм войной, Асгард первым делом попытался захватить в плен жрецов, но потерпел неудачу — во время атаки на Святую Рощу столицы погибла едва ли не треть всех жрецов во главе со своей верховной владычицей Нертус, остальные разбежались кто куда и тщательно скрывали свои силы примерно так же, как это делала Сейта.       — Но зачем учить меня этому? — с немалой толикой возмущения удивилась Фрейя.       — Потому что мне больше некому это передать, — печально вздохнула Сейта.       Фрейя этого не понимала. Ей самой было всего двадцать*, на обучение жречеству брали более взрослых и состоявшихся магов. К тому же Сейта казалась ей достаточно молодой для такого вот форсирования событий.       (*не стоит забывать, что стареют ваны, как и асы, медленно. Для Фрейи двадцать лет — это почти наши десять.)       Тем более война заканчивалась, столица разрушена, от царской семьи остался один лишь принц, и тот не так давно едва выкарабкался после тяжелой травмы. Взявший на себя бремя правления Совет Деревень решил, что с их мира достаточно войны, мудрые мужи были готовы отдать асам на растерзание последнего представителя правящей династии и преклонить колени перед Одином и его… армией. Все устали, да и Асгард был согласен пойти на уступки.       Так что скоро все утихнет, уже шли переговоры, и жрецы найдут себе новое святилище для ритуалов, хотя бы в том же лесу Бари. А там Сейта могла бы подготовить какую-нибудь другую преемницу, страстно желающую служить Природе.       Жаль, Фрейр не вышел магической силой, потому на него нельзя было сбросить все эти проблемы, он бы просто не сдюжил. Его предел — должность какого-нибудь младшего жреца.       Недолго думая, Фрейя выложила матери все так долго снедавшие ее возражения.       — Мы не можем знать, сколько нам отведено времени, — ответила та с присущей ей мягкостью. — Даже сейты и жрецы прорицают далеко не все. Эти силы и знания даются не каждому, но ты справишься, я знаю это. Таких, как мы с тобой, осталось непозволительно мало…       То, что Сейта гордилась ей и считала достойной звания жрицы, — радовало девочку, но ей самой казалось, что это все не ее. Да и фатализм в словах матери не давал юной Фрейе покоя.       Она стала больше приглядываться к Сейте и со временем начала замечать, что сила ее носила непостоянный характер, бывали моменты, когда магии женщины едва хватало на самые простенькие чары.       А однажды, вернувшись с одной из своих прогулок, Фрейя увидела мать, лежащую дома на полу без сознания.       Приведя ее в чувство, как могла, она смотрела на посеревшее лицо матери, казавшееся каким-то обреченным и напуганным.       — Что происходит? — спросила она у Сейты требовательно, скрывая за строгостью и непримиримостью собственный страх.       — Лишь то, что срок мой был отмерен и подходит к концу, — печально улыбнувшись, сказала Сейта. — Я должна была погибнуть двадцать лет назад, в Священном лесу, но меня спасли и выторговали мою жизнь у смерти. Чужой магией и силой Природы я осталась в живых, но всегда знала, что рано или поздно за это придется платить. Только жаль, что не смогла вырастить вас, поднять на ноги. Фрейр хотя бы при деле, за него я спокойна, но тебя, моя птичка, я так и не доучила…       Фрейя сморгнула злые слезы и уткнулась матери в бок, а та лишь почти бездумно гладила ее по волосам.       — Не плачь, моя птичка, я уйду не сегодня и, по воле Природы, не завтра, у нас еще будет время…       — Разве нет ничего, что может тебе помочь? — спросила Фрейя сдавленно.       — Есть. Есть то, что отсрочит конец, — призналась Сейта. — Зелья и ритуалы — каждый месяц. Это и спасало меня раньше, но с последнего Дня Плодородия мне просто не хватает сил…       — Почему ты не сказала мне обо всем этом раньше?       Со Дня Плодородия, когда весь Ванахейм возносил хвалы Природе и просил об обильном урожае в грядущий посев, прошло месяца три. Неудивительно, что матери стало плохо.       — Я отправила соколов тем, кто может мне помочь, но так и не дождалась ответа. Возможно, кто-то из них уже умер, ну а кто-то… — она глубоко выдохнула и натянула на лицо грустную улыбку. — Без этой помощи я не протяну и года…       — А с ней? — нахмурилась Фрейя.       — А с ней лет сто, не больше.       Звучало лучше, чем год. Фрейя судорожно вздохнула, уставившись в никуда.       — Я никогда не хотела сваливать на тебя все это, моя птичка. Но сейчас кроме тебя у меня никого нет.       — И нам больше никто и не нужен, — поджала она губы.       Фрейр месяцем раньше покинул их, поселившись в Лесу, и за это Фрейя никак не могла его простить.       — Ты протянешь и двести, и триста, мама, — решительно процедила она. — Я найду способ тебя спасти, я обещаю!       С того дня Фрейя почти не отходила от матери, отнесшись всерьез к ее желанию передать свои знания преемнице.       Впитывая знания, Фрейя с ужасом представляла тот день, когда мать «уйдет». Страх остаться одной был дополнительным стимулом, и она судорожно искала в старых записях Сейты хоть что-нибудь, что могло бы помочь, излечить женщину или хотя бы максимально продлить ее жизнь. Сколько Сейте было лет? Тысячи две, вряд ли больше. Самый расцвет для бессмертного.       Ритуалы помогали, но было заметно, что эти три «пропущенных» месяца не прошли бесследно. Со временем матери становилось все хуже, порой случались приступы, когда Сейта теряла сознание на несколько часов, а после была обессиленной и с трудом могла встать на ноги.       Самой Фрейе, еще совсем юной, пришлось заменить мать и вместо нее помогать жителям деревни. Когда записи Сейты были прочитаны и едва ли не выучены до каждой закорючки, Фрейя переключилась на библиотеку в прибрежной портовой деревне, а после даже чудом попала в летнюю царскую резиденцию, где книг было заметно больше, но и там не было ответов.       На самом деле она понимала, что здесь, в глуши, вряд ли найдутся фолианты по высшей магии, все было в столице и сейчас, скорее всего, либо сожжено, либо вывезено в Асгард, но присущее Фрейе упрямство не давало ей остановиться.       Ей уже было тридцать, но она ощущала себя на целую тысячу, а может, и больше. Те десять лет она отказывала себе во всем, что раньше составляло ее жизнь, занимаясь матерью и ее болезнью.       — Ты не обязана держаться около меня, моя птичка, — убеждала ее та. — Я передала тебе все, что могла, осталось только поднабраться опыта…       — Я не брошу тебя! — яростно кричала ей Фрейя на любые уговоры. — Я со всем справлюсь, мама, я смогу!       Фрейя только искренне жалела о невозможности проникнуть к асам и добраться до их библиотеки, обширнее и лучше которой не было во всех Девяти мирах.       Но она даже предположить не могла, что ее желание исполнится самым неожиданным образом.       Это был особо неприятный день. Еще с вечера матери снова стало плохо, и она лежала, не вставая и даже почти не говоря, — в глубине ее глаз застыло стойкое сожаление, и оно злило Фрейю больше всего. Не о чем уже жалеть, ничто не сможет свернуть ее с намеченного пути, так к чему это все?       Доделав все домашние дела, Фрейя не собиралась в этот день отправляться в деревню «на работу», она хотела последить за состоянием Сейты, ей все казалось, что матери могло стать еще хуже, пока ее не было. Но ближе к обеду прибежал мальчишка из деревни со срочной просьбой.       Сейте удалось уговорить Фрейю пойти, дело было серьезное, и нельзя ради собственных прихотей бросать подопечных на произвол судьбы.       Не было Фрейи больше трех часов, случай и в самом деле оказался на удивление серьезным, так что вернулась она уже ближе к ужину, спеша, как только можно, подгоняемая дурным предчувствием.       И не то чтобы это самое дурное предчувствие никак не оправдалось…       Нет, Сейте не стало хуже, она даже поднялась и самостоятельно передвигалась по дому, но… она была не одна.       Фрейя тяжелым взглядом исподлобья смотрела на молодого мужчину, что с царственным видом восседал на ее любимом стуле, закинув ногу на ногу. Его дорогие, лощеные одежды совсем не вязались с этой обстановкой, он выглядел не как простой селянин и даже не как богатый купец, а как…       — Принц Ньерд, — представила его Сейта, заметив дочь в дверях.       Что здесь делал последний представитель царской династии Ванахейма?       — А это та самая Фрейя? — улыбнулся мужчина. Его короткие темные волосы были аккуратно зачесаны назад и уложены, на это было совсем непривычно смотреть. Сразу вспомнилось недовольство местных жителей тем, что царская семья совсем уж заважничала и забыла свои корни, забыла о поистине важном — о Природе и том, что она любит простоту.       Некоторые особо суеверные винили в войне именно царя, якобы именно из-за его высокомерия и стяжательства боги прогневались на их тихую, мирную обитель.       Ньерд пристально разглядывал ее с легкой полуулыбкой, долженствующей выражать интерес и теплое участие, но… что-то не нравилось Фрейе, она не могла понять, что именно.       — Я полагал, Нертус, что ты лучше справишься с ее воспитанием… — протянул мужчина, не меняя выражения лица и тона, но Фрейя, тем не менее, вспыхнула от злости.       Он смеет выговаривать ей за ее внешний вид и манеры? Да никто не имеет права!..       — Успокойся, моя птичка, принц Ньерд здесь для очень важного разговора, — остудила ее пыл Сейта, и обратилась к принцу: — В такой глуши не до этикета, ваша милость, прошу простить.       Он как-то невесело улыбнулся и кивнул.       — Что происходит? — Фрейя перевела взгляд на мать, неосознанно больше выпрямляя спину, но при этом совершенно не стремясь пригладить растрепанные, короткие патлы, в которые превратились ее волосы после десяти минут быстрой скачки на лошади.       — Фрейя, — мать впервые за долгое время назвала ее по имени, — это твой отец.       Новость прозвучала громом среди ясного неба. Фрейя давно перестала думать о том, кем был ее отец, и даже в самых смелых своих фантазиях она никогда не представляла на его месте принца.       — Нерт, ну зачем вываливать на девочку это так сразу? — ласково пожурил Сейту Ньерд. — Она столь юна…       — Не настолько, насколько ты думаешь, — с вызовом, которого Фрейя прежде в ней не наблюдала, ответила мать. — Она сильнее и мудрее, чем ты можешь себе представить. И она давно заслужила знать, но то Табу…       — То было не моим условием, ты же знаешь, — развел он руками. — Благословенные дети не должны были пострадать в назревающей войне. Даже по собственной глупости.       — И каким это образом в мои отцы записался сам принц? — спросила Фрейя, склонив голову чуть вбок и с прищуром разглядывая новоиспеченного «папашу». Ее ничуть не волновало его недавнее замечание о ее недостаточном воспитании — он для нее был «никем», чтобы она относилась к подобному с каким бы то ни было вниманием. — И почему он так странно тебя называет?       Сейта и Ньерд переглянулись, мужчина явно не собирался говорить, сохраняя на лице спокойное, участливое выражение. Не дождавшись реакции, он жестом предложил женщине начать первой.       — Каждый год в ночь фестиваля Плодородия верховная жрица Ванахейма вместе с представителем царской семьи проводит священный ритуал Плодородия, — начала Сейта, явно стараясь не смотреть на дочь. — И… я рассказывала тебе, что это за ритуал.       Несомненно, рассказывала. Достаточно сложный и не особо, на взгляд юной Фрейи, приятный ритуал, который обязательно должен был закончиться ритуальным соитием между теми, кто этот самый ритуал проводит.       — Тридцать лет назад, через месяц после проведения этого ритуала, верховная жрица Нертус узнала, что ждет ребенка, — добавил Ньерд, и они оба замолчали.       Но Фрейя не была бы собой, если бы ей требовалось все разжевывать.       — Ты — Нертус, — она посмотрела на мать, и та утвердительно кивнула.       — Практически сразу на наш Священный лес напали, я выжила чудом и чудом же сохранила беременность. Несмотря на сложное время — вспыхнувшую войну, необходимость скрывать себя и свои силы, — я надеялась, что вы появитесь на свет.       Естественно. Дети, зачатые в ночь Фестиваля, считались счастливыми, а те, что были зачаты еще и в процессе самого ритуала Плодородия, — назывались Благословенными. Говорили, что им на роду написаны великие дела.       Причем Фрейя предполагала, что была зачата в ночь Фестиваля, но ей и в голову не могло прийти… такое.       — Кстати, — вдруг вспомнил Ньерд. — Вроде бы речь шла о близнецах?       — Фрейр сейчас живет послушником в лесу Бари, — процедила Фрейя с плохо скрытой неприязнью.       Сложно было сказать, как эту новость воспринял Ньерд — его лицо стало напоминать безликую маску, но он быстро взял себя в руки, вернув улыбку.       — Пусть так, — кивнул он. — Но ему придется прервать послушничество, он тоже пойдет со мной…       — Тоже? — уцепилась за слово Фрейя.       — Война проиграна, девочка. Теперь здесь балом правят асы, меня же продали Одину те, кому я доверил спину. Ныне Ванахеймом руководить будет совет деревень под управлением двух знатных асгардцев, я же отправлюсь в Асгард, чтобы преклонить колени перед Одином. Мои дети обязаны пойти со мной.       — А если я откажусь? — Фрейя бросила мимолетный взгляд на мать, заставив ту побледнеть.       — Если ты откажешься, я не смогу тебя защитить, — ответил Ньерд. — Асы не хотят оставить моих наследников без прямого контроля. Ты либо живешь со мной в Асгарде, либо…       Либо не живешь, вообще.       — Поезжай, птичка, это твой настоящий шанс, — подбодрила ее мать, но Фрейя отрицательно покачала головой:       — О каком шансе идет речь, если я просто пожертвую тобой?       — Не думаю, что об этом стоит переживать, — отмахнулся Ньерд. — Думаю, у меня еще достаточно влияния, чтобы пригласить к Нертус хорошую сиделку, чтобы та проводила все необходимые манипуляции…       — Нужны ежемесячные ритуалы, — оборвала его Фрейя.       — Значит, найдем очень хорошую сиделку, — пожал плечами Ньерд. — И нам скоро будет пора отправляться, так что у тебя совсем мало времени, чтобы собраться.       Фрейя пыталась еще что-то сказать, но Сей… Нертус ей не дала.       — Птичка, — обняв дочь, зашептала ей женщина на ухо. — Это тебе не шутки и не требования деревенского старосты, от которых легко отмахнуться. Я не хочу, чтобы ты пострадала из-за своего упрямства, поезжай — ради меня. Я годами оплакивала братьев и сестер, не заставляй меня оплакивать еще и дочь…       Это было нечестно, но Фрейе нечего было возразить. Она не хотела покидать мать, но другого выбора, кроме как бесславно умереть, ей не предоставили. Нет, они с Нертус, конечно, могли бы сбежать, как женщина сделала тридцать лет назад, только наверняка в этот раз так легко все бы не вышло — несмотря на свою «дикость» и свободолюбивость, у Фрейи было слишком мало жизненного опыта, чтобы надеяться на успех, да и физическое состояние матери на корню обрубало подобные планы. А бежать без нее — не было никакого смысла.       Собралась Фрейя заметно раньше предоставленного ей срока — собственно, кроме записей Нертус и пары-тройки комплектов одежды ей особо и нечего было с собой брать. Нет, были, конечно, разные памятные безделушки, вроде красивой раковины или скругленного морем кусочка янтаря, но… пусть матери останется что-то на память о ней, пока сама Фрейя не вернется.       А она решительно была настроена вернуться. Они ведь просто преклонят перед Одином колени?.. На улице их уже ждали сопровождавшие Ньерда эйнхерии, и, не тратя лишнего времени, вся группа отправилась в Асгард.       Царственное величие этого места поражало девочку, для которой довольно небольшая и скромная летняя царская резиденция была пиком роскоши. Ее усадили на лошадь, которую под уздцы повели по Радужному мосту — одному из самых настоящих чудес Девяти миров. Это слегка раздражало, как и явное недовольство Ньерда ее «мальчишечьими» замашками и тем, что она сидела в седле по-мужски. Если бы не желание Фрейи повнимательней осмотреться вокруг (когда еще представится такая возможность?), она бы плюнула на все и сама бы ускакала далеко вперед, несмотря на любые недовольные взгляды.       Чего Фрейя не ожидала, так это того, что ее поселят прямо во дворце. Это был один из нижних уровней, далеко от тех мест, где даже случайно мог пройти царь, но и без того комнаты поражали.       — Какое-то время ты проведешь здесь, — со сдержанным выражением лица сказал Ньерд.       — Какое-то… время? — Фрейе отчетливо не нравилась формулировка.       — Официальная церемония капитуляции пройдет через месяц, на ней царская семья Ванахейма преклонит колено перед царской семьей Асгарда. За этот месяц ты должна создать хотя бы видимость достойной наследницы. Я нашел пару человек, тебя научат, как правильно себя вести в приличном обществе…       — Зачем все это?       — Нам предстоит провести целый день рядом с Одином, и я не хочу, чтобы он пожалел, что оставил жизнь мне и моему… потомству, — последнее слово он произнес с плохо скрываемой брезгливостью.       Этого Фрейя уже не могла вынести.       — Если вам так неприятна сама мысль, что я ваша дочь, — вспылила она, — так почему бы вам не заделать в будущем новую. Раз Один оказался настолько милостив, что оставил вас в живых, то и, возможно, позволит вступить в брак. Вы еще так молоды…       На самом деле, насколько Фрейя слышала, Ньерду было всего чуть больше тысячи, он был значительно младше ее матери. Так сказать, самая низшая граница того, когда бессмертные решались вступать в брак. Вся жизнь впереди.       Что удивительно, Ньерд заметно, по-настоящему помрачнел.       — Во время атаки на столицу я был ранен и впредь не смогу иметь детей.       То есть Ньерд, Фрейя и Фрейр официально были последними представителями царского рода Ванахейма.       Не то чтобы это слишком поражало, но… многое объясняло.       Когда от многочисленной династии, берущей свои корни от самого возникновения Ванахейма, остается лишь трое человек, один из которых больше никогда не сможет продолжить свой род, а двое других лишь «малые дети»… Ньерд был готов на все, лишь бы сохранить и эти крохи. И даже на то, чтобы признать двух диковатых простолюдинов как своих детей.       Отмахнувшись от дальнейших расспросов, Ньерд ушел и вернулся через какое-то время с Фрейром. Брата Фрейя почти не видела, у них были разные учителя и разные заботы, да и она особо не скучала по нему, так и не простив «побега».       Ее переодели в красивые одежды, никак не сочетающиеся с ее коротко обрезанными волосами, обули вечно босые ноги в неудобные, непривычные туфли и стали подвергать самым настоящим пыткам: учебе этикету и манерам.       Месяц выдался мучительно тяжелым для непривычной к таким нагрузкам Фрейи. Она не очень-то любила учиться, если не было какого-либо стимула, к тому же весь этот этикет… Было бы проще, не считай она все это самой настоящей глупостью. Фрейе хотелось поскорее отмучиться и вернуться домой, к матери.       Через отца она получала лишь короткие «весточки» от Сейты о том, что у нее все в порядке и что приставленная Ньердом сиделка неплохо справляется со своими обязанностями. Но этого было безумно мало, она сильно скучала.       В день официальной капитуляции Фрейю нарядили в удивительное в своей красоте платье и сделали из отращенных магией волос тяжелую высокую причёску, от которой у нее спустя полчаса уже ломило шею. Увидев дочь, Ньерд лишь неопределенно хмыкнул, и она так и не поняла, был ли он доволен, потому что саму Фрейю все это безумно раздражало.       Одно радовало: мучилась она не одна, Фрейру тоже неслабо досталось за этот месяц.       Тронный зал Асгарда поражал воображение, Фрейя с трудом удерживала себя, чтобы не таращить глаза и не вертеть по сторонам головой, «словно деревенщина».       Один восседал на своем золоченом троне в золоченом же доспехе. Сила царя беспокойным морем прокатывалась по залу, и даже Фрейя при ее маленьком опыте ощущала эту силу. Было страшно.       Но еще больше пугала его Тень, что замерла на несколько ступеней ниже.       Напротив Тени стояла молодая царица. Фригга одарила Фрейю ободряющей, мягкой улыбкой, от этого стало немного легче.       Царь разразился длинной, пространной речью о доблести верных воинов Асгарда, о смелости противника, о милосердии и мире. И о том, что в качестве жеста доброй воли вся царская семья Ванахейма останется в Асгарде на неопределенный срок.       Звучало как самая настоящая сказка, но Фрейя быстро убедилась, что все совсем не так уж и радужно. Они не могли вернуться домой, им фактически запретили бывать в родном мире, заперев в Асгарде, как пленников.       Нет. Фрейя, Фрейр и Ньерд могли передвигаться по городу в присутствии почетного эскорта из нескольких эйнхериев, но это все были мелочи. Девушке, привыкшей к вольному ветру ванахеймских полей, хотелось свободы.       — Будь примерной девочкой, не посрами меня — и я договорюсь, чтобы тебя хотя бы иногда пускали к матери, — пообещал ей Ньерд, едва закончился праздник.       — Почему тогда не перевезти ее сюда? Им ведь были нужны жрецы? — с робкой надеждой спросила она у отца.       — Ты думаешь, за эти тридцать лет Асгард не собрал все, что ему нужно, о магии Ванахейма? — с легкой насмешкой спросил Ньерд. — Если бы Нертус была нужна здесь, ты думаешь, я бы не предложил ей отправиться с нами? За ней присмотрят, не переживай, — он похлопал Фрейю по плечу. — Но помни, что от твоего поведения напрямую зависит благополучие матери.       Фрейя нахмурилась.       — Я не смогу ей помочь, если Один отвернется от меня из-за твоих выходок.       Выразительный взгляд отца дал понять, что он в курсе всех проказ, что творила Фрейя весь этот месяц. Эйр, приставленная к ней служанка, докладывала отцу о не самом примерном поведении дочери.       Пообещав Ньерду вести себя прилично, Фрейя с головой окунулась в учебу. Жизнь в Асгарде требовала от нее совершенно другого уровня поведения, так что всевозможные уроки этикета лишь усложнились. Это была самая настоящая муштра, и ее успокаивало только одно — Фрейр, из которого Ньерд вознамерился выковать бравого воина, тоже страдал.       Чтобы отвлечься от подобных мытарств, Фрейя переключилась на то, мимо чего просто не могла пройти. Мимо царской библиотеки. Где-то здесь наверняка был способ вылечить мать, и если он есть — Фрейя его найдет. Но даже если и нет, она создаст его сама.       Познания асов в магии поражали, библиотека являла собой самую настоящую сокровищницу знаний, но что больше удивило Фрейю — асгардцы всем этим почти не пользовались. Среди них почти не было настоящих полноценных магов, магия для них была лишь подспорьем, все свои силы местные жители направляли на владение оружием, пусть и обладающим разными магическими свойствами.       Само же волшебство считалось глупостью, детскими фокусами, лезть с которыми на ристалище было стыдно.       Но что больше расстраивало Фрейю — это значило, что учиться магии было особо не у кого. А те, кто мог бы что-то подсказать юной жрице, не стали бы тратить на девочку своего времени.       Ей приходилось продвигаться в этом искусстве в одиночку, буквально на ощупь, методом многочисленных проб и ошибок…       Годы неслись бурной, полноводной рекой. Больше пятидесяти лет Фрейя безвылазно прожила в Асгарде, совершенствуя свое магическое искусство и едва ли не ежедневно справляясь у Ньерда о матери, надеясь вскоре увидеться с ней, но каждый раз получала ожидаемый отказ.       Пока однажды не решила обратиться к самой царице. Прежде Ньерд прямо запрещал ей просить что-либо у Фригги, но однажды Фрейя не выдержала. Женщина всегда относилась к ней с мягкостью и пониманием и Фрейе казалось, что, если она вежливо попросит, царица выслушает и не будет гневаться, чем стращал ее отец.       Фригга и правда выслушала ее, но обещала ответить не сразу…       Каков же был ужас Фрейи, когда через некоторое время Один в один из своих приездов подозвал их к себе на праздничном пиру.       — Я много времени провожу вдали от родного дома, — сказал он. — И мне ли не знать, насколько сильна может быть тоска по родным стенам. Отныне любой из вас может посещать Ванахейм, но лишь ненадолго и поодиночке.       Одного этого было достаточно для Фрейи, чтобы обрадоваться. Ей даже было все равно, что отец был явно не очень-то рад и непривычно мрачен, отпуская дочь домой.       В сопровождении служанки и четырех эйнхериев Фрейя отправилась в Ванахейм к матери…       …чтобы найти на месте дома одно пепелище. И одинокую могилу в ближайшем пролеске.       — Господин Ньерд все никак не мог вам признаться, — сказала непривычно печальная, прежде сухая и сдержанная Эйр. — Бэкка, что приглядывала за ней, в тот день в деревню ушла…       — Когда? — оборвала служанку Фрейя, ощущая жуткое опустошение. Ей ведь казалось, что она близка. Она почти нашла возможное решение… — Когда это случилось?       — Месяцев пять назад.       — Оставь меня.       Кивнув, служанка встала поодаль, но с виду не скрылась, как и эйнхерии. Фрейя же опустилась на могилу матери, запуская во влажную после дождя землю онемевшие пальцы. Чары сплетались сами собой — она должна была знать, просто обязана.       Ей даже не нужно было видеть или доставать кости, чтобы получить ответ. Магия говорила ей все и так, магия не могла ошибиться.       Пепелище и правда было достаточно свежим, растения еще не успели до конца захватить власть на выжженной земле, сажа и копоть еще не смылись дождями.       Да и сама могила казалась не то чтобы очень старой…       Вот только тело матери пролежало здесь уже много, много лет. Не менее пятидесяти.       