The Dawn Will Come

      Артур не считал себя отличным знатоком человеческих эмоций, особенно если дело касалось прожженных политиков, богачей или игроков в покер, кто умел скрывать любую эмоцию под маской добродушия. Он не считал себя тем, кто хорошо чувствует людей. Но отдаляясь все дальше от Джона, он ярко чувствовал его недовольство, злость и горечь одновременно, и чем дальше Морган отходил, тем больше жалел, что он поступает так по отношению к этой семье и тем больше желал отказаться от этой идеи. Сжимая повод все сильнее в руке, он изо всех сил старался не вернуться, чтобы извиниться перед той же Эбигейл и Джеком еще раз за то, что покидает их. Видеть стоящие слезы в их глазах было почти что невыносимо.       Но решение, которое он принял, было окончательным. И поступил он так из-за заботы об этой семье, потому что другое развитие событий могло бы завести их в еще больший тупик, нежели отсутствие пути и плана на будущее.       Джону надо научиться самому справляться со всеми трудностями, что были у него в жизни и которые встретят его, если не завтра, то на следующий день. Артур всегда был рядом, всегда помогал, даже если его не просили. Ходил, как ангел хранитель позади парня и вытаскивал его из неприятностей, подставляя даже себя в некоторых случаях. Теперь это все позади. У Марстона довольно много шрамов от прошлых ошибок, и они должны напомнить ему о том, что жизнь не прощает ничего, а Моргана рядом нет, чтобы в последний миг оттащить его резко в сторону от летящей пули или ножа у горла.       Было страшно, слишком страшно оставлять его одного, зная, каким неловким он может быть. Каким невнимательным, злым, вспыльчивым и не совсем семейным. Было страшно за его жизнь, которая любила балансировать на краю, боялся за Эбигейл и Джека, которые были зависимы от этого непутевого мужчины, который не знал окончательно, что делать с этой новой ответственностью. Ведь никто больше не придет на помощь, если Джек вдруг вновь пропадет. Никто не будет убивать и сжигать дома в его поисках, и никто не будет тенью идти рядом, пытаясь успокоить мужчину, чтобы он не надумал наделать глупостей.       Сильнее сжав повод в руке, Артур остановился и обернулся, чтобы кинуть последний взгляд на Марстонов, но обернувшись, не увидел никого, чувствуя еще больше сожаления.       Горько вздохнув, ему не оставалось более ничего, кроме как идти дальше, надеясь, что с ними все будет в порядке, оставляя все тяжелые мысли о возможных последствиях на потом. Марстон сильный, не глупый, каким его считают, и довольно отчаянный, чтобы сдаваться перед какими-то трудностями или опасностями, поэтому Морган был почти уверен, что у него все получится. Злые, эгоистичные, черствые люди, как правило, выживают намного лучше тех, кто открыт душой и готов помогать окружающим.       В любом случае, Артур обязательно отыщет его и узнает, как у него идут дела, и если понадобится, и Джон вообще примет его после всего этого — то обязательно поможет всеми силами, которые у него будут. Если выживет сам. — Удивлен, что вы приняли такое решение, — тяжело вздохнул Боб, удобнее перехватив чемодан. — У меня не было выбора. Он взрослый мужик со своей семьей уже, я ему ни к чему, — ответил Артур. — Птенцы сами выпадают из гнезда, пора и ему уже выпасть из моей жизни и заняться собой. — Звучит так, словно вы его ненавидите и только рады, что избавились! — Считай это частью моей бесконечной заботы к нему, — усмехнулся Артур. — Но… я сам боюсь оставлять его надолго…       «Джон — это все, что у меня осталось от прошлой жизни и что осталось в жизни, в общем», — хотел ответить Артур, но только поджал губы, чтобы такая глупость не сорвалась с языка. Это была правда, но слишком неприятная, чтобы произносить ее вслух.       