The Dawn Will Come

      Ругань каких-то очень уважаемых людей под окнами не придала настроения с утра Моргану, который сразу, стоило ему открыть глаза, почувствовал себя мешком с картошкой. А во рту был такой вкус, словно там кто-то умер. Это так же не прибавляло ему настроения, которого и без того было не особо много. Сев на край кровати, сразу щерясь от тупой боли в боку, Морган пару раз глубоко вздохнул, чувствуя тяжелую плиту поверх груди и проклял весь вчерашний вечер, который будет его преследовать половину дня и мешать адекватно себя вести. Что в общем-то было вчера он помнил отчетливо, не считая последних минут, которые были для него такими мутными, словно он смотрел на мир сквозь темное стекло бутылки, слыша вокруг себя только протяжный гул из знакомых голосов.       С тихим стоном поднявшись, Артур прошел к зеркалу, отгоняя вчерашние воспоминания и, сняв подтяжки, выправил рубашку из штанов, чтобы расстегнуть ее и посмотреть на бок, который болел так, словно там торчало тупое лезвие ножа, мешая нормально двигаться и думать из-за боли. Расстегнув полностью рубашку, он отогнул ее край, чтобы осмотреть больной бок и разочарованно поджал губы, пробежавшись таким же разочарованным взглядом по своему торсу, не видя в отражении ничего другого, кроме уродства: синяков, шрамов, сухих мышц и старости. Смотреть на другой бок, где был огромный рубец после операции — не было ни малейшего желания. Это его почти убивало.       Повернувшись вполоборота к зеркалу, он увидел темный синяк на своем боку, чуть ниже ребер и устало вздохнул. Но ведь после такой боли глупо было надеяться, что там ничего не было, верно же? Да и Артуру, человеку, который любит крепко подраться — это не в новинку. Правда, важные органы и места он обычно старается закрывать и беречь, чтобы не платить за эту любовь ценой своей жизни.       Приведя себя в более менее нормальный вид, застегнув рубашку и натянув на плечи обратно подтяжки, Морган, стянув с комода шляпу и забрав сумку с важными вещами, пошел к лошади, чтобы взять чистую одежду и принять ванну. Пах он явно неприятно — он и сам это чувствовал и бесить этим других он не хотел. Особенно Эбигейл, если он еще собирался их навестить, а он собирался, так как почти ничего не знал о том, как они жили эти годы. Джон вечером так и не разговорился нормально, чтобы чем-то поделиться с Артуром, и сам мужчина был этому не особо рад. Но если не рассказал он, то женщина точно расскажет все без утайки. Особенно то, что касается ее горячо любимого супруга.       Что касалось Джона… Этот мужчина не выходил у Моргана из головы, пока он грел избитое тело в ванной, чувствуя, что с каждой проведенной там минутой его мышцы расслаблялись все больше и больше. Он вспоминал весь вчерашний день, все его слова, эмоции, взгляды и интонации и хмурился, пытаясь понять одно: кем он стал. Теперь он казался Артуру загадкой, потому что стал более расчетливым, более холодным, более, может даже, бесстрастным к тем, кто однажды бросил его. И был прав, он не мог винить Марстона за то, что он был подозрительным к нему первое время после стольких лет, пусть и внутри неприятно кольнуло от этого холодного взгляда, которым он одарил старого и самого близкого ему друга. Свои ошибки Артур признал, но все еще считал, что поступил правильно, ведь если бы он был рядом — никакой фермы у него могло бы и не быть, особенно если брать в расчет то, какой образ жизни вел сам Морган. Куда бы он утащил за собой Джона? В ту же яму, из которой так отчаянно пытался вытащить? Он бы себе этого не простил, поэтому пусть и неприятно то, как все еще прохладно он относился к мужчине — но Артур считал, что поступок с разделением их жизней был верным.       