Страшное откровение выбило из Фрейи дух. Не то чтобы она во всем полностью полагалась на отца, в глубине души она так до конца и не сумела довериться ему, но вот это…       — Пойдемте, принцесса, погода снова портится, я думаю, нам стоит вернуться…       — Да, стоит…       Ей больше нечего было делать в Асгарде, он давно вызывал в ней стойкое отторжение — эти приторно-слащавые люди, в лицо восхваляющие ее ум и красоту, за глаза же презрительно называющие ее «Ванадис» — «отродье ванов». Но ей отчаянно хотелось посмотреть в глаза тому, кто долгие годы нагло лгал ей, пользуясь ее наивностью.       Да и сбежать, когда за тобой неустанно наблюдают пять пар глаз, было невообразимо сложно.       Радужный мост вернул Фрейю в Асгард. Ньерд явно ждал ее, наверняка понимая, что у нее не могло не возникнуть вопросов. Или определенных претензий. Знал бы он.       Фрейя всегда была вспыльчивой и не очень дальновидной, чаще всего она сперва действовала, а только после — думала, так вышло и в этот раз.       — Прости, что не сказал сразу, — повинился Ньерд, увидев дочь. — Не нашел в себе сил…       — Ты искал в себе силы все эти пятьдесят лет? — она склонила голову набок, не сводя взгляда с лица отца.       Напускное сочувствие сменилось напряженностью.       — Не понимаю…       — Не ври мне! — вспыхнула она, ударив его кулаком в грудь. От неожиданности Ньерд не успел уклониться. — Она умерла из-за тебя! Потому что ты ничего не захотел сделать! Это ты!...       Еще несколько ударов обрушилось на грудь мужчины, но явно не причинили ему сильного вреда. Перехватив ее руки, Ньерд встряхнул Фрейю.       — Да, я, — прошипел он ей в лицо с неожиданной злобой. — Нертус и остальные жрецы бросили нас, всю мою семью, оставив без магической поддержки тогда, когда она нужна была столице больше всего! Я просто отплатил ей тем же!       Она попыталась вырваться, но он вцепился ей рукой в волосы, не давая шелохнуться.       — Она оказалась не нужна мне, но ты… — Ньерд, потянув сильнее, заставил ее посмотреть себе в глаза. — Вы с Фрейром будете рядом. Я не позволю нашему роду кануть в небытие. Ты ведь будешь хорошей девочкой?..       Чужая, липкая, как смола, сила, проникла ей в голову, заполняя собой все мысли и чувства. Зрение заволокло мутной, серой дымкой, не было ни запахов, ни ощущений, посторонние звуки, доносившиеся из окна, тоже почти исчезли.       И лишь холодный, вкрадчивый голос звучал в опустевшей голове.       «Ты ведь будешь хорошей девочкой?..»       — Буду, — выдохнула Фрейя, и только после этого Ньерд отпустил ее.       — Ты будешь слушаться меня, — продолжил он. — Будешь выполнять любой мой приказ. Будешь всегда говорить мне правду.       — Буду, — подтвердила она, хотя Ньерд даже не спрашивал, что заставило его улыбнуться своей прежней слащавой улыбкой.       — Ты не будешь пытаться сбежать или дать кому-то понять об этом заклятье, что я на тебя наложил. Ты не будешь никому говорить об этом разговоре и о том, что на самом деле произошло с твоей матерью. Поняла?       — Да.       — Хорошая девочка, — похвалил он ее, похлопав по голове так, словно она была всего лишь домашним животным. Возможно, именно так он ее и воспринимал. — А хорошие девочки заслуживают награду… Я знаю, что все эти девчачьи занятия тебя не прельщают. Чем бы ты хотела заниматься?       Это был очень сложный вопрос, особенно сейчас, когда над ней довлело это заклятье. Единственное, чего ей сейчас хотелось, — это угождать отцу и продолжать быть «хорошей девочкой».       Но ведь он не об этом спрашивал?       — Сражаться, — подумав, ответила она. — Всегда хотела научиться сражаться.       Фрейя бы не удивилась, если бы он предположил, что это какая-то уловка. Она даже ощутила, что давление, оказываемое на нее, усилилось, словно он проверял, все ли в порядке.       Но нет, это не было уловкой — Ньерд просил ее говорить правду, именно ее он и получил. Да и сам он должен был об этом вспомнить. Больше всего в Асгарде Фрейя восхищалась валькириями и даже как-то призналась отцу, что хотела бы стать одной из них. Он тогда лишь напомнил ей, что вряд ли девы-воительницы захотят увидеть в своих рядах чужестранку.       — Что ж, я подумаю об этом, — задумчиво протянул он, а затем воскликнул, притопнув ногой: — Боги, моих детей нужно было поменять местами! Твоему брату следовало получить хотя бы каплю твоего мужества.       За эти годы Ньерд сильно разочаровался в своей идее слепить из Фрейра настоящего воина, так что его можно было понять.       Не став ей больше ничего обещать, он отправил Фрейю к себе…       Заклятье тем временем не переставало действовать, но немного ослабило тиски. Фрейя жила в полусне-полуяви, не представляя, что теперь делать. Она всю себя посвящала поискам возможности спасти мать, теперь же это было совершенно бессмысленно.       Впрочем, свое обещание Ньерд все же выполнил, найдя для нее наставника. Кьярваль, неплохо соответствующий собственному имени как внешне, так и по характеру*, был пожилым, калечным эйнхерием, толком никому не нужным, так что скрепя сердце он взялся за обучение Фрейи, подойдя к нему с неожиданной серьезностью.       (*Кьярваль — спокойный кит.)       Ньерд, все же немного опасаясь за то, чтобы его «питомец» не сорвался в самый неподходящий момент, постоянно обновлял заклятья, добавляя к нему все новые условия. Практически первым же условием стала для Фрейи невозможность даже помыслить о самоубийстве — видимо, подавленный вид дочери все же навел его на определенные выводы. Правда, Фрейя не была уверена, что смогла бы сама спокойно уйти из жизни. Даже вообразить это было страшно. Также, конечно же, ей запрещалось пытаться снять это заклятье. Удивительно, что он не подумал об этом раньше…       Приглашение Одина на встречу застало и Ньерда, и Фрейю врасплох. Не то чтобы она боялась разоблачения. Напротив, она подсознательно жаждала этого, но вся ситуация нервировала отца, а его неуравновешенного состояния Фрейя на самом деле опасалась.       От встречи с Одином можно было ожидать чего угодно, потому Фрейя старалась не тешить себя глупыми фантазиями. Все равно они были слишком далеки от реальности.       — Ванахейм гибнет, — сказал им Один, когда Ньерд и Фрейя вошли в его солярий*, где царь проводил полуофициальные встречи.       (*солярий — в старину приемная-гостиная у знатных лордов.)       Ньерд лишь недовольно поджал губы. Фрейя знала, что отец не теряет надежды занять прежнее, «положенное ему» место, потому слова о гибели родного мира не могли прийтись ему по душе.       — Зимы все холоднее, лета — засушливее, посевы не всходят, а те, что всходят, — быстро выгорают на солнце. Сперва это было не так заметно, но сейчас… — он замолчал, неторопливо меряя шагами комнату, и остановился у большого окна с выходом на Бездну.       — Могу предположить, что жрецы не справляются… — пожал плечами Ньерд, делая вид, что это все его не сильно беспокоит.       Мстительно. На самом деле, Один заварил все это — ему и расхлебывать.       Именно так хотелось сказать, но вряд ли после этого Фрейя бы вышла отсюда живой, а особо изощренные попытки самоубийства были под запретом.       — Жрецы говорят, что самый главный ритуал плодородия должен проводить Верховный жрец.       — В таком случае они обычно выбирают его из общего числа жрецов…       Вот только во время войны самые сильные жрецы погибли, остальные же либо не хотели сотрудничать, либо не могли сдюжить все это в одиночку.       Суртур, она ведь знала, к чему все идет.       — Все предложенные ими кандидатуры меня не устраивают, — бросил Один и обернулся, остановив свой взгляд на Фрейе. — За прошедшие годы ваша семья доказала свое благоразумие, и я считаю, что это достойно поощрения. Фрейя, как дочь верховной жрицы, ей же и обученная, справится с этой честью.       — Я премного благодарен, мой царь, — Ньерд был не слишком доволен, но скрывал это за вежливой улыбкой. — Но она слишком юна и неопытна, к тому же о многом знает только в теории. Это большая ответственность…       — С которой она справится.       Неизвестно, откуда такую уверенность взял Один, но только сама Фрейя ее не испытывала.       — Спасибо, что верите в нее, мой царь…       До фестиваля плодородия оставалось всего ничего, не было времени на подготовку, не было времени, чтобы свыкнуться с этой ношей. Знал ли Один, на что толкал еще совсем юную девушку, которой до замужества-то еще тысячу лет?       Не так себе Фрейя представляла свое становление женщиной…       В Ванахейме ее встречала когорта недовольных жрецов. Для них она уже была чужестранкой, вскормленной противником, и им теперь надлежало ей подчиняться. К тому же возраст Фрейи тоже играл в этом не последнюю роль, Нертус в свои две тысячи считалась слишком молодой для Верховной жрицы, что уж говорить о ее дочери, которой едва стукнула сотня.       В «партнеры по ритуалу» был выбран старшина, возглавлявший Совет деревень, и это тоже не добавляло плюсов происходящему. Дородный, пожилой маг отталкивал Фрейю одним своим видом, но пойти на попятную ей бы никто не позволил.       Эту ночь, ночь Фестиваля, как и многие последовавшие за ней, Фрейя предпочла бы навсегда вычеркнуть из своей памяти.       Ей теперь приходилось чаще бывать в Ванахейме, а перед самим праздником Плодородия она проводила здесь по нескольку недель. То же касалось и отца с Фрейром, они навещали родину время от времени, причем Фрейр задерживался здесь на все более долгое время, возобновив с позволения Одина свое послушничество в лесу Бари.       И ни разу им не разрешили посещать Ванахейм вместе. Не то чтобы Фрейю это сильно волновало — вдали от брата и отца она, напротив, ощущала себя намного спокойнее и… целостнее.       Годы и столетия давление заклятья исподволь меняло ее. Будь у Фрейи такая возможность, она давно бы покончила с собой, но даже мысль об этом не могла удержаться в ее голове. Она плыла по течению, не стремясь хоть как-то изменить бессмысленность собственной жизни.       И будто собственного состояния было ей мало — сам Ньерд нередко добавлял «масла в огонь», продолжая относиться к дочери как к своей собственности.       — Ты выйдешь замуж, — сказал он ей однажды.       — Выйду, — согласилась Фрейя практически не задумываясь. — Но мне нет и четырехсот, кто возьмет меня в жены?       И Ньерд назвал имя. Она знала этого человека, с ним отец обстряпывал свои мутные делишки.       Вообще, чем больше времени проходило со дня капитуляции, тем свободнее и увереннее ощущал себя ванахеймский принц. Его план по возвращению на трон обрастал подробностями, сам же Ньерд обзаводился полезными связями как в родном Ванахейме, так и в Асгарде.       Господин Фрост, за которого Ньерд хотел выдать Фрейю, был одним из советников Одина и тем, кто явно оставался недоволен текущей ситуацией, что царила в семье правителя Асгарда. То, что случилось бы в случае смерти царя, пугало многих, а молодая царица, как назло, никак не могла родить здорового, живого ребенка. За эти годы уже четыре ее беременности оканчивались плохо.       Так что неудивительно, что люди искали обходные пути, и Ньерд не был бы собой, если бы не попытался воспользоваться моментом. На фоне текущих перспектив молодой, неглупый человек, хоть и ван, казался неплохим вариантом.       Подобные договоренности следовало закрепить, и Фрейе, очевидно, придется выступить гарантом серьезности намерений.       Только самой Фрейе не хотелось выходить замуж за этого человека. Господин Фрост был известен как мудрый и смелый воин, опытный и вдумчивый руководитель, но это не отменяло слухов о том, что он испытывал слишком уж сильный интерес к совсем молодым мальчикам-воинам. Один такой часто сопровождал Фроста в качестве охранника, тем самым только подогревая слухи.       К тому же за последнюю тысячу лет он похоронил шесть жен. Каждая умирала от совершенно разных причин, но сама тенденция настораживала. Седьмой быть не хотелось.       — Он готов подождать сотню-другую лет, — добавил Ньерд, отвечая на вопрос Фрейи. — И ты знаешь, что по ванахеймским меркам ты уже вполне можешь выйти замуж.       Это правда. Фрейя уже давно «расцвела», а срок в тысячу лет — лишь условность, которой придерживались бессмертные, чаще всего именно в высших кругах. Простолюдины далеко не всегда мучили себя ожиданием.       — Ты не будешь пытаться расстроить или оттянуть эту свадьбу, — тут же своим «особым» тоном произнес Ньерд, предвосхищая любые возражения.       — Не буду, — обреченно выдохнула Фрейя.       — Хорошая девочка.       Она и не думала пытаться. Та апатия, с которой она двигалась, не собиралась отпускать ее. Зачем что-то менять? Зачем пытаться раз от раза подняться, если жизнь снова и снова бросала ее на острые камни?       