That's my spot

      Сквозь щель приоткрывшейся двери, настолько узкую, что в нее не втиснулся бы и Микки-Маус, в ванную каким-то уму непостижимым образом просочился бородатый источник всех моих проблем, бед, неприятностей и катастроф, одна из которых как раз в самом разгаре. А будет хуже, значительно хуже. Я знаю.       Эванс принес фен. А еще мою сумочку, слаксы и свою рубашку — не футболку с какой-нибудь мультяшной пустоголовой дамочкой-сардиной и на том спасибо.       — Ты… — зашипела я, завидев его, постаравшись вложить в это коротенькое слово всю свою ненависть, презрение и гнев. Не помогло. Я загнана в угол — пусть это и полное пара, вполне симпатичное помещение, без окон, с единственным выходом, ведущим в эмоциональный ад. — Ты все это подстроил!       Негодование, как лава, наседавшая на вулкан изнутри, требовало выхода, и я схватилась за полотенце. Махровая ткань, от воды потерявшая свою пушистость и превратившаяся в достаточно сносное орудие праведного гнева, врезалась в плечо варвара, без предупреждения знакомящего с родней наивных девушек, с которыми он спит. В аккурат по тельцу, выглядывавшему из-под рукава и сыгравшему роль мишени. Жаль, что там изображен не осел, такой упрямый, безмозглый, наглый, самоуверенный, гадкий ишак, портящий жизнь другим. И если после этого я еще хоть от кого-нибудь, включая Шелли, услышу, какой он замечательный, собственноручно голову отвинчу. Этому человеку. Эвансу живым из ванны не выйти.       — Да я тут ни при чем! — с обидой в голосе взревел он, не успев нацепить периодически срабатывающую на мне гримасу обездоленного щенка.       Ага, так я тебе и поверила.       У него за спиной тут же раздался стук, а следом — вопрос:       — У вас там все нормально?       — Да, мам, — пролепетал повелитель всех идиотов и их почетный вдохновитель.       И прижался всем телом к двери так, словно опасался, что женщина за ней уже вооружилась пожарным топором и вот-вот ворвется сюда с фразой «А вот и Джонни».       Учитывая, что я по-прежнему голая, а это точно баллов мне не добавит, даже если она оценит по достоинству мою фигуру, на какую-то долю секунды я испытала подобие благодарности. Но лишь подобие. Естественно, основной моей эмоцией сейчас была ярость.       — Между прочим, я в таком же шоке, как и ты. Она приперлась ни с того ни с сего, с печеньем, — понизив голос, сообщил Эванс.       — Ой, бедненький, — пропела я с язвительным фальшивым сожалением.       Но, смерив оккупанта чужой мебели недоверчивым взглядом, я вынужденно признала: да, на предвкушение от нашего знакомства это не смахивает уж точно.       Впрочем, мне прекрасно известно, насколько коварный мерзавец передо мной, пытавшийся и раньше — примерно миллион раз — провести меня. Верю я по-прежнему лишь самой себе. А зря, если учесть, что я увязла в нем настолько, что вчера притащилась сюда и осталась на ночь. Не повелась бы на его отчаянную мольбу, не влипла бы в этот мини-апокалипсис.       — Дело твое, — передернул он плечами, оглянувшись так, будто обладал рентгеновским зрением и проверял, вернулась ли его мама на кухню или все еще ошивается поблизости, периодически прикладываясь ухом к двери. — Но ты, принцесса, скажем так, — он кашлянул, заполнив повисшую внезапно паузу. Храбрости что ли набирается перед последними словами? Это его не спасет. В старину висельник получали помилование, если за него согласится выйти какая-нибудь девушка, интеллектом, видимо, недалеко ушедшая от Золушки. Но я скорее отгрызу себе ногу, чем выйду замуж. Значит, чудесного спасения сегодня не предвидится. — Не та девушка, знакомство которой с семьей без предварительной подготовки пройдет гладко.       — Да ты совсем охренел что ли?! — прорычала я, бросившись на него. Возмущенно треснув его еще раз полотенцем, я, правда, быстро угомонилась и даже согласилась с ним. Только в этом! — Ладно, ты прав, это так.       Это усугубило паническое настроение Эванса. И его можно понять — с непривычки, что я накануне забрела к нему сама, а теперь вообще признала его правоту, странно, что он без сознания тут не грохнулся, подражая какому-нибудь персонажу из своих обожаемых мультиков.       Вместо этого бородатый несносный пособник дьявола принялся теребить цепочку на шее, с тревогой поглядывая на меня.       — Избавься от нее, — повелела я.       От мамы, не от украшения, талисмана или черт его знает, что символизирует эта его подвеска с каким-то святым. Эванс и святость — это полнейшие противоположности, уж я-то знаю. Понятия не имею, какого черта он ее таскает постоянно.       Похититель не принадлежащих ему столов и даритель возмутительно обалденных оргазмов покачал головой.       — Не выйдет.       Ну да. Львица, знающая, что в кустах притаилась антилопа, никогда не уйдет.       Черт! Вот поэтому я всячески саботирую знакомства с семьей — это я львица, та самая кровожадная кошка, раздирающая их драгоценных сыночков на части и после расставания оставляющая свалку эмоциональных лоскутов вместо них. А когда ты под пристальными сканирующими, выискивающими малейшие изъяны, взглядами мамочек и папочек, роли меняются: превращаешься в жертву. Ненавижу это. Ненавижу.       Увы, принимая предложение руки, сердца и одного-единственного пениса, пока он не перестанет стоять, следует помнить, что знакомство с родителями — следующий шаг глубже в болото. Чтобы трясина по самые уши и без потерь уже не выкарабкаться.       Пока мы просто были в отношениях, и я мирилась с этими моноспектаклями «я такая же, как все, просто обычная девушка, без заскоков», юлить было легко. Отвлекать внимание минетами, ссылаться на болезнь и занятость, путать карты. Но бриллиант на пальце — прямой билет в семейное гнездышко. Это мой просчет. Дважды.       А с Крисом, черт бы его побрал, Эвансом все пошло наперекосяк, как и всегда. Не по сценарию. Когда внезапность нападает на меня со всех направлений, я не всегда знаю, что делать. Это сложно. Это никак не вяжется с продумыванием следующих ходов и уж точно — с сохранением самоконтроля. Я пытаюсь цепляться за него в таких ситуациях, но он ускользает, как жидкое мыло сквозь пальцы.       — Придумай что-нибудь. Ты же у нас тот еще фантазер, — и это был не комплимент. — Просто убери ее отсюда, чтобы я могла беспрепятственно уйти, не породив еще больше проблем. Твоя мать — твоя забота. Хоть жонглируй перед ней своими мышами.       