И вечером, несмотря на весь тон и всю все еще какую-то странную, но скрытность, Марстон словно пытался стать вновь ближе к Артуру, сам Морган это чувствовал, иногда бегая цепким взглядом по его лицу. Но все, что он видел, особенно под конец — это растерянность и страх. И это пугало его самого. Чего он испугался — Артур не знал. В голове бегали мысли о незнакомце, которого он убил, пусть и случайно, но и спрашивать не стал, оставляя это дело Джону.       И Мика… услышав вновь его имя после стольких лет, мужчина разозлился так, что готов был полупустой бутылкой выбивать из друга все дерьмо, которое он успел сам себе придумать. И ведь не было понятно — убил он его или все-таки нет — Артур решил закрыть эту тему до лучших времен и до лучшей обстановки. Слишком уж он нервничал, и если Сэди сказала давно, то без Моргана рядом Джон мог наделать больших неприятностей. Не зря же их узнали вчера.       Встав из ванной, стряхивая воду с лица, Артур быстро стал переодеваться в чистую одежду, даже не собираясь насухо вытираться. Резкий страх, улегшийся поверх его груди гнал его к ферме Марстонов, а картина перед глазами с лицом того мужчины — только подгоняла.       Его не удивляло то, что после стольких лет он все еще готов был защищать Джона и его семью. Ни капли, потому что он еще по дороге заранее готов был это делать. Если понадобится. А увидев Эбигейл, Джека и самого Джона — Артур только подтвердил свое желание сохранить то, ради чего старался умереть сам. И со всей этой щекотливой ситуацией — Артур вновь готов встать на защиту его семьи, совершенно не думая о том, что он может потерять свою жизнь. Было бы, что ценного терять, а так… Его жизнь ничего не стоит, он стал еще более грязным ублюдком, чем был до этого и даже половина его «морального кодекса» сгнила в современных реалиях.       Было тошно от самого себя и делиться этим с Эбигейл он не хотел, чтобы не упасть в ее глазах. Он был уверен, что ей это не понравится. Да и слушать Джеку об этом было ни к чему. Дядюшка тоже быстро отметался. Об этом узнал Джон — и на том Морган оставит эту историю в покое, хороня свое прошлое, стараясь хотя бы рядом с семьей, вести себя иначе. Как бы по следам Моргана не пришли его старые проблемы и те, кто хочет принести эти старые проблемы, в таком случае он не успеет даже попрощаться с ними, так как придется делать ноги. — Эй ты, — плюнул кто-то рядом с Артуром, но он решил не обращать на это внимание, продолжая пеший путь дальше, ведя кобылу под уздцы. Еще Боб, давно, словно вечность назад, говорил, что тому придется следить за физической формой, делать зарядку, двигаться, правильно дышать, и Артур старался следовать его словам и записям. Проходя по несколько километров в день пешим. Правда, с таким жарким и сухим климатом как здесь — это было делать тяжело. Воздух словно сушил легкие изнутри, которые и так время от времени превращались в печь ада, провоцируя жестокую одышку и такие же жестокие боли. — Я с тобой разговариваю, урод, — вновь прозвучал тот же голос, но уже более нетерпеливо. — Ты начинаешь надоедать, — нудно протянул Артур, перекладывая повод в левую руку, чтобы правой быстрее вытащить револьвер Датча, которым и подстрелит ублюдка, что портил ему настроение. А если у Артура нет особого настроения — он особо и не церемонился. — Уверен, и лицо у тебя такое же надоедливое. — Ты убил нашего друга? — все не унимался человек. По голосу словно подросток, которого выперли из дома, и теперь он не знал куда податься, слоняясь по улице и доставая прохожих.       Этот вопрос Артур решил проигнорировать, делая более глубокий вдох, чтобы успокоить сердце, которое уже чуяло скорые неприятности. Все его тело готовилось к выбросу мощной дозы адреналина, и он был спокоен. Он был готов ко всему, слыша абсолютно все звуки вокруг него и видя абсолютно все, что происходило в его поле зрения. Если что — у него есть замечательная лошадь, которая не позволит подойти никому сзади. — Эй, урод! — выкрикнул парнишка и, быстро преодолев расстояние между собой и мужчиной, толкнул его в плечо, сразу отстраняясь, когда кобыла клацнула зубами рядом с его протянутой рукой. — Не лучше бы тебе пойти и найти юбку, под которой можно спрятаться, а, пацан? — Артур отпустил кобылу и повернулся к надоедливому парню, который нагло ухмыльнулся, засучив рукава рубашки. — Знаешь, кто я? — Жалкий мешок дерьма, вот кто ты. И я не собираюсь тратить время на тебя, я тебя не знаю.       