The Dawn Will Come

      Первым делом, когда странное состояние воодушевления прошло, оставив после себя какую-то пустоту, Джон пошел проверить ногу коня, который сразу попытался укусить человека, стоило ему начать прощупывать конечность. Это уже не понравилось Марстону, как и небольшой отек на суставе. Оставалось только тихо выругаться, стягивая с лица бандану, чтобы наконец-то глотнуть свежего воздуха. Так далеко он не уедет, ему нужна новая лошадь, только вот в город возвращаться он определенно не будет, а чтобы вернуться к дороге, придется сделать большой крюк, миновав людные места у города, и для этого как раз нужна чертова лошадь, потому что у него так же больная нога.       Джон был почти что в бешенстве от этого. У него все получилось, плевать на свою простреленную голень, которая жаркой болью охватывала всю ногу, оставалось только добраться обратно до Эбигейл и остальных, но, как назло, чертова лошадь решила захромать. Чертовы связки и дождь. И чертов хозяин магазина, которого Марстон мечтает прирезать. Есть и вина Джона, без этого никуда, но он все равно был в бешенстве на остальное, о себе думая в последнюю очередь.       Ударив ближайшее дерево кулаком, ослепляя себя вспышкой боли в костяшках правой руки, Джон ощерился и подошел к коню. У него нет времени на поиски новой лошади, у него нет времени на то, что вытаскивать пулю из голени, которая горела все так же сильно при каждом напряжении мышц. К утру он должен уже быть у Артура, и думать о другом исходе было нельзя. Перевязав ногу под коленом и саму простреленную область, Марстон закрепил мешок обратно на седле.       Запрыгнув в седло, не смея сильно напрягать простреленную ногу, Джон закрепил чемодан на крупе лошади и, обхватив рог одной рукой, чтобы не сползать в бок из-за больной ноги, тронул коня с места, чувствуя, как тот хромает. Оставалось молиться, чтобы по дороге все было гладко и лошадь не слегла на полпути.       До хижины он добрался на рассвете, валясь вбок из-за усталости и из-за боли, которая настолько утомила его в пути, что хотелось скорее умереть, чем заснуть. Думать о том, что было с конем, сил уже не было. Остановившись у входа, он аккуратно сполз с седла, не наступая на простреленную ногу и кинул повод, позволяя коню дохромать до травы у дома. Посмотрев на то, как лошадь начала щипать пучок травы, Марстон позавидовал животному — даже несмотря на то, что оно не может без боли наступать на ногу, его волнует только еда. Ничего более.       Допрыгав на одной ноге до двери, Джон несколько раз постучался, сквозь дымку усталости в сознании понимая, что, если он ворвется без спроса — его могут пристрелить, как злоумышленника. Костяшки на правой руке, которой он еще днем прошлого дня ударил дерево, ныли тупой болью, не давая сжимать пальцы в кулак.       В окне темнота, за дверью тишина, и Джон постучал чуть громче, уже чувствуя, как усталость уходит назад из-за страха того, что он опоздал, и дома просто никого нет. Ушли, похитили, убили, что угодно, и даже мысли о том, что все просто спят — не было.       Задержав дыхание, Джон жадно вслушивался в то, что творится за дверью, но птицы в утренней прохладе с первыми лучами солнца, пели, как умалишенные, мешая различать другие звуки.       Джон сжал больную руку сквозь шипение и настойчиво постучал в дверь еще раз, будя абсолютно всех в радиусе нескольких метров.       Шум за дверью заставил его свободно выдохнуть, а Эбигейл, которая открыла дверь мгновения после, вынудила в спокойствии прикрыть глаза, давая понять, что все в порядке. — Ох, Джон, — сказала она сразу, как увидела супруга на пороге. Открыла дверь шире, впуская его внутрь и закрыла дверь после, не выпуская оставшееся с ночи тепло.       Джек лежал на краю кушетки, сонными глазами смотря на приехавшего отца, Боб сидел в углу, накрывшись какими-то тряпками и так же сонно смотрел на Джона, пытаясь отогнать последний сон, только Артур не смотрел на него, и его глаза были закрыты, от чего в груди все неприятно сперло. Он лежал на боку и не шевелился.       