Пригладив несколько раз ладонью волосы, похоже, настраиваясь на взрыв, который точно последует после его ответа, он вновь покачал головой.       — Единственный вариант, принцесса, — это познакомиться с ней. Лицом к лицу. Если ты, конечно, не подумываешь вырыть подкоп зубной щеткой.       — Сначала я вырою ей тебе могилу! — огрызнулась я. — И будь уверен, на надгробии не будет ни единого ласкового слова. И похвалы тоже.       — И почему я не удивлен…       В такой ситуации Эванс еще нашел в себе силы отпустить смешок. И я снова задумалась, имеются ли у него хоть крохи инстинкта самосохранения.       — Черт. Черт! — повторила я уже громче, в сердцах швырнув полотенце обратно на умывальник, а следом упершись ладонями в его белоснежный бортик. — Вчера я перевыполнила план по уступкам на четыре года вперед, — это я произнесла совсем тихо, склонив голову и зажмурившись.       Мне прекрасно известен выход из этого тупика. Но с Эвансом чувственное безобразие между нами развивалось иначе, хаотично, не так, как с другими. И мысль, что в итоге мне придется наступить на те же, на абсолютно все те же грабли мою голову пока не посещала — без нее и так тесно тем самым тараканам, спасением которых пытался заняться один варвар.       Сделав шесть глубоких вдохов и долгих выдохов, я сжала и разжала кулаки, убеждая себя, что в третий раз это пройдет без проколов, как было и в предыдущие. В дополнение к смертному приговору Эванса я выпишу еще один — нашим отношениям. Вот финал спектакля, который ему и его маме предстоит узреть.       — Расслабься. Все пройдет идеально, — твердо заявила я, поднимая взгляд в зеркало и растягивая губы в добродушной приветливой улыбке. Нет-нет, это перебор, слишком видно зубы, надо чуть-чуть сбавить обороты, чтобы не показаться пока незнакомой мне женщине психопаткой, и плевать, что я, наверное, наполовину такая и есть. Меня все устраивает.       С подозрением уставившись на меня, Крис нахмурился.       — О чем это ты?       Надо же, и даже сейчас, с застывшими в тревоге чертями, обитателями голубых глаз, он не бросился к маме, чтобы поскорее спровадить ее отсюда. А Шелли бы не выдержала. Слабачка.       — Твоя мама будет в восторге, обещаю. Я знаю, как должна вести себя, уже проходила это. И да, запомни, после затянувшегося свидания с мультяшками и спагетти ты по-джентльменски уступил мне спальню, — как и предлагал, но в итоге в кровати мы оказались вместе, а Доджер, рассчитывавший составить нам компанию, был выставлен за дверь. — А сам спал на диване. Всем мамам нравится считать своих пирожочков воспитанными паиньками, не трахающими похотливых подружек до рассвета. И не раскрашивающих их засосами, — я бросила на него злобный взгляд, все еще продолжая улыбаться.       Вообще-то именно этим тот коварный развратник-манипулятор и занимался. Всю ночь напролет. И если задрать его полосатую футболку, на спине обнаружится узор из розовых царапин. Потому что в некоторые моменты сладостное сумасшествие зашкаливало настолько, что вытерпеть это было сложно.       — И как бы тебе ни хотелось взять под контроль и эту ситуацию, — может, хоть этот выпад сотрет с его лица выражение полнейшего охреневания от происходящего. Пора включаться, пустая башка! Включаться и подыгрывать мне! — Но боссом буду я.       — Не понял.       Неудивительно. Слишком много его заветных желаний исполнилось подряд. Зная его феноменальные способности по приукрашиванию и переворачиванию действительности с ног на голову, он явно уже вообразил, что у нас десять детей, вмещающий весь этот выводок «вольво» и дом в Саванне. Омерзительная картинка! Но чего еще ждать от фаната диснеевской сахарной ваты — заменителя серого вещества.       Степфордская — почти — женушка, которую я буду изображать, вполне вписывается в этот розовый приторный мирок тотальной слепоты и тошнотворного счастья.       Я до сих пор помню, когда, исчерпав все отмазки, накачивалась слабеньким успокоительным перед парой судьбоносных, напрочь лицемерных ужинов, чтобы получше сдерживать порывы ужалить кого-нибудь в ответ на тупость. Один из них, к тому же, был вегетарианским. И не просто состоящим только из овощей, бобов, зелени и прочей соломы, а еще и жутко безвкусным. А я нахваливала его и клялась, что в жизни не пробовала подобного объедения, размазывая хумус по тарелке, вместо того чтобы заставить себя проглотить его.       И дома, в душе, после благодарственного секса за то, что все прошло так гладко и родители от меня в полном восторге, я терла кожу до красноты мочалкой, пытаясь отмыться от этого чужеродного образа золотой, располагающей к себе, девочки.       Я думала, навсегда попрощалась с ним. Сожгла в пепел и развеяла по ветру после ухода и одного, и второго катализаторов покупки плюшевых засранцев-медведей.       А что в итоге? Вот она, снова эта инопланетянка, затравленно пялится на меня из отражения в зеркале.       Как же я ее — и себя — презираю и ненавижу за это.       И Эванса тоже.       Я должна была оттолкнуть его посильнее, чтобы грохнулся на задницу больнее и отстал от меня. Чтобы больше никогда не подходил ко мне. Чтобы и слово боялся сказать, находясь рядом.       Я провалилась по всем фронтам.       Неудачница.       — Эй, Земля вызывает идиота, из-за которого мы оказались здесь, — щелкнула я пальцами несколько раз, не особо рассчитывая, что это сломает ступор вредного варвара.       — Нет, я не понял, какого черта ты собралась вытворить, — отчеканил он недовольно, вдобавок сузив глаза.       — Сам сказал, я не та девушка, которую знакомят с родными. Поздравляю, в ближайшие полчаса я буду именно ею. Но не радуйся, сам знаешь, к чему это приводит — к двум пылесборникам на полке. Скоро к ним присоединится третий, а после они все отправятся на свалку.       — Если я правильно помню, для этого я должен сделать тебе предложение.       Закатив глаза, я сосредоточилась на рубашке и слаксах, которые он оставил на корзине для грязного белья. А дома в шкафу специально для случаев с родственными капканами висит шикарный брючный костюм от Дольче. Все эти годы я убеждала себя, что не избавилась от него исключительно из-за заоблачного ценника. Или часть меня, отвечающая за наивность и еще, к сожалению, не отмершая, тайно надеялась, что мне придется-таки пройти через этот ад снова?       — Нет, — сухо и твердо бросил Эванс, вынуждая меня вновь переключиться на него.       — В смысле, нет? — повторила я за ним ошеломленно, подбоченившись, совершенно не заморачиваясь над тем, что я все еще голая. Каждый дюйм моего тела уже отравлен, уже пропитан насквозь его дурманящим «Киллианом». Изображать из себя недотрогу после того, как ночью кричала под ним, — сущая нелепость.       Голубые глаза сейчас по цвету сливались с той самой каймой по краю радужки — этот негодяй, оказывается, имеет достаточно наглости, чтобы сердиться. В такой момент. Вместо слез радости, что все еще жив.       — Я не просил тебя об этом.       — Я девочка умная, сама догадалась, что надо делать.       — Видно, не настолько умная, — съязвил он. И его колкость прошла сквозь мою броню безразличия, задев какой-то паршивенький нерв.       — Я сейчас снова возьмусь за полотенце.       А чем еще мне угрожать здесь, за неимением степлера? Сумочкой? Повторять то постыдное избиение не хочется.       — А я подкину тебе повод, — кивнул Эванс. И только когда оказался возле меня, продолжил говорить: — Как бы это вплоть до угрозы инфаркта ни было стремно, что ты выйдешь туда, я хочу, чтобы ты была собой, ладно? Не притворяйся. Я против. Я запрещаю тебе это.       — Что-что? Я не ослышалась? Запрещаешь? — фыркнула я.       Сначала попытка отобрать контроль, теперь это. Жизнь и тесная связь со мной ничему не учит этого дурачка.       — Именно. Чем ты пригрозишь мне на сей раз, принцесса? Снова дрочкой в одиночку? — скрестив руки на груди, усмехнулся он. — Или придумаешь что-нибудь свежее?       Самое обидное, что лишить его всех воспоминаний о нашем сексе я могу только при помощи кирпича и амнезии. А с ними, увы, эта дрочка не превратится в унылый процесс утоления природных потребностей одного кретина, который своим дрянным языком молол подобную чушь, за что и был наказан.       Пришлось проигнорировать его провокацию.       — За что ты так ненавидишь свою мать? — вместо этого скривилась я.       Эти каким же моральным уродом и полнейшим психом надо быть, чтобы просить меня о таком! Может, это желание отомстить? Вдруг его мамочка забраковала одну из его предыдущих подружек-клептоманок, утащившись на память кого-то из выводка мышей? Или это кара за то, что она его никак не вытолкнет пинком под зад из уютного теплого гнездышка?       До меня дошло примерно через минуту. Непростительно долгий срок! Похоже, я обречена — тупость Эванса заразна и передается и половым, и воздушно-капельным путем.       — О нет. Не-а. Нет. Нет, слышишь меня!       — И снова я не удивлен, — хохотнул он. — Но почему? Мы в отношениях, и ты не можешь знать, к чему они приведут, хоть твой задок и похож на шар с предсказаниями, сулящий неземное наслаждение.       Отвлекающий маневр получился жалким.       — Ни у тебя, ни у меня не было удачных отношений. Когда двое людей сходятся и все это вылазит за рамки секса, неизменно наступает крах.       — Возможно, раз я здесь с тобой. И я догадываюсь, что ты еще ни разу не думала о происходящем между нами со стороны «что, если…». Но что, если, принцесса? А? — дистанция, отделявшая его от очередной подачи с моей стороны, сократилась еще. — Я настроен на долгую игру, детка. Ругай, проклинай меня, делай, что хочешь, но это так. Или ты думала, я сдамся через месяц? Ни за что не поверю, что ты считаешь, будто, чтобы насытиться тобой, хватит пары таких ночей, как была у нас вчера, — сама того не желая, я снова подпала под его влияние, снова неосторожно вдохнула этот пьянящий запах, туманящий мысли, впустила в себя это заклинание, произнесенное близко, тихо и хрипло. — Ты пришла сюда вчера, потому что не хочешь меня потерять. Как хорошо, что я умею читать без слов, правда? Ведь ты никогда не скажешь мне об этом прямо, — продолжал добивать меня он, сгущая пелену в голове и сильнее путая мои и без того растрепанные эмоции. — Ты не спрашивала, но вот тебе мой ответ. Не потеряешь. Поэтому ты выйдешь туда, — его пальцы осторожно отбрасывали назад мои мокрые темные пряди, прилипшие к шее, чтобы потом подушечками коснуться пульсирующей под кожей венки. И я позволила это. Вновь. Существуют ли еще какие-либо запреты между нами, которые он не преодолел, пользуясь временами накатывающей на меня слабостью? — И будешь той бесподобной ворчливой стервой, которую одновременно хочется и придушить, и отодрать так, чтобы она стала шелковой.       — Я рассчитывала, тебя хватит еще недели на две, — шепотом призналась я. — Разве я не потрепала тебе нервишки достаточно, чтобы ты задумался, что пора сваливать? Ты получил все, что хотел.       — Разве? — усмехнулся Эванс, и его дыхание пронеслось по коже огненным вихрем. — Я попрошу лишь об одном, — вынырнув из гипнотического притяжения, охватившего меня, я напряженно сглотнула. Начинается! Сейчас снова он закопает себя, я готова поспорить на что угодно. — Не называй меня при ней идиотом. И кухонным мальчиком. Ладно?..       И это все? Серьезно?       Удивленно заглянув ему в глаза, я убедилась, что это действительно так — большего он не хотел. Не считая явного желания оказаться во мне прямо сейчас — я утонула в вожделении, с которым он смотрел на меня, и темная кайма по краю радужки совершенно не годилась в качестве спасательного круга.       — Ладно. Крис… — добавила я с некоторым промедлением. Ведь чувствовала, его имя, сорвавшееся с моих уст, сейчас прозвучит по-особенному. И сильнее привяжет его ко мне.       А меня к нему? Боюсь, что да.       — Господи, мама, как же не вовремя ты пришла… — проскулил Эванс, обхватив одной рукой мою талию и притянув меня к себе.       Еще пару секунд наши взгляды соприкасались. Затем соприкоснулись и губы.       Какой контроль боже, как у меня язык вообще повернулся обманывать себя так. Его уже нет, ни капельки. А я на дне пропасти, скованная-связанная этим влечением к бородатому ужасному варвару, ломающему мой мир и все мои устои.       Чудом сообразив, что так можно оттянуть немного неизбежное и понимая, что я настолько взвинчена и без оргазма тут никак не обойтись, иначе я сожру его маму с потрохами и не оставлю ни крошки, после закусив печеньем, я прервала поцелуй и отклонилась немного назад, не без удовольствия наблюдая, как Эванс недовольно поморщился, прежде чем распахнул глаза.       — Так, говоришь, я девушка, вызывающая неконтролируемое желание ее вылизывать?..       — Ты слышала, — безо всякого смущения хмыкнул он с полуулыбкой. — Да, это так. Стоит лишь раз попробовать тебя на вкус, чтобы заболеть желанием делать это постоянно. От того, как ты хнычешь, зарываясь пальчиками в мои волосы, мне срывает крышу.       — Сделай это сейчас. Да-да, прямо сейчас. Хочу, чтобы ты перепачканными во мне губами нахваливал мамино печенье, — приказала я, исподлобья глядя на него. И, готова поклясться, невинной я не показалась бы сейчас даже из космоса.       — Хороший ход, принцесса. Но тебе все равно придется познакомиться с ней.       — Тебе будет лучше, мистер, если я выйду туда шелковой стервой, чем неудовлетворенной голодной сукой.       Я видела, как чуть приоткрылись его губы, как шире раздуваются ноздри от потяжелевшего дыхания, не говоря уже о том, что его эрекция могла вот-вот проткнуть мне ногу. И я упивалась этим. Как он изводил меня своими грязными фразочками, как заставлял едва ли не плакать от бессилия, когда порочный шепот расползался по телу огнем. И вот теперь, когда за стенкой была его драгоценная мамуля, Крис Эванс сам с трудом держался на ногах. А я ведь только начала.       И тут же собиралась добить его.       Расставив ноги, я медленно опустила руку и прошлась указательным и средним пальцем по пылающему от желания местечку, стараясь не зацикливаться на мысли, что я уже настолько мокрая от одного только поцелуя. Он еще ничего, абсолютно ничего не сделал, но мне прекрасно известно, на что способен этот похотливый голубоглазый мускулистый дьявол.       Спустя миг я тронула рот Криса этими самыми пальцами — точно так же, как он, тогда, в кабинете, — оставляя на них влажный след, и с вызовом посмотрела на него.       Дрянной изворотливый язык тут же очертил его губы: сначала нижнюю, затем верхнюю.       И, перехватив за запястье мою руку, не позволяя убрать ее, Эванс вновь поднес мои пальцы к своему рту, кончиком языка слизал с них смазку и позволил провалиться им на пару секунд в теплый плен, ласково прикусив подушечки.       — Ты бессовестно дразнишь меня, несносная чертовка. Но ты помнишь наш уговор: я — тебе, а ты — мне. Если я сделаю это, то и тебе придется нахваливать печенье с моим вкусом на языке, — отпустив руку, он переключился на мою шею. Провел по ней большим пальцем, намекая, о чем именно он просит, и опускаясь к ключицам. — По правде сказать, я и так хотел бы, чтобы твое бархатное горло приласкало меня, котеночек. С таким стояком мне туда нельзя. Ты сделаешь это, правда? Обещаешь?       Не дожидаясь ответа, он теснее прижал меня к себе. Вторая рука, опустившись мне на плечо, поползла вниз по спине, размазывая по коже капельки воды, если там таковые еще остались. Воспользовавшись сковавшим меня замешательством, Эванс вдруг резко задрал мою ногу и, согнув, зажал колено под мышкой, открывая себе доступ к таким ноющим голодом без его касаний местам.       — Это не то, чего я хотела, — требовательно выдохнула я, прежде чем прижаться распахнувшимся от стона ртом к его груди — ребром ладони этот маньяк-охотник за чужими столами провел по моей промежности, словно убеждаясь, что я действительно хочу его.       А были сомнения?!       — Правда? — отпустил он очередной едкий смешок, натирая большим пальцем клитор, заставляя меня дергаться от разрядов удовольствия, прошивающих все тело. — Твоя девочка считает иначе. Голодная влажная девочка, так нуждающаяся во мне. Думаешь, я не понимаю, чего тебе хочется на самом деле, принцесса? — вновь принявшись скользить пальцами между складочек, поинтересовался он. — Ты хочешь не просто кончить. Тебе нужен я, — клянусь, после этих слов я собиралась с силами, чтобы выругаться, чтобы в очередной раз послать его к черту, и прекратить эти игрища, где я, как марионетка, повисла безвольно в его руках, без возможности стонать, оттого цепляясь за его полосатую футболку. Но его пальцы, его чертовы пальцы уже были внутри и единственное, что заботило меня теперь, — чтобы они оставались во мне как можно дольше. — Тебе необходимо чувствовать, как я имею тебя, правда? Эй, принцесса, взгляни на меня.       Я с трудом подняла глаза и возбуждение вспыхнуло лишь сильнее от его пьяного распутного взгляда. Эванс хищно ухмылялся, наблюдая, как я бесшумно вскрикиваю и вздрагиваю всем наэлектризованным телом всякий раз, когда он насаживает меня на свои пальцы все жестче и жестче. Я так шумно дышала, но мне казалось, что хлюпанье, с которым он врезается в меня, заглушает абсолютно все, даже звуки, доносящиеся снаружи.       — Не останавливайся, — еле слышно проскулила я приказ, больше напоминавший мольбу, чувствуя, как накатывает долгожданный оргазм. Плевать, что не от его губ, но боже мой, как же я нуждалась в нем. — Не смей останавливаться, К-Крис…       — Как же я могу? Когда твоя мокрая девочка, как магнит. Ты чувствуешь, как она нуждается во мне? Как легко я вхожу в нее? Черт! Принцесса, если бы я мог трахнуть тебя прямо в эту минуту, о боги, ты бы приняла меня всего сразу, настолько ты разогрелась сейчас.       Вопреки своему обещанию, он вынул из меня пальцы под мой полный возмущения, приглушенный рык, предупреждающий, что, если через секунду он не продолжит, это кончится для него не маленькой смертью в моей глотке, а вполне реальной и очень кровавой.       С едва слышным свистом продемонстрировав ниточки смазки между фалангами, Эванс вернул ладонь обратно, сдабривая бушующий во мне пожар канистрой бензина. Еще, пожалуйста, еще. Вот-вот. Совсем скоро.       Увы, и он почувствовал, что я близка к разрядке и опять прервался.       Подхватив меня, вообще не соображающую, что происходит, оттого не сопротивляющуюся, а просто трясущуюся от голода и неудовлетворения, и усадил возле умывальника.       Следом он взял фен и, сунув вилку в розетку, включил его и вновь подошел ко мне.       Приложив слабо поблескивающий в свете точечных светильников на потолке палец к губам, Крис выдохнул только:       — Тш-ш-ш-ш…       И медленно присел передо мной.       Через мгновение развел мне ноги еще шире и, придвинув меня ближе к краю, наконец-то прижался ртом к моей промежности, тут же погружаясь в меня языком. Запрокинув голову, одной ладонью я зажала рот, чтобы не проронить ни вскрика, но как же это было чертовски сложно!       А вторую я опустила ему на макушку, направляя его, чтобы его изворотливый горячий умелый язык не пропустил ни единой чувствительной точки, и чтобы его владелец, этот коварный засранец, не посмел отстраниться в самый последний момент.       