That's my spot

      — Не понимаю, за какие грехи ты ко мне прицепился.       Я, конечно, далеко не ангел, но это полный перебор!       Прислонившись к стене спиной, словно это уберегло бы меня от водяной пыли, летящей в лицо даже не от ливня, от Ниагарского водопада, обрушившегося на город, я переступила с ноги на ногу — естественно, туфли промокли. Удача отвернулась от меня в момент, когда я связалась с треклятым варваром, покусившимся на мой стол! А я ведь не просто просила, я заклинала его отцепиться от меня, но вместо этого он стребовал совместную прогулку. После проведенной вместе ночи! Неслыханная наглость!       Я уже приготовилась провести выходные в тишине и спокойствии, мечтала попытаться восстановить свой внутренний баланс хладнокровия и стервозности бутылкой вина, и расслабиться, в конце концов, — разве я не заслужила все это своими бесконечными страданиями рядом с Эвансом? — но он снова вмешался в мои планы. Он систематически и целенаправленно рушит мою жизнь!       — Учитывая, что ты вытворяла прошлой ночью, у меня есть парочка мыслей, — хмыкнул он, скрестив руки на груди. И бросил полный надежды взгляд за приоткрывшуюся дверь итальянского ресторанчика, под полосатым навесом которого мы ютились с еще десятком прохожих, застигнутых врасплох дождем. Увы, внутри, где так соблазнительно пахло базиликом, вялеными томатами и чесноком, все места были заняты. Говорю же, с недавних пор я перешла в категорию тотальных неудачниц! И не знаю, как выбраться оттуда? Какого кроля мне надо завалить, чтобы это исправить? Бородатого, мускулистого и абсолютно несносного? О, это я с радостью!       — Мог бы вытворять ты, если бы не склероз, — с желчным сожалением протянула я.       Никакого сочувствия! Я готова его придушить!       Когда до Эванса дошло, что я так просто не сдамся и за пределы квартиры не собираюсь, даже если выясню, что мой дом приглянулся инопланетянам в качестве перевалочной базы, он поставил ультиматум: или я выхожу к нему, или он поднимается ко мне под дверь и воет серенаду на пару со своим псом. Я, конечно, осыпала его с ног до головы проклятиями, но все-таки сдалась — не рискнула проверять, решимость его такая же твердая, как и эрекция, или нет.       Выпорхнула я из дому, не прихватив куртки, только с мобильным, и тут же выяснила, что меня обвели вокруг пальца, вокруг того самого пальца, который кое-кто вчера так бесстыдно облизывал после… Ох, я зла на него, и лучше о произошедшем не вспоминать. Но мы почти потеряли контроль. А для меня это смертельно: если я Чудовище, его можно считать последним лепестком проклятой розы, если все-таки принцесса — отравленным веретеном. В общем, распрощавшись с ним, я уже никак не оклемаюсь — я современная девушка — и реалистка к тому же: я не собираюсь надеяться на такую чушь, как принц-спаситель и поцелуй истинной любви! Да и принцами в моей жизни не пахнет, есть только один Эванс, запах которого, правда, сводит меня с ума, но это тоже существенный минус, уж никак не плюс!       Мало того, что этот источник всего коварства на планете соврал про пса — тот все еще находился под присмотром сестры и, как выяснилось позже, ничем не болел — просто сломал коготь на лапе и очень драматично хромал, чем чуть не довел своего хозяина до сердечного приступа, — так теперь ему еще и вздумалось поиграть в героя: заглянув мне в глаза, он без колебаний расстегнул и стянул с себя бомбер. Ну уж нет! Я и так пошла на уступки, я дала согласие на эту чертову прогулку, не догадываясь даже, что бродить придется по тонущей Атлантиде. С волонтерством никаких поблажек! Ни на йоту! И плевать, что я действительно окоченею с минуты на минуту.       — Ты не посмеешь, — коброй прошипела я. Эх, когда-то нас могли назвать сестрами…       — Да ты же замерзла, — выгнув бровь, изумился он. Не понимаю, что тут удивительного?! — Я полагал, твой комфорт превыше всего.       