Her Name is...

      Кая находит спасение в глухом лесу ближе к двум часам дня в пятницу. Она долго бродит по нему, пачкая свои серые кроссовки в пыли и сырой земле, стаптывая подошву и подворачивая ноги; она бредёт сквозь деревья, стремящиеся в небо. Она не смотрит на что-то определённое, не задумывается о бытие или о пейзаже, она теряется в мыслях, относящихся к совершенно обыденной повседневной жизни. Рубенс вспоминает, что нужно попросить Джефферсона купить продукты и разморозить курицу к ужину, в голове мелькает мысль о том, что ей необходимо как можно скорее вернуться в дом и позаботиться о вечере. Но эта обыденность быстро отпускает её — вокруг тихое шептание ветра и мягкий ковёр под ногами.       В лесу пахнет сыростью и прелой прошлогодней листвой, где-то перегноем и хвоей, на носках остаётся смола из-за постоянных спотыканий на ровном месте. Она доходит до места аварии, Кая узнает его по повороту, указателю и дереву, ветки которого надломаны снизу, хаотично разбросаны у корней. Конечно, здесь ничего нет, но она до последнего надеется, что сможет вспомнить хоть что-то о том дне или о чём-то из своего прошлого. И, к собственному удивлению, голову впрямь пронзает острая боль, пульсирующая, посылающая картинки в мозг с изображением красивого парня лет двадцати пяти с глубокими болотистыми глазами. Парень там улыбается ей и тянет руки и в тот же момент Кая ощущает отвращение к себе, мерзкое чувство внутри разрастается, она ощущает, как черствеет её сердце, как надламываются кости и как пульсирует венка на шее. Рубенс теряется в воспоминаниях, опирается на дерево и садится на сухую пыльную землю на обочине, разрываясь от боли, которая разрезает её тело. Она вспоминает горячее дыхание на шее, мягкие пухлые губы на собственной коже, поцелуи родные и одновременно ужасающие её сознание, руки и шептания томные, успокаивающие. Только эти воспоминания сопровождаются не желанием и не стесняющей робостью, а колючим чувством отвращения к себе и какой-то болезненно-нездоровой любви к тому, кто крепко цепляется за подкорку мозга.       Она набирает воздух. Кислород обжигает лёгкие, точно кипяток нежную кожу, она готова харкать кровью и лезть на стену, но вместо этого тянется в карман спортивной кофты и выуживает сигареты с зажигалкой. Ей ужасно стыдно за вредную привычку, но отказаться от неё она не может, потому что слишком слаба, да и сила воли давно умерла в ней. Фильтр она зажимает между мягких губ, заранее вдавливая ногтём кнопку, покрывающихся тонкой сухой корочкой и маленькими кровоточащими ранками.       Зажигалка щёлкает прямо перед носом и огонёк загорается перед лицом, она подносит её к концу сигареты и табак постепенно начинает тлеть, когда Кая делает глубокую затяжку. Голова немного плывёт, она, словно пьянеет и расслабляется, правда кашляет сухим кашлем, сдерживается от очередного порыва кашля, запрокидывая голову. Дым выходит из губ, свёрнутых трубочкой маленькими количествами, он практически прозрачен и его немного — голоса в голове напоминают искажённый звук скрежета железа. Тлеющая в её руках сигарета не должна облегчить боль, потому валун внутри давит на сердце сильнее, придавливая клапаны и дробя белые кости острых рёбер. Рубенс улыбается, вспоминая что-то заунывно-привычное в её некогда нормальной жизни, кто-то выкрикивает её имя в том мире, который остался далеко за пределами этой странной жизни. — Майя, перестань пить, пойдём танцевать!       