That's my spot

      Подлив вина в бокал, я покосилась на медведей и вздохнула.       — Вы, черти из синтетики, как это произошло? Вот как?!       Разговаривать с русалками и грызунами странно, а обвинять плюшевые игрушки, единственная обязанность которых — оберегать меня от необдуманных поступков, связанных с парнями, и чувств, которые они вызывают, — вполне естественно. Только для этого два пылесборника поселились у меня на полке. И они не справились. Надо казнить их! Скормить моли! Или…       Бросившись к ним, я схватила одного медведя и со всей дури потянула его за голову. Так тоже неплохо. Побуду палачом. Себя ведь уже похоронила.       И все из-за Эванса, будь он неладен!       Я прекрасно помнила, как его взгляд говорил «нет».       Как после затянувшегося молчания искусанные мной губы распахнулись, чтобы произнести то же самое слово.       Но, к счастью — хотя как посмотреть, — я соображаю быстрее него. Поэтому раньше включила голову, заблокировав желание доказать себе, что он всецело в моей власти. Я ненавижу думать так, я проклинаю себя за потребность время от времени убеждаться в этом, если мне кто-то небезразличен, я презираю это в себе — это еще одна чертова слабость, которую я отчаянно пытаюсь искоренить уже не первый год. И я думала ведь, что излечилась, что скальпелем удалила ее навсегда. А теперь выясняется, что этот недостаток все еще при мне. Что же я тогда вырезала? Мозги? Похоже на то.       В общем, в том, что Эванс согласился выпить с Лесли, виновата была я. Ну, хотя бы потому, что это самое согласие я озвучила за него. Ох, как же он удивился. Небось рассчитывал, что я тут же выболтаю Шелли о сексе, экспериментальных отношениях и еще черт знает чем, происходящем между нами.       И вот теперь, напиваясь в гордом одиночестве, еще и пережив такое потрясение днем, я ненавидела весь мир. Я злилась. Я чувствовала, как болит в груди: словно проржавевшее насквозь сердце скребут щеткой с металлическими зубцами. Она, вроде, должна очистить его, привести в порядок, но это ощущение меня убивало. По-настоящему. А вино с анестезией не помогало ни капли, хотя я влила в себя уже полбутылки, и планировала выпить еще.       Я одержима им. Не мерло, конечно же, а этим возмутительно наглым, абсолютно ничего не знающем о стыде и личном пространстве, варваром-завоевателем чужих столов и тел. Он был прав: я помнила все. Помнила его дыхание на коже, такое жаркое и пропитанное экстазом; помнила его рык мне на ухо, от которого мурашки расползались по плечам; помнила, как он толкался во мне и каким блаженством это казалось. Вряд ли когда-нибудь удастся забыть это. Нет, я знаю, что, по-идиотски начав испытывать что-то к другому человеку, все мы думаем так, все мы обманываемся, что это навсегда, что больше мы не подпишем себе любовный смертный приговор — а некоторые, особо наивные, считают, что и не придется, — но не зря я боялась сближаться с Крисом. Я была уверена сразу, он меня погубит. И я, похоже, не ошиблась.       Так и не обезглавив тупого медведя, с недоумением пялившегося на меня своими черными пластиковыми глазами, я швырнула его в мольберт и вернулась на диван. От бокала в руке стало чуточку спокойнее, но внутреннюю бурю, увы, ничему не унять.       Еще вчера мы поссорились из-за Лесли. Из-за Шелли, какого-то хрена переметнувшейся из лагеря наших шипперов в стан врага. Из-за того, что я, видите ли, давила на него, наседала — к чему он должен был уже привыкнуть, — и заставляла его встретиться с другой. Сразу после нашего секса это, оказывается, звучит довольно унизительно, особенно вкупе с такой явно заниженной оценкой. Да-да, то, что он наконец-то решил воспользоваться местечком между моих раздвинутых ног, которое я уже заколебалась ему предлагать, по мнению Эванса расширяло его права и полномочия. Чушь собачья! Это был просто секс, который таковым никогда не являлся, но я не собиралась озвучивать ему все свои впечатления, полученные вместе с оргазмом.       