Даруй мне пощаду

Ждать им пришлось дольше, чем хотелось бы. Той же ночью Армину резко стало хуже. Его несколько раз рвало, остальное время он ворочался в бреду и лишь под утро заснул. Все ребята из «отряда Леви» (как они иногда себя называли) дружно провели бессонную ночь рядом с товарищем и, как следствие, наутро мало кто был способен продолжать путь. Пользуясь таким случаем, Жан уговорил капитана остаться в пятиэтажке на ещё одну ночёвку. Должно быть, надеялся, что Армину за это время полегчает. Аккерман согласился. Наверняка в глубине души надеялся на то же, что и Жан, что и все остальные. Вот только без толку. Жар у Армина то спадал, сменяясь валящей с ног слабостью, то накатывал вновь. Спустя сутки Леви озвучил группе решение двигаться дальше. Флок, честно сказать, ожидал, что взбалмошные Жан и Эрен будут противиться, но те приняли волю лидера без лишних возражений. Через минуту сами же поочерёдно потащили Армина на руках вниз, к фургону. И, хотя Эрен с Жаном не имели привычки вставлять друг другу палки в колёса, подобное единодушие в процессе общего дела можно было наблюдать у них нечасто. Чем ближе подъезжали они к космодрому, тем лучше и ровнее становилась дорога. Степь была девственно чиста, точно не только никаких зомби, но и никаких людей здесь с роду не водилось. Наперекор этой иллюзии посреди каменного скелета монтажно-испытательного корпуса гордо высилась тяжёлая ракета-носитель «Парадиз» — гимн светлому уму человечества, реквиемом по которому стал зомби-вирус. «Вот бы глянуть поближе на неё, да заодно на «ТN-9,» — позволил себе пожелать Флок. Желание его сбылось довольно скоро: бензин был на исходе, а о пешей прогулке с тяжело больным на руках не могло быть и речи. Пришлось остановиться на руинах МИКа, чтобы обыскать близлежащий автопарк на предмет топлива, а заодно передохнуть. Даже невнимательный парень вроде Флока мог заметить, как тихо стало в их лагере за последние полтора дня. Жан с Эреном больше не собачились, Леви не ворчал из-за плохо протёртого от крови лобового стекла, Саша не мурлыкала свои детские песенки, а Микаса, и раньше не слишком-то общительная, теперь только молчала. Флок поначалу сам пытался хоть как-то поддерживать разговоры, но быстро от этого устал. В конце концов, он знал причину молчания не хуже других. Никто не говорил это вслух, но все понимали, что шансы выжить у Армина — пятьдесят на пятьдесят. Армин всегда был самым слабым из группы, а тут ещё и болезнь — серьёзная и неизвестная. Флок ненавидел об этом думать, но думал. Была у него одна такая идиотская привычка: никогда не лгать ни себе, ни другим. Тем не менее, даже ему было жутко поймать себя на мысли, что, не будь в нескольких днях пути лаборатории с медперсоналом, он предпочёл бы, чтобы Армин скорее отмучился. Смотреть на это… смотреть на это Флоку становилось всё тяжелее. Почему? Он видел много смерти за эти годы. Близко. Ближе, чем хотелось бы. И часто. Настолько часто, что постепенно воспитал в себе равнодушие к гибели случайных знакомцев и недолгих попутчиков. Но наблюдать эту костлявую суку подступающей к кому-то из «своих» — по-настоящему «своих» — было делом совсем иным. Флоку казалось, он следил за тем, как умирает он сам. Единственное, чего он хотел, — чтобы это прекратилось. Любым способом. Фургон пришлось оставить в степи недалеко от здания автопарка: топлива просто не хватило, чтобы закатить его внутрь. Леви, однако, ничего страшного в этом не видел: мародёры по таким местам ходить давно перестали, а зомби мало интересовались автотранспортом без людской «начинки» внутри. — Вот ведь мудилы! — сетовал Жан, пиная руины очередной колымаги. — Всё растащили, ни хрена не оставили! Флок, проверь тот «Форд», может… — Эй… — Сашин оклик торжественно стих под полуобвалившейся штукатуркой потолка. Она замерла перед открытым багажником, из которого доносились хорошо знакомые всем присутствующим рычаще-хрипящие звуки. Ребята подбежали к ней. Девочка. Лет шести или… сейчас уже трудно сказать, сколько ей было в момент гибели. Не больше двенадцати — однозначно. Встревоженно вращала большими пустыми