Скинув с себя сумку, Джон опустился на пол возле двери и поднял взгляд на взволнованную Эбигейл, которая в утреннем мраке хижины разглядела повязку вкруг его ноги, пропитанную кровью. Тело уже сходило с ума от долгой боли, хотелось рвать на себе волосы. — Как он? — спросил он хриплым от усталости и жажды голосом, кивнув в сторону Моргана, который поморщился на низком хриплом голосе. — Ему ночью было плохо, он совсем недавно заснул, и мы следом… Как все прошло? И твоя нога… что случилось? — она помогла Джону подняться и пересесть на кровать, аккуратно перекладывая вновь заснувшего Джека к стене. — Неприятности, как и всегда, — усмехнулся он сквозь зубы, когда пришлось напрячь ногу, которая резкой болью охватила все тело. — Я все достал. Вроде бы. Лошадь на улице со всем необходимым, — Марстон махнул в сторону двери, и Боб встал с пола, наверное, намереваясь пойти и проверить привезенные материалы. — Боб, — окликнула его Робертс, когда он открыл дверь, чтобы выйти — его нога, — она указала на перебинтованную ногу Марстона, и мужчина быстро закрыл дверь, направляясь к Джону, который неприятно морщился от боли, которая начинала только усиливаться в спокойном положении.       Док аккуратно выпрямил ногу Марстона, не обращая внимание на тихие ругательства сквозь шипение, и сел напротив тусклого света из одинокого окна, начиная медленно разматывать окровавленную ткань. Эбигейл, не дожидаясь полной картины, сама вышла из хижины, и Джон не успел ее окликнуть, чтобы узнать, куда она вышла. Да и боль при резком движении Боба заставила переключить все внимание на нее. — Мда, — только и произнес Боб, увидев то, что скрывалось под повязкой, заставляя Джона обеспокоенно выгнуть одну бровь. Смотреть самому на рану не хотелось. — Придется вытаскивать, надеюсь, заражения нет, — он беззаботно пожал плечами и прошел к бадье с водой. Джон быстро кинул взгляд на голень и заметил, как она скверно распухла. Особенно место вокруг раны.       Морган лениво разлепил тяжелые веки, когда Эбигейл вернулась с улицы, звеня инструментами в чемодане и гремя бутылями в мешке. Утро было настолько скомканным и сонным, что больше походило на какой-то дурацкий сон.       Джон кинул быстрый взгляд на Артура, который нехотя зашевелился под покрывалом, и поджал губы, замечая его бледность даже в полумраке. Лишь бы все получилось. Надо обязательно еще раз поговорить с доком насчет этой операции, потому что у него в голове до сих пор не может уложиться все то, что он узнал: как это должно проходить, что он будет делать, вылечит ли это Артура до конца, и какие будут после этого последствия, потому что Марстон не понимает, как можно спокойно удалить пол-легкого. Думать о том, что что-то пойдет не по плану, и Артур умрет — он не хотел. — Дайте мне щипцы и спирт, пожалуйста, — Боб повернулся к Эбигейл, и та просто протянула ему мешок и чемодан. Мужчина быстро откопал нужные материалы и положил на кушетку рядом с Джоном, протягивая ему один из пузырьков. — Вдохните пару раз.       Джон с осторожностью принял у него пузырек и пару раз глубоко вдохнул, морщась от неприятного странно-сладкого запаха, словно нюхал смазку от поезда. Голова закружилась, когда он отдал пузырек доку, Джон откинул руку позади себя, чтобы сохранить вертикальное положение на кровати. Он был уверен, что завалится даже сидя на ней. — Как себя чувствуете? — спросил Боб через пару минут, пока промыл руки и инструменты, и Джон только кивнул, пытаясь совладать со своим состоянием, как при легком опьянении. — Понятно, — Боб открыл очередной пузырек и вылил немного содержимого на чистую марлю, протягивая палку для розжига камина Джону. Тот сразу сунул ее меж зубов, понимая, что сейчас будет. Артур поднял голову на подушке и посмотрел, что происходит в изголовье кровати в противоположном углу хижины, Джон видел это краем глаза.       