Зато весьма многословно — и с кучей ругательств, куда же без них, — сообщила, что увильнуть не удастся. Сослаться на недомогание тоже — Шелли просто перенесет их встречу с Лесли. А заявить прямо и открыто, что он занят — благородное, но напрочь дебильное решение. Проблема в дружелюбии этого лабрадора-переростка. Я серьезно. Он сам прикормил главную сплетницу улья откровениями своей жизни, как утку хлебными корками в парке, и теперь, когда он столько времени для нее оставался свободен, чертовски подозрительно было бы вдруг выдать, что это на самом деле не так. Еще и девушку пришлось бы ему выдумывать — естественно, я не намерена официально носить это звание. На кой черт мне такие проблемы, если других, также связанных с Эвансом, полным-полно?       Вот так, спустя три перепалки по пятнадцать минут и гневную смс-переписку, я уговорила его подарить Лесли незабываемый вечер. И, чтобы потом никто не обвинял меня в отсутствии великодушия, позволила ему делать все, что он пожелает. Точнее, Крис не спрашивал, а я… Сообразив, что он научился читать мои эмоции, мои подлинные эмоции, которые даже я порой разобрать не могу, я была подчеркнуто мила и любезна. Ну, в своем стиле: с ворчанием, проклятиями и едкими выпадами.       И я обвела его вокруг пальца. Как мне казалось тогда.       После обеда, дотянув до крайней степени отчаяния, когда не очень-то выходит контролировать поступки и до убийства в состоянии аффекта рукой подать, я решилась на рискованный шаг. И придумала идеальный вариант, чтобы напомнить кое-кому, что лучше меня девушки все равно не существует, несмотря на все мои преимущества, которые другие называют недостатками. Во всем мире он такую не сыщет.       Вернувшись из уборной, соблазнительно покачивая бедрами я проследовала к его столу и запятнала честь и невинность мышей черным кружевом стрингов, как каракатица чернилами: небрежно бросила их на всю эту кучу денег, оставленных в лавке сувениров Диснея.       — Это тебе талисман на удачу, — приторно пропела я. — Чтобы вечером все прошло как надо.       Отложив в сторону карандаш, Эванс откинулся на спинку кресла и воззрился на меня. Едкая ирония в голубых глазах расплескалась до той самой темной каймы по краю радужки. Кое-кто сердился. А зря. Мог бы предвкушать. Я почти не сомневалась, что из принципа он уложит на лопатки эту Лесли и непременно сделает селфи на ней, которое тут же отправит мне. Моя школа. Я бы поступила точно так же. Я знаю, как это разрушительно. Один снимок — миллион осколков разбитого сердца. Это если его наличие у вас подтверждено кардиологом.       — Считаешь, мне следует предложить ей надеть их?       — Считаю, что это был просто жест доброй воли, и я уже жалею, что решилась на него.       Нет, ни капли.       Все, что я испытывала в тот момент, — это уверенность, что я поступаю правильно. Ну, и желание использовать их вместо кляпа, понимая, что желчный ответ на подходе.       — Вместо того, чтобы попросить меня остаться… — присвистнул он, покачав головой.       — Как ты себе это представляешь? — фыркнула я.       Зря, кстати, я спросила это. Для Эванса порой не существует риторических вопросов.       — О, очень живо, — он вдруг выпрямился. Так быстро поднялся с кресла, что я не успела отпрянуть, а после вчерашнего, ну, того, что было до появления гонца, не забыть бы сбросить которого с обрыва за паршивые вести, часть меня и не хотела молниеносно увеличивать расстояние между нами. Возможно, я поплачусь за это. — Ты легко можешь сделать это своим великолепным ртом, — его пальцы коснулись моих губ, — который может уничтожить одной фразой и дарит ни с чем не сравнимое наслаждение. Ты просто откроешь его и произнесешь своим капризным голоском: «не ходи на это свидание, Кристофер Роберт, я не хочу». И прошу, пусть тон будет самый надменный, чтобы я не обезумел от счастья.       — Ага, а потом явится Золушка и коронует тебя, и в твоей волшебной стране единорогов и пластиковых мышей наступит хэппи-энд. Господи, какие же тараканы у тебя в голове, Эванс!       — С Крошкой Ди тебя ничего не останавливало. Неужели это так сложно?       Пытаться держать в узде мысли, по-прежнему чувствуя твое прикосновение? О да.       — Не забыл, что я сама настаивала на этом свидании?       Я вот не забуду. Наверное, никогда. Дьявол! Как же паршиво снова испытывать что-то! Стоило только замаячить на горизонте другой девушке, как мою крышу тут же сорвало! Крошка Ди, в отличие от нее, не доводила меня до такого состояния. Она ведь вешалась на всех и каждого, а тут я была уверена, что Шелли присмотрела своему обожаемому и идеальному Крису отличную кандидатуру на роль постоянной пассии.       Я понятия не имела, что это за Лесли, хотя не исключено, что слышала о ней пару раз, просто, как и всегда, игнорировала ненужную мне болтовню о незнакомых людях, но мое воображение рисовало ее высокой брюнеткой модельной внешности, получившей три Нобелевские премии, спасавшей детей в Африке, придумавшей вкуснейший заменитель мяса, чтобы коровок по всему миру наконец-то перестали убивать, и добавившей тринадцать поз в Камасутру. Заочно она уже раздражала меня примерно так же, как и приторные ванильные розовые сопли диснеевских сказок, разъевших мозг Эванса.       — Да, и ты же говорила, что плюшевый кухонный маменькин мальчик никогда не трахнет принцессу. Не ко всем твоим словам стоит прислушиваться, поверь мне.       Да сколько можно уже цитировать это?!       — Разве в сказках не так? Трахаются с принцессами, женятся на тихих служанках. Ты почти у цели.       — Может, проблема в том, что принцессы панически боятся женитьбы?       Это удар ниже пояса!       И этот мерзавец прекрасно знал, что делает. Ожидая моей реакции, он еще и смело сверлил меня насмешливым взглядом.       Наверное, рассчитывал, что я пошлю его к черту. В миллионный раз.       Но я лишь подняла в ту секунду казавшиеся тяжелее бетонных плит уголки губ в улыбке и протянула:       — Чего ты жалуешься, а? Тебе же лучше: не предлагая, ты не получишь мой отказ. Розовые очки у тебя на глазах останутся целыми.       Я сильно рисковала, не взорвавшись в ответ. Я могла себя этим выдать.       Но оккупант чужих столов, мыслей и ночных кошмаров, которые сегодня точно мне приснятся, просто кивнул, соглашаясь со мной.       Как-то слишком гладко все. Подозрительно.       Хмыкнув, я вернулась в свою тихую упорядоченную гавань. Этот стол всегда был зоной комфорта, местом, где получалось абстрагироваться, забыться в работе, не думать ни о чем. Но теперь, когда мы осквернили его шикарным сексом, я боялась, что это больше не сработает, не с соседом, лишавшим меня покоя ежеминутно даже просто своим существованием, не говоря уже о совершенном пенисе, идущем в комплекте с его умелыми губами.       Прочесав по бороде, все еще возвышающийся над русалками и подружками гномов Эванс цокнул языком.       — Знаешь, принцесса, только тебе под силу настолько вывести меня из себя. Кто-то даже считает, что это показатель того, как сильно я без ума от тебя.       Я мотнула головой, словно пыталась отбиться от этих его слов, чтобы они не поселились у меня в мозгу и не отравили его надеждой и прочей дрянью.       — Я уже устала повторять: тебя предупреждали.       — Помню-помню. Ты можешь вытирать об других ноги двадцать четыре на семь. Как тебе кажется. И ты совершенно не задумываешься о чувствах других. Потрясающе просто, как ты упорно закрываешь на них глаза!       — Мы снова о том, что я нанесла тебе смертельное оскорбление? — наморщила я нос.       Взмахнув указательным пальцем, он сорвался с места и ринулся к двери. Замок щелкнул, и по позвоночнику пробежал неприятный холодок. Я не планировала спать с Крисом, наоборот, вновь начала убеждать себя, что этого не произойдет больше. Но знала наверняка, что отказаться, что воспротивиться этому не смогу, если Эванс предпримет попытку заполучить меня. Влечение и похоть слишком глубоко проросли во мне, сейчас я уже не искореню легко и практически безболезненно любую тягу к нему. Я не смогу спастись, я предчувствую это.       — Не-а, мы о том, что я хочу с тобой сделать.       — Оставь хоть немного запала на вечер, ковбой, иначе разочаруешь девушку висяком.       — О, так мне и натянуть ее можно? — ядовито изумился он, вернувшись к креслу. К счастью, дистанция между нами была безопасной, и я могла дышать без проблем и легко отбивать его выпады. — Как тебя?       Скривившись, я передернула плечами.       — В зависимости от твоих предпочтений. Уверена, тебе на свидании дирижер не нужен.       — Да, мне на свидании нужна ты.       Ох, ну зачем?!       — Ой, не стесняйся, — отмахнулась я, скрипнув зубами. — Думаю, Лесли тебя не разочарует.       — Эти трусики… Зачем ты их принесла? — поддев стринги средним пальцем, он поднял их со стола. Покачиваясь в воздухе, черное кружево казалось жалкой мольбой о помощи, не попыткой продемонстрировать сексуальную раскрепощенность. Поздно я подумала об этом, поздно.       — Просто невинная шутка. Ответный подарок на твой футляр с презервативом, правда, времени, чтобы его упаковать, у меня не было.       — И ты хочешь услышать сейчас, — облизнув губы, выдохнул он, — как я думаю о твоей мокрой девочке, теперь не прикрытой ничем, кроме этих брюк?       — Вообще-то не очень, — наморщила я нос.       Но между ног и правда стало жарко. Заполучив его всего раз, я все еще была голодна, и сама же не просто посадила себя на диету, но и замкнула холодильник, выбросив ключ в реку.       — А придется. Понимаешь, бедняжке Лесли и так ничего не светит. Проблема в том, принцесса, что крепко встает у меня на тебя.       — Тогда тебе к сексопатологу.       — Не могу же я заявиться к нему с этим.       Опустив руки, Крис приковал мой взгляд к ширинке, под которой уже выделялась его эрекция. Какого черта?! За всеми этими переживаниями, страданиями и мучениями я даже не заметила, что он завелся, хотя он продефилировал передо мной туда-обратно, но я настолько зациклилась на происходящем внутри, что перестала обращать внимание на что-либо вокруг. Он ведь об этом говорил, да?       Дернув ремень, Крис разделался с пряжкой и расстегнул молнию. Одним движением. Без малейших колебаний. Он знал, что делает. Он хотел, чтобы я смотрела.       — Прекрати.       — Но ты ведь сама подарила мне эти трусики, — самый гнусный и расчетливый варвар в мире помахал ими, как звездно-полосатым флажком четвертого июля. — Я просто нашел им применение. Что может быть лучшим антистрессом перед свиданием, чем дрочка? Сниму напряжение, выпущу пар и буду максимально расслаблен для милой Лесли.       — Не смей! — сдавленно процедила я сквозь зубы, вцепившись в край стола. Костяшки пальцев побелели, но меня так трясло от гнева и возбуждения, накатившего внезапно, что я была в шаге от истерики. Вот так быстро и безо всяких усилий он превратил весь мой спектакль в унылое зрелище, которое на Бродвее забросали бы не лифчиками и букетами, а заплесневевшими томатами.       — Но мы же не хотим, чтобы я выплеснул весь свой гнев на киску ни в чем не повинной девушки, принцесса? — высунув кончик языка, Эванс сосредоточился на моих трусиках. Намотав их на ладонь, он пропустил резинку между пальцами и с наслаждением провел пятерней по своему члену, все еще спрятанному под серыми боксерами. — Это тебя я сейчас хочу трахнуть до потери сознания. Только тебя.       — Я сейчас развернусь и уйду. И вообще проваливай в свой уголок для дрочки!       — Хоть сейчас не ври, — огрызнулся он, будучи снова таким же властным, самоуверенным и жестким, как в кабинете у Реннера. С теми же обездвиживающими меня, металлическими нотами в голосе. — Ты хочешь посмотреть. Я вижу, как пылают твои щеки и блестят глаза. Я знаю, что ты голодна. В конце концов мне же нужно дать тебе пищу для размышлений на вечер, пока я буду с другой. Чтобы ты не кусала локти и не сгрызала свой маникюр, лучше займешь пальчики воспоминаниями об этом. Потому что, детка, он стоит сейчас так крепко из-за тебя.       — Да хоть из-за Микки-Мауса, мне плевать.       