Эмили

Для чего дается человеку жизнь? Встречаются мужчина и женщина, между ними вспыхивает чувство: обманчивое ли, мимолетное ли, а может сильное и продолжительное — не имеет значения, если в итоге оно служит началом новой жизни. Ребенок, рожденный у людей, желавших его, с самого начала обретает смысл своего существования. Однако нельзя отрицать, что некоторых из нас заносит в этот мир по случайности, и в таком случае этот смысл приходится искать самостоятельно. Кевин, пожалуй, мог причислить себя к тем, кого занесло случайно. Корабль его жизни выкинуло в открытое плаванье достаточно рано, и вот, предоставленный воле случая, он неспешно плыл по неизведанному синему морю, направляемый ветрами судьбы. До сих пор на его пути не встречались ни штормы, ни ураганы, ни скалы, ни водовороты — иным словом ничего из того, что способно причинить вред его судну. Далеко позади затонули его родственники, а единственным знаменательным событием, произошедшим в его жизненном путешествии, было появление попутного ветра семьи Синклер. Люди, принесшие его в этот мир, о чем-то все-таки позаботились, и, если бы они не задали ему этот попутный с благородным семейством курс, скитался бы сейчас его корабль среди одиноких волн в забытом богом месте. Он считал, что должен благодарить судьбу за то, что ему не пришлось заниматься поиском своего предназначения, ибо оно было определено еще до его рождения. Лорды не подбирают мальчишек с улиц и тем более не берут их на собственное содержание, а потому попасть к знатному господину в пажи, просто того захотев, невозможно. Сколько раз он, сопровождая господина Синклера, видел дворовых детей и их родителей, которые с вытаращенными глазами взирали на настоящего лорда — воплощение власти и баснословных богатств, обладателя воздушных замков и всех тех высот, о которых простой человек, не рожденный под счастливой звездой, может только мечтать. И рядом с ним Кевин, в своем длинном черном плаще, казался обывателям чрезвычайно важной фигурой — опасной черной тенью, ревностно охраняющей своего хозяина. В глазах же детей он был кем-то вроде отважного воина, готового в любой момент обнажить меч и защищать своего короля. Кевин не считал себя таким, каким рисовали его себе многие окружающие — не был он ни рыцарем в блистательных доспехах, сошедшим со страниц средневековых романов, ни благородным спасителем на белом коне, ни защитником всех обездоленных. У него было одно предназначение — защищать господина и его семью; этим он и жил. Стоит упомянуть о том, куда отправлялись лорд и валет, в то время как Оливия сидела дома в ожидании письма. Роман предложил ему навестить кузнеца в Риверре, потому что тот обещал преподнести лорду интересную вещицу, раритет из другой страны — продолговатый кинжал с позолоченной рукояткой и лезвием из отличной нержавеющей стали. Кузнец долго расхваливал свойства оружия, и когда они вышли из лавки, Роман подарил этот кинжал Кевину. — Не хотелось бы, конечно, чтобы тебе лишний раз пришлось использовать его по наихудшему назначению, — сказал тогда господин, — но храни его у себя. Применение всегда найдется. Свободные дни выдавались у Кевина не слишком часто. Когда его сопровождение не требовалось, он выполнял те важные поручения в столице, которые лорд был не в состоянии выполнить самостоятельно. К таким относилось, например, преследование недобросовестных обывателей, сбежавших от арендной платы, из-за которых временами проседал бюджет семьи. Роману, с его больной ногой, разъезжать по таким делам было весьма проблематично, да и негоже знатному человеку мотаться и выискивать различных прохиндеев. Кевину же давалось это легко: у него была своя лошадь, быстрая и выносливая, так что добраться куда бы то ни было ему не составляло большого труда. Благодаря таким поручениям он изучил улицы Риверры как свои пять пальцев и научился напускать страх на потерявших совесть арендаторов. Иногда