Боб приложил пропитанную спиртом марлю к ране, слушая, как шипит наверху Джон, до побеления костяшек сминая края кушетки. Смочив вторую сторону тряпки, Смит вновь приложил марлю к ране, осторожно промывая ее от засохшей крови, разрывая дыру от пули на брюках чуть сильнее. Марстон закрыл глаза, пытаясь совладать с болью, которая второй раз была не такой сильной. Даже несмотря на нее хотелось спать. Звон инструментов ясно дал понять, что будет дальше, и Джон упал спиной на кушетку, удобнее хватая палку зубами. Голова кружилась даже при закрытых глазах, Джон это чувствовал и слабо улыбнулся ощущениям. Словно, правда, был опьянен. Боль, и он инстинктивно сжал палку в зубах. — Все. Осталось обработать еще раз и перевязать. Прижигать будем?       Джон тяжело сглотнул, пытаясь понять, как все прошло так быстро и не особо болезненно, как обычно бывает, слушая сквозь шум крови в ушах голос Боба, не совсем понимая, что от него хотят, Марстон качнул головой, садясь на кушетке. Как док вновь промывал рану и перевязывал — Джон почти не чувствовал. — Вы, действительно, привезли все, что требуется. Даже больше. Это повышает его шансы. Вы хорошо справились, — Боб хлопнул его по плечу и вытер руки о собственные штаны. — А теперь вам надо поспать. Можете вдохнуть еще немного, чтобы заснуть быстрее.       Джон жестом ладони сказал, что «нет», он не будет нюхать эту дрянь и сам лег на кушетку рядом с Джеком, кинув напоследок последний взгляд на Моргана, который слегка ему улыбнулся.       С этим образом Артура перед глазами он и заснул, чувствуя, как слабо улыбается сам.       Проснулся он в полном одиночестве, и только приглушенные голоса раздавались за закрытой дверью — Эбигейл и Артур, как обычно сидели на крыльце и тихо беседовали. Джон около часа лежал на спине, чувствуя, как тупой пульсирующей болью то и дело схватывает голень, и слушал этот разговор, различая совершенно немного слов. Эбигейл что-то обсуждала насчет своего будущего, каким она хотела бы его видеть, а Артур если и открывал рот, чтобы что-то сказать, то просто делился своим мнением на этот счет, и Марстону не нравилось, что тот не рассказывал сам, что хочет делать после того, как пойдет на поправку, словно у него не было мыслей на этот счет. Или он просто не верил, что поправится?       Тяжело поднявшись, Джон сел на край и протер глаза, которые слипались из-за сонного состояния. Дверь как раз открылась, и вошла Эбигейл, одна, без Моргана. — Проснулся наконец-то, — усмехнулась она и закрыла дверь. — Еда у камина, если хочешь и вода рядом. Как нога? — Нормально, я думаю… — Марстон глянул в окно, где стремительно темнело. Сколько он спал?       Джон мотнул головой, прогоняя остатки сна и потянулся к ковшу с водой, который стоял возле камина, как раз рядом с кушеткой. Еле открыв челюсти, которые словно свело, он припал губами к ковшу и начал жадно пить, теперь слыша, как за дверью что-то рассказывает Джек. Наверное, тому же Артуру, который привычно молчал, слушая. Надо бы и Джону с ним поговорить, как он и хотел поступить еще в городе.       Через несколько минут после Эбигейл зашел Артур вместе с Джеком. Морган медленно прошел к своей кушетке, так же медленно садясь на нее, в то время, как мальчик уже сидел на ней и что-то перебирал в руках, что-то маленькое, похожее на гусеницу. Приземлившись рядом, Артур чуть склонился к Джеку и посмотрел на гусеницу, начиная рассказывать младшему Марстону, как она станет бабочкой.       Джон все сидел, глядя на этих двух, и удивлялся тому, как Морган изменялся рядом с мальчиком. Полностью, словно становился другой личностью: мягкой, заботливой, искренней, как было давным-давно. И это было так непривычно для Марстона. Артур всегда ходил с лицом человека, которого разбудили пинком, и плохое настроение преследовало его весь день. Да, он любил пошутить, но и шутки его не всегда были добрыми; чаще поганый сарказм, который просто доставал всех, а не поднимал настроение. Рядом с Джеком это все пропадало. Как сейчас. Глаза пусть и в дымке от болезни, но заинтересованы, а на губах под усами, играет слабая, теплая улыбка. Он сильно менялся с этой улыбкой, Джон может сказать наверняка. Из убийцы превращался в простого человека, которого можно даже понять и полюбить. Марстон это видел и понимал, желая, чтобы он делал так почаще — улыбался, становился добрым и заботливым. Это было приятно, пусть и забота была направлена не на Джона, чего он со странной тоской желал бы получить.       