Прогнать быстро это ощущение заботы, которую хотелось вылить на кого-то и его семью — не получилось. Около месяца Морган был как на иголках, все порываясь вернуться, чтобы найти Джона и остаться с ним и остальными. Помогать им, защищать их, воспитывать вместе Джека, по которому он так же чертовски скучал. Ему не хватало этого парнишки рядом, о чем он и не мог подумать. И чем дольше он об этом думал — тем больше понимал, что это было какой-то глупой, необдуманной ошибкой. И плевать, что он думал об этом почти неделю, обсасывая каждый вариант развития событий.       Еще и Боб давил на больное, каждый раз повторяя, что еще не поздно вернуться, что они не ушли слишком далеко, чтобы потерять их. Что, если хочется что-то сделать, то это лучше сделать, потому что иного шанса может и не быть, и эти слова каждый раз вселяли в сердце Артура страх, потому что сразу думалось о том, что Марстон просто подохнет по своей глупости, и он его, правда, больше не увидит. Дока в такие моменты хотелось удавить, но Морган держал себя в руках, понимая всю ценность этого человека. Без него он вряд ли прожил бы даже месяц.       А без Джона он вряд ли бы вообще жил. Того тихого «спасибо» на ухо не хватало даже Артуру. Хотелось отблагодарить его как-то иначе, сильнее, ярче, но в итоге просто одно слово, и он ушел. Оставалось только надеяться, что Марстон сам понимает, насколько мужчина был благодарен ему за этот шанс.       Каждый раз, когда Боб проверял вечерами шов и спрашивал о самочувствии, Морган сильнее ощущал жажду жить, ненароком вспоминая все пережитое. Вспоминал тот вечер и полные смирения глаза Джона, пальбу и запах пороха с жженым металлом, вспоминал вкус собственной крови на губах и потерянный взгляд Датча. И вспоминал обжигающую все внутри боль, когда он сделал, казалось, свой последний вздох. Горело все тело, а перед глазами стремительно темнело, когда легкие выдавливали весь воздух до тех пор, пока в них ничего не осталось, и при всем желании Артур не мог вдохнуть обратно. Смирение со смертью так быстро наполнило его, что дышать не хотелось вовсе. В конце концов, он сделал все, что было в его силах и сделал то, что задумывал.       Цвет того чертового рассвета навсегда впечатался в его память.       А то, что он чувствовал после, когда понял где он, что он пережил и кто вытащил его из всего этого ада — об этом думать не хотелось, но отчаяние тех дней из-за боли в шве все равно иногда посещало его душу, с каждым прожитым днем беспокоя все меньше, словно так и должно было быть. Злость на Джона, что он так глупо подставил всех, пропадала тоже. Конечно, Морган поступил бы так же, если бы вместо него был Марстон. Может, отдал бы намного больше. Хотя какой смысл думать об этом, если он и так отдал за него свою никчемную жизнь, все еще ни секунды не жалея об этом?       И эту никчемную жизнь он не мог поменять еще очень долго, неторопливо идя с Бобом куда глаза глядят, почти забыв о своих планах. Хотелось измениться, как он и думал, следуя своим идеям, но он не мог не убивать от того, что это было самым легким, что он мог делать, почти обесценив чужие человеческие жизни. Только после выстрела он мог одернуть себя, поняв, что слишком вспылил или нажал на крючок не подумав. В эти моменты, когда он с трудом контролировал злость, он ненавидел себя, а Боб его боялся, в чем винить мужчину он не мог. После всех построенных надежд он боялся сам себя, изредка помогая нуждающимся, словно пытался исправить все свои ошибки.       Но больше своей же злости его пугала чертова одышка с бешеным биением сердца, что любили возникать в особо острых моментах, заставляя мужчину сдаваться, опуская оружие или кулаки, потому что иначе, вероятно, он помрет. Он ненавидел это еще с того времени, когда болел туберкулезом, после очередного приступа, не смея схватить воздуха, словно перекрывали доступ к кислороду. Боб говорил, что последствия будут, но не думал, что они будут мешать. А то, что пришлось бросить курить, потому что ему становилось только хуже от этого, еще сильнее раздражало Моргана.       «Хотя бы жив», — повторял каждый раз Артур, выравнивая свое дыхание вслед за словами Боба, который говорил, как надо дышать и что делать для того, чтобы в легкие проходило больше воздуха. Без дока он определенно бы подох.       