удавалось договориться словами, иногда приходилось пригрозить мечом, если человек был особенно непослушен и враждебно настроен. Из общения с подобными людьми Кевин вынес одно — простые работящие люди не испытывают симпатии к лордам и их слугам. Так что неприятных разговоров в его жизни было предостаточно. И вот, он сидел на своем привычном месте у дерева, рассматривая подарок Романа: кинжал ему, несомненно, должен пригодиться в дальнейшем при новых поручениях. Несмотря на свою уверенность в том, что за все свои поступки ему не миновать позорного осуждения Робин Гудом, Кевин всегда старался повернуть ситуацию так, чтобы не ранить отчаявшихся людей — к его счастью, до поножовщины ни одно дело еще не доходило. Что касается безопасности, то меч так и служил ему самым верным спутником. Он прекрасно понимал, что пуля и лезвие не сопоставимы в скорости, а у пистолета всегда было и будет беспроигрышное преимущество в расстоянии, но все равно оставался верен своему наследственному ремеслу — владению холодным оружием. Скажем только по секрету, что и кобура у него на крайний случай имелась, но вот где он ее при себе прятал — никто не знал. В этот день, когда приехали гости, и Оливия с Романом были всецело заняты ими, у валета не было никаких дел, кроме как задремать в тени дерева. Он бы мог съездить в столицу, в клуб любителей мечей, где собирались самые разношерстные слои общества, преимущественно мужчины, любившие столкнуться в старой доброй схватке на шпагах или поставить на кого-то парочку другую банкнот. На Кевина ставили и делали это часто — он успел заполучить там определенную репутацию, а его навыки восхищали даже закоренелых бойцов, заставляя их гадать, откуда взялся этот талантливый юнец. Никто не знал, кто он такой, как, впрочем, никто не знал никого, ибо это было сборище случайных людей по интересам. В той толпе скрывались и лорды, одетые в простую одежду для маскировки, и простые зеваки в лохмотьях, и иностранцы, и редкие женщины — кто туда только не приходил. И во всем этом людском смешении никому не было дела до его красных глаз. Посещал он то место только для того, чтобы его фехтовальные навыки не захирели — в его нынешнем окружении не было ни одного человека, способного сразиться с ним на равных. Да и что преуменьшать! Никто, кроме него, — что в Клэр-Холле, что во всей округе, — ни разу в своей жизни не держал в руках меча. В поместье Романа было всего четыре человека, умевших обращаться с пистолетом — Кевин, сам господин и еще два охранника, что работали у ворот. Последние два отлично показали себя в стрельбе, за что их и наняли, а Роман иной раз брал одного из них с собой, если не мог взять Кевина из-за его дополнительных обязанностей в лице сестер. В этот день Кевин решил дать себе заслуженный день отдыха от всех мирских и рыцарских забот. Почти всех сегодняшних гостей он знал, и на душе у него царило спокойствие. Будучи дома, он не носил плаща, а теплая погода позволяла сидеть ему в белой рубашке без чего-либо поверх нее. Ветер ласкал его белые волосы, и, пытаясь найти момент покоя в дневном сне на свежем воздухе, он не подозревал о том, что по песчаной дорожке к нему бежит одна маленькая белокурая девочка. — Кевин! Кевин! — Ее зов заставил его раскрыть глаза. — Ты как всегда здесь! Эмили, нарядная и воздушная в своем голубом платье, как всегда с игрушкой в руках, подбежала к нему и присела на колени напротив. Сколько бы раз он ни говорил ей не пачкаться землей, она не слушала. — Эмили… — Кевин поспешил убрать кинжал, лежавший рядом с ним. — Ты не должна быть с отцом и сестрой? Он порой позволял себе опустить формальности в отношении младшей сестры. — Я уже встретила с ними гостей и поприветствовала их. Сидеть с ними за обедом мне нельзя, я еще не взрослая. Папа ищет Оливии нового мужа. — А… Ну да… Я знаю. — Меня отправили на прогулку с миссис Финч, но я не захотела с ней идти. Пока что нечем