Артур становился привлекательнее, когда улыбался. Какими бы странными и неправильными не были бы мысли мужчины, Джон думал именно так, неотрывно следя за его улыбкой и тем, как двигаются его губы с ней, когда он говорит Джеку, что может есть эта гусеница, и как дождаться появления на свет прекрасной бабочки. — Джон, — окликнул его Артур, и Марстон пару раз моргнул, сводя взгляд с его губ. — Кажется, малыш Джек любит меня больше папочки, — он подмигнул мужчине, и тот выгнул изувеченную бровь, пытаясь судорожно придумать, что на это ответить. — Что за ерунда, — только и смог сказать он, дергаясь от внезапной дергающей боли в голени, стоило слегка двинуть ногой. — Эй, Джек, — Артур положил на его плечо свою ладонь, и мальчик поднял на него полные интереса глаза, — кого ты любишь больше? Меня или папаню? — Артур, — Эбигейл накрыла крышкой разогретый ужин и села рядом с Джоном, который с вызовом скрестил руки на груди. — Нельзя ребенку задавать такие вопросы. — Да ладно тебе, Эби. Так что скажешь, Джеки?       Марстон-младший сосредоточено нахмурился, слегка сжимая кулачок с гусеницей, переводя взгляд с Артура на Джона. — Папу конечно, пусть мы и не особо много времени вместе проводим, — Джек раскрыл ладонь и стал наблюдать за насекомым. — Выкуси, — Джон едва сдержался, чтобы не показать Моргану язык. Артур издал что-то похожее на смешок и аккуратно лег на свою кушетку, отправляя Джека к родителям.       Эбигейл дала сыну банку, куда он кинул гусеницу под хрипловатый голос Артура, что мальчик должен нарвать ей немного листьев и травы, чтобы она могла есть. Джек сразу подорвался с места и вылетел на улицу не услышав оклик Робертс, чтобы он не ошивался в одиночку за пределами хижины. Джон откинулся на кушетку и прикрыл глаза, разглядывая паутину в другом углу хижины.       Вскоре вернулся Боб с Джеком и гусеницей в банке. Эбигейл зажгла лампу, подкинула валежника в камин и раздала всем, кроме Артура, еды — тот отказался, ссылаясь на плохое самочувствие. Но от очередной травяной настойки от Боба он отказаться не смог, поэтому выпил ее, после чего отвернулся к стене, намереваясь поспать.       Джон хотел бы спросить его, боится ли тот все еще предстоящего, потому что отчего-то сейчас, от мыслей, что он все еще страшится этого — было не по себе. Марстон все еще чувствовал противоречивые чувства на этот счет, словно Морган был бесстрашным человеком. Может, было непривычно слышать это так напрямую, с этой скрываемой дрожью в голосе? Этот страх Артура так же вселял страх и в сердце Джона, и почему — мужчина понять не мог или просто не хотел, понимая, что ничего хорошего этот ответ не принесет.       Уставшие после бессонной ночи, все быстро улеглись спать, оставляя отдохнувшего с утра Джона наедине с собой и своими мыслями. Он был готов почти на что угодно, но с ними он оставаться не хотел, а с больной ногой даже не выйти и не пройтись, пока все спят, чтобы освежиться. Он сидел на стуле у горящего еще камина и смотрел на пламя, слушая треск веток и вспоминая все хорошее, что когда-либо было, чтобы успокоить себя и свои мысли.       Шорох и глухой удар заставили Джона вздрогнуть. Он неудобно задремал, свесив голову на грудь и опасно покачивался на стуле в глубокой дреме. Пару раз моргнув, он обернулся, чтобы проверить все ли в порядке и заметил, что кушетка Артура пустовала, зато дверь рядом с Джоном была приоткрытой. В голове сразу запульсировала одна логичная мысль: куда он собрался.       Сладко зевнув, прикрыв рот рукой, Джон аккуратно поднялся со скамьи и тихо пропрыгал на одной ноге к двери, чтобы выйти и нагнать Артура, который решил, видимо, прогуляться ночью в таком ослабшем состоянии. — Ты что здесь забыл? — спросил он сразу, как увидел Артура, сидящего на краю крыльца, кутаясь в свое покрывало. Джон тихо закрыл дверь и, щерясь от боли, сел рядом, сразу кидая взгляд на его отрешенное выражение лица в ночной темноте. — Не спится, — сипло сказал он, не обращая внимания на пришедшего мужчину. — Почему?       