Я старалась контролировать дыхание, но воздуха катастрофически не хватало, а каждый новый вдох, казалось, был пропитан дурманящим запахом дьявола-искусителя, спустившего штаны передо мной. Он находился далеко, я не могла чувствовать аромат одеколона и его тела, но все равно поплыла, отдаваясь разгоревшемуся внутри пожару. За что мне это все? Разве кара для ледяных стерв не иная? Почему мне в наказание достался он?       — Нет-нет, из-за тебя. Из-за твоей задницы, если точнее.       Сцепив пальцы вокруг высвобожденного из белья члена, он зажмурился на миг и вздохнул, видимо, настраиваясь на показательное выступление.       — Я просто обязан обрушить на нее всю ярость. Уложить тебя животом на колени и заставить пожалеть о том, что ты вытворяешь. Уже представляю, как ты будешь ворчать, как будешь пищать. Проклинать меня, конечно же, — слова слетали с его языка в такт движениям руки, ни на секунду не останавливающейся на твердом стволе, наливающемся возбуждением еще и еще. Я прекрасно помнила шелковистую кожу этого члена, его вкус, то, как он подергивается, взрываясь спермой у меня во рту. И ненавидела себя сейчас вдвойне: за то, что сама спровоцировала все это, и за отчаянное желание снова опуститься перед ним на колени. Чтобы его стоны, его срывающийся голос были последствиями моих действий, а не этого соло. — Но я снова и снова буду шлепать тебя. Может, даже сыграю на твоей превосходной заднице, как на барабанах, чтобы ты навсегда запомнила это, принцесса, и никогда больше не решалась настолько бесить меня, чертова стерва. Мы ведь могли заниматься этим вместе. Забить на Лесли, на Шелли, на всех на свете, и трахаться весь вечер, — зацепившись черной полоской ткани за головку, он, стиснув зубы, зарычал, инстинктивно толкаясь бедрами вперед. Так, как бы он сделал, если бы был во мне.       — Прекрати… — прошептала я, зная, что он не услышит.       Скрестив ноги под столом, я надеялась хоть на самую малость унять эту треклятую потребность в наполненности, эту пустоту, пропасть, развернувшуюся в низу живота. Я так сильно хотела его, что мое тело словно наэлектризовалось, и каждое прикосновение закончилось бы экстазом. Я ничего не соображала из-за головокружения, из-за спутавшихся в один клубок мыслей, из-за этих щекочущих в чувствительных точках импульсов. Я едва сдерживалась от соблазна сунуть руку в брюки и, ощутив, насколько я влажная, попытаться немного облегчить эту пытку. Но я знала, стоит мне сделать это, я проиграю автоматически. Поэтому я держалась. Держалась и страдала, пожирая взглядом его толчки в кулак, опутанный моими трусиками, и жадно ловила мгновения, когда головка показывалась из плотного кольца пальцев, будто это было способно доставить удовольствие не только ему, но и мне.       — А потом бы я снова отымел тебя в рот, принцесса. Господи, твой прекрасный рот. Как же я ненавижу и обожаю его, если бы ты только знала.       Свободной рукой упершись в столешницу, он зашелся в хриплом стоне, не останавливаясь, не давая себе ни малейшей передышки, продолжая снова и снова работать рукой, натирая каменный ствол кружевом, хранившим мой запах. Его лицо исказилось от подступающего наслаждения, а веки подрагивали. Мне казалось, я видела, как пульсирует на шее венка, расположенная недалеко от пары родинок.       Вдруг открыв глаза, пьяные, затуманенные пороком и безумием происходящего, Эванс выразительно взглянул на меня, затормозив всего на мгновение.       — Детка, это ведь неправильно. Я должен трахать твою девочку, не твои трусики. Какой в этом толк.       Но я не пошевелилась и не разомкнула, кажется, слипшиеся намертво, навсегда лишив меня способности говорить, пересохшие губы. Продолжала следить за ним не моргая, хоть и была согласна: так действительно не должно быть.       Осознав, что ему не уговорить меня, Крис бросил ядовито, что я упрямица, которая останется без сладкого, и вернулся к своему занятию, яростно спускаясь пальцами до темных жестких курчавых волос и поднимаясь к розовой головке, уже увенчанной первой каплей.       