глазами и, рыча, скалила свои, вероятно, всё ещё молочные зубки. Без видимых ран, но связанная по рукам и ногам и неимоверно, неестественно тощая. Должно быть, умерла от голода, решил Флок. И тут же почувствовал тошноту от мысли, что кто-то мог запереть связанного ребёнка в багажнике авто. Видимо, остальные разделяли его чувства. — Чего встали? Первый раз видите зомби? — подошедший сбоку капитан Леви легонько шлёпнул ладонью по Сашиной винтовке, напоминая той порядок действий в случае обнаружения мертвяков. Саша с шумом вдохнула, медля. Никто из ребят не решался двинуться. Леви молча снял пистолет с предохранителя. — Стойте! Дайте мне, — Флок сам не понял, когда и как это сказал. И, хотя в руке у него была его верная бита, Леви почему-то протянул ему пистолет. — Давай, не тормози. Флок несмело взялся за рукоять и прицелился. С расстояния в полметра недостаток меткости не был проблемой. Впервые за долгие месяцы у Флока вновь появилось нестерпимое желание закрыть глаза перед выстрелом. Он бы и закрыл, но капитан смотрел прямо на него, а перед этим человеком было стыдно показывать свой страх. Стоп, что? Страх? — Я дарую тебе пощаду, — произнёс Флок неизменную для таких случаев мантру. И нажал на спусковой крючок. Худое тельце разок дёрнулось и замерло. Саша закрыла багажник. Ушли из автопарка молча. Лишь подойдя к машине, Эрен предложил: — До заката можем успеть в техноблок. Без понятия, что там по бензину, но вдруг повезёт? — Пошли, — кивнул капитан. — Флок, Микаса, останьтесь с Армином и подыщите где-нибудь место для костра. — Микаса, иди, я останусь, — неожиданно вызвался Жан, украдкой заглядывая внутрь фургона, где оставили лежать Армина. Флоку отчего-то сделалось не по себе. Мерзкое, липкое чувство пауком ползло вверх по его потной спине с момента, как остальные ушли. И хотя поблизости не было никакой опасности, хотелось сбежать. В конечном счёте Флок так и сделал: вызвался пойти вперёд на испытательный комплекс и натаскать чего-нибудь для костра. Закат близился, бензина, чтобы прогреть холодную ночь, у них могло так и не появиться, а разводить костёр в степи, на хорошо просматривавшемся пустыре было наихудшей идеей. Испытательный комплекс представлял собой пятнадцать этажей насквозь проржавевших перекрытий, балок, узких лесенок с высоченными ступеньками, бесконечных платформ с расшатавшейся оградой или без ограды вовсе, обрывавшихся вниз. Даже при отсутствии внешних стен — прекрасное укрытие от зомби. Живой мертвец быстрее сам свалится куда-нибудь прежде, чем доберётся здесь до жертвы. Доказательство этому Флок нашёл сразу на первом этаже в виде кряхтящего полуживого трупа, насаженного на торчащий кусок арматуры. Какая ирония: безмозглым зомби ни по чём любые повреждения, пока цела их пустая башка. Флок, правда, эту ситуацию тут же исправил, даровав бедолаге пощаду месте с хорошим ударом своей биты. Сделал это на чистом рефлексе, а потом задумался. Странно, ему казалось, там, на парковке, внутри у него шевельнулись остатки человечности. Выходит, нет? О человечности Флок размышлял недолго. Все мысли разом улетучились из головы, стоило ему увидеть её. Высоким столбом белела она среди грязных замусоренных этажей. Флок бежал по лестницам вверх, пока не запыхался, а она всё не кончалась и не кочалась. И лишь на тринадцатом этаже Флок вышел к её носу — огромному, точно купол собора. Ракета-носитель «Парадиз» с двумя боковыми ускорителями была призвана вывести человечество за пределы жалкого в космических масштабах островка его родной планеты. Но, при всём её величии, ракета была лишь подспорьем. Чуть поодаль в открытом ангаре стоял первый в Элдии многоразовый космический корабль TN-9 «Титан». Термозащитная плитка на крыльях этой гордой птицы облупилась, так и не испытав перегрузок стратосферы. Восхищение трепетало в груди Флока, и его, подобно запущенному твердотопливному двигателю, было не остановить. Но к этому величественному чувству примешивалось и горькое, тяжёлое осознание. Даже если через пару дней они доберутся до лаборатории, даже если вакцина из крови Эрена сработает, даже если