Сжав кулаки, почувствовав, как хрустнули от силы сжатия костяшки пальцев, Артур пошел дальше, сразу услышав, как лошадь идет по пятам, не смея отставать ни на шаг, чуть ли не тычась мордой в его плечо. Но парень так не думал и, утробно зарычав на такое открытое пренебрежение, сам пошел к Моргану, игнорируя и агрессивно настроенную крупную лошадь, которая могла одним толчком свалить его с ног, выбив весь воздух из легких, и мужчину, который раза в полтора был больше и сильнее его. И Артур видел его силуэт сбоку. Даже остановился, коротким свистком приказав лошади отойти немного дальше, чтобы она не пострадала.       Кулак, метивший ему в челюсть, пролетел мимо, зато кулак Артура, который был сжат у его бедра, угодил прямо в цель — нос парня. Но на этом самое интересное только началось, потому что с окраины города из-за домов вышло еще несколько человек. Один достал револьвер, другой взвел курок карабина. Остальные пошли к Артуру, обнажив кулаки и ножи. Шуметь? Тут? Это невыгодно никому из них, поэтому вооруженных людей он решил оставить на потом, переводя внимание лишь на троих, кто шел к нему с кулаками и ножами. Трое на одного — тут уже нечестно. Если раньше Морган был как кабан, в состоянии уложить больше, чем пять человек на одного, то сейчас… увы. Повезло бы с состоянием и на одного.       Парень, что Артура не удивило, отошел в сторону, прикладывая руку к кровоточащему носу. — Чем обязан? — усмехнулся Артур, следя за мужчинами, которые быстро окружили его. Пара местных, кто проходил мимо, решили как можно быстрее пойти дальше по делам, игнорируя их неприятности, чтобы самим не влипнуть в них. — У тебя проблемы. И у твоего друга проблемы. — О, ну я рад, что у меня проблемы с вами, друзья. — Герой нашелся, смотрите, ребята. Только вот убивать нам тебя ни к чему, Морган, — говорил один из троих, тот, который с ножом. — Живешь тоже с дружком своим? Хотя нет… зачем… мешать ему наслаждаться такой мирной жизнью. Я бы не стал.       Как завязалась драка Артур не успел понять. Все трое одновременно кинулись на него и все, что мог делать он — это следить за лезвием в руках одного из них, чувствуя то один, то другой болезненные удары по всему телу, которые отвлекали от металла, поблескивающего в лучах солнца. Сосредотачиваться на чем-то одном в такие моменты было почти невозможно. Как появился четвертый, который заломил его руки, прижимая к себе, открывая доступ к груди и всему тому, что стоило бы защищать — Артур так же не понял, но чувствовал он себя отвратительно в таком положении. И чуть не выблевал собственный желудок, когда кулак одного самого здорового вдубасился ему в солнечное сплетение. Шутить как-то резко перехотелось. — У нас давнишние счеты с Ван дер Линде, — сказал тот, что с ножом. — Банды больше нет, — прохрипел в ответ Артур, жадно пытаясь схватить ртом воздух, но он словно лишился этой возможности, начиная чувствовать, как жжется все внутри от боли и нехватки кислорода. Те места, куда обрушились их удары — они даже не чувствовались. — Уже очень давно. — Но вы-то есть, — ухмыльнулся он, нанеся еще один удар, но на сей раз в бок, как раз туда, где красовался шрам от операции, и Артур сразу согнулся в боку от острой боли, словно шов только-только начал затягиваться, а не пропал семь лет назад. — Поедешь с нами?       «Хотя бы не по лицу», — подумал про себя Артур, перед тем как свистнуть лошади, надеясь, что она хоть как-нибудь растолкает этих ублюдков, и он сможет верхом убежать. Правда, в таком состоянии хотя бы в седло забраться — уже подвиг.       