Порой не верилось, что это все — она. Фрейя в детстве была дикой, необузданной, несгибаемой и не сдающейся, заклятье же почти уничтожило ее…       Почти.       — Ты будешь слушаться Фроста, поняла? Я не хочу, чтобы он раньше времени разорвал все наши договоренности.       — Я поняла, отец.       Фрост на первый взгляд оказался не таким уж чудовищем, но только на первый. Он был сдержанно вежлив со своей юной невестой, дарил ей подарки, делал комплименты. Любая дурочка была бы счастлива повестись на его деньги и влияние…       Но Фрейя видела глубоко запрятанный страх в глазах его слуг, видела его жесткость и жестокость по отношению к другим. Да и в целом ей не нравились некоторые его оговорки и обещания.       Чем ближе было к свадьбе, тем страшнее становилось Фрейе. Она-внутренняя истошно билась в тисках заклятия, не желая идти на поводу у двух жестокосердных мужланов. Но помог, как ни странно, Ньерд со своим приказом во всем слушаться мужа.       До церемонии оставалось всего чуть больше года, вовсю шли приготовления к пышному празднеству, на котором, по слухам, будут присутствовать сам Один с супругой. Портные уже шили для Фрейи наряд, обязанный поразить всех гостей великолепием, не хватало только украшений.       Цверги славились своим мастерством, в том числе и в ювелирном деле, потому Фрост отправил свою невесту на Нидавеллир с наказом приобрести себе самые лучшие украшения из возможных, невзирая на цену.       Кто же знал, что за самое лучшее свое ожерелье братья Брисинги попросят ночь с ней, Фрейей? И кто же знал, что человек, не смущающийся ее участия в сакральных ванахеймских ритуалах, посчитает ее согласие на сделку низостью?       Новость об отмене свадьбы за несколько дней облетела весь Асгард. Кто-то откровенно смеялся над Фрейей и бросал вслед презрительное «Ванадис», кто-то жалел ее и выражал свои соболезнования, но ей было плевать и на то, и на другое.       Где-то глубоко в груди теплилась робкая надежда когда-нибудь вырваться из неволи, стать свободной, словно птица.       Отец был в ярости, он несколько раз перепроверил собственные заклятья, но они были на месте, так что ее сложно было винить — Фрейя была хорошей девочкой, ведь она по просьбе жениха купила самое лучшее ожерелье, наплевав на его цену.       Брисингамен приятно оттягивал шею, напоминая о ее первой победе.       Но, тем не менее, Ньерд был зол настолько, что впервые поднял на нее руку.       Фрейе казалось, что выжила она тогда только чудом. Впрочем, Ньерд не был бы собой, если бы не повернул ситуацию в свою пользу. Раз его дочь ославила себя на все Девять миров как шлюху, не ему с этим спорить.       Теперь речи о замужестве и не шло, он бы при всем желании не смог продать ее втридорога, но теперь Ньерд мог легко подкладывать ее в постель к нужным людям — Фрейя считалась одной из первых красавиц Асгарда, красивее ее была только Фригга. И то смотря на чей вкус.       Больше всего Фрейю печалило, что Ньерд в отместку отменил ее тренировки с Кьярвалем, и, хоть она могла заниматься и самостоятельно, за эти годы она привязалась к старику, да и тот тепло относился к своей ученице.       У Фрейи появилось до неприличия много свободного времени, которое она решила проводить как можно дальше от дворца. Она гуляла по городу, впервые на своей памяти узнавая его настолько подробно.       Однажды внимание Фрейи привлек шум из проулка — шестеро парней окружали невысокую полноватую девчушку, та злобно скалилась, достав откуда-то из-под плаща тонкий короткий меч.       — Вам лучше катиться отсюда, ребята, иначе я надеру вам ваши… — девчушка не выглядела испуганной, но численное превосходство противника ее явно нервировало.       — Да ладно тебе, Брун, — оборвали ее парни. — Не будь букой, мы же просто поговорить хотели.       — Я предпочитаю разговаривать без твоих потных рук под моей юбкой, Орм.       — А вдруг тебе понравится? — хохотнул товарищ Орма, делая шаг вперед, но тут же отступая, когда меч Брун ткнулся ему в грудь.       Вряд ли девушка смогла бы справиться со всеми сразу, парни подошли слишком близко, и, пока она отгоняла одного, с других сторон к ней подступали остальные.       Фрейя не носила с собой меча, это было запрещено, но он ей и не был нужен.       Два энергетических шара достигли цели, отшвыривая пару парней в стену, третий получил коленом по самому уязвимому месту, с тремя оставшимися другая девушка справилась сама.       Она несколько секунд смотрела на Фрейю волком, словно бы обижаясь, что та вмешалась, но потом, еще раз осмотрев парней и переоценив обстановку, улыбнулась.       — Спасибо.       Безразлично пожав плечами, Фрейя развернулась, чтобы уйти. Настроение было на редкость отвратительным, общаться ни с кем не хотелось, но встреченная девушка решила по-своему.       — Меня зовут Брунгильда, — бойко затараторила она, поравнявшись с Фрейей. — Но друзья зовут меня Брун.       — Хороши друзья, — Фрейя с усмешкой кивнула на ребят, что тоже звали девушку «Брун», но это не помешало им попытаться ее изнасиловать.       — Идиоты, — отмахнулась Брунгильда. — А тебя как зовут?       Ей не хотелось отвечать, да и общаться не было никакого желания, но настырная девица следовала за Фрейей по пятам, куда бы та ни свернула, не затыкаясь почти ни на секунду. Брун не смущало, что ей не отвечали, она заполняла собой все пространство.       Искоса Фрейя разглядывала свою спутницу — не из интереса, а просто поскольку ее внешность была не слишком типична для столицы. Здесь, на севере, в основном все были светловолосыми и светлоглазыми, за редким исключением, Брун же не только отличалась темно-каштановыми, почти черными волосами и большими карими глазами, сама ее кожа была смуглой.       Уроженка юга, скорее всего простолюдинка. Таких здесь не очень любили. Даже интересно, что она делает здесь?       — Я валькирия, — заявила Брун, когда Фрейя все же задала вопрос. — Ну, то есть почти. Ученица, так сказать. Но мне сказали, что у меня большое будущее!       На это Фрейя лишь хмыкнула. Она не поверила ни слову из ее уст — все валькирии почти всегда на виду, стать их ученицей мечтает треть всех девочек Асгарда, но они очень редко выделяют кого-то. Иногда, после особо кровопролитных сражений, ведется большой отбор, но о таком обычно заявляют во всеуслышание. За последние пару сотен лет отбора не объявляли.       А жаль, она бы поучаствовала…       Как оказалось, Брунгильду действительно подобрали на юге, и Сван, сама предводительница валькирий, оценив способности девушки, взяла ее к себе в личные ученицы — неслыханное чудо.       — Хочешь, покажу тебе, где тренируются валькирии? — вдруг предложила Брун.       Фрейя и сама знала где. Но туда совершенно не пускали посторонних.       — Я тебя проведу, — пообещала Брун. И Фрейя не сумела найти в себе сил отказаться.       Брун проводила ее к обители валькирий — большому белому особняку с золоченой крышей, просторным садом и удобной тренировочной площадкой. Но вместо центральных, всегда наглухо закрытых ворот Брунгильда провела ее дальше, к неприметной калитке, спрятанной за большим раскидистым кустом.       — Вход только для своих, — пояснила она.       — Не боишься показывать его постороннему человеку? — усмехнулась Фрейя.       — Ну… — Брун окинула ее оценивающим, настороженным взглядом. Серьезно? Только сейчас? — Ты мне помогла. Да и все равно ты без меня сюда не сможешь пройти, так что все нормально.       Она взяла Фрейю за руку и почти силой втащила ее внутрь, но практически сразу же остановила. Не дав сделать от калитки и шага.       — Только… Ты ведь магией владеешь, да? Можешь невидимость на себя накинуть? А то мало ли кого встретим…       Удивительно, что Брунгильда об этом все же вспомнила. На счастье, Фрейя на самом деле владела невидимостью, поэтому после нескольких простеньких пассов рукой она растворилась в окружающем ее пространстве.       — Класс! — восхищенно воскликнула Брун. — И почему асы не особо магией пользуются? От нее же столько пользы…       — Далеко не у всех хватит сил и терпения выучить что-то серьезнее балаганных фокусов, — ответило пустое место.       Брун провела для Фрейи короткую экскурсию, показала просторные, величественные залы, украшенные историческими барельефами, столовую, которой позавидовал бы пиршественный зал любой другой обители, длинные коридоры, увешанные портретами и картинами. Она даже показала свою комнату, которая просторностью не уступала комнатам самой Фрейи.       В общем, жили валькирии очень хорошо.       — Пойдем, наверняка кто-нибудь сейчас на тренировке, — позвала ее Брун, поведя за собой на улицу.       — Почему тогда ты не тренируешься?       — Сегодня у меня заслуженный выходной.       На тренировочной площадке было больше дюжины валькирий, каждая тренировалась в чем-то своем, и Фрейя не могла отвести глаз. То, что вытворяли эти девы, ни в какое сравнение не шло с умениями самой девушки. Ощущать свою ущербность было почти физически больно, и в этот момент она была готова по-настоящему возненавидеть Брунгильду, которой все это доступно…       Впрочем, эту болтушку сложно было всерьез ненавидеть.       — Идем, — Брун дернула ее за руку, обходя площадку по кругу.       — Эй, Брун, ты сегодня рано, — воскликнула одна из валькирий, что до этого выступала против двух других с мечом в руке. — Мы думали, до утра тебя не увидим.       — Несколько идиотов все настроение испортили, — ответила она. — Решила вернуться.       Тут она бросила мимолетный взгляд на то место, где должна была стоять Фрейя, и улыбнулась.       — Сейчас я тебе покажу кое-что, — пообещала Брун и, повернувшись к остальным, крикнула: — Никому спарринг-партнер не нужен? Хочу кому-нибудь надрать задницу.       — Ну, попробуй, — хохотнула в ответ светловолосая девушка с копьем в руке. Фрейя даже ее знала. Вива, кажется.       Она не ожидала ничего сверхъестественного от этого боя, Брунгильда не казалась слишком уж умелой воительницей, она выглядела грузной и неповоротливой для валькирии, но Фрейе пришлось поменять свое мнение, когда она увидела Брун в деле.       Да, невысокая, да, коренастая, но двигалась девушка с удивительной ловкостью, маневрируя вокруг Вивы, пытающейся ткнуть в нее копьем. Минут десять они танцевали вокруг друг друга, и смотреть на это было удивительно интересно. И хоть ученица Брун проиграла более опытной и умелой валькирии, проиграла она с достоинством. Фрейя не была уверена, что сама справилась бы лучше. Особенно без магии.       — Ты все еще тут? — вернулась к ней Брун, слегка отдышавшись.       — Тут.       — Ну, как тебе?       — Я поражена.       Это признание вызвало на губах Брун широкую усмешку.       — То-то же, а то ты наверняка думала, что я какая-нибудь рохля, которую сюда взяли за красивые глаза.       Красноречивое молчание было ей ответом.       — Прости, — все же выдохнула Фрейя, признавая, что недооценила новую знакомую.       — Ничего, эта стерва Герд тоже не восприняла меня всерьез и очень сильно удивилась, когда я воткнула ее лицом в грязь за то, что она посмела назвать мою мать шлюхой. Зато Герд больше не валькирия, а я очень скоро займу ее место.       Фрейя лишь хмыкнула.       — Но нам пора, а то вон те девчонки смотрят на меня как на полоумную, потому что я с пустым местом разговариваю.       — Не удивлюсь, если это для тебя обычная ситуация. Мне кажется или ты не умеешь молчать?       В ответ Брун фыркнула, и они вдвоем вернулись к калитке.       — На самом деле, я хотела бы научиться драться так же, как ты, — призналась Фрейя, когда они почти дошли до места.       — Но ты и так неплохо дерешься. Тот дружок Орма оценил, как ты приласкала его бубенчики… Но если серьезно, то приходи. Завтра, на рассвете. Они, — Брун махнула на особняк, подразумевая остальных валькирий, — все равно так рано не встают. А я еще никак перестроится не могу. Поучим друг друга, я бы с удовольствием перехватила у тебя пару твоих фокусов…       — Спасибо.       — Это тебе спасибо.       Брунгильда отвернулась, собираясь уйти в особняк.       — И Брун…       — Да?       — Меня зовут Фрейя…       Ее и правда ждали у самой калитки, несмотря на то, что пришла Фрейя затемно. В этот раз Брун проявила удивительное благоразумие и не стала проводить ее внутрь, хотя подсознательно именно этого Фрейя и ожидала и хотела уже начать протестовать. Если бы они тренировались на территории валькирий без всякого разрешения, им бы обеим влетело, а Брунгильда еще, скорее всего, потеряла бы свое место.       Они облюбовали небольшую полянку в ближайшем парке, где в такую рань тоже почти никого не было.       Так началась удивительная история их иррациональной, странной дружбы. Брун была веселой, забавной, незакомплексованной хохотушкой, тем огнем, которого так не хватало самой Фрейе.       