В голову шумно. Грохочет музыка на заднем плане и голос девушки надрывисто-громкий у самого уха, кто-то тянет её в сторону костра и начинает кружить в медленном вальсе. Она смеётся, а потом проворачивает то же самое с той девушкой, лицо которой покрыто несуразной пеленой и смех которой кажется безумно родным. Кто-то стреляет по жестяным банкам недалеко от неё и она, будучи пьяной, слегка пугается, а потом пожимает плечами и льнёт к щеке подруги. На ней, помимо джинсов и кроссовок, огромный мужской свитер и она счастлива в тот момент, почти так же, как в тот вечер откровений с Джефферсоном. Сейчас она тоже смеётся, потому что Кая так не похоже на её имя — Майя; ей дали что-то холодное и чуждое вместо чего-то тёплого и родного. — Майя, значит я посланник Солнца? — она истерично смеётся, а потом тушит сигарету кроссовкам и уходит обратно, разглядывая карту Джефферсона.       В голове пляшут шальные воспоминания о прежней жизни. Все они связаны с выпускным днём, кажется, а ещё с вечеринками и студенческой жизнью. Она уверена, что Майя была хорошей девушкой, только попала не туда и не к тем, потому и оказалась втянутой во всю эту несуразицу; жизнь завертела ей, обернула вокруг своей оси и пустила в свободный полёт у обрыва — она сорвалась и полетела вниз слишком стремительно, чтобы успеть затормозить. И теперь обломки забытого родного преследуют её. — Мисс Рубенс! Подождите, — голос раздаётся со стороны обочины, и девушка быстро тормозит, оборачиваясь.       К ней бежит девчушка в юбчонке и джемпере, она улыбается и машет рукой, быстро добегает до начала леса и поправляет лямку портфеля. — Грейс?! Разве уроки уже кончились? Прости милая, я не встретила тебя, совсем вылетело из головы, — виновато опускает голову уже Майя. Но думает явно о чём-то другом — Грейс видит.       Она думает, что узнай Джефферсон об этой оплошности, лишил бы премии или просмотра фильма в пятницу и что хуже, она, если честно, не знает. Девчушка тянет гувернантку за руку вперёд, не задумываясь о странном состоянии няни и об её отрешенности — она часто бывает такой, когда о чём-то глубоко задумывается. Ей не хочется спрашивать Каю о её состоянии и почему она здесь, девочка просто улыбается и тянет её в сторону виднеющегося коттеджа, а точнее веранды, которая чётко прослеживается сквозь густую листву, освещенную солнечными лучами. — Чем вы сегодня занимались? — вопрошает девчушка, выравниваясь в ногу с Рубенс. — Ходила на место аварии, — на автомате отвечает она, а потом осекается и смотрит на девочку, — папе не говори, ладно? Это наш маленький секрет. — Хорошо, я не скажу папе, но тогда фильм снова выбираю я, — улыбается девочка во весь рот. — Договорились, — смеётся она, прижимая на мгновение к себе Грейс.       Они хватаются за руки, размахивают этим замком вперёд-назад, а потом быстро взбираются по ступенькам в дом, оставляя без внимания припаркованную машину Джефферсона и шерифа полиции.       Рубенс впадает в ступор, когда обнаруживает в гостиной улыбающегося хозяина и Эмму Свон, которая о чём-то хмуро говорит, а потом смотрит на девушку. Она совсем перестала следить за жизнью в городе, а Джефферсон мало что рассказывал. Кажется, Майя даже забыла о том, что её делом занимается шериф — в городе была суматоха из-за падения проклятия, а потом это исчезновение шерифа и Белоснежки — всё как снежный ком скатывалось в огромный шар. И у неё в голове уже не осталось мыслей для каких-то здравых размышлений, лишь отрывки чьих-то голосов наперебой с воспоминаниями.       Разрозненные мысли и отрывочные воспоминания — ничто её не трогало до определённого момента. — Привет, — кивает Эмма. — Грейс, милая, беги в свою комнату и выбери фильм, ладно? Я подойду позже, — склоняется она к Грейс, пряча руки в карманы олимпийки.       