Скоро он кончил. Специально ткнулся в стринги, заливая их спермой, стараясь полностью перепачкать и без того уже ни на что не годный кружевной лоскуток и рухнул в кресло, часто-часто дыша.       А я вот облегчения вообще не ощутила.       И до сих пор страдала от этого. Пыталась выжать из себя хоть слезинку — кажется, так лечат душевные переживания другие девушки, — но, наверное, после дневного перевозбуждения впустую у меня обезвоживание, поэтому ничего не получилось.       Ладно, подключим пиццу. Закажу с ананасом, займу себя тем, что буду выбирать из сыра эти мерзкие на вкус кусочки, может, так отвлекусь и перестану думать, что свидание уже в самом разгаре. Что Эванс включил все свое очарование — перед уходом он заявил мне прямо, что, раз я дала ему зеленый свет, он не станет отпугивать Лесли. Что она уже от него в восторге, как и все, кто когда-либо сталкивался с ним. Как, наверное, и я, ну, порой, в моменты, когда даю слабину.       — Я не хочу чувствовать к нему это. Не хочу. Не хочу-у-у-у-у… — взвыла я, уткнувшись лицом в диванную подушку.       Через минуту в дверь постучали. Прекрасно, миссис Джулиани услышала мой вопль отчаяния и пришла уточнить, все ли в порядке. Теперь придется объясняться еще и с ней.       Затянув потуже пояс халата и прихватив бокал с вином, как гарантию, что у меня все под контролем и я просто расслабляюсь после тяжелого рабочего дня, я поплелась в прихожую.       Но на пороге обнаружилась вовсе не любопытная соседка. Во-первых, она ниже. Во-вторых, у нее нет бороды. В-третьих, она не обладает способностью бесить меня одним лишь фактом своего существования и вводить в ступор вот такими вот сюрпризами.       — Серьезно, Эванс?! — прорычала я, после недовольно поджав губы. Хотя, едва я увидела его, сердце забилось от ликования так неистово, как в последние секунды перед инфарктом.       — А ты думала, я упущу возможность сказать тебе, что ты упрямая безмозглая принципиальная идиотка, которая, скорее, умрет, чем признает, что я ей нравлюсь и она не хочет, чтобы я мутил с другими?       Дожидаясь ответа, он бесцеремонно выхватил у меня вино и в два глотка опустошил бокал, пока я пыталась восстановить связь с реальностью и переварить и его появление, и услышанное.       — Ущипни меня.       — Как скажешь.       Притянув меня к себе, этот ужаснейший оккупант чужих столов по-хозяйски сунул ладонь под халат и приложился к моей заднице. Подскочив на месте, я одарила его испепеляющим взглядом.       — А как же Лесли?       — О, она бесподобна. Горячая и умная. Она реально хороша, Шелли постаралась на славу.       — Пришел похвастаться?       Нервно дернув воротник клетчатой рубашки, он вздохнул. Устало и разочарованно. Похоже, он со свойственной ему наивностью рассчитывал на более теплый прием.       — Конечно, больше причин заявиться к тебе у меня не было.       Опустив глаза, я понизила голос и еле слышно призналась:       — Я рада, что ты здесь.       Надеюсь, до него дойдет, что это мой максимум.       — Не совсем то, что я хотел услышать. Но сгодится. Ох, принцесса, тебе повезло, что я наглый, сговорчивый и твой. Больше никаких Лесли.       — Больше никаких, — повторила я за ним. И добавила: — Я соскучилась...       Втолкнув меня в квартиру, Крис потянулся к моим губам, ногой захлопнув дверь. Он взял меня прямо там, в прихожей, у той стены, где впервые продемонстрировал мне, что его рот может не только попусту рассыпаться грязными фразочками. Он зацеловал почти до обморока, довел до такого исступления, что я готова была умолять его о чем угодно, только бы получить желаемое. Потом подхватил на руки и насадил на свой член, заставляя забыться, заставляя одержимо рваться к финишу одновременно с ним, уже не соревноваться, а двигаться синхронно, соединяясь телами, сплетаясь дыханием и сердцебиением, стонами, заполняющими мою квартиру.       С оргазмом долгожданные слезы брызнули из глаз. Ладно, порой довольно сладко побыть принципиальной идиоткой, но лучше не злоупотреблять с этим. И завтра я все равно стану все отрицать.