Они вместе тренировались, по вечерам при любой возможности Брунгильда сбегала к ней, и они подолгу гуляли по улицам города, болтая обо всем и ни о чем. Так получилось, что у Фрейи никогда не было настоящей подруги, в детстве ее не интересовали забавы других девчонок, а отношения с мальчишками строились на несколько ином уровне. Там не было дружбы, сплошное соперничество.       И здесь оно тоже было, но это не мешало, а напротив, позволяло намного быстрее продвигаться вперед.       Вот только простодушная, недальновидная Брун не смогла правильно скрывать свои исчезновения от своих наставниц, и в итоге во время одной из тренировок из застала сама Сван.       — То есть вот это твоя благодарность? — оборвал выпад Фрейи холодный голос.       Высокая, стройная, с развевающимися от ветра, как крылья, белыми волосами, Сван была больше похожа на мраморную статую.       — Мы взяли тебя к себе не для того, чтобы ты раскрывала наши секреты и приемы посторонним.       Опустив голову, Брун исподлобья смотрела на наставницу, не собираясь оправдываться. Женщина перевела суровый, пронзительный взгляд с ученицы на Фрейю, и у той возникло стойкое желание отступить, раствориться в листве при помощи магии, оставив Брунгильду разбираться с разъяренной валькирией. Но вместо этого она сделала шаг вперед, поравнялась с подругой и встала к ней плечом к плечу.       — Это я заставила ее учить меня, — отчеканила Фрейя, толкнув Брун плечом, когда та попыталась возразить.       — Ну что ж, посмотрим, сколько ты успела украсть у нас.       Без всякого предупреждения Сван бросилась в атаку, на ходу вытаскивая меч из ножен и обезвреживая Брун, которая мешком рухнула на землю. Фрейя едва успела прикрыться тренировочным мечом, что по-прежнему был у нее в руке. Она понимала, что в открытой схватке умрет уже через минуту, потому ей следовало придумать что-то более умное. Шары энергии позволяли ей вовремя увеличивать дистанцию, поскольку без доспеха у Сван не было необходимой магической защиты. Вспышка — и предводительница валькирий оказалась ослеплена, но сдаваться не собиралась, отражая атаки на слух.       Но итог все равно оказался плачевен, Фрейя, лежащая на песке, с отчаянием смотрела на уткнувшийся ей в грудь меч.       — У тебя была возможность атаковать меня, — заметила Сван, возвращая себе зрение взмахом ладони. — Но ты ей не воспользовалась. Почему?       — Я не бью в спину, — выплюнула Фрейя, немного оскорбившись.       — Похвально, — кивнула женщина. — Но в будущем забудь об этом. Когда-нибудь это может стоить тебе жизни. Сколько тебе лет?       — Шестьсот семь.       — Совсем девочка еще. Кто твои родители?       — Как будто вы не знаете…       Какое-то время Сван с интересом разглядывала ее, наверняка отмечая раскосый разрез глаз и немного «не местные» черты лица.       — Что ж, пойдем к твоему отцу, Фрейя, дочь Ньерда. И что потянуло саму Ванадис в валькирии?       — Неважно. Брун верните.       Несмотря на то, что считалось, что асы почти не пользуются магией, валькирия Сван управляла ей на достаточно высоком уровне. Сонные чары вышли у нее сильными и Фрейе казались почти не снимаемыми.       Брун резко вскочила, схватившись за меч и заозиралась в поисках возможного противника, но, убедившись, что Фрейя и Сван просто разговаривают, слегка успокоилась. Но то, что Брунгильда была готова защищать ее даже от собственной наставницы, приятно грело душу.       — Пойдемте, прогуляемся, — снова кивнула Сван и направилась в сторону выхода из парка. В сторону дворца.       — Куда мы идем? — встряла Брун.       — Во дворец, к моему отцу.       — Ты не говорила, что живешь во дворце, — нахмурилась она.       — Ты не спрашивала.       Подруга обычно больше рассказывала о себе, чем задавала какие-либо вопросы. Брун совсем не умела слушать…       — Ты выбрала себе в подруги одну из последних представительниц правящей династии Ванахейма, Брун. Принцессу Фрейю, — пояснила для ученицы Сван.       — Ты принцесса? Класс!       — Ничего классного, — буркнула в ответ Фрейя, отвернувшись и вызвав вдумчивый, долгий взгляд старшей валькирии.       Отец не был сильно занят, к тому же общение с предводительницей валькирий было ему внове, так что он тут же принял всю компанию в своей небольшой гостиной.       — Моя дочь что-то натворила? — спросил Ньерд предельно вежливо и спокойно, но что-то в его тоне едва не заставило Фрейю сжаться от страха. Она знала, что, что бы сейчас ни произошло, ей потом придется отвечать за все сполна.       — Ваша дочь — смелая и сильная воительница, — заговорила Сван, — ее способности для ее возраста очень впечатляют. Я пришла, чтобы сказать вам, что беру ее своей ученицей.       — Еще одной? — нахмурился Ньерд. Его явно не прельщала эта идея. — Я слышал, не так давно вы уже привезли с юга одну ученицу. Такой подозрительно пылкий интерес к новой крови, особенно если учесть, что численность дев не несла такого уж сокрушительного урона…       Лицо Сван, и без того почти ничего не выражающее, стало похоже на мраморную маску.       — То, что нам не требуется целая толпа рекрутов, еще не значит, что мы никого не берем в наши ряды. Полагаю, ваша дочь станет достойным их пополнением.       — У моей дочери и без того достаточно дел… — попытался отказаться отец, но валькирия оборвала его:       — Без части которых можно легко обойтись. Поверьте, ее бытность верховной жрицей нисколько не пострадает. Что же до остального…       — Остальное также находится в моей компетенции, по крайней мере до того момента, пока она не выйдет замуж.       А она не выйдет, потому что ни один из тех, чья кандидатура устроила бы Ньерда, не взял бы в жены настолько порченый товар.       — Но, возможно, стоит спросить у самой Фрейи, — поджала губы Сван. — Ты хочешь стать валькирией? — обратилась она к Фрейе.       — Да! — выдохнула она прежде, чем отец успел ее оборвать. Пусть он сорвет на ней свою злость позже, но она хотя бы попытается здесь и сейчас…       — Я не думаю…       — Господин Ньерд, дайте девочке шанс, — спокойно сказала Сван, но в ее голос тут же проникла сталь: — Это все же лучше, чем быть шлюхой, которую втридорога продает собственный отец.       Напряженное молчание угнетало, Фрейя старалась не смотреть на отца, зато Брун, которая тоже присутствовала в комнате и на удивление все это время хранила молчание, переводила обескураженный взгляд с наставницы на Ньерда и обратно.       — Или вы хотите, чтобы эти слухи неожиданно дошли до ушей царицы? — прищурилась Сван.       — Хорошо, но жить она будет во дворце, — попытался оставить за собой последнее слово Ньерд.       Валькирия не стала спорить. Она увела обеих девушек с собой, обещав представить Фрейю остальным девам-воительницам и все ей показать. Во второй раз.       — Не думала, что у тебя такой папаша… — хмыкнула Брун, когда они с Фрейей немного отстали от наставницы.       Фрейя нахмурилась и отвела взгляд, ощущая себя непомерно грязной и испорченной…       — Да ладно тебе, все в порядке, — улыбнулась Брунгильда, ободряюще похлопав подругу по плечу. И начала трещать о своей родной деревеньке, не выпуская Фрейю из своих полуобъятий.       На начавшихся с того дня тренировках Фрейе пришлось отдавать все свои силы. Сван была строгой наставницей, она многое давала своим ученицам, но и требовала полной самоотдачи. Часто бывали дни, когда у Фрейи не было ни на что сил, она просто падала в кровать, не раздеваясь, и засыпала беспробудным сном.       Военная кампания в Мидгарде, назревающие боевые действия в Ётунхейме… Короткий мир в Асгарде закончился, Один собирал войска, но на этот раз Фрейя тоже должна была пойти. К тому моменту из ученицы она стала полноправной валькирией и обзавелась несколькими десятками сестер — несмотря на сложные взаимоотношения внутри группы, девы-воительницы всегда были готовы прийти на помощь друг другу.       Жаль, что никто не мог помочь ей с оставленными в голове закладками…       Отец слегка сбавил обороты, лишь изредка прося дочь «поспособствовать» в своих мутных делишках, о которых Фрейя была вынуждена молчать. Порой в Ванахейме вспыхивали восстания, к которым, она знала, Ньерд приложил руку, но у нее не было никаких доказательств, да и выдать отца она не могла при всем желании.       — Тебе нужно больше друзей, — заявила как-то Брун. — Что? — воскликнула она на удивленный взгляд подруги. — Тебе нужна своя команда, я у тебя уже есть, но нам двоим с ним не справиться. Возможно, тебе стоит подружиться с царицей, она не даст отцу издеваться над тобой.       От того, как он над ней издевался, ничего не могло ее спасти.       Но идея была не плоха.       На самом деле, отец с каждым годом дальше и дальше раскидывал свою все более прочную сеть, наращивая свое влияние. Ей стоит последовать его примеру, но только оборачивать все эти знакомства себе на пользу.       Вот только нелегко из молчаливой, нелюдимой дикарки превратиться в добрую и ласковую принцессу. Но Фрейя старалась.       Что-то замечала Сван, она пыталась окутать Фрейю своим странным видением заботы и опеки, но все это оборвалось в один далеко не прекрасный день вместе с жизнью наставницы.       Ётуны загнали небольшую группу валькирий в одно из своих каменистых, заледенелых ущелий, и Сван, и без того раненая, медленно теряла последние крохи жизни.       — Выведи их, — сказала она тогда Фрейе. — Это тяжелая ноша, но ты справишься…       У самой Фрейи не было такой уверенности, ей лишь недавно исполнилось восемьсот, она не была готова брать на себя ответственность. Но за это время ей уже приходилось руководить небольшими группками более юных валькирий, из всех, кто был в том ущелье, именно у нее было больше всего опыта в управлении.       И она справилась, вернув всю группу домой, в Асгард. Ее хвалили, но сама Фрейя не понимала, за что ей такие почести. И еще больше не понимала, почему валькирии почти единогласно выбрали ее своей предводительницей.       — Ты больше всех это заслужила, подруга, — улыбнулась Брун, поправляя на плече Фрейи белоснежно-белый плащ. У остальных валькирий накидки были всех оттенков синего — чем светлее, тем выше ранг.       Брунгильда все еще ходила в голубом, хотя она как никто другой заслужила светло-голубой плащ.       В тот день ей подарили колесницу и двух горных котят, которые уже через год должны были вымахать настолько, что могли быть взяты в упряжь.       Почти столетие она с честью носила свой белый плащ, при ней валькирии не знали поражений.       Но однажды отец, который, казалось бы, совсем о ней забыл, позвал Фрейю к себе.       — Ты ведь хочешь быть хорошей девочкой? — спросил он с порога, и в ее голове практически сразу стало пусто.       — Да.       — Один хочет дать валькириям одно очень важное задание… Оно опасно, и я хочу, чтобы ты сделала все возможное, чтобы не участвовать в этом деле. Получи травму на тренировке, скажись больной, главное — ты должна остаться в Асгарде.       — Могу я спросить? — отозвалась она, не поднимая взгляда.       — Спроси, — великодушно позволил он.       — Что это за задание?       Ньерд ответил, и то, что он сказал, заставило кровь в ее жилах похолодеть. Суртур, да она сама бы сделала все возможное, чтобы не участвовать, но…       — Могу я сказать остальным, чтобы они тоже не участвовали?       — Нет. Я не должен был обо всем этом слышать, и, если все выйдет из-под контроля, будет только хуже. Поэтому ты никого не сможешь предупредить об этом задании…       — Но… могу я сказать… хотя бы Брун? Ей одной? Пожалуйста, отец! Умоляю тебя!       — Нет, мы не можем так рисковать. Если все вскроется, пострадаем и мы с тобой, и половина Асгарда. Ты никому ни о чем не скажешь, просто… не ходи.       — Я не могу не пойти. Мне придется сложить свои полномочия…       — Значит, сложишь. Ты знаешь, я никогда не видел хорошего в этом твоем… увлечении.       Увлечении? Это была ее жизнь! То, что давало Фрейе хоть какой-то смысл…       Она выполнила приказ отца. За день до того, как Один дал валькириям задание, она получила на тренировке серьезную травму, не могла даже ходить, и была вынуждена провести целую неделю в лазарете. Перед уходом Брун навестила ее, и Фрейя, вопреки наказу отца, попыталась хоть как-то отговорить подругу от участия, но она, как и все остальные валькирии, была исполнена жаждой славы. Они поссорились, и эта ссора тяжестью легла на сердце.       — Этот день войдет в легенды! — оскорбленно воскликнула Брунгильда на прощание. — И ты хочешь, чтобы я пропустила все веселье?       Так оно и получилось — этот день вошел в историю как крах всего отряда валькирий. Ни одна не вернулась.       — Хорошая девочка, — похвалил Фрейю отец шепотом на церемонии прощания с ее сестрами. Лодки бесчисленной вереницей отплывали в сторону Бездны, тела, лежащие в них, распались мириадами маленьких огоньков и растворились в звездном небе. И она даже толком не могла сказать, кто из них кто, — настолько были изуродованы тела. — Ведь лучше быть здесь, среди живых, согласись…       Но в тот момент Фрейя бы предпочла погибнуть вместе с остальными…       Как последняя валькирия, она должна была заняться обучением новобранцев, но Один отменил эту идею. Обитель валькирий закрыли мощными чарами, и Фрейе, последнее столетие жившей среди сестер, пришлось вернуться во дворец, в свои комнаты.       «Тебе нужны друзья», — звучал в голове голос Брун, и Фрейя старалась быть приветливой с окружающими. Она улыбалась, улыбалась тогда, когда больше всего хотелось ощериться волчьим оскалом и зарычать от боли и безысходности.       Кто же мог предположить, что этим другом для Фрейи станет юный принц.       Лет пятнадцать назад царица, наконец, родила первенца — принца Тора. И это в какой-то степени заставило Ньерда кусать локти. Пусть Фрейя была старше нового наследника почти на тысячу лет, династические браки заключались и при более невыгодных условиях. Но сейчас, с настолько порушенной репутацией, никто в здравом уме и не рассматривал Фрейю в качестве невесты. Так, игрушка для плотских утех, она и сама этим неплохо пользовалась, получая желаемое через полезные связи.       Спустя всего несколько лет после рождения первенца, царица вновь забеременела, и на свет появился принц Локи.       Вдумчивый, серьезный мальчик, он не очень сочетался с представлениями асов о бравых воинах. Он не был таким же смелым и бесшабашным, как старший брат, не был таким же сильным, как он. Фрейя видела, что младший принц больше отдавал предпочтение библиотеке, чем ристалищу, это вызывало нескончаемые и, что самое обидное, прилюдные насмешки Тора.       Конечно, Локи это не нравилось, порой Фрейя, блуждая по дворцу, находила его плачущим в укромных уголках, а иногда — ранним утром где-нибудь на тренировочной площадке в попытках стать сильнее…       — Не надоело себя истязать? — как-то спросила у него Фрейя, на ее памяти это был первый раз, когда она заговорила с одним из них.       — Тебя это не касается, — огрызнулся мальчишка, отступив от манекена, по которому он раз за разом наносил удары тренировочным мечом. Оружие, очевидно, было слишком тяжелым для него, но сдаваться Локи не собирался.       — Ты неправильно его держишь, — заметила она, кивнув на меч и склонив голову вбок. — Подними его повыше.       — Он слишком тяжелый, — все же признал Локи, стыдливо вспыхнув, но в этой стыдливости было слишком много злости, так что это даже выглядело слегка забавно.       — Тогда возьми какое-нибудь более легкое оружие, — пожала она плечами. — Чем тебе не нравятся кинжалы?       Фрейя вытащила из сапога кинжал и бросила его, попав манекену точно в голову.       — А иногда и оружие не обязательно, — продолжила она, приложив манекен энергетическим шаром. Тот пролетел несколько ярдов и развалился.       — Ничего себе! — восхищенно воскликнул мальчишка, но тут же снова сник. — Тор говорит, что магией пользуются только негодяи. Настоящий воин не будет прибегать к фокусам в бою…       — Настоящий воин добьется победы любым доступным ему способом, — произнесла Фрейя, вместе с тем подумав о том, что из нее самой получился дрянной воин. За все эти столетия она даже не попыталась противостоять отцу. И пусть он прямо запретил ей это делать!       Боль, вспыхнувшая при этой мысли, была заметно слабее, чем раньше. Возможно ли, что Ньерд ослабил свои тиски? Или он так давно не проверял свои чары, что они начали тускнеть?       — Даже нечестным? — нахмурился Локи.       — Стоит ли твоя честь твоей собственной жизни? — ответила вопросом Фрейя, заставив принца задуматься, и собралась уходить.       — Миледи, — позвал ее Локи, когда она почти уже скрылась под навесом дворцовых казарм. — Вы покажете мне пару… фокусов?       — Я подумаю, — хмыкнула Фрейя и, подобрав юбки, ушла.       Он нашел ее через несколько дней в библиотеке.       — Не думал, что кому-то еще интересны книги, — удивился Локи.       — Не вы одни в Асгарде умеете читать, мой принц, — усмехнулась Фрейя в ответ.       — Иногда, глядя на моего брата, я думаю, что один, — признался он, фыркнув.       — Сюда порой заходят люди, но далеко не всем доступно понять… очарование этого места, — пространно произнесла Фрейя, и между ними на какое-то время повисла умиротворяющая тишина.       — А что вы ищете? — не выдержал Локи, кивнув на стопки книг, окружавших Фрейю.       — Подчиняющие и изменяющие память заклятья, — ответила она, мысленно повторив про себя:       «Я не пытаюсь снять заклятье. Я просто хочу узнать о нем побольше. Я не пытаюсь его снять. Не пытаюсь…»       На самом деле происходило что-то странное. Раньше ей было страшно даже подумать о подобном поиске, сейчас же хватало простого самовнушения.       — Но… зачем?       — Скажем так, это личное, — она чуть кокетливо повела плечом.       — Надеюсь, вы не планируете использовать их на мне? — с опаской уточнил Локи, и Фрейя с трудом удержалась от смеха.       — Угадал, — кивнула она и заговорщицки склонила к нему голову. — Если не будешь слушаться меня на занятиях, я заставлю тебя кукарекать на дворцовой площади.       — Вы не посмеете! — обиженно воскликнул он, и тут до него дошло. — Вы будете учить меня… фокусам?       — Магии, мой принц, магии.       Она и сама не знала, почему согласилась. Из жалости или интереса — результат один.       Фрейя сразу предупредила отца о будущих уроках и получила одобрение. Хотя она ожидала более бурной реакции — как же, его дочь попала в фокус внимания одного из принцев. Но нет, Ньерд лишь задумчиво кивнул, что-то пробурчав себе под нос.       Локи был очень усидчивым и вдумчивым учеником, он схватывал на лету практически все, что показывала ему Фрейя, и она предполагала, что придет тот день, когда он превзойдет ее в магическом искусстве.       Ей самой тоже было чему у него поучиться. Для своего возраста Локи был непривычно язвителен и саркастичен, сложности во взаимоотношениях с отцом и братом довольно быстро заставили его повзрослеть. Эти уроки стали, в какой-то степени, отдушиной для Фрейи, но они не продлились так уж долго.       То ли так сложились обстоятельства, то ли Один счел Фрейю не самой лучшей для сына компанией, но вскоре им пришлось прервать эти занятия — ее отправили сперва в Ванахейм, где разгорался очередной конфликт между осевшими там асами и местными жителями (причем это стало причиной серьезного конфликта между Фрейром и Фрейей — к тому моменту брат, знатно закрепившийся на родине, уже собирался жениться, а из-за ссылки Фрейи ему пришлось расстаться с невестой почти на сотню лет), а после услали в Мидгард, где также нарастали недовольства среди полукровок.       Да и самому Локи стало не до нее, Фригга вскоре родила третьего сына, и внимание принца переключилось на младшего брата.       В Мидгарде Фрейя оказалась в самый разгар противостояния. Полукровки, прежде пытавшиеся выдворить асов мирным путем, плюнули на эту затею, так что это была самая настоящая война. Война за независимость.       Во время одного из боев Фрейя оказалась тяжело ранена проклятым копьем, что временно лишало бессмертных силы, и попала в плен к окружившим ее отряд магам. Среди них были и чародеи, что на самом деле было более весомым доводом — тот способ колдовства, что они использовали, больше подходил для боя.       Предводителем этой группы магов был Од, именно он оказался обладателем того самого суртурова копья.       — Что, мальчики? Хотите поиграть? — оскалилась тогда Фрейя. — Увы, я сегодня не в настроении…       — Нас не интересует твое настроение, валькирия, — бросил Од.       — Жаль вас расстраивать, я давно не валькирия.       Только это нисколько мужчину не смутило.       — Но ты все еще принцесса, — отметил он. — Так что, полагаю, асгардцы теперь захотят с нами поговорить.       С их точки зрения выглядело логично — Фрейя была важной персоной, ради которой асы должны были выйти на диалог, а не пытаться подавить недовольство силой. Но знали бы они, как все обстояло на самом деле.       Од также был вождем племени викингов, суровым северным мужем. Фрейю привели в их поселение и заперли в одном из домов под стражей.       Признаться, она ожидала дикости и варварства, но Од держал себя в узде и не позволял своим людям вольностей. Это подкупало. Здесь, вдали от дворца, вдали от привычных мест, в окружении противников, Фрейя ощущала себя на удивление защищенной и спокойной. Возможно, сказывался определенный фатализм, с которым она стала относиться к собственной судьбе.       Когда не из-за чего жить — не страшно и умереть, неправда ли?       Неправда, умереть Фрейя все равно боялась, но она уже настолько устала от всего этого, что и сама бы…       Нет, об этом слишком больно было думать.       Асы не спешили идти на переговоры так вот сразу, пребывание Фрейи в плену затягивалось. Она все больше и больше общалась с Одом, находя его общество приятным. Он сам, впрочем, сначала относился к этому более настороженно, но со временем «оттаял».       Сама не зная когда, Фрейя влюбилась. Впервые в жизни. Ни один из прежних ее мужчин не заставлял ее сердце биться быстрее, не вызывал приятного трепета, когда от одного взгляда подгибаются колени…       Он был силен и как воин, и как маг, и в какой-то момент Фрейе даже почудилось, что вместе они справятся с чем угодно. Даже с Ньердом.       В одну из ночей Фрейя проснулась от направленного на нее чужого взгляда.       — Вот, значит, как, — протянул в ночной мгле голос, который Фрейя предпочла бы никогда больше не слышать. — Я с ног сбиваюсь, пытаясь спасти дочь из плена, а она в это время ублажает нашего врага.       Неосознанно ухватившись за лежащего рядом Ода, Фрейя почувствовала, что ладони ее стали липкими от теплой крови.       — Нет! — выдохнула она, пытаясь сотворить целительские диагностические чары, но чужая рука, ухватив ее за волосы, дернула назад, заставив девушку рухнуть с кровати.       — Ты ведь хочешь быть хорошей девочкой? — прошептали ей на самое ухо.       — Нет, отец, прошу! Позволь мне помочь ему!       Туман в голове загустел, и Фрейя обессиленно опустила измазанную в крови ладонь.       — Такой позор нам не нужен, не так ли? — спросил Ньерд почти что ласково.       Она отстраненно наблюдала за тем, как полыхает постель, на которой она еще несколько часов назад занималась любовью с дорогим ее сердцу мужчиной. Едкий удушливый дым пробирался в горло и глаза, но Фрейя знала, что слезы текли по ее лицу отнюдь не из-за дыма.       Она почти не помнила, как Ньерд вытянул ее из хижины, как вел до асгардского лагеря. Она помнила только свои слезы, что при соприкосновении с землей превращались в золото…       Асгардцы проиграли в той войне, их собственные дети вытеснили иномирцев со своих земель, и Один посчитал, что возможные жертвы не стоят того. Может, он устал сражаться.       А может, его подкосило известие о том, что его младший сын погиб от рук среднего.       Фрейя вернулась в Асгард уже тогда, когда Локи признали невиновным и выпустили, но еще почти десять лет она практически не видела принца — он не стремился общаться с людьми, очевидно придавленный своей виной.       Они встретились снова все в той же библиотеке, где кроме них не было ни души.       — Гляжу, асы так и не научились читать, — усмехнулась она, опустившись на стул напротив принца, окруженного многочисленными разнообразными фолиантами.       Она бесстыдно разглядывала Локи — из маленького, смешного мальчишки он превратился в статного, пусть и немного печального юношу.       — Миледи, чего вы хотите от людей, что считают Тора вершиной идеала? — ответил он ей усмешкой, и впервые за долгое время Фрейя ощутила в груди тепло.       Все эти годы она жила, но не позволяла себе забыть о том, что потеряла по вине отца. Она отомстит. За все отомстит, и возможно, перед ней находилось одно из орудий.       Локи и Фрейя решили возобновить свои тренировки, каждый за эти пару столетий научился чему-то новому, их «фокусы» приобрели определенный лоск, так что это было очень интересно.       Жизнь сама подтолкнула их друг к другу. В десятую годовщину смерти Бальдра Фрейя нашла Локи в совершенно разбитом состоянии, они в ту ночь много разговаривали, точнее, больше говорил сам Локи, но никому из них это не мешало. Так что не было ничего удивительного в том, что утро они встретили в одной постели.       Ее тянуло к нему. Возможно, все дело в том, что в юном принце она видела себя — никем не понятую, всеми гонимую душу, над которой не насмехался только ленивый. Локи и прежде любили значительно меньше братьев, что уж говорить о времени после смерти младшего.       