Время от времени переключаясь на напряженную горошину, скопившую в себе, кажется, большую часть удовольствия, Эванс менял язык на пальцы, вытянув другую руку вверх и покручивая вызывающе торчащий сосок.       Наслаждение сгустилось, дрожь поползла по моим бедрам, распространяясь на все тело, заставляя пальцы на ногах подогнуться.       — Пож-жалуйста, К-Крис… Пожалуйста… Я обнаженная, м-мокрая и уязвимая, — уму непостижимо, как, пребывая на грани, я сумела воспроизвести те его слова, произнесенные у меня в ванной.       Спустя мгновение я потеряла дар речи от экстаза, разорвавшегося подобно бомбе, внезапно и разлетевшегося из самого низа живота по каждой клеточке моего тела.       Эванс продлевал его, продолжая ласкать меня. И только спустя минуту-две, когда я смогла сфокусировать на нем взгляд, он, щелкнув напоследок языком по клитору, вынуждая меня содрогнуться еще раз, плавно отстранился и выпрямился.       — Нет, принцесса. Ты обкончавшаяся сладкая ворчушка, — прошептал он мне на ухо влажными губами. — Которая сейчас избавит меня от этой пытки… — он сжал ладонью свой член, выделяющийся под джинсами.       Отступив на шаг назад, Крис потянулся к пряжке ремня. Но возился с ней неторопливо, беззастенчиво пялясь на мои все еще расставленные ноги и все, что доступно его взору, его языку и пальцам.       И я вдруг осознала — мы сделаем это сейчас.       Прямо сейчас. Барьер в моей голове исчез. Не знаю, что разрушило его: оглушительный оргазм или то, что я наконец признала, что мы в отношениях и мне страшно потерять его, а может просьба Эванса не притворяться с его мамой, как я не притворяюсь с ним и уж точно не симулирую ничего, когда мы без одежды.       — Возьми меня, — ровным тоном произнесла я, чтобы это не звучало ни приказом, ни просьбой.       — Не могу — резинки в спальне. Убьешь меня за это в понедельник, принцесса, но, напоминаю, вот так, — он указал на пах, вновь подчеркивая свое плачевное твердокаменное состояние, — я не могу выйти за дверь.       — А что ты скажешь, если во время знакомства с твоей мамой моя девочка будет гореть от твоей спермы?.. — я выразительно взглянула на него.       В голубых глазах появился металлический суровый блеск недоверия, и Эванс отчеканил:       — Не шути так со мной, принцесса.       — А то что? Будешь долбить меня так, что я сама попрошу тебя кончить в меня? Именно это я и сделала, — хихикнула я, облизнувшись. Ну почему в моменты, когда нужно сориентироваться молниеносно, он виснет, как древнейший компьютер. Я была права, предполагая, что за этими голубыми глазами не мозг размером с орешек, а чешуя хвоста Русалочки? — Иди сюда и трахни меня, глупый кухонный мальчик. Иначе первым делом, как я выйду отсюда, я нажалуюсь твоей мамочке, какой ты тугодум.       — Желчная сучка, — прорычал он, в мгновение ока подскочив ко мне.       Спустив джинсы с трусами, высвободив идеальнейший член в мире, Эванс схватил меня за волосы и, намотав их на кулак, оттянул назад, вынуждая меня запрокинуть голову.       Ладонь другой руки опустилась в жгучем шлепке на холмик лобка.       — Эта девочка вберет в себя все, до последней капли, — следующий пришелся на клитор. Подскочив на месте, я инстинктивно попыталась сдвинуть ноги, но увы, это помешал мне сделать один бородатый, одержимый чужими столами и, кажется, мной, варвар. — Я накормлю ее досыта. А вот кончишь ли ты еще раз… — он многозначительно умолк, толкнувшись головкой между пульсирующих складок.       Всего секунду он колебался, глядя мне в глаза, словно перестраховываясь, не попытаюсь ли я расцарапать ему лицо, если вдруг это странное наваждение с нарушением правил спадет.       Но Эванс не встретил сопротивления. И по мере того, как он продвигался вперед, растягивая мои стенки розовым атласным бутоном, венчавшим его член, он усиливал хватку, не позволяя мне пошевелить головой, вынуждая смотреть, как меняется его лицо с каждым мгновением, как он погружается в меня дюйм за дюймом.       И только когда его член был во мне по самое основание, по тот треугольник жестких темных волосков, с которыми я периодически играюсь, чтобы раздраконить его, Крис отпустил меня, позволяя прильнуть к его мускулистому торсу и опять спрятать в черных строчках у его ключицы сдавленный стон.       — Вот так. Так глубоко, как ты этого заслуживаешь, вредная шлюшка. Господи, ты восхитительна, — тут же добавил он. — Ты сводишь меня с ума, принцесса.       Это, наверное, можно считать победой, ведь раньше этот гад прямо заявлял, что рассчитывает на помутнение моего рассудка. Но, ощущая его, теперь по-настоящему, так пламенно и туго, ликовать не получалось, только сгорать от необходимости продолжать тонуть в обоюдном безумии.       — И какая это по счету фантазия?       — Та, которую я считал неисполнимой.       Постепенно наращивая темп, Крис то срывался на череду неистовых быстрых жестких толчков, то замедлялся, практически не вынимая член из меня, двигаясь еле-еле, чтобы я захлебнулась от этой предельной наполненности, которую он мне дарил.       И я плавилась. Плавилась от его фрикций, от его запаха, окутавшего меня, от одной только мысли, что там, за стенкой, его мама, и знакомство с ней после такого вот секса точно будет одной из самых сумасбродных выходок в моей жизни. Дьявол! Как же мне нравилось это! Я заводилась сильнее и, скрестив ноги на бедрах Эванса, не хотела, чтобы это заканчивалось.       Но совсем скоро он, прикрыв глаза, опустил ладонь между моих ног и принялся массировать клитор, ощущая приближение разрядки. Как же, не знает он, кончу ли я еще раз, ага. Его лживому невероятному языку даже мыло не поможет, вот честно.       Подаваясь вперед, навстречу его члену, я тихонько всхлипывала, зажав зубами полосатую ткань футболки и ухватившись руками за плечи Криса. Это было невыносимо, до того невероятно, что перед оргазмом, дробящим любые попытки связно мыслить на мелкие-мелкие осколки, я пообещала себе, что хотя бы часа три не буду заявлять мистеру Коварство, что ненавижу его. Он заслужил.       Я не знаю, смогу ли я после такого стоять, смогу ли натянуть на себя одежду и отвечать на вопросы — которых явно куча — женщины, ждущей нас на кухне, я, кажется, на миг забыла собственное имя, ощутив, как наслаждение пронзает тело и как выстреливает внутри жидкое тепло, ведь Эванс кончил одновременно со мной.       — Как часто ты… Знакомилась с родителями… Подобным образом… — прерываясь, пытаясь восстановить сбившееся дыхание, спросил он, все еще оставаясь во мне.       — Ты заколебал сравнивать себя с теми двумя… — проворчала я с трудом — сложно было шевелить сухим языком во рту, превратившемся в Атакаму.       Никогда.       Еще ни разу.       Но я намеренно утаила этот факт, иначе кое-кто поскачет за сырными печеньками в предназначающейся мне короне. Ни в коем случае нельзя, чтобы Эванс почувствовал себя особенным, я же потом от него не отделаюсь. Правда, чем дальше мы заходим, тем страшнее мне признавать, что проще избавиться от саентологов, нацелившихся на тебя, чем от этого фаната сувенирных грызунов, «Патриотов», желейных бобов, крышесносного секса и качелей на моих нервах.       — Понял. Не буду нарываться. Не сейчас, — его смешок остался у меня на виске мимолетным прикосновением губ. Наконец отстранившись, Крис, вместо того чтобы привести себя в божеский вид, вновь присел передо мной. И подарил моему лобку еще один поцелуй с единственным словом: — Спасибо.       Я довольно ухмыльнулась — вот оно, отношение, которого заслуживает принцесса, если уж этот гад величает меня так: полнейшее почтение и благодарность за минуты блаженства. Так должно быть всегда, без этих моментов, когда он бесит меня, а я мечтаю его придушить или укокошить степлером.       Кое-как собравшись с силами, я сползла на пол и, явно смахивая на учащегося ходить пингвина, потопала к одежде, мимолетно задержавшись у зеркала. О нет, этот сосед по кабинету, по кровати и в очередной раз по ванной комнате превратил меня в чучело!       — Полюбуйся, что ты натворил! — я указала на засосы. — Ладно, их она не увидит. Но эти пылающие щеки и припухшие губы. Она все поймет. Сразу.       Не то чтобы я смущалась этого — мы двое взрослых людей — хотя, если Эванс открывает рот не для очередной грязной фразочки, он больше смахивает на пятилетку, — мы занимаемся сексом, ничего противозаконного. Но мое лицо, будто неоновая вывеска, светилось сейчас и не хватало только надписи на лбу: «да-да, она кайфует от этого». Позорище.       И эти сыто блестящие глаза… Ох.       Натянув джинсы, но не застегнув ширинку, Крис подступил ко мне сзади и тоже глянул на мое отражение.       — Тебя просто как следует оттрахали, мы же не атомную бомбу втихаря делали, в этом нет ничего запрещенного. Уверен, ма даже будет гордиться сыном, который знает, как баловать оргазмами капризную принцессу.       — Гордиться? Твоя мама? Серьезно, Эванс? — с сомнением скривилась я.       — Она в курсе, что я не девственник, — ну да, в его-то возрасте и с его-то внешним видом… Вот будь он усатым хилым тараканом, как большинство парней нашей профессии, а так… Это же просто ходячий соблазн. Несносный по характеру. — По правде сказать, она была первой, кому я рассказал, когда у меня случился самый нелепый секс в жизни. Я даже плакал… — наморщил он нос.       — Боже… — и я в очередной раз пожалела, что связалась с ним. — Надеюсь, я не залетела. Передавать ребенку твой неизлечимый непробиваемый идиотизм — серьезная ошибка.       — Как и твою вредность. Перестань. Я хорош, но не настолько, чтобы с первого раза оплодотворить твою ненасытную девочку. К тому же, я обожаю пиво, а это явно влияет на качество головастиков.       Я приподняла уголки губ в натянутой фальшивой улыбке, хотя большинство людишек приняло бы ее за оскал.       — Ты даже не представляешь, как я рада это слышать.       Похититель чужих столов, фанатеющий от несуществующих мультяшных девушек, уколол меня уязвленным взглядом. Впрочем, явно наигранным. Он сам не готов к ребенку — с ним придется делиться мышами и Белоснежками. А Эванс жадина, когда дело касается его жуткой пластмассовой коллекции.       Одевшись и выключив фен — за время, что мы провели здесь, можно было сделать укладку восьми мамонтам, — я покосилась на Криса. Насвистывая какую-то очередную дурацкую — других он не слушает — песенку, он развешивал сушиться полотенце, еще недавно послужившее мне отменным оружием.       Слишком счастливый. Слишком беспечный. Надо бы отрезвить его, пока сердечный приступ от радости не схлопотал.       — Идем, — сухо приказала я.       Кивнув, он послушно двинулся к двери, возле которой я его и настигла, тронув за плечо, вынуждая остановиться.       — Я запрещаю тебе влюбляться в меня, понял?       Мы спим друг с другом, это достаточный уровень серьезности, доверия и привязанности, рваться дальше не надо.       — А отлить-то хоть можно, когда приспичит? — взметнув бровь, уточнил Эванс.       — Это несравнимо!       — Почему? — его изумление казалось неподдельным. — Это так же естественно. Я не могу контролировать и то, и другое.       — Тебе придется, если ты хочешь и дальше быть со мной. Я понимаю, просмотр мультяшек, секс без резинки и знакомство с мамой — это все пункты плана по завоеванию неприступной принцессы из твоего дневника девчачьих секретиков, хранящегося под кроватью, но до влюбленности дойти не должно. Или ты уже? — я настороженно прищурилась.       Полные губы, что так мастерски умеют доводить до исступления и белого каления, растянулись в вредной улыбке.       — Прости, принцесса, это один из секретиков. Только между мной и моим дневником.       — Уверена, своему псу ты проболтался.       — Возможно, — пожал Эванс плечами. — Не думаю, что он снабдит тебя столь секретной информацией, но ты непременно попытайся разговорить его.       — Как на парня, внезапно исполнившего свою заветную эротическую фантазию, ты не очень-то любезен с девушкой, поспособствовавшей этому.       Ага, поцелуи в местечко, подарившее блаженство, уже забылись, он снова пустоголовый кретин.       — Стараюсь не поддаваться эйфории, чтобы эта девушка не отгрызла мне голову.       Хмыкнув, я сдержала усмешку. А вот это правильно.       Но чем меньше шагов оставалось до кухни, тем сильнее проклятое волнение сдавливало мне горло, как одной из этих бестолковых романтичных дурочек. Я выше их, я лучше их, я… боюсь. Ужасно не хочу делать это, а выкручиваться поздно. Может, затащить одного похотливого оккупанта не принадлежащей ему мебели в ванную на второй раунд?       И вообще, зачем женщине, которая произвела на свет мой персональный источник проблем, прям в лицо знать, с кем этот самый источник кувыркается по ночам? Она слышала мой голос, значит, я существую, и ее чадо не занимается дрочкой под порнушку в гордом одиночестве, неужели этого недостаточно?       