Артур дернул плечом, словно не знал причины. А Джон примерно догадывался, и это не приносило никаких хороших чувств или мыслей. Слов, чтобы успокоить мужчину все еще не было. — Боишься?       Вздох. — Почему? — Я не особо хочу разговаривать, Джон, — так же отрешенно сказал он, не сводя взгляда с какой-то точки перед ним. То ли он смотрел на лес впереди, то ли сквозь него. Со вздохом отпустил покрывало с груди, и оно с тихим шелестом упало на его бедра. Мужчина поежился от холода и положил руки поверх ткани.       Джон тяжело сглотнул, смотря так же, как и Артур — на лес впереди. Ему надо было поговорить об этом, успокоить Артура, сказать, что все будет хорошо, но он не знал как, несмотря на все желание. Он не умел говорить красиво, убеждать, как это умел делать Датч. Простые слова, простые мысли, простые действия и ничего более. Возможно, надо было читать больше, как ему и говорили опекуны в лице Хозии и Ван дер Линде. Сейчас он жалел потому, что, вспоминая мужчин, он понимал, что потерял многое: многие знания и возможность красиво и четко излагать свои мысли. Артур нуждался в нем и его словах, а Джон сидел, и, как рыба, мог только открывать и закрывать в тишине рот, каждый раз упуская уже сформулированную в голове фразу. — Есть в этом что-то неизбежное, — протянул задумчиво Артур. — Что-то до онемения страшное. — Ты о чем? — настороженно спросил Джон, чувствуя, как это самое страшное онемение начинает сковывать его тело изнутри, из-за осознания того, о чем хочет поговорить Артур. Захотелось двинуть ему в челюсть. — Все рано или поздно уходят. Кому-то придется мириться с этим, так или иначе. — Запихни свою философию куда поглубже, Морган, — взъерепенился Джон и поднялся с крыльца, совершенно забыв в мгновенном порыве злости о том, что у него прострелена голень. — Я не собираюсь это выслушивать в очередной раз! — Джон сделал шаг с крыльца на лесенку и сразу застонал от вспышки боли, стоило ему ступить вниз, замирая на месте. — Ты можешь заткнуться и послушать меня хоть раз, Марстон? — рявкнул Артур, смерив мужчину рядом недовольным взглядом. — Я не хочу слушать твои размышления о смерти. Они мне уже поперек горла! — обхватив балку, Джон спрыгнул с крыльца на здоровую ногу. — Я устал. Хочется вытащить тебя из этого дерьма, а ты то и дело начинаешь ныть, что что-то идет не так или ты просто этого не хочешь. Где старый Артур? — пожал плечами Джон. — Старый смурной Артур, который вечно брюзжал, если что-то идет не по плану, — со вздохом сказал мужчина и злобно усмехнулся. — Я тебя хочу подготовить, осел ты тупой, что завтра я могу сдохнуть, и не потому, что я этого хочу!       Дверь позади них открылась, заставляя заткнуться обоих, и на пороге появилась сонная Эбигейл, которая зло смотрела то на одного, то на другого мужчину. — Мальчики, можно на полтона потише? Мы поспать пытаемся. И тебе, Артур, тоже стоит поспать, — она указала на старшего мужчину и после закрыла дверь, скрываясь в хижине.       Джон озадаченно помотал головой. — Почему это завтра? — он опустил голову так, чтобы видеть Моргана, который неприятно поежился при легком порыве ветра. — Завтра он будет меня резать, — фыркнул Артур и накинул покрывало обратно на плечи. — Типа сегодня он меня промывал травами или что-то подобное, чтобы я легче перенес операцию.       Джон резко вскинул голову в сторону старшего и замер, чувствуя, что сам перестал дышать. Артур тихо закашлял, прикрывая рот кулаком и после ссутулился, все плотнее закутываясь в покрывало.       Настолько резкого прихода такой информации он явно не ожидал. Почву словно выбили из-под ног, но мужчина даже не пошатнулся, хотя бы от того, что вовремя схватил балку от крыльца рядом, удерживая равновесие на одной ноге. Мысли резко вылетели из головы, оставляя только какой-то странный тягучий страх того, что будет завтра, и что его может ждать. — Артур, — тихо, самопроизвольно вырвалось изо рта Джона при выдохе, при осознании, и он поспешил прочистить горло, словно ничего только что не говорил. Мысль, что он вновь может потерять его, гудела в голове, от чего хотелось схватить себя за волосы и выдрать их. — Что? — буркнул мужчина, кинув быстрый взгляд на Марстона.       