Сперва Фрейя боялась снова встретиться с Локи, она даже на какое-то время сбежала в Ванахейм, но, вернувшись, первым делом наткнулась на него.       — Ты избегаешь меня? — спросил он, нахмурившись.       — Нет. Да. Суртур!       В какой-то момент ей отчаянно захотелось рассказать ему об Оде, о страхе за жизнь Локи… обо всем, о чем могла. Но малодушно сдержалась.       — Может, подогреваю к себе интерес? — Фрейя натянула на лицо свою лучшую улыбку, и, казалось, Локи поверил.       — Не удивлюсь.       Впрочем, Ньерд явно не был против таких отношений, так что его можно было не опасаться. Наверняка он рассчитывал на определенные преференции. Зато царю с царицей все это очень сильно не нравилось.       — Фрейя… — позвала ее однажды Фригга.       — Да, моя царица? — обернулась Фрейя, натягивая на лицо привычную беззаботную улыбку.       — Я хотела бы поговорить по поводу ваших отношений с Локи, — начала она.       Кто бы сомневался!       — Мой сын и без того натерпелся горя, я не хочу…       — При всем моем уважении, моя царица, — оборвала ее Фрейя, — я как никто могу понять принца в его горе. Я не собираюсь ранить его чувства, если вы об этом.       Слова Фрейи заставили царицу всерьез задуматься. Она разглядывала девушку в упор, почти не скрываясь, и Фрейя упорно делала вид, что ее это не волнует.       — Хорошо, — кивнула наконец Фригга. — И, Фрейя… — она выдохнула, — ты ведь понимаешь, что брак между вами невозможен?       Конечно же, она об этом знала. Ей едва ли не ежедневно напоминали, что ванахеймской шлюхе не место в асгардском дворце, не место рядом с одним из принцев. Завистники были готовы сожрать ее живьем, но это — наименьшая из ее проблем.       — Если бы я рассчитывала на брак, он бы уже давно был женат на мне, моя царица, — те же заклятья подчинения неплохо себя показывали. А Ньерд вообще использовал такое, что нельзя было отследить какими-либо диагностическими чарами. Скорее всего, какая-то фамильная тайна. — Мы с принцем… друзья?       — Пусть так, — согласно кивнула царица, принимая этот ответ. — Можешь быть свободна. Фрейя, — снова остановила она ее, — я не возражаю, если ты будешь обедать со мной. Сейчас, когда мальчики выросли, во дворце одиноко.       Склонив голову вбок, Фрейя пристально посмотрела на царицу, наверняка догадываясь о некоторых мыслях, что гуляли у женщины в голове. Фригга хотела приблизить к себе любовницу сына, чтобы контролировать их отношения самым нейтральным образом. Пусть. Дружба с царицей — очень приятный бонус.       Столетия общения с Локи летели с умопомрачительной скоростью. Хоть они так никогда не объявляли о серьезных отношениях и не говорили друг с другом о чувствах, они много времени проводили вместе, и, пожалуй, это были самые прелестные мгновения.       Сперва Фрейя надеялась использовать Локи как способ вырваться из-под контроля отца и возможность подобраться ближе к трону, оставив Ньерда ни с чем. Именно она исподволь подталкивала Локи к мысли, что он был бы лучшим царем, чем его брат.       И, как ни странно, она не лгала.       Для асов сила имела первоочередное значение. Несмотря на все более мирную политику Одина, асгардцы считали, что царь должен быть в первую очередь отменным воином, а после — уже все остальное. Но Тор был слишком импульсивен и инфантилен, бездумный воин-берсерк, а не политик. Локи же был хитер, умен и в меру осторожен. В сложных ситуациях он всегда предпочитал находить обходные пути и, что самое ценное, очень быстро научился манипулировать другими.       С его поддержкой Фрейя стала занимать все более значимое место в иерархии Асгарда. Из почти изгоя она стала одной из первых придворных дам в свите царицы, Фригга прислушивалась к ее словам и советам, что дорогого стоило.       Это, конечно же, не спасало от тени Ньерда, что по-прежнему нависала над ней. Она разобралась, что за чары наложил он на нее, но ничего не могла с ними поделать. Страх, что любое его слово определяло ее судьбу, неизбывно жил во Фрейе, он все больше злил ее, но от этого становилось не легче.       Ньерд портил всю ее жизнь, он продолжал просить ее о разного рода одолжениях, она уже сбилась со счета мужчин, что побывали в ее кровати по его воле.       Она не могла ни выйти замуж, ни завести детей. Однажды Фрейя забеременела, но из-за страха перед отцом ей пришлось избавиться от ребенка…       Чем больше времени Локи и Фрейя проводили вместе, тем больше она привязывалась к нему. То, что началось как желание просто использовать, переросло в странное, болезненное чувство. Локи не любил ее, она это видела, его устраивало, что она находилась рядом и при случае могла оказать поддержку в его делах. И все. О взаимности речи не шло.       И, что больше пугало, он все сильнее начинал замашками походить на ее отца — хитрый лжец и манипулятор с непомерными амбициями, готовый ради достижения своих целей идти по головам. Именно из-за этого они когда-то поссорились, Локи планировал сорвать коронацию брата, но некоторые пункты его плана казались сомнительными даже Фрейе.       И пусть он потом пошел у нее на поводу, поменяв замыслы, они тогда так и не помирились, а затем Локи пропал на год.       …чтобы потом вернуться в обществе брюхатой смертной.       Фрейе понадобились все силы, чтобы не испепелить мерзавку на месте. Когда она осознала, что между Локи и этой «Мышкой» ничего толком нет, она слегка успокоилась, тем не менее не отказав себе в удовольствии поиздеваться над наивной дурочкой, решившей, что Асгард — самое прекрасное место во Вселенной.       Жутко стало, когда Локи ринулся за похищенной Мышкой прямо в лапы к альвам. Он не тот, кто будет рисковать своей жизнью ради кого попало.       Конечно же, он едва не погиб там, в пустошах Свартальфхейма, и, когда сам Один привез своих сыновей из Мидгарда, Фрейя приложила все усилия, чтобы оказаться рядом с Локи и выхаживать его. Пусть он этого не оценит, но все же…       Чудом она сумела достать второй браслет, всерьез решив помочь Локи сбежать. Они бы могли сделать это вдвоем, Фрейя поняла, что если она ставит себе конкретный, реальный срок, чтобы вернуться, отцовский приказ «не сбегать» не срабатывал. Она ведь не убегает, она лишь отправляется путешествовать.       Но на ее предложение уехать вместе Локи фактически плюнул ей в лицо… а она ведь хотела как лучше…       Фрейя тогда скрылась тайными тропами сперва в Ванахейм, затем в Муспельхейм, оттуда ей уже удалось добраться до дальних систем, где Ньерд не стал бы ее искать.       Хотя Фрейя знала, что при желании отец нашел бы ее хоть на краю света.       Только сама она не выдержала долгой разлуки. Все эти два с лишним года она вспоминала Локи, пытаясь понять, чего же он нашел в той серой мыши.       Она не была в Мидгарде тысячу лет, так что разительная перемена, произошедшая с этим захолустным мирком, по-настоящему поражала. Если асы выезжали за счет магии и сотворенных на ней артефактах, то люди додумались использовать более легкие и доступные энергии, превратив свою планету в нечто, достойное уважения.       Многое из того, что видела Фрейя, увлекало ее. На какое-то время она даже отложила цель своего визита, просто знакомясь с этим миром и всеми теми благами, что он мог ей дать.       Новость об инциденте в той маленькой стране, Заковии, заставила ее вернуться к делу. Используя всевозможные скрывающие и защитные чары и несколько особо интересных амулетов, Фрейя следила за Локи, его жизнью. Она быстро узнала о том, что он практически все время проводит взаперти в доме Мышки, и ей даже стало его жаль. Так ведь и с ума сойти можно.       Она пробиралась и в это их Министерство магии. Она узнала о намерении Отдела тайн заменить для Локи куратора, велся подбор кандидатуры, но Фрейя быстро нашла подходящий вариант.       Аманда Фрай была чудесным, полезным приобретением. Увидев ее впервые, Фрейя ненароком вспомнила о легенде, что у любого человека есть по отражению в каждом из девяти миров. Так вот, Фрай была отражением Фрейи. Нет, внешне они были не очень похожи, что даже хорошо, но следя за девушкой, она находила все больше точек соприкосновения в чертах характера.       Фрай была той, кем Фрейя могла бы вырасти без гнета отца.       Подтолкнуть руководство Отдела к правильному выбору было не очень сложно. Правда, Фрейя не торопилась замещать Фрай сразу же, первое время она продолжала наблюдать из тени за взаимодействием своей «альтер эго» и Локи. Особенно забавляла плохо прикрытая ревность Мышки.       Локи должны были отправить на некоторое время в Нью-Йорк к остальным Мстителям, и Фрай была обязана лететь с ним. Незадолго до вылета Фрейя превратила Фрай в рубин и вставила в трансформированный Брисингамен.       Вдали от родины Свободы Фрейя чувствовала себя комфортнее. Теперь ничто не мешало ей снова быть рядом с Локи и попробовать привлечь его внимание в этом новом образе. А вдруг ему просто больше нравятся эти смертные?       Но как бы Фрейя ни крутилась вокруг него, Локи старался не подпускать ее близко. Да, ей удалось рассорить его с Мышкой, и это даже почти сработало, но…       Он вновь выкинул ее из своей жизни. За что? Она ведь готова была подождать сотню лет! Вряд ли бы Один продержал Локи в изгнании так долго, а смертные на то и смертные, что их срок давно отмерен…       Признавать поражение не хотелось. Нет, он еще все поймет…       Понадобилось какое-то время, чтобы «проститься» с Нью-Йорком и до конца обдумать план, как безболезненно вернуть Фрай обратно. Девчонка неплохо ей послужила, Фрейя умела быть благодарной.       Но по приезде в Британию Фрейя очень скоро столкнулась со Смитом, начальником Фрай. Он нашел ее в одном из баров Лондона и просто подсел.       — Как понимаю, дело провалено, — проговорил он.       Мужчина смотрелся здесь слишком чужеродно в своем костюме-тройке, но остальные посетители клуба, коих было немало, не обращали на него внимания.       — Отчасти, — признала Фрейя.       В принципе, это и был план Отдела — рассорить Локи и его жену, чтобы они по отдельности были более уязвимы.       Правда, там и так все было совсем не радужно.       — Меня это не устраивает.       — Могу только посочувствовать.       Она знала, что нарывается на неприятности для Фрай, но это было так приятно — спорить с кем-то, кто должен иметь над тобой определенное влияние.       — Мне нужна их дочь. И ты привезешь ее ко мне.       Отдел надеялся добраться до девчонки давно, с тех самых пор, как она появилась на свет. Сперва им хватало ежемесячных обследований, но девочка росла, а с ней и ее силы. А также и жадность исследователей. Им хотелось иметь доступ к исследуемому объекту двадцать четыре на семь, а не осматривать ее урывками раз в месяц.       — Я? — удивилась Фрейя.       Смит окинул ее пристальным взглядом и, едва заметно усмехнувшись, кивнул.       — Ты.       — Вряд ли после всего ее мамаша отпустит девчонку со мной.       — Предоставь это мне.       Когда Смит ушел, Фрейя задумчиво коснулась пальцами рубина.       — Похоже, твое возвращение слегка откладывается…       Ей хотелось посмотреть, что же задумал Смит. Ну и, конечно же, сама идея слегка насолить Мышке вызывала во Фрейе злорадную усмешку.       Ее не трогали до самых рождественских каникул. В первое же воскресенье Смит сам вызвал Фрай в одно из заброшенных зданий на окраине Лондона.       — Твое оборотное зелье, — помощник Смита просто протянул ей флакон с болотного цвета жижей.       Фрейя слышала о таком. Как будто оно было ей нужно…       — И в кого я превращусь?       — В ту служанку, — ответил Смит как само собой разумеющееся.       Ну конечно, с кем бы эту мелочь еще могли отпустить?       Как Фрейя и предполагала, план был прост. Она под личиной служанки должна была забрать девочку из дома, водитель же привезет их сюда.       — И где же будет сама служанка? — уточнила Фрейя. — Не хотелось бы, чтобы она появилась в самый неподходящий момент.       — Не появится, — заверил ее Смит, и Фрейя невольно вздрогнула.       Она и забыла, что далеко не все асиньи могли постоять за себя…       — Стараемся не оставлять свидетелей? Понимаю, — усмехнулась она натянуто.       — Чтобы зелье подействовало, донор должен быть жив, — встрял в разговор помощник Смита, и его замечание внесло в разговор некоторую напряженность. Видимо, факт был общеизвестен.       Ну и ладно, оставалось держать хорошую мину при плохой игре.       Впрочем, ей больше не задавали никаких вопросов.       Уже в машине Фрейя сделала вид, что приняла зелье, сама же она просто наложила на себя нужную иллюзию, так что к моменту, когда они приехали к дому Мышки, все уже было в порядке.       