Когда Боб снял швы, и рана окончательно затянулась, уродуя бок мужчины огромным рубцом, Артур подумал о том, чтобы вернуться обратно на север, чтобы отыскать Марстона, надеясь, что он все еще где-то там. Кочуя в горах по редким поселениям, он чувствовал непонятную тоску по троице и с каждым днем хотелось вернуться к ним все больше и больше, пусть и на день, пусть издалека, чтобы просто убедиться, что с ними все хорошо. Он понял, что сам не может оставить Марстона надолго без присмотра, несмотря на то, насколько хорошим стрелком был Джон, чтобы постоять за себя и сколько лет ему было, чтобы все еще не знать, что делать со своей жизнью. Связь между ними была настолько сильной, что иногда поражала самого Моргана, дрожью проходясь по спине. Пусть и некоторые события омрачали ее. События, из-за которых сам Артур иногда мешкался по утрам, когда предстояло двигаться дальше, понимая, что своим возвращением он может только все испортить и усугубить.       И только спустя год непонятных скитаний по стране, они двинулись обратно, надеясь найти какие-нибудь следы семьи Джона. Они спрашивали о них в городах и в редких одиноких фермах, но никто не видел ни мужчины, чье лицо было расчерчено шрамами, ни женщину с ребенком, которые его сопровождали, и это Моргану не нравилось, но он отчаянно продолжал двигаться вперед, борясь с паршивым самочувствием, к которому он все еще привыкал.       Еще как назло захворал Боб, замедляя их передвижение, и никто из них двоих не знал, что делать. Приходилось чаще останавливаться, чтобы док передохнул где-нибудь на дороге, сидя в траве, переводя дыхание, так же приходилось позже выезжать по утрам и раньше останавливаться на ночлег, когда сам Артур готов был ехать без остановок денно и нощно. И чем дальше они двигались, тем хуже становилось Бобу, который сам не до конца понимал, что с ним самим происходит, а на все предложения Артура заехать в город, чтобы он сам навестил нормального врача, Смит махал рукой, говоря, что ничего страшного, он может двигаться дальше и что он вскоре поправится. Конечно же, Морган не верил ни единому его слову, каждый день наблюдая за тем, как менялся в лице док, теряя все жизненные силы, которые из него высасывала та болезнь, о которой он усердно молчал, да и если такая вообще была.       Терять мужчину было страшно, чего принимать не хотелось. Боб был важен для Артура, который еще привыкал к новым последствиям от операции, он всегда помогал прийти в себя, учил, как правильно дышать, что делать, чтобы приступов было меньше, какой образ жизни стоило вести и всегда останавливал Моргана, если он делал что-то не так, подставляя под угрозу свою жизнь. Без Смита Артур просто будет действовать как раньше, забыв о прошлой болезни и последствиях своего выздоровления.       Приходилось оберегать дока, замедляя свой путь к Марстонам. Вряд ли кто-то обрадуется, если Артур их встретит полуживым без опеки Смита. Особенно Джон, который сделал все, что было в его силах, чтобы спасти Моргана.       Но как бы Артур ни пытался спасти Боба, заведя его в город на осмотр врача, очередным утром он проснулся в одиночестве, без второго коня и Боба, который, вероятно, решил покинуть Артура из-за болезни или от того, что он ему больше не понадобится. Даже не зная этого человека настолько хорошо, как, возможно, можно было его узнать за этот год, он чувствовал непонятную грусть от того, что он лишился хорошего врача и попутчика, с которым не было скучно и одиноко в пути.       Как странно этот человек появился в его жизни, так же странно и исчез, будто по щелчку пальцев.       Хотя бы дневник он оставил, где написано, как действовать и что делать, чтобы остаться в живых и здоровым, зная, что Морган обязательно будет делать глупости. За это Артур был благодарен, забирая дневник дока себе, найдя там много дельных записей по поводу болезней и то, как с ними надо справляться, помимо записей о себе. Да и не только записи о болезнях. Джон промолчал о том, что Смит ставил опыты над людьми, и как раз в дневнике Артур нашел некоторые записи, как заставить страдать человека в агонии, не дав ему умереть, и другие, не менее шокирующие подробности. Но нигде не было написано, почему Смит решил уйти, как и ни слова о своем самочувствии. Только три слова: «не ищи меня».       