Крепкая блондинка в джинсах и нежно-сиреневом кардигане, восседавшая за кухонным столом, после нашего появления демонстративно плеснула кофе себе в чашку, намекая, что мы прилично задержались. Вау! Обнадеживающее начало! Я серьезно. Хотя бы потому, что женщину, у которой имеется особый завтрак для страдающего от похмелья великовозрастного сынули, я представляла себе иначе.       Стоило всего раз взглянуть ей в глаза, как я моментально поняла, почему они с Крисом так близки: тот же оттенок, та же серая кайма по краю радужки, пусть и чуть светлее, те же черти-танцоры.       Сценарий стандартного — провального — знакомства с родней ломался и дальше.       Пес тоже был тут: вился около нее, пытаясь — безуспешно — выклянчить вкусняшку, но мама Эванса была равнодушна к его стараниям заполучить печенье — на сей раз с кусочками шоколада, — которое уже перекочевало из пластикового контейнера в банку в форме головы одного мышонка, вызывающего у меня тошноту. Этого Микки стало слишком много в моей жизни, как и этого Эванса!       Уверена, если бы выпускали лимитки презервативов с чертовым выводком Маусов, один знакомый мне фанат Диснея затарился бы ими на пятнадцать лет вперед, тем самым существенно снизив шансы использовать их все. Ох, нет, я же с ним трахаюсь несмотря на его обожание ванильных мультяшек. А может, именно из желания компенсировать наличие тупого хобби он вытворяет такое без трусов? Если так, наверное, я даже готова смириться с наличием грызунов. Пусть остаются, пока они не на моем столе.       Крис сбивчиво представил нас друг другу — к счастью, использовав мое имя, не гадкое прозвище, за которое его удушить мало; выяснилось, что его маму зовут Лиза и она тут же потребовала, чтобы я обращалась к ней только так, без всяких формальностей.       — Ты что, дал гостье неисправный фен? — следом поинтересовалась Лиза, проследив, как ее сын стянул из банки печенье, а после выразительно глянув на мои по-прежнему мокрые волосы. Черт! Она все поняла. Она знает.       — Я просто решила оставить так. Чтобы были, эм, кудри, — прочистив горло, соврала я.       Это лучше звучит, чем признание, что мы все это время трахались в ванной.       Эванс, стоя у нее за спиной, закатил глаза и потряс ладонью у шеи — похоже, он ожидал услышать шокирующую правду, и я не оправдала его надежд. Рано расстроился, гаденыш!       — Вам, наверное, любопытно узнать, как я здесь оказалась. Мы коллеги…       — И не только, — перебил меня он.       — Ничего серьезного, просто спим вместе.       Вот на этой фразе интерес его мамы явно усилился — выпрямив спину, она переводила взгляд то на меня, то на сына, и я что-то не уверена, что в нашей пикировке она на его стороне.       — В моем дневнике сказано иначе, — едко фыркнул Эванс, откусив от песочного коржика приличный кусок. — Печенье объеденье, мам.       Воздух тут же окаменел в легких. А пульсация между ног, там, где все еще пылал огонь после того, как его невероятный член побывал во мне, усилилась.       Высунувшийся из-за полных губ язык кончиком собрал крошки у самой кромки колючей бороды. И я снова приблизилась к обмороку на расстояние вытянутой руки.       — Дневнике? Я думала, ты забросил его после Дженни, — изумленно заметила Лиза.       То есть это правда?! Я моргнула от удивления.       — Обстоятельства изменились… — буркнул Крис.       — Вообще он рассказывал мне о тебе. Много, — теперь она обратилась ко мне.       — Правда? А он упоминал, что отобрал у меня стол?! — с ехидной ухмылочкой я уставилась на виновника всех моих бед.       — Кристофер Роберт Эванс, верни девочке стол немедленно! Я тебя воспитывала иначе.       О-хо-хо, еще парочка моих признаний о том, насколько ужасен ее детеныш, которого все считают сокровищем небесным, и она выпорет его? Поставит в угол? Лишит сладкого на месяц? Я хочу это узнать!       — Да я уже вернул! Давно! — возмущенно взревел Эванс.       — Но это до сих пор болит… — горько вздохнула я.       — Вот почему с родственниками принято знакомиться за ужином — тогда уже прилично пить, — пробурчал он и тут же полез в холодильник за пивом. Бутылка опустела в четыре глотка.       Сообразив, что его хозяин в передряге глубиной с сатанинский бездонный зад, Доджер ткнулся носом ему под колено и Крис мгновенно взвыл:       — О нет, приятель, потерпи, я не могу оставить их вдвоем.       — Не мучай пса — выведи его на прогулку, — повелела Лиза тоном, не терпящим возражений. И я вдруг осознала, что испытываю легкий восторг от происходящего. — Альбомы с твоим детскими фотографиями все равно у меня дома.       — Тем более я уже видела тебя голым, Крисси… — расплылась я в приторной улыбке. И бесята в его глазах подсказали, что позже я поплачусь за это. Ну-ну. Я не была бы так уверена, варвар, начавший получать по заслугам.       Склонившись ко мне и приставив ладонь ко рту, его мама будто собиралась поведать мне тайну, но на деле произнесла довольно громко:       — Но с теми бусиками, что он не снимал в школе, — нет.       — Бусиками? Серьезно, Эванс?       Выгнув бровь, я с удивлением уставилась на него. И почему мне кажется теперь, что внезапно случившееся знакомство с его мамой — действие кармы? Долгожданный ответ вселенной за все мои страдания. Существует-таки справедливость, отныне я не считаю ее мифом!       — Но истории-то ты взяла с собой, ма!       Ей-богу, еще пара минут и он разрыдается! Как и после первого секса!       Лиза лишь развела руками.       А пес с укоризненной мольбой воззрился на Криса. Пришлось ему сдаться и, вопреки опасениям, рискующим перерасти в ночные кошмары, пойти за поводком.       Через десять минут он ушел. Сейчас начнется допрос, именно для этого мама спровадила его.       Но нет. Лиза лишь молча подлила мне кофе, с которым я разделась сразу же, как села за стол.       — Мне рассказать об образовании? Прошлых отношениях? Намерениях касаемо вашего сына? — непривычно робко предложила я. Как хорошо, что Эванс не слышит этого и никогда не узнает, что я способна на подобное.       — Не утруждай себя, милая. Когда Кристофер увлечен кем-то, он чрезмерно болтлив. Я уже знаю обо всех твоих сильных сторонах, лучших качествах и прочем, — отмахнулась она, словно речь шла о сахаре и сливках.       — Тогда мне рассказать об отрицательных?       