заняться, а рисовать не хочу. Так что решила найти тебя. Это юное создание всегда старалось разбавить его часы одиночества. С ее приходом сон сняло как рукой. Он отодвинулся от дерева и наклонился к девочке, сказав: — Я обзавелся настоящим другом, который никогда про меня не забывает. — Конечно, не может быть иначе! Я про тебя никогда не забуду. А ты про меня? Он слегка рассмеялся и ответил: — Даже мысли не допускаю, чтобы хоть на секунду забыть про девочку Эмили. — Я так и думала! Ты мой лучший друг, как и Ливи. — Она показала ему куклу. — Друзей забывать нельзя. Если друг про тебя забыл, значит, он ненастоящий друг, а просто врун. Врунов никто не любит, им быть стыдно и подло. Я бы не стала дружить с тем, кто про меня забывает или врет. — Умна не по годам… — Кевин потрепал ее по головке. Эмили отложила в сторону куклу и протянула ему ладони, сказав: — Давай поиграем. Ей нравилось играть в ладошки. Игра заключалась в том, чтобы успеть хлопнуть открытую ладонь напарника, которую тот должен был своевременно убрать от атаки. Водил Кевин, пытаясь ударить или, вернее сказать, аккуратно хлопнуть ее маленькую ладошку. Несколько раз получилось, но по большей части он очень медлил и больше смотрел на ее веселое и в то же время сосредоточенное лицо. Когда стала водить Эмили, он снова принялся поддаваться и частенько не убирал вовремя ладонь, только чтобы увидеть ее искреннюю детскую радость при каждой маленькой победе. Она так звонко смеялась, когда попадала по его ладони, что он сам не мог сдержать улыбки. Так они просидели какое-то время, после чего Эмили попросила покачать ее на качелях. Они отошли от поместья в сторону распростертых зеленых полей, и по пути Кевин подсадил ее к себе на спину. Они шли, преодолевая порывы ветра на открытом пространстве, любуясь зелеными просторами, и наконец поднялись на холм с большим старым дубом, к массивной ветке которого были привязаны качели. Отсюда открывался вид на сад, над которым усердно работал садовник, а поместье казалось игрушечным — словно его можно было ухватить пальцами и положить на ладонь. Эмили села на качели, отдала Кевину куклу и взялась за канаты в ожидании начала полета. — Ну, держись крепче, — сказал валет, начиная раскачивать девочку. Но как бы нам ни хотелось остаться с ними в этот солнечный беззаботный день, мы вынуждены вернуться назад в поместье, к обеду со всевозможными серебряными приборами, хрупкими сервизами и разными блюдами.

***

За длинным столом царила оживленная беседа. Граф, сидевший во главе стола, разговаривал с мэром, священником и фабрикантом о значимости воскресных походов в церковь, о новейших духовных писаниях, о том, что нормы морали портятся с каждым божьим днем и как важно не дать себе погрязнуть в соблазне и разврате, легкодоступных в нынешнее время. Словом, за обедом не говорилось ничего из того, что могло хоть сколько-нибудь интересовать молодую леди, сидевшую на другом конце стола напротив отца. Несмотря на все это, Оливия отдавала себе отчет о том, что все гости были достаточно приятными людьми, а ей до сих пор редко доводилось проводить обеды с личностями такого характера. Больше предаваясь слушанию, лишь иногда вставляя фразу другую, молча поедали суп супруги Грейстоки — виконты, чье имение было ближайшим к Клэр-Холлу. Оба были настолько стары, что у лорда Грейстока тряслась рука с ложкой, и трапеза его превращалась в настоящее испытание, а щуплая старуха виконтесса Грейсток, с которой того и гляди посыплется песок, через раз помогала мужу в этом нелегком начинании. Присутствие этих добрых соседей в семье Синклер всегда приветствовалось, как бы сильно ни искалечила баронетов старость. Оливия, время от времени отвечавшая на вопросы и поддерживавшая беседу с женщинами за столом, то и дело поглядывала на бедных стариков, думая о том, не слишком ли затруднителен для них этот обед, и, наверное, они продолжают принимать приглашения