Возможно, он давно смирился с тем, что умрет, а может, не знал, как можно вылечить себя, обладая по правую руку ничего не умеющим, кроме как убивать — Артуром Морганом. Хотя, если бы док попросил его помочь вылечить себя — Артур бы с радостью помог, хотя бы в благодарность за то, что тот сделал ему. А может, решил не подставлять Артура, который вознамерился встать на правильный путь, и уехал, чтобы вновь приняться за старое — «лечение» больных и опыты, пока никто не знает.       Внимательно изучив все записи по поводу себя, Артур двинулся дальше на север, к канадской границе.       И чем ближе он приближался к границе, тем больше сомневался, что Марстон мог пересечь ее. Во-первых, для чего? Во-вторых, он был не тем человеком, кто выносил холод и климат гор, а в-третьих, если он решит приобрести землю, то это надо делать явно ближе к центру Америки. Остановившись в городке, чтобы перевести дух и пополнить припасы на деньги, которые он благополучно забрал у убитого им человека, который в общем-то сам виноват в том, что получил пулю промеж глаз, Артур постарался спросить у местных видел ли кто людей, похожих на кого-то из Марстонов, и, к счастью, получил сведения, что они были тут, но очень быстро ушли из города, направляясь обратно на юг.       А вернувшись на юг после границы, он получил известия о том, что они поехали обратно на север, и Артур понял, что искать их, скитающихся по Америке — было почти что бессмысленно, пока они сами где-нибудь не осядут, а судя по тому, какие круги они наворачивали — Джон все еще не знал, что делать. Радовало хотя бы то, что он был жив вместе с Эбигейл и Джеком.       Возможно, он будет изредка разыскивать информацию о том, где Марстон, с кем он и жив ли еще, а пока стоило бы уже задуматься о том, что делать самому, и задумавшись, Артур понял, что он без понятия, что делать самому, будучи совершенно одиноким, имея при себе только голову на плечах, лошадь и собственные револьверы. Больше у него не было ничего ценного, как и мыслей о будущем, а все планы, о которых он думал — были бессмысленными в одиночестве.       Единственное, что двигало его вперед хоть к каким-то дельным мыслям — была фотография с Мэри. Чувствуя себя самым глупым человеком на свете, он решил найти ее даже после всего того, что и так пришлось пережить и выслушать от нее, а это письмо, которое, казалось бы, разрушило все, на что еще мог наедяться кто-то из них, поставив точку, он решил проигнорировать, просто живя надеждой, что после того, как все закончилось — он сможет измениться рядом с ней, и что она сможет принять его. У Марстона своя семья, так почему у Артура не может быть своей?       Узнав, что папочка, к счастью Моргана, умер, и Мэри решила уехать с родных мест, Артур принял железное решение того, что пора бы ему серьезно поговорить с ней насчет них, в кои-то веки подумав о себе, своих желаниях и мечтах, а не о ком-то другом и том, что касается тех людей.       Наведя справки из ближайших мест, куда она могла отправиться с братом или одна, он поехал по наводкам, стараясь хотя бы на это время забыть о Марстоне.       Артур ехал вперед и думал, что устал от этих «отношений», устал чувствовать себя ненужным ей, жалким, грязным. Но даже несмотря на все эти мысли, может, он был зависим от этого чувства после всех тех ярких воспоминаний с того момента, как они были вместе, потому что это было самым искренним и самым сильным, что он чувствовал к кому-либо?       Морган старался не верить ни во что другое, что было сильнее его ярости или злости, особенно он старался не верить любви, которая любила оставлять, когда этого не ждешь, но он ничего не мог поделать с собой, если дело касалось этой проклятой женщины. Как бы сильно он не хотел забыть обо всем, что было — забыть не получалось, и он вспоминал слова Датча, что первая любовь не забывается.       