Джон качнул головой. Услышал все же. — Теперь ты хотя бы меня выслушаешь? — не совсем дружелюбно произнес Артур. — Нет нужды. — Она есть, Марстон. Посмотри на себя! — Морган вынул одну руку из-под ткани и махнул ей в сторону Джона, который поежился на этих словах. — Ты даже не можешь нормально принять тот факт, что завтра меня порежут, как чертову свинью на обед. Трясешься, как щенок. Сядь, — приказал он.       Мужчина медленно сел обратно на крыльцо, ничего не говоря. — Что с тобой? Пару недель назад, на словах, что тебе со своей семьей придется кинуть меня, ты не особо противился и был готов пойти на это, — Артур чуть склонил голову к Джону, чтобы видеть хотя бы край его лица, чтобы можно было прочитать в темноте эмоции, которые то и дело проскальзывали по нему. — Сейчас мне даже о себе подумать нормально нельзя, чтобы успокоиться, потому что ты, придурок, можешь наделать глупостей, если что-то пойдет не по твоему плану. Всегда приходится следить за тобой, черт возьми.       Джон задумчиво посмотрел в землю, обдумывая его слова, и ничего кроме тяжести мысли не приносили. — Прости, — шепнул скорее себе Джон и закрыл глаза, пряча лицо в ладонях.       Морган был прав. Во многом. И в том, что раньше все это виделось иначе со стороны Марстона, и что он был готов, несмотря ни на что, уйти, бросить банду и Моргана позади, потому что он был готов спасти семью. Что Джон знал, что это правильный шаг для всех, кого он знал и, главное, для него самого. Артур был даже прав в том, что что-то резко изменилось, когда мужчина вдруг решил вернуться за ним. Все внутри Джона изменилось в тот момент, словно сломалась какая-то стена внутри, открывая путь новым чувствам, мыслям и привязанности. Новые границы, возможно? — Джон, — окликнул его Артур спокойным голосом, видя состояние мужчины рядом. Орать на него отчего-то перехотелось. — Прости, — повторил он тихо. — Что с тобой стало, приятель? — Если бы я знал, — сказал он в ладони, которые все еще скрывали его лицо. — Ты нужен двум людям внутри этой развалины, Марстон, — тихо сказал Артур, наклонившись к Джону. Положил руку на его плечо и чуть сжал, наверное, пытаясь немного приободрить мужчину. — Чего бы завтра ни произошло, ты должен держаться. — Хватит думать об этом… так, — сказал Джон и отцепил руки от лица, поворачиваясь к Моргану. — Я думаю о двух исходах одновременно. Просто один исход устроит нас обоих, а другой не устроит тебя. Я волнуюсь за мальчика и Эбигейл, Джон, — проворчал Артур, стараясь не поднимать сильно голос из-за спящих людей. Так он звучал еще более грозно и сипло, по мнению Марстона. — Ты слаб. Слабее, чем я, и только Бог знает, что за причина того, что ты сделался тряпкой! — шикнул он напоследок и убрал от мужчины руку, вновь кутаясь в покрывало. — В конце концов, твои переживания и страхи не изменят ничего.       Джон тяжело вздохнул. Он сам хочет знать ответ на вопрос: почему он стал такой тряпкой, если дело касается Артура.       Он всегда любил Моргана, как брата, родного, дорогого человека, всегда переживал за него, если тот задерживался где-то слишком долго или возвращался весь покоцанный зверем или людьми. Всегда издалека наблюдал за тем, как тот идет на поправку, изредка подходя, чтобы вставить пару своих издевок на его счет, слушая, как недовольно посмеивается на них Артур, готовый встать и надрать задницу сопляку за такие слова. Когда уже лицо Марстона превратилось в «произведение искусства» от когтей и зубов волков, начал издеваться сам Артур. И это было честно.       Вся их жизнь шла так: забота, поддержка, обучение. Если не один, то другой. Всегда была какая-то забота и переживания с обеих сторон, как и с любым другим членом их «семьи». Может, правда, за Артура Джон переживал чуть больше и сильнее, потому что, несмотря на все уроки и наставления от Хозии или Датча, Морган был кем-то более родным. Возможно, из-за дурачеств и некоторых безрассудных поступков, когда он решался брать подросшего Джона с собой, а может, от того, что он был ближе Марстону по духу и возрасту.       