Девочка кивает и убегает, смотря на резко изменившегося в лице отца. У Джефферсона лицо страдальца и мученика, до того момента, пока одна из его фирменных улыбочек не всплывает на тонких губах — в коллекции их более ста. Он тушуется, но быстро приходит в привычное состояние расслабленности.       Шериф кивает на диван рядом с хозяином дома, но Рубенс усаживается в излюбленное кресло и осторожно смотрит на Эмму, которая кажется ей слишком серьёзной и даже недовольной сейчас, хотя пару мгновений назад она улыбалась. — Вы что-то узнали? — сразу переходит к делу Рубенс.       Эмма приподнимает брови, но не удивляется — все сейчас на нервах, а уж девушка не причастная к жизни городка должна вести себя безумнее других. Она, конечно, не ведёт, но с ума сходит стремительно — безумец под одной крышей с ней не идёт на пользу. — Кая, — выдыхает Эмма, — есть кое-какая информация, но она не проверена… В Техасе, полтора года назад, пропала молодая девушка по описанию похожая на тебя. Правда, не упоминается пятно, но она весьма… — Её имя? — спрашивает девушка, сжимая руки между коленей.       Джефферсон боязливо смотрит на девушку и придвигается к креслу, кладя руку на замок её ладоней — она кивает. Он хочет успокоить, но она уверенно смотрит в его глаза, а потом на шерифа и выжидающе глядит на женщину, которая вытаскивает ориентировку. У мужчины что-то защемило в сердце и медленно начало разъедать ткани внутри, точно кислотой облили — ему страшно по-настоящему, всё зашипело и залилось белой кровяной пеной, а потом болезненно защипало. — Нора Уильямс, — тяжело говорит она. Кая выдыхает и откидывается в кресло, руки Джефферсона перестают сжимать её собственные. — Это не я. — Ты так в этом уверена? — недоверчиво вопрошает Эмма.       Эмма озадачено смотрит на девушку, убирая ориентировку обратно, а потом осторожно заглядывает в глаза девушки, которая уверенно кивает головой. Кая смотрит в непонимающие глаза Свон и Джефферсона, а потом пожимает плечами и странно улыбается, склоняя голову. Точно с ума сошла, но до психушки далеко — лёгкая стадия шизофрении и небольшой комплекс перед мужчинами, который почему-то не касается Джефферсона. — Меня зовут Майя, так что называйте меня так с этих пор. Наверное, это будет правильно… — Ты вспомнила… Когда? — неожиданно вопрошает Джефферсон, смотря на неё с немым страхом. Он снова слишком близко склоняется к её лицу. — Сегодня и это единственное что я вспомнила.       Майя отстраняется от мужчины, а потом смотрит на хмурую Эмму, которая кивает головой и о чём-то рассуждает, разглядывая Майю и Джефферсона. Свон слишком проницательна, чтобы не заметить эти странные отношения, завязывающиеся привязанность и немую влюблённость. Она слишком умна, потому и страдает от этого — видеть неприкрытую правду, которую не замечают другие слишком сложно даже для неё. — Уже что-то. Мы знаем твоё настоящее имя, а значит, сможем найти в базе всех, — выдыхает она, — я займусь этим. — Спасибо, шериф, — цедит сквозь зубы Джефферсон, — уходите, чаю не хотите? — Пожалуй, я откажусь. Кая… в смысле, Майя, увидимся позже.       Девушка кивает, а Джефферсон уходит за Эммой, подмигивая унылой Майе, которая тут же слегка улыбается ему — она не хочет обременять этого человека своими проблемами. Он слишком хороший, чтобы загружать его чем-то настолько личным, к тому же, у него тоже есть проблемы — Грейс до сих пор покидает дом на выходных, чтобы навестить семью Льюис. Летние каникулы, подкравшиеся незаметно, сулили частое отсутствие Грейс дома — она начнёт чаще пропадать и Джефферсону придётся мириться с чувством одиночества, которое, если и она его покинет, лишь увеличится в своих масштабах. Его по-своему жаль. Она бы так не смогла. Но только Кая это совершенно точно не Майя. — Ты… — начинает Джефферсон. — Постепенно начинаю вспоминать? Возможно, но это всё ещё бессвязный набор картинок и чьих-то голосов… Раз уж ты приехал, то могу я сходить в город? Нужно купить продукты для ужина и кое-какие вещи для Грейс — лето же, а подходящей обуви у неё нет.       