Услышав тяжелую поступь своей кобылы, Артур закрыл глаза, а когда услышал испуганный вскрик и выстрел, сразу их распахнул, глядя на то, как пара человек валяется на земле, вероятно, от силы столкновения с тушей животного, а второй человек замертво падает на землю, с четким, синеющим отпечатком подковы на половине лица.       Когда четвертый попытался убежать, лошадь схватила его за шею, дернув головой, вырывая мясо от его шеи, пока Артур с громким стоном боли из-за всех побоев, силился запрыгнуть в седло, видя перед глазами только черные точки, которые лишь изредка давали посмотреть и на мир.       Грохот от выстрела прорезал горячий воздух, и кобыла жалобно взвизгнула, чуть приседая на задние ноги, перед тем, как прогрохотал и второй выстрел, пролетев рядом. Затем третий, но Артур уже был в седле и резко развернув свою лошадь, поскакал в город, за дома, где выстрелы и пули его не достанут, а там, сделав большой крюк, он поедет к Джону, очень надеясь, что он не помрет в пути, потому что ощущения были именно такими.       Плечо кобылы, которое было все в крови он старался не замечать, успокаивая себя тем, что ничего страшного, как и старался не замечать свою боль и дыхание, которое все замедлялось и замедлялось, говоря хозяину о том, что он вот-вот отключится. Голова работала все хуже и хуже, но он четко понимал, что в таком состоянии появляться у Марстонов нельзя, поэтому, заехав в перелесок за фермой Джона, он спешился, проверив хвост за собой, и сел под деревом, отпуская лошадь восвояси, но, вопреки свободе она не отошла, а прошла к хозяину и понимающе толкнула его мордой в плечо. — Знаю, я тоже себя хреново чувствую, — прохрипел он, перед тем как закрыть глаза, чувствуя невыносимую сухость в горле и жгучую боль в груди, словно ему не хватало дыхания, но сил дышать просто не было. — Дай знать, если кто появится, — наивно попросил он лошадь и провалился в темноту.       Очнулся он тогда, когда солнце на западе уже коснулось горизонта, предоставляя красивым краскам всего несколько мгновений перед тем, как уйти вслед за солнцем, и Артур поначалу подумал, что умер, глядя на приятные цвета неба, которое было без единого облачка. И когда небо начало становиться все более синим и темным, он предпринял попытку пошевелиться, которая вспышкой неприятной тупой боли отдалась в теле. Рот открывать даже не хотелось, как и сглатывать, потому что першение и боль от сухости он чувствовал и так. Кобыла паслась неподалеку, подергивая мышцами на лопатке, отгоняя мух, которые липли к простреленному месту на кровь, раздражая из без того больную конечность.       Облокачиваясь о ствол дерева позади себя, Артур кое-как встал, морщась от боли и прошел к животному, выуживая из седельной сумки яблоко, чтобы надкусить немного, смочив горло и рот и отдать остаток лошади за проделанную работу. Хотя яблока тут явно маловато.       Когда фрукт исчез с его ладони, он кинул взгляд на дорогу чуть поодаль от места, где он отрубился. Надо ехать к Джону, надо поговорить с ним и узнать все о том, что вообще происходит и знает ли он этих парней или они просто идиоты и решают запугать его, как в общем-то любят запугивать фермеров ради скота. Но тогда откуда они знаю самого Моргана? Блэкуотер и тот злополучный паром? Слишком много вопросов, на которые пока нет ответа. Поэтому, вставив ногу в стремя, Артур тяжело сел в седло и поехал к другу, надеясь, что он не слишком обидится, что он нагрянул к нему так поздно. А то мало ли, обещал же заехать, а тут вечер. Марстон стал той еще ранимой душой.       Возле дома у костра он встретил всю семью, которая весело смеялась и шутливо спорила. И только Руфус в этом шуме заметил лошадь и всадника, залаяв, говоря и остальным, что они не одни. Радуясь тому факту, что незнакомцы ни разу не ударили его по лицу, Артур спешился, стараясь не стонать от боли, и прошел к лопатке кобылы, чтобы пусть и поздно, но осмотреть ранение. И он свободно вздохнул, когда заметил, что ногу просто задело. — Артур! Я уж думала ты забыл о нас! — радостно воскликнула Эбигейл, и Морган заранее приготовился к ее объятиям, которые сейчас были очень некстати. — Да, извини, что поздно.       