Его последняя фраза вынудила меня фыркнуть так громко, что на нас обернулась стоящая неподалеку девушка. Кончик языка тут же ужалило предложение отдать бомбер ей, но, окажись на ее месте Крошка Ди, я бы раздела ее догола и привязала бы к ней десяток включенных мобильных телефонов, взывая к небесам, чтобы они разразились сильнейшей грозой, поэтому обойдемся без благотворительности. И это не ревность! Я просто не желаю подрабатывать сводницей — мне комиссионные за это выплатят разве что мышами и русалками, а я предпочитаю качественные оргазмы. Правда, в этом Крис Эванс, увы, мастер.       — Ты ошибся.       В голубых глазах с той самой необъяснимо влекущей меня каймой мелькнуло сомнение. Да, мой комфорт важен, но почему-то его ничуть не смущает, что с ним я и так нахожусь в постоянном дискомфорте!       — Я так не думаю, — он специально придвинулся ближе, вынуждая меня утонуть в таком необходимом сейчас тепле его тела, хотя какая-нибудь кошка тоже сгодилась бы. Не уличная, конечно же. Ну неужели поблизости нет добродушного городского сумасшедшего, со своим питомцем оказывающего помощь тем, кому так необходимо согреться в дождь? Почему обязательно это должен быть Крис и бомбер, пропитанный его запахом, как еще одно — неядовитое, но максимально вредное для меня — преступление Борджиа? — Просто позволь мне сделать это, принцесса, ладно?       — Я в этом не нуждаюсь, — возразила я, чувствую и головокружение, и томную тяжесть внизу живота. Секса будет достаточно, не отношений, не всех этих мелочей и поступков, что делают друг для друга влюбленные, прости их Господи за такой идиотизм. Как только я поняла, что прогуляться с Эвансом таки придется, мгновенно объявила ему, чтобы он не рассчитывал на объятия и вообще не тянул ко мне свои руки, в кольце которых стонать мне, конечно, понравилось, но мы не в той ситуации, чтобы сравнивать.       — Нуждаешься, если не хочешь заболеть.       А он все не унимался!       От другого я бы, вероятно, приняла подобный жест доброй воли, но Кристофер Роберт Эванс обладает удивительной — и ужасающей — способностью додумывать в чем-то несерьезном двойное дно в виде привязанности, симпатии и прочих неприятностей. Поэтому нет, категорически нет!       Именно его суровее я и пробурчала. Может, хоть так единственная, заточенная на коллекционирование пластиковых диснеевских грызунов, извилина включится и начнет работать нормально по пятнадцать минут в день? Вот в чем я по-настоящему остро нуждаюсь!       Эванс, как и всегда, поперся на рожон — еще сократил дистанцию между нами, и, если бы не одежда, мы могли бы схлопотать какое-нибудь непристойное обвинение. К счастью, вынужденным соседям было плевать на нас — даже та девушка быстро потеряла интерес к варвару-прилипале, догадавшись, что ей ничего не светит, кроме пополнения запаса матерных слов, если кое-кто меня доведет. А ведь мы уверенно и стремительно движемся к этому, и неистово колотящееся в груди сердце, и порозовевшие — и потеплевшие — щеки силу моего гнева не убавят.       — Чего ты добиваешься? — сквозь зубы процедила я, не дожидаясь, пока он выдаст очередную тупость. — Это ведь твоя эротическая фантазия номер четыре: чтобы я была мокрой рядом с тобой. Мечты становятся явью, как в слащаво-сопливой песне Диснея.       Растянув губы в улыбке, Крис качнул головой, а потом насмешливо воззрился на меня. Ладно бы, если бы он сделал только это, но нет, его ладонь — во второй он по-прежнему держал бело-красный бомбер — уперлась в рыжую кирпичную кладку возле моей головы.       Шумно выдохнув — надеюсь, он посчитал, что это признак подступающей ярости, — я сглотнула судорожно — плохи мои дела. Да, возможно, мне понравилось быть рядом с ним больше, чем я признавалась самой себе. И да, то, как он нависал надо мной, давило на нервы и… притупляло способность сопротивляться. Наверное, прав был отчасти тот, кто сказал, что сильным девушкам нравится оказываться у стены: дескать, смена рук, в которых находится власть, пьянит и так намного проще слепо пуститься во все тяжкие. Но не в моем же положении! Я промокшая до нитки, продрогшая, прикованная к дьяволу Эвансу договором об экспериментальных отношениях, и в мыслях у меня, увы, с десяток поз, которые мы могли бы опробовать, если бы все люди вокруг вдруг перестали существовать, а один придурок не забыл про презервативы. Я, конечно, никогда не интересовалась симптомами безумия, но, боюсь, это оно. Самое что ни на есть настоящее. Или что-то похуже, что я зареклась испытывать.       — Сопливую песню я стерплю, а вот сопливую принцессу — вряд ли. Ты же, наверняка, станешь ворчать еще сильнее. Обвинишь меня во всем, не позволишь принести тебе суп, — о да, не после сегодняшнего утра, когда мы сцепились, пытаясь решить, кто ночью постарался больше и кому готовить кофе, — меня не устраивает такой вариант. К тому же, — внезапно склонив голову и, зарывшись носом в мои волосы, он тронул губами ухо и легким укусом пустил по коже мурашек отнюдь не от холодного порыва ветра, а от волны жара, хлынувшей по плечам и пустившейся дальше по телу, — дождь — это далеко не первая причина, почему ты мокрая рядом со мной. И надо бы, наверное, рассказать тебе немного о моих эротических фантазиях — твои представления о них какие-то очень… — пауза в долю секунды на фоне грозящего мне обморока показалась длиннее вечности — только бы у этого мерзавца вновь не развязался язык — я-то в курсе, что он может им вытворить: и словесно, и буквально. Это проклятие. И блаженство. — Бледные и скудноватые. После этой ночи, ох, вредная развратная девчонка, после этой ночи я хочу тебя повсюду, понимаешь? Я мог бы взять тебя прямо здесь и сейчас, и плевать на тех, кто рядом. Наоборот, они бы завидовали, они бы мечтали оказаться на твоем месте, чтобы хоть на секунду почувствовать то, что чувствуешь ты рядом со мной, ведь я ласкал бы тебя правильно, так, как ты заслуживаешь, так, как тебе нравится, так, как ты хочешь. Но главная моя фантазия сейчас — это ты и мой запах на тебе. Порадуй меня, бессердечная детка, и сделай это. Надень его, — он мазнул бомбером по моему плечу.       А я, ощущая сухость во рту от нехватки поцелуя, которым непременно должен был закончиться подобный монолог, произнесенный убийственно томным шепотом, еле-еле отрицательно дернула головой. Силы окончательно покинули меня: Крис, абсолютно не догадываясь об этом, попал в яблочко — его запах и так был на мне. С самого утра, с ночи. Я пыталась заставить себя принять душ, но тут моя любовь к чистоте, порядку и личной гигиене подвела меня — не вызвала никаких порывов залезть под теплые струи воды и тереть кожу, все еще хранящую и его прикосновения, докрасна мочалкой. Может, потому что в душе мы тоже когда-то успели развлечься?..       Но фактически до сих пор не переспали. Вот как? Как такое может быть?! Я уже подозреваю, что он параллельно с этими недоотношениями ставит на мне какой-то тайный эксперимент, например, для военных.       — Я же говорила — никаких штучек влюбленных парочек. Дождь вот-вот закончится, я вернусь домой, выпью вина и прощай, холод и мокрые ноги.       — До моей квартиры рукой подать.       Мой сердито-скептичный взгляд его насмешил. Не поняла, он теперь их совсем что ли не боится? Мне снова отходить его сумочкой, чтобы страх вернулся?!       — Что-то твои фантазии свернули не туда.       — Принцесса, — подушечкой большого пальца очертив контур моих губ, выдохнул Крис, — это не попытка доказать, что ты слабая и беззащитная. Это просто забота. Знаешь, у небезразличных друг другу людей так принято.       — Это их проблемы, — пожала я плечами.       — Да, их, — рассеянно кивнул он. Спорить не стал, значит, инстинкт самосохранения у него местами еще работает. — И ты столько раз притворялась заболевшей, что тебе, наверное, не помешает разок простудиться по-настоящему.       — Давай его сюда, — нехотя прорычала я, отшатнувшись от стены и вжавшись в груду мышц сына Сатаны, которому я перешла дорогу в прошлой жизни, потому он отправил своего отпрыска изводить меня.       И кто бы сомневался, что этот несносный, приставучий, обладающий колоссальной выдержкой, мерзавец, обожающий оккупировать не принадлежащую ему мебель, отреагирует победной ухмылкой. Я-то его знаю, его медовый нрав — выдумки обитателей улья, там нет ничего сладкого и милого, не-е-е-ет!       — Боюсь, ливень теперь усилится — не ожидал, что ты можешь быть послушной девочкой, — вдобавок пропел он, выкапывая могилу поглубже, в которую я вот-вот попытаюсь зарыть его. Как, ну как, в самом деле, можно одновременно так сильно ненавидеть и хотеть одного и того же человека? Такие скачки от злости до вожделения и обратно до добра меня не доведут! Я же ради собственной безопасности пытаюсь избавиться от него. И ради его, наверное, тоже. Впрочем, это меня заботит совсем уж мало.       — Еще одно слово, и химчистка обойдется тебе очень дорого.       Мне ничего не стоит «случайно» уронить его бомбер в ближайшую лужу. Конечно, моя принципиальность аукнется болью в горле, повышенной температурой и прочими последствиями подобной выходки, но, клянусь, я сделаю это, и рука не дрогнет! Наверное, потому, что жажду убедиться, что еще способна хоть на какой-то отпор. Это не капитуляция.       Увы, до нее недалеко — стоило только настывшей за время, пока она впустую болталась в его руке, ткани накрыть мои плечи, я впилась зубами в нижнюю губу — терпеть этот дурманящий запах невыносимо: туманом застилая мысли, он вынуждает меня молниеносно менять приоритеты в пользу прикосновений, поцелуев, любой близости с Эвансом.       Да, уик-энд в одиночестве в попытке разобраться, что же я все-таки чувствую и насколько все паршиво, — прямо-таки чудо-лекарство для меня и, увы, с ним тоже можно попрощаться: дождь и не думал стихать, все лил и лил, сгущая над спутанными улицами сумерки оттенка каймы по краю лазурной радужки Криса, а с такси было туго — пять минут назад я, обреченно скривившись, наблюдала, как, отчаявшись, та самая девушка, обернувшаяся на нас, пыталась поймать машину. Ее окатили пару раз фонтаном грязных брызг — впрочем, когда стоишь под ливнем, драмой это уже не покажется, — и мне пришлось сдаться в миллионный раз даже не за час, за последние несколько дней.       Бородатый надоедливый Эванс как раз закончил говорить с сестрой по телефону, сообщив, что вряд ли сегодня заберет пса. И он, конечно же, передал ему привет. Почему я не удивлена?       Черт! Хоть бы он сейчас макушкой не пробил навес, когда подпрыгнет от радости!       — Ладно, веди меня к себе, — выдала я едва слышно, сама не веря, что таки произнесла это вслух. Когда окажусь в его ванной комнате, вымою рот с мылом трижды, чтобы никакое согласие из него больше не вылетело!       — Что-что? Я не расслышал, — не скрывая веселья, с фальшивым недоумением переспросил он.       — Я не собираюсь повторять это.       Да, я уже бывала у него, но спьяну и это не считается! А вот теперь… теперь все намного хуже.       — Жаль. После вас, принцесса.       Закатив глаза и растянув воротник-резинку над головой, я сделала шаг вперед и тут же взмыла в воздух. Сообразить, что это не проделки Гарри Поттера, колдующего из-за угла, было нетрудно, а разозлиться смертельно — еще легче.       — Поставь меня на место! У меня есть ноги! — взревела я, и не думая обхватывать шею Эванса руками.       — Да, знаю — я знаком с местечком между ними, — со смехом заявил он, за что карма в моем лице тут же выписала ему наказание кулаком в плечо. Не лучший мой удар, но точно ощутимый. — За это с тебя десять поцелуев! И, если ты не хочешь промочить трусики в ближайшей луже, — он старательно передразнил мой тон, — лучше не брыкайся.       — Господи, как же я тебя ненавижу, адское ты создание! — зажмурившись, проскулила я. Ну за что мне это все? Кого я обидела, кроме тех несчастных, напоровшихся на мой цинизм? Их судьбы, по правде сказать, никогда меня не заботили, но это ведь ничего не значащий пустяк, верно?       И самое отвратительное в этом всем даже не то, что варвар-захватчик — теперь не только столов, но еще и принцесс — тащил меня, как добычу, в свое логово! Это не конец вечера, и страшно представить, что мне предстоит пережить дальше. Я, конечно, надеюсь на долгожданный секс, но что, если он затребует посмотреть с ним историю этой трески с коралловыми волосами или мытарства горничной семерых гномов? И куда мне после этого спрятать тело?!