Возможно, он действительно любит Артура чуть сильнее, чем это необходимо для нормального взаимодействия с ним и принятия адекватных решений. Ведь было бы это иначе, он не поставил бы под угрозу свою семью, возвращаясь за ним, заталкивая мысли об абсурдности куда подальше, и не волновался бы после настолько сильно.       Посмотрев на Моргана, который вновь отрешенно смотрел перед собой, Джон почувствовал, как тоскливо тянет где-то под ребрами, от всего того, что осталось далеко позади. Он скучает по самому Артуру, который раньше часто был рядом, скучал по их разговорам ночами, когда все спали, по всему тому, что мужчина давал парню, который сам тянулся за ним.       Артур всегда был кем-то особенным в его жизни, стоило только найти с ним общий язык, да и сам мужчина никогда не говорил, что мальчишка ему не нравится. Нашел, так же как и Джон, общий язык и возился с ним, как старший брат. И Джону этого не хватает. Да, они выросли, стали чуть дальше друг от друга и больше такой заботы себе позволить никто не может, и от этого Марстону было противно.       Но тоска по былому не мешала бы ему сейчас действовать адекватно, верно?       Он любит его слишком сильно, сердце Джона преисполнено странной нежности и заботы к мужчине, и, возможно, не совсем так, как было раньше. Просто, откуда тогда берется это тепло, поднимающееся откуда-то снизу живота? Эта симпатия, стоило поймать его взгляд или редкую улыбку, эти мысли, что улыбка ему идет, и Джон хотел бы видеть ее почаще. Было в этом что-то неправильное и странное, пусть и до знакомого приятное, словно… любовь или влюбленность, когда готов делать для человека все, жертвуя какими-то своими интересами.       А Джон всегда находил любовь в чем-то привлекательном, красивом, что цепляло глаз: лицо, тело, кожа, глаза девушек; но он не мог однозначно сказать так же о Моргане, потому что… это было бы превратно. Конечно, Джон мог бы оценить внешность другого мужчины, все могут, но мужчина не мог сделать это так конкретно, когда пытался понять, что именно подразумевает его «любовь». Как к брату? Другу? Старому приятелю, кто всегда опекает тебя, как ребенка? Ведь иначе его любить просто нельзя.       Хотелось разгрести все, что он чувствует на отдельные эмоции, разобрать все по полкам, порвать все это, чтобы не было конкретной мысли и четкого ответа, разрушить в одно мгновение, но словно часть его не хотела этого делать. Не хотела отказываться.       Она хотела больше находиться рядом, касаться чаще, видеть чаще и слушать.       Марстон порывисто вздохнул, думая, что душу и самого человека, как он есть — любить до смешного глупо, да и невозможно, и кинул быстрый взгляд на Артура, чувствуя как щемит в груди при взгляде на него. На мужчину, который мечтательно смотрел на небо, чуть приоткрыв рот. Или все-таки можно, со всеми недостатками, что есть в человеке? Артур, смотря на звезды, думал о своем, мечтал, возможно, пытался настроить себя на завтрашний день, а Джон скользил взглядом по его лицу и все сильнее стискивал зубами нижнюю губу, стараясь подавить все мысли внутри себя, которые обретали все более четкий ответ.       Он помнит что-то подобное, когда начал видеть в Эбигейл не просто лагерную шлюху. Помнит эту легкую влюбленность, подогретую слабым, разбавленным алкоголем.       Если долго думать — Джон, и правда, может навредить себе.       Почувствовав, как глаза неприятно покалывает от подступающих слез страха, что он может быть прав насчет схожести в чувствах к двум людям, мужчина зажмурился и прислонился лбом к плечу Артура, полностью запутанным, а Морган удивленно выгнул брови и повернул голову к Марстону. — Ты чего? — потерянно просипел мужчина и попытался отстраниться от Джона. — Эй?       Джон ничего не сказал, лишь покачал головой, с силой сжимая кулаки, оставляя в ладонях лунки от отросших ногтей, не собираясь отвечать Моргану, который все двигался в сторону, чтобы тот перестал притираться к нему. Но как только послышался тихий звук, похожий на всхлип, мужчина замер, испуганно упираясь взглядом в растрепанные волосы младшего на макушке. — Артур, — измученно прохныкал Джон и, кажется, впервые с детства, в порыве, обнял Моргана, притираясь ближе к его боку.       