отца лишь из нежелания огорчить его отказом. Что касается остальных гостей, то вдаваться в подробности их обликов и жизней нет необходимости. Женщины — жена священника и жена мэра — активно вопрошали Оливию о ее планах, а сын мэра задавал ей больше вопросов, чем того позволяли приличия. Когда все изрядно наговорились, отец как всегда попросил Оливию сыграть гостям. Старый виконт подхватил эту идею своим скрипучим голосом: — Да-да, душенька, сыграйте нам. Ваше пение имеет волшебное воздействие. За других не говорю, но на меня точно. Хотя уверен, все здесь думают так же, только вслух боятся вам сказать. Оливия всегда много времени посвящала пианино: она особенно трепетно относилась к своему музыкальному инструменту, словно то было главным сокровищем ее жизни, — предмет, которому она открывала и изливала свою душу, не мог быть для нее менее ценен, чем любая драгоценность. Музыка, которую она играла долгими часами, обладала способностью леденить душу и растапливать этот же самый лед; и только волшебство звука, как сказал виконт, способно было передать те ощущения, что вызывала ее игра. Когда все переместились в гостиную и устроились вокруг пианино, она предоставила выбор мелодий гостям. Сын мэра встал рядом с ней, чтобы любезно переворачивать для нее страницы нот. Гости выбирали по большей части веселые мотивы, такие как «Очарование Аркадии», «Рассвет на краю океана», «Песнь о лесной нимфе» и прочее в подобном духе. Пусть эти названия ни о чем не говорят любезному читателю, но по крайней мере рождают в воображении некоторые ассоциации; пусть слова не могут передать звучания сливающихся в мелодию нот, не могут передать голоса исполнительницы — чистого, душевного, по-женски проникновенного, — скажем лишь то, что Оливия играла и пела отменно, и гости, не роняя ни единого слова, внимали ей с тем восхищением, какое может вызывать только искусство. Виконт Грейсток в перерыве предложил сыграть Оливии «Свет былых надежд» — плавную и грустную песню, название которой красноречиво говорило о ее мотиве. Гости приняли эту идею с удовольствием, хотя каждый мысленно признавался себе в том, что подобные мелодии заставляют задуматься о чем-то сокровенном и непременно оставляют в душе тот одновременно и терзающий и приятный осадок, избавиться от которого не так-то просто. Роман, не отрываясь, смотрел на незатопленный камин; старый виконт недвижно сидел с закрытыми глазами рядом с женой, то ли посапывая, то ли таким образом внимая мелодии, которую сам же и попросил; жены качались в такт музыке, а мужчины думали о чем-то своем. Только голос Оливии разливался по комнате, точно весенний ручей: Ветер твои слова уносил И бросал их на дно океана, А ты сам от меня уходил, Но зачем? Мне ведь надо так мало. Поблагодарив Оливию за прекрасное исполнение и выразив восхищение ею Роману, все мужчины, кроме виконта, отправились в лес на охоту. Грейстоки ушли домой, а женщины остались в гостиной с Оливией, которая должна была развлекать их беседой до возвращения мужей. Подали чай, и дамы разместились у окна таким образом, что только Оливия могла видеть небольшой зеленый дворик. Миссис Честер, жена мэра, завела разговор: — Леди Оливия, знаете ли вы, что в обществе ходит мнение о том, что вы весьма скверно поступили со своим нареченным супругом, лордом ван Темпестом? — И что же, позвольте поинтересоваться, говорит общество? — спросила Оливия, опуская свою чашку. — Что вы оставили его в очень тяжелой ситуации и сбежали, когда его отец остался без средств, а он – без наследства. И говорят, что это свидетельствует о некоторой недобропорядочности. А ведь супруги, настоящие или будущие, должны помогать друг другу в любых бедах, материальных и нематериальных. — В свою защиту могу сказать лишь то, — ответила Оливия, — что, если бы я вышла замуж за Леона ван Темпеста, это бы весьма ощутимо ударило по финансовому благополучию моего отца. Наши средства могли