Хотелось этой самой искренней любви, как и раньше, когда кроме них двоих не существовало почти ничего, и он ехал вперед.       А когда наконец-то доехал до места назначения, Артур долго наматывал круги вокруг дома под дождем, стараясь делать их максимально большими, чтобы его не заметили и не подумали, что он что-то замышляет. Гонял лошадь галопом, пытаясь при свисте ветра в ушах очистить мысли, успокоиться, привести себя в порядок. Пытался убедить себя в том, что он поступает правильно. Что он не тот самый «старый дурак», каким считал себя почти каждый день, когда мысли выедали в голове дыру. Пытался убедить себя в том, что он не прав и лучше просто вернуться обратно на дорогу и поехать куда-нибудь еще.       Но, когда лошадь уже еле перебирала ногами, тяжело поджимая бока, он все же повернул к дому, до остервенения кусая нижнюю губу, успокаивая себя, что его могут принять не за того человека, и он сможет убежать. Он всегда сможет убежать, если что-то пойдет не по плану и вновь остаться «старым дураком», который пошел на поводу у эмоций.       Остановив коня возле дома, он сжал повод в кулаке, чувствуя, как он скрипит от силы сжатия и влаги, и сделал пару вздохов, смотря на бледно горящий свет внутри дома. Из-за дождя и практически черных туч на улице было почти по-вечернему темно, и это играло ему на руку по анонимности первое время.       Спешившись с уставшей лошади, он взял повод в одну руку и сделал пару небольших шагов к крыльцу, чувствуя, как учащается его дыхание от страха непринятия и держать это самое дыхание ровным становилось все тяжелее. Отворившаяся дверь заставила его остановиться и выдохнуть, замирая на месте вместе с дыханием. Женщина, прикрыв за собой дверь, вышла наружу и остановилась на крыльце под крышей, вглядываясь в человека, который не решался сделать шаг дальше, и что-то в его силуэте толкнуло ее спуститься вниз после секунд сомнений. Возможно, чтобы рассмотреть лицо в тени шляпы, возможно, чтобы убедится в том, что сердце ее не обманывает.       Артур просто стоял и надеялся, что он не прав во всем, о чем думал ранее. — Артур? — осторожно спросила Мэри, сделав еще один неуверенный шаг навстречу мужчине, выходя под дождь. — Ну, вроде бы! — пожал он плечами, потерянно усмехнувшись. — Мне сказали, что… я получила письмо, что…       Потерянный вид женщины перед ним сподвигнул его отпустить повод лошади и развести руки для объятий, если они потребуются, потому что он сразу понял, что она могла получить или услышать. Особенно от Мэри-Бэт. И видеть почти что призрака перед собой ей, наверное, было не очень приятно. И то, как начали дрожать ее плечи — только подтвердили то, о чем думал Морган. Когда он увидел, как вернулся Джон, после того, как ему прямо в глаза сказали, что он мертв — он почувствовал тоже самое, только вот с револьвером в руке приходилось держать себя в руках. — Разве ты не… — Мэри тяжело сглотнула и убрала намокшую прядь со лба, пряча ее за ухо. Морган опустил руки, понимая, что его помощь в ее успокоении не потребуется, и вообще это было глупой затеей. Вряд ли бы она захотела обнять его после всего случившегося. Как и увидеть. — Неа, — качнул он головой, стряхивая капли с полей шляпы. — Я позаботился о тех, о ком должен был позаботиться… И я тут. — О, Артур, — прошептала она, перед тем, как обнять мужчину, содрогаясь от холода его промокшей одежды.       Улыбнувшись, он наконец-то прижал к себе женщину и свободно вздохнул, сразу перестав чувствовать холод от непогоды и одиночества и чувствуя, как ее руки обнимают его в ответ.       Мысли о том, что он будет обнимать ее и вечером — пьянили, хотя, возможно, он поспешил с выводами, но это не мешало ему наслаждаться моментом. — Для нас уже слишком поздно? — тихо спросил он, уткнувшись носом в ее затылок, пока она прижималась к его груди. Внутри все замерло в ожидании ответа. — А ты готов измениться?       Взяв всю силу воли в кулак, он смог прошептать только одно: — Я буду стараться изо всех сил.