человечество освободится от гнёта зомби и заживёт по-старому, эта ракета и этот корабль уже никогда никуда не полетят. Ничто не выбивало грустные мысли из головы лучше, чем физический труд. Флок наломал деревянной мебели, натащил макулатуры и устроил кострище на пятом этаже комплекса. Бумага быстро прогорела, и огонь принялся уверенно глодать дерево, когда появился Жан с рюкзаком за плечом и с Армином на руках. Последний, хоть и выглядел весьма дурно, нашёл в себе силы махнуть Флоку рукой в знак приветствия. Даже хотел что-то сказать, когда Жан опустил его на ноги, но закашлялся, и Флок кивнул, давая понять, что рад его видеть и без слов. Темнело быстро. Среди разбитых окон техотдела замелькал свет фонариков. Флок засмотрелся на его блики, возвращаясь от фургона с рюкзаком консервов. Степное небо у него над головой осыпало звёздами. Флок вспомнил, как учил сестру созвездиям, и хотя он знал всего пять, она говорила, что её брат — самый умный на свете. Флок был, может, отчасти не против и сам так думать. Пока не встретил Армина, который, казалось, знал каждый пучок звёзд на небосклоне. Флока всегда это восхищало, но теперь он думал: зачем? Какой прок от этих звёзд, если ни они, ни карты не могут точно подсказать путь к их цели? И всё равно отчего-то Флок не мог оторвать от них взгляда. Проходил метров сто, замирал, смотрел вверх, проходил ещё, снова останавливался и задирал голову. Будто бы ждал, что на небе за жалкие секунды что-то изменится. Но ничего не менялось. Не изменилось, даже когда Флок вернулся в испытательный комплекс. Изнутри этажи уже занавесила темнота, и ступать по крутым лестницам приходилось осторожно. Может, поэтому Жан с Армином и не услышали его. А может быть, потому что сидели к лестнице спиной. Вернее, сидел Жан, а Армин ёрзал у него на коленях, слабо пытаясь оттолкнуть его. Флок поспешил бы прервать их, если бы не шёпот, умноженный эхом высокого потолка. — Я тоже заболею. — Нет, Жан. — Я тоже хочу заболеть! — Прошу, нет. — Я тебя не оставлю, понял? В слабом свете костра Флок вдруг увидел всё так ясно. Он замер. Оцепенел без шанса двинуться и задержал — сам не знал, на сколько — дыхание. А в пяти метрах от него Жан держал больного Армина на коленях и целовал. Флок вдруг осознал. Осознал всё, что не давало ему покоя в дружеских объятиях этих двоих, в их долгих, понятных лишь им одним, беседах, в том тревожном напряжении, что устанавливалось всякий раз, стоило Флоку остаться с Жаном и Армином втроём. Ему стало не по себе ещё больше, в животе поднялась буря, мурашки пошли градом. Ещё не придя в себя, на едва работающих ногах он тихо отступил — почти сполз — вниз на полпролёта, присел на корточки и сидел так, пока ноги не затекли, а когда встал, громко топнул и озвучил своё появление звоном биты о перила. Жан и Армин встретили его молча. А он сам, не находя ни слов, ни тем для разговора, принялся вскрывать банку опостылевшей ему за последние месяцы безвкусной тушёнки. Руки тряслись. Через четверть часа снизу послышался деловитый топот, а по белой колонне ракеты «Парадиз» забегали огни фонарей: Леви и «отряд» вернулись. С собой им удалось утащить пару канистр бензина. Эрен живо рассказывал, скольких трудов им стоило перелить бензин в нужную тару, а Саша даже предложила плеснуть немного в костёр, но Микаса её одёрнула. Никто не носился вокруг ракеты, никто не бегал любоваться космическим кораблём. Люди больше не мечтали о космосе. У людей было куда более простое и банальное намерение: выжить. Выживает полезнейший. Флок действительно так считал. Он видел это своими глазами, он в этом убедился. Наверно, оттого и не понимал, зачем сильный, умелый солдат вроде Жана, действительно полезный команде, пытался тоже заболеть. Даже учитывая Жанову привязанность к Армину, разве не пойдёт команде во вред, если больных будет два? Ответ на свой вопрос Флок узнал на следующее утро. На следующее утро, когда Жан нёс Армина на руках обратно в фургон, голова того уже болталась на Жановом предплечье. А когда Эрен предложил его сменить, Жан отказался. Армин был ещё жив, но все уже поняли: ненадолго.