Ему до сих пор непривычно от её невесомого «ты». Слово слетает с её губ так легко, но это местоимение несправедливо сильно жжёт грудь, прокладывая дорожку из колючих ощущений. Он, вроде бы взрослый, но ощущения у него как у парнишки пубертатного периода — вида он не показывает, но внутри всё переворачивается — он окончательно влюбился в неё. И из-за чего? Понять не может. — Хорошо, тогда, Грейс нужно взять с собой? Я съезжу вместе с вами, чтобы немного развеяться. — Правда? Было бы замечательно, не могу сказать, что я хорошо разбираюсь в моде, — улыбается она.       По ступенькам сбегает Грейс, держа в руках новенький телефон и что-то быстро печатая. Она смотрит на отца, быстро к нему подбегает и обнимает, а потом смотрит в глаза — он видит немую просьбу в этих карих омутах, а потому тяжело вздыхает. — Папочка, мисс Рубенс, вы же не обидитесь, если сегодня я переночую у Пенелопы? Она позвала меня в гости, мы хотим посмотреть фильм вместе, её родители не против… папочка, пожалуйста.       Майя улыбается — ей не нужно готовить ужин, а значит, продукты можно купить позже. Грейс смотрит на отца круглыми глазами Бемби, держа в руках его запястья — её ручки не могут обхватить их полностью, потому это выглядит чересчур мило и как-то совершенно по-детски. Майя смотрит на Джефферсона, кладя ладони на плечи девочки, кивая головой — она должна проводить время со сверстницами, а уж Пенелопа на роль подружки подходит идеально. — Хорошо, в таком случае, я отвезу тебя в город, — на выдохе произнёс он. — Я соберу вещи, — тут же вскрикнула девочка, целуя отца в щёку, — спасибо, — добавляет она, смотря на Майю.       Он слишком устал, чтобы вступать в споры с женщинами этого дома — ему и за его пределами хватает этих неумолкаемых девиц, крутящихся рядом. Он был бы не против, если бы только одна девушка крутилась возле, но, к сожалению, он не понимал чувств той, которая старательно убегала от любых проявлений заботы. Она точно дичилась доброжелательного отношения к себе, принимая его в редкие моменты спокойствия. — Значит, поездка отменяется? Тогда я разморожу курицу и приготовлю жаркое… просмотр фильма тоже сворачиваем?       Она стоит рядом, в шагах трёх от него, смотрит вполоборота и задумчиво глядит на спускающуюся Грейс, задаваясь какими-то личными вопросами. У Джефферсона мешкает что-то в груди, а потом плюхается, снова поднимается и встаёт на место как-то неправильно; она не предназначена для него, но внутри всё как-то нестабильно плохо. Он не замечает вокруг себя ничего, кроме дочери и этой девицы и его желание постепенно захватывает вверх над сознанием. — Вы обязаны посмотреть фильм, обязательно съешьте карамельный попкорн, хорошо? Я знаю, что мисс Рубенс давно хотела посмотреть фильм с Альпачино, потому взяла в прокате один из таких — специально искала. Вы обязаны его посмотреть, хорошо? — настойчиво требовала девчушка, поправляя цепочку с кулоном на шее. — Хорошо, — выдыхает мужчина, — я всё сделаю. — Тогда, я займусь готовкой… Хорошо проведи время с Пенелопой, малышка.       Майя целует девочку в щёчку и машет ей рукой, когда родитель с ребёнком скрываются за дверью. Внутри почему-то беспокойно и шумно — она остаётся одна.       Страх вновь накрывает с головой, предвещая бурю.