Встретившая их женщина, мать Мышки, сперва не хотела отпускать малявку с ней, но Фрейя быстро ее уговорила, вместе с этим оставив «небольшой подарок» для тех, кто пойдет по ее следу.       — Тетя Свобода? — удивилась малявка, когда Фрейя вернула свою прежнюю иллюзию. — Вы отвезете меня к папе?       — Почти, — криво усмехнулась она, накладывая на водителя подчиняющие чары.       Им нужно было заехать по кое-каким делам, а водитель вряд ли бы согласился.       Спустя пару часов машина привезла ее к тому самому заброшенному зданию. Фрейя вышла из машины и помогла выбраться слегка дезориентированной маленькой девочке, на которую также были наложены чары подчинения.       Вдвоем они зашли внутрь, где их уже ждал Смит. Четверо магов рассредоточились по помещению, и Фрейя бы не удивилась, узнав, что где-то в здании есть еще подкрепления.       В углу прямо на полу со связанными за спиной руками сидела Лив.       — Хорошо, — кивнул Смит.       — Это было несложно, — пожала плечами Фрейя.       — Давай девчонку сюда, — приказал мужчина, и она не стала спорить, подтолкнув маленькое тельце вперед и приказав:       — Иди.       Без какого-либо проблеска мысли в глазах ребенок сделал несколько шагов в сторону Смита и остановился прямо перед мужчиной. Его губы изогнулись в кривой, пугающей улыбке.       Наклонившись к девочке, мужчина слитным, ловким движением достал кинжал и нанес несколько точных ударов по хрупкому маленькому телу. Девочка не мучилась, умерев практически сразу.       Несмотря на то, что она не была готова к такому повороту событий, Фрейя не вздрогнула, смотря на представшую перед ней картину с отстраненным любопытством. Зато служанка, Лив, извивалась в путах, пытаясь кричать сквозь наложенное на нее заклятье немоты.       — Я думала, Отделу она нужна была живой, — отметила Фрейя, склонив голову вбок. — В качестве подопытного кролика.       — Отделу — да, — произнес Смит, не сводя взгляда с распростертого перед ним тела. — Но мои цели несколько… шире. И для меня она полезнее мертвой.       Не было ли это частью какого-нибудь ритуала? Или, быть может, дело как-то связано с политикой и Смит решил накалить отношения между Мидгардом и Асгардом? Хоть Одину и плевать на внучку, насколько Фрейя успела понять, не использовать такой шанс, чтобы надавить на взбалмошных смертных… Это бы точно был не тот Один, которого она знала.       — Для меня она полезнее мертвой, — повторил Смит и медленно обернулся к Фрейе. — Но пока ее здесь нет, я не могу этого исполнить. Где девчонка?       — Не понимаю, о чем идет речь, — пожала плечами Фрейя, внутренне подбираясь, готовая отражать атаку.       Суртур!       — Взять ее, — приказал Смит, и находящиеся в комнате оперативники бросились вперед без всяких раздумий.       Это напрягало Фрейю, как и то, что вся группа мужчин стояла совершенно никак не отреагировав на смерть ребенка.       Суртура вам в зад!       Все произошло слишком быстро: одному оперативнику неслабо досталось, но трое других скрутили Фрейю, лишив ее возможности двигаться.       — Где девчонка? — повторил свой вопрос Смит, подойдя достаточно близко.       — Пошел ты, — выплюнула Фрейя ему в лицо, собирая силу для рывка. Чтобы какие-то смертные сумели ее одолеть?       — Что ж, я хотел по-хорошему, — вкрадчиво выдохнул Смит, величественно выпрямляясь, словно нечто внутри него было намного больше, чем он сам. Выглядело страшно, но еще страшнее стало, когда он наклонился вперед и тихо произнес знакомым тоном: — Ты ведь хочешь быть хорошей девочкой?       Нет! Нет! Этого просто не могло быть!       Привычная тяжесть и пустота проникали в ее сознание, все ее прошлые попытки противостоять этому белому шуму пошли крахом, не дав никакого эффекта.       — Скажи мне, где эта девчонка?       — Нет! — слово болью ворвалось в мозг, лишая последних крох сознания. Но она должна была выстоять, еще ничего не кончено.       Волна сырой магии рванулась откуда-то из ее груди, отшвырнув державших ее магов, Смит сумел прикрыться щитом, и у Фрейи была всего секунда, чтобы осуществить задуманное. Шаг — и тонкая девичья рука зажата в ее ладони, мгновение — и рывок портала уносит их через полстраны в какую-то глушь, которую Фрейя нашла несколько дней назад.       — Что?.. — раздалось сбоку, но Фрейя, превозмогая жуткую головную боль, от которой кружилась голова и безбожно тошнило, только рыкнула:       — Заткнись!       Ей надо было осознать, где она, и вспомнить, что следует сделать. Якоря!       Нужные чары были наложены заранее и только и ждали активации. У нее могло не хватить на это сил, и она, скорее всего, сейчас бесславно сдохнет, но, Суртур побери, это стоило того.       Якоря послушно отозвались, активируя самую сильную защиту, на которую только была способна Фрейя. Ей был известен только один человек, что был способен их повторить или обезвредить. И этот человек наверняка скоро придет по ее душу, но именно это и не пугало.       Почти радовало.       Закончив с чарами, Фрейя наконец провалилась в блаженное небытие.       Быть может, на самом деле лучше было сейчас отправиться к праотцам, но судьба решила не дарить ей таких дорогих подарков.       Сознание медленно, но верно возвращалось в тело, только вместе с ним вернулась и головная боль. Одно радовало — уже не такая сильная, как прежде, но, скорее всего, эта хрень расправится с ней до конца дня.       Вторым, что Фрейя почувствовала, было то, как усиленно штурмуют ее внешние, самые сильные чары.       Она лежала на чем-то полужестком и липучем, ладонь, и без того слабая, никак не могла отклеиться от неприятной поверхности.       — Вы в порядке? — раздалось над самым ухом, и Фрейя приложила все свои силы, чтобы не шарахнуть в ту сторону чем-то убойным.       — Еще раз так сделаешь — сама будешь совсем не в порядке, — прохрипела она севшим голосом. — Воды наколдуй.       — Я… — замялась девушка.       — Ясно, — чуть презрительно фыркнула Фрейя, но тут ей в руку ткнулся прохладный стакан.       Стало немного полегче, но ненадолго. Слабый звон, раздавшийся в ее голове, едва не добил Фрейю, но на самом деле он лишь возвестил, что внешние чары пали. Хотелось бы верить, что это именно тот, кого она ждала.       — К нам гости.       — Это?..       — На самом деле, я не знаю.       Лив замолчала, о чем-то задумавшись.       — Тот мужчина, он сказал, что Руна жива… — сколько надежды в голосе…       — Поменьше доверяй малознакомым мужчинам, девочка, — усмехнулась Фрейя горько.       — Он убил ее, — едва слышно произнесла Лив.       — Убил бы, если бы я не привезла вместо нее какого-то забулдыгу под чарами иллюзии, — хмыкнула она.       За дверью послышался шум.       — Тебе пора, — напряглась Фрейя, когда нажим на внутренний щит усилился.       — Куда? — не поняла Лив, но магия уже подхватила ее и пихнула в дальний шкаф прямо через периметр защитных чар.       — Держи ее и не отпускай, что бы ни случилось, — приказала Фрейя, зная, что девчонка ее слышит, и мысленно готовясь дистанционно активировать последний портал.       Нет, что-нибудь из происходящего точно ее доконает…       Об этом лучше было не думать, потому что новая вспышка боли почти лишила ее сознания.       Защита пала, раздался звук открываемой двери, и Фрейя уже мысленно готовилась принять свою судьбу, какой бы она ни была.       Но послышавшийся следом голос заставил ее расплыться в усмешке.       — Ты, — выдохнул Локи, делая шаг вперед.       — О, нашел меня? — она, наконец, открыла глаза, посмотрев на него с радостью. — Моя очередь водить.       Только сам Локи радости не оценил. Встряхнув ее, отчего Фрейя вновь чуть не потеряла сознание, он прорычал:       — Где моя дочь?       Они пытались использовать магию, чтобы найти девчонку, и было в этом что-то забавное.       — Где моя дочь?! — повторил свой вопрос Локи, встряхнув ее еще раз.       Столько эмоций, столько переживаний…       Перед глазами невольно встала картина из того заброшенного здания в Лондоне. И, как оказалось, эту картину видела не она одна.       — Хэй, детка, тебя не научили, что плохо копаться в чужой голове? — сказала Фрейя той рыжеволосой стерве, что читала ее мысли даже через защитный амулет.       «Отомстители» все никак не могли поделить добычу, и, если бы не разрывавшая ее боль, Фрейя бы точно не удержалась от едкого комментария.       — Давай, покажи свое настоящее лицо, тварь… — потребовал Локи, глядя Фрейе прямо в глаза.       Надо же, а она уже думала, что он потерял всякую сноровку…       Прежде у Локи отчего-то практически не было проблем с тем, чтобы раскусывать ее иллюзии. Это было даже не обидно, могла ли она тягаться в мастерстве с самим Богом лжи и обмана?       Но в этот раз она несколько месяцев водила его за нос. Возможно, дело было в отсутствии в нем большей части его сил.       Или в том, что Фрейя, в кои-то веки, притворяясь кем-то другим, совершенно не притворялась. Впервые за долгое время она была самой собой, той, какой хотела, без оглядки на чье-либо мнение или влияние. Вероятно, именно это и сбило Локи с толку.       — А я всегда говорила, что ты хам, — расплылась она в улыбке, сбрасывая иллюзию.       Да и сколько там было — этой иллюзии? Рост и фигура у них были практически одинаковыми, волосы Фрейя обрезала, вспомнив детство, покрасить их тоже ничего не стоило. Так, легкие косметические штучки, чтобы чуть изменить черты лица…       Все остальные ошарашенно отступили, глядя, как Фрейя полубезумно усмехалась, смотря на мужчину, который когда-то помог ей выжить и который сейчас был готов ее убить.       — Зачем ты все это сделала, Фрейя? — вступила в разговор Фригга. — Асгард был так добр к тебе…       — О да, не вам ли знать, насколько Асгард был ко мне добр… — внезапно вспыхнула она. — Особенно когда ваш муж отправил маленькую девочку разгребать все то, что сам наворотил в Ванахейме. Когда все знали, что отец продает меня, как шлюху, но никто не пошевелил и пальцем, чтобы мне помочь… Когда…       Нет, последнее она бы не сказала при всем желании. Никому из присутствующих не надо было этого знать.       — Не вам говорить о доброте, моя царица, — выплюнула Фрейя.       — Нашел! — воскликнул вдруг тот парень, «Скорострел».       Во время разговора Фрейя потеряла контроль над последними защитными чарами, уже, в принципе, не такими нужными, поэтому шустрый малый смог добраться до того самого шкафа. Он помог выйти Лив, державшей на руках все еще спящую малявку. На шее мелкой девчонки висел Брисингамен с ярким рубином в центре, должным стать порталом домой в случае прорыва врага. И девчонка, и Фрай должны были оказаться в безопасности.       На какое-то время Фрейя выпала из реальности — несмотря на не очень лестное мнение о команде героев, одно она знала точно, что они не позволили бы себе какой-либо жестокости по отношению к ней, особенно сейчас, когда всеобщее внимание было приковано к малявке.       Очнулась она от тихого шепота на самое ухо.       — Я бесконечно перед тобой виновата, — сказала Фригга едва слышно, легко проведя пальцами по ее коротким волосам. — Я столько времени увязала в других проблемах и совершенно не видела того, что происходит под самым моим носом…       — Не видели, — согласилась Фрейя.       Но тут сложно было винить во всем одну Фриггу. Если бы Фрейя могла, она бы попросила о помощи. И целая вереница мужчин, побывавшая в ее постели, для Фрейи была наименьшим из зол.       — Ты ведь понимаешь, что тебя ждет? — уточнила Фригга, тем временем не отрывая взгляда от внучки. Ей явно тоже хотелось подойти, но в том кругу и без нее было тесно.       Конечно, Фрейя понимала, что ее ждет. Если не учитывать самого похищения принцессы, которое она, на секундочку, все же совершила, на ее счету было нарушение условий проживания в Асгарде, что Один вообще мог счесть самым настоящим предательством.       Знал бы он, где находится настоящий предатель.       Но Фрейя не могла рассказать, от одной мысли об этом в голове вспыхивала такая боль, что она едва могла сделать вдох.       — Заберите ее отсюда, — приказала Фригга сопровождавшим ее эйнхериям. — Не спускайте с нее глаз и покажите лекарям. Я вернусь и решу ее судьбу.       — Да, моя царица.       К тому же у них уже был свидетель всех событий, который мог обо всем рассказать. Именно это Лив сейчас и делала под пристальным вниманием героев.       На самом деле, Фрейя была удивлена, что ее, по сути, увели прямо из-под носа всех остальных. Это было в какой-то степени даже хорошо, но она бы предпочла, чтобы царица была рядом. Потому что была уверена, что к ней рано или поздно придут.       И она была права. Уже в Асгарде, в лазарете, со стражем у самого входа она услышала сквозь болезненную полудрему:       — Сегодня ты была очень плохой девочкой, Фрейя…