бы помочь, но едва ли бы мы стали жить так, как живем сейчас. Этот брак ухудшил бы положение моей семьи. Тут вмешалась жена священника, миссис Браун: — Материальные блага приходят и уходят, леди Оливия. Люди важнее всяких финансов. А брак — это то святое, которое нужно чтить. — В таком случае, — сказала миссис Честер, — давайте рассуждать. Разве есть что-либо святое в браке, который изначально задумывался как приумножение богатства обоих семейств? Я так не считаю, миссис Браун. Да и достопочтенные маркизы должны были лучше следить за своим положением, а не уповать на кого-то еще. — Любой брак на земле свят, если благословлен Господом, — говорила ей сутулая миссис Браун. — Если брак состоялся, значит, такова воля Провидения. Помолвка – это начальная, неотъемлемая стадия брака, не менее святая. Многие ошибочно полагают ее незначимой. Но миссис Честер, по всей видимости, была на стороне Оливии. — Но никто не хочет делать себе хуже, — продолжала рассуждать жена мэра. — Если этот брак принесет лишь лишения, зачем он нужен? Я имею в виду лишения в денежном плане и не говорю о любви. Ведь если бы помолвка была заключена по любви, леди Оливии никогда бы не пришло в голову оставить своего жениха. Миссис Браун только пожала плечами и невесело заключила: — Не всегда любовь приносит счастье. — А что же она, по-вашему, приносит? — хохотнула миссис Честер. — Нельзя сказать, что я с вами полностью не согласна, но все же любовь приносит больше приятного, нежели неприятного. Мы, например, разрешили своему сыну искать себе невесту самому, но непременно с нашего одобрения. Мы с мужем надеемся на его здравый смысл и в этом плане не сильно отличаемся от леди Оливии. Я уверена, она поступила исключительно из соображений разума, разорвав свою помолку, и из желания защитить свою семью от невзгод. Что касается любви, то это уже отдельный разговор. Удачных браков без любви даже больше, чем с нею. Хотя, должна сказать, что из-за так называемой любви некоторые женщины способны боготворить даже самых никчемных мужей. Почтенные дамы увлеклись своим разговором о браке, молодости и любви, а Оливия, слушая умудренных опытом женщин, кивала, что-то говорила, когда они обе поворачивались к ней, желая услышать ее мнение, и пила чай с надеждой поскорее отсюда ускользнуть. В окне вдруг промелькнули два знакомых силуэта, и Оливия мгновенно перестала слышать своих собеседниц. Это были Кевин и Эмили, которые уже спустились с холма и теперь выбежали на поляну с деревянными палками в руках, имитируя сражение на мечах. Эмили атаковала, держа выдуманное оружие обеими руками, а Кевин защищался, блокируя ее выпады. В конце этой незатейливой игры рыцарь, сраженный неведомой силой маленькой амазонки, был повержен на одно колено перед победительницей. Валет склонил голову, выронил деревянный меч и сдался торжествующей юной леди, но та в ответ только обняла его за шею. Возможно, это было глупой мыслью, но Оливии хотелось поиграть вместе с ними. Взять деревянную палку и сразиться с друзьями, представляя себя в эпицентре грандиозной битвы, а потом проиграть Эмили и на пару с Кевином просить ее о пощаде. Или в конце концов выиграть их обоих! «Так хорошо радоваться простым вещам, — размышляла Оливия. — Смеяться без причины, только потому что тебе весело, и не думать о том, что кто-то смотрит на твое поведение. Пожалуй, даже хорошо, что они не видят меня, заточенную в этой темнице, вынужденную слушать утомительные разговоры. Как я завидую их свободе». Дамы продолжали свою занимательную беседу, не замечая устремленный на улицу взгляд Оливии, которая помешивала в чашке ложкой и осторожно улыбалась, боясь случайно выдать источник своей радости. Хотя желание ее не сбылось, и Кевин с Эмили ушли, так и не заметив Оливию, свой чай она допивала с мыслью о том, что для кого-то этот день выдался веселым и запоминающимся, а у нее все впереди и нужно только немного подождать.