Джону было страшно, страшнее, чем когда разъяренная пума шипит у тебя за спиной, уже готовая сделать прыжок. А если Джону было страшно — он всегда шел к Моргану, потому что рядом с ним, несмотря на все его недостатки, он успокаивался и не чувствовал себя одиноко.       Только сейчас, чувствуя тепло исходящее от него, Марстон не успокаивался, как в старые добрые времена, когда Артур сам приобнимал паренька, стоило тому повесить нос. Все было наоборот, и паника начинала волнами захлестывать мужчину.       От Моргана пахло болезнью: травами, постелью и потом; он был горячим из-за лихорадки, а его дыхание было тяжелым и иногда свистящим, и пустота в районе ребер у Джона делалась все обширнее, захватывая все пространство в груди. — Хм… — Артур слегка похлопал Джона по спине, совершенно не зная, что делать. Теплое дыхание у виска немного раздражало, как и тихие, редкие рваные вздохи, словно мужчина держался из последних сил, чтобы не заплакать.       Марстон, чуть отстранившись, яростно замахал головой в стороны, раскидывая по лицу непослушные волосы, словно пытался выбить из головы разом все мысли, вместе с ответом, который он никогда не озвучит ни себе, ни Артуру. Никогда.       Сердце билось в груди, как у зверька, попавшего в силки, и Джон отчаянно пытался взять себя в руки.       Тяжело вздохнув и закатив глаза, видя состояние Джона, Артур сам прижал мужчину к себе под бок, прикладывая щеку к его растрепанным на макушке волосам. — Жалкий ты человек, Джон Марстон, — с осуждением в голосе сказал он, почувствовав, как чуть вздрогнул в его руках младший. То ли от очередного резкого вздоха, то ли от слов. — Будем считать, этого не было, и я ничего этого не видел. Возьми себя в руки наконец, — вздохнул еще раз Артур. — Ты нужен Эбигейл и Джеку. И ты нужен мне. В своем привычном состоянии.       Джон пару раз кивнул и сам отстранился от Моргана так быстро, словно он начал причинять ему боль. Холод после теплого бока Артура был неприятен, словно острой пылью пронизывая кожу. Мужчина с каким-то пренебрежением глянул на Марстона, заметив размазанный след от слезы на его щеке. — Прости, — качнул головой Джон, тыльной стороной ладони быстро смахивая мокрый след. — Мгм, — промычал Артур и отвернулся, давая ему время привести себя в норму, а затем протяжно выдохнул. — Все будет в порядке, Джон, — проговорил он в ночной мрак, скребя отросшую бородку, — как и всегда. Мы справимся, я и не из таких передряг выбирался, — усмехнулся он.       Джон так же усмехнулся рядом, сверля взглядом свои руки на коленях, но усмехнулся более потерянно и даже испугано. Больше в порядке не будет ничего. По крайней мере, не с теми мыслями, что поселились в голове Джона, и не с той приятной истомой, что охватывает почти все тело.       А стоило лишь чуть серьезнее задуматься, отчего Артур был немного дороже, чем Эбигейл.       Надо просто убить это, как Джон убивал все, что ему не нравится или пугает. — Пошли, нам надо отдохнуть. Завтра тяжелый день, — Артур с кряхтением тяжело встал, облокотившись о плечо Джона и запахнул покрывало, смотря на мужчину сверху вниз. — Ты идешь или как? — Я еще немного посижу, — сдавленным голосом ответил Джон, не смея поднимать взгляд к Моргану. — Джон. — М, — только и произнес Марстон, давая понять, что слушает, но не особо настроен на дальнейшее общение. Артур пару раз похлопал его по плечу. — Вообще-то, это ты должен был меня успокоить, как планировала Эбигейл, — хихикнул над мужчиной Артур. Джон ничего на это не сказал, чем вызвал обреченный вздох у старшего. — Иногда ты словно возвращаешься в детство со своим этим… поганым характером. Завязывай. Хуже бабы порой.       Последний раз хлопнув Марстона, Артур ушел в хижину, оставляя Джона в одиночестве.       Подняв ладони на уровень глаз, он заметил, как сильно они трясутся от волнения, и как неприятно горит все внутри.