Естественно, от такого я офигела! Передо мной мама парня, с которым я спуталась — и никак не выпутаюсь, — и она не жаждет послушать, как я вполне заслуженно расхваливаю себя двадцать минут кряду? Поэтому я и надумала немножко очернить себя. В конце концов, я гордо ношу звание главной ледяной стервы офиса-муравейника и запугала Крошку Ди, а это вовсе не пустяк.       — Зачем? — минуточку, это изумление в ее голубых глазах, я ничего не напутала? — Минусы, что есть в тебе… — вау, так странно, но на обвинения это не смахивало, скорее, походило на констатацию факта: у всех есть недостатки. Да, у меня, в отличие от других, их минимум, и основной: я теряю голову, когда ее сын опасно близко. — Его забота. Если он мирится с ними, значит, все в порядке.       — До сегодняшнего дня я представляла вас эдакой наседкой… — ошеломленно призналась я.       Поднявшись и оторвав бумажное полотенце, Лиза вернулась к столу и ладонью смела на него крошки от печенья.       — Я такая и есть. В выходной с утра пораньше принесла сыну вкусняшки. Так поступают только наседки. Просто я контролирую свои порывы опекать его до седины в бороде.       Опустив взгляд в темный, как чернила, напиток в своей чашке, я вдруг спросила:       — Он всех приводит знакомиться с семьей?       Выдержав паузу — или подсчитывая в уме, что еще хуже, — мама Эванса ответила:       — Я видела трех. Не считая школьных подружек. Может, девочки знают больше. Его сестры. Или Скотт, это младший брат Криса.       — И всех он называл принцессами?       Откуда-то же в вакууме, заменяющем ему мозги, всплыла эта дрянная идея.       — Прозвища были, но, уверяю тебя, он не повторялся. Принцесса только ты.       — Знать бы еще, почему.       Ой, я, забывшись, выпалила это вслух?       — Если я правильно помню из всех этих мультфильмов, от которых он без ума, — Лиза закатила глаза. Жаль, Крис этого не видел! — Принцесс не только любят за доброту, красоту и все их неописуемые достоинства. Их еще принимают со всеми изъянами и недостатками, ими восхищаются и преклоняются перед ними несмотря ни на что.       — Мм, ваш сын уж точно не из тех, кто будет преклоняться…       Если только он не собирается заставить меня кричать его имя, про себя добавила я.       — И это неплохо, разве нет? Несмотря на всю его любовь к Диснею, я не пыталась слепить из него принца Чарминга. Просто воспитывала так, чтобы он был достойным человеком. А получилось или нет, судить другим. Тебе, например.       Спасибо, Доджер, что ты увел его отсюда, хоть я и считаю твою пасть рассадником микробов. Если бы он услышал, что я собираюсь сказать, рычаг на его пустующем чердаке моментально сдвинулся бы в сторону «Перейти в состояние ликующего щенка лабрадора», но что еще я могла ответить его маме, сверлящей меня знакомым гипнотическим взглядом?       — Да. Получилось.       И я тут же прикусила нижнюю губу, чтобы не сморозить еще какую-нибудь ложь. Или нет? Или я не лгала? Как много в мире парней, которые умоляли бы меня быть собой при знакомстве с родными? Сомневаюсь, что где-то имеется статистика и кто-то занимался подобными подсчетами, но надо будет загуглить дома.       Эванс вернулся через полчаса. За это время я успела узнать, как он мечтал прорваться в «Вестсайдскую историю» в школьном театре и вообще грезил об актерской карьере, как его отшила одноклассница на выпускном и как он не может жить не только без пива и желейных бобов — а еще без ситуаций, когда нарывается на степлер, торчащий из его задницы, — но еще и без мороженого.       На том ознакомительном свидании у меня дома он ничего этого не рассказывал. То ли хотел утаить, то ли я задавала неправильные вопросы. Да нет, вопросы были отличные, это просто он странный придурок!       После его возвращения Лиза тут же засобиралась домой, пригласив меня на ужин, когда у меня будет не время, а желание. Серьезно! Она так и сказала! Еще чуть-чуть, и я тоже начну считать ее лучшей мамой в мире. Которой не особо повезло с сыном.       — Значит, Дженни и дневник, — скрестив руки на груди, я застала его врасплох в прихожей. Возле двери, только что закрывшейся за Лизой. Ситуация повторилась — вот так, в его спальне, он расколол меня насчет бывших.       Положив ладонь на замок, Эванс, не оборачиваясь, вздохнул.       — А чего ты ожидала? Тебе прекрасно известно, что у меня были девушки до тебя. Была Дженни, а до нее — Минка, еще раньше — Джессика. И так, в перерывах между ними, по мелочи пустяковые романчики.       — И обо всех ты писал в дневнике?       Все настолько плохо? Или надежда есть?       Он в вечер пятницы смотрел со своим псом «Леди и Бродягу», пока не явилась я, эта мерзавка должна была сдохнуть окончательно еще вчера.       — Нет. Только о Дженни. И тебе.       Он хоть новый для меня завел? Или я делю с его бывшей не только его совершенный член, но и драный блокнот?       — И что в нем? — не унималась я, проявляя к Эвансу и его жизни любопытство, которое он вполне может неверно трактовать. Надо притормозить, прекратить подталкивать его к влюбленности, и, наоборот, пинать в обратном направлении.       — Список эротических фантазий на будущее. Всякий раз, как смотрю порно, делаю заметки.       — И все? — наморщила я нос. — Это довольно жалко.       — Это просто обычный дневник, — сердито бросил Крис. — Сентиментальная чушь, ниже твоего уровня. Там впечатления, мысли, идеи, какие-то моменты, которые я боюсь забыть, вот и все.       — Дженни была такой же, как я? Со своими принципами и правилами, которые тебе нравилось взламывать и нарушать?       Между нами на минуту-другую повисла тишина.       — Нет. Я стал вести с ней дневник лишь потому, что именно тогда начал понимать, кого я хочу видеть рядом, и учился четко формулировать это. В сравнении.       — Не лучшая характеристика для Дженни, — присвистнула я.       Наконец развернувшись, Эванс кивнул. Приблизившись настолько, чтобы мог коснуться меня беспрепятственно, он тронул каштановую волну возле моей щеки.       — И ты, и я, принцесса, мы оба знаем, что другой такой, как ты, не существует. Ты единственная и неповторимая, — промурлыкал он медленно, чтобы его слова пробрались в мою голову.       — Да, — согласилась я, притворившись, будто верю, что он всего лишь наконец-то признал, что я особенная, что я тот самый редкий дикий зверь, не дающийся никому.       Но на этом все? Или это первый осторожный шажок к признанию?       Если это так, я не готова.       Откопать бы тот самый дневник, чтобы оценить, насколько далеко все зашло. Пока еще не слишком поздно…