К счастью, его кобыла своей огромной мордой и прижатыми ушами отогнала женщину. — О, ничего страшного, мы только расселись. Джон утром оленя подстрелил, сволочи так обнаглели, что уже возле забора разгуливают. Вот… пируем! Присоединяйся! — она жестом позвала его к остальным и сама пошла к костру.       Привязав коня у коновязи, обещая ему на ухо, что утром он им обязательно займется, Артур пошел ко всем, стараясь выглядеть так, словно он весь день спал и теперь чувствует себя лучше прежнего. Но судя по лицам остальных, когда он пытался сесть на бревно, притворялся он плохо. — Все хорошо? — обеспокоенно спросила Эбигейл. — Да, упал с лошади по пути, — отшутился он, безразлично отмахиваясь, мол, синяк.       Только Джон знал, что он не падал. Но так же он и не знал, что их больше, чем один человек и что сегодня они решили разобраться с Артуром, перед тем, как забрать куда-то. В какой-то момент, поймав его испуганный взгляд, Артуру перехотелось говорить другу о случившемся, чтобы не беспокоить еще сильнее. Может, он сможет разобраться с этим всем сам, в одиночку? А Джон пусть живет той жизнью, какой жил раньше, забыв обо всех ошибках, которые все еще преследуют их.       Да, так он и поступит. — Ничего серьезного? — все не унималась женщина, смотря на то, как мужчина удобнее устраивался рядом с ней. — Ничего серьезного, Эбигейл, — улыбнулся он женщине, чтобы успокоить. — Просто синяк и старость. — Ой, скажешь тоже, — рассмеялась она, подсев ближе к Моргану и слегка приобняла его, чем заставила замереть самого мужчину, ощутившего тепло и легкий вес рядом. Прогонять ее даже не было мыслей, она была как стебель цветка, обвивающий его тело. И даже наоборот, он обнял ее в ответ, придвигая чуть ближе, позволяя себе только среди этих людей такую роскошь, как объятия, сразу вспоминая вечера у хижины, когда он делился только с ней чем-то действительно сокровенным. — Как же я скучала по тебе, Морган, — сказала она с тихим вздохом, и Артур не смог не улыбнуться в ответ, следя за пламенем костра. — Кого-то спокойного и рассудительного очень не хватало рядом. И Джек по тебе скучал.       Артур поднял взгляд на парня, и он скромно улыбнулся, скорее всего, не помня этих моментов в своей жизни. Но даже спустя семь лет сам Морган чувствовал связь между собой и пацаном. С ним хотелось общаться, им хотелось заниматься, производить на него хорошее впечатление, защищать. И он будет это делать. Если ему срочно не придется сбежать или его не выгонят, потому что пронзающий все тело взгляд Джона он чувствовал, даже не смотря на него, и от этого было крайне не по себе, словно он опять где-то оступился, но знал об этом проступке только Марстон. Возможно, с ним стоит поговорить? — Может, я вытащу Джона и Джека на охоту или порыбачить? Найдем контакт с Джеком вновь? — спросил он у Эбигейл, плечом чувствуя ее улыбку, сквозь плотную ткань рубашки. — Делай с ними, что хочешь, Артур. Только дальше от неприятностей, прошу тебя. — С радостью, Эби. А где старик? — Спит, опять приступ. — Я вижу ящик с пивом, а он решил пойти спать? — Значит, приступ настоящий, — пожала плечами Эбигейл. — Будешь?       В ответ прозвучал звук отказа. — Ты лучше расскажи, как жили вы?       И весь рассказ Эбигейл Артур не выпускал ее из своих рук, следя за искрами и пламенем в костре, в какие-то моменты желая отстрелить яйца Марстону, а в другие пожать руку за то, что он поступил хладнокровно, в защиту своей семьи. Жизнь потрепала их знатно, если верить словам Эбигейл, которая со всеми своими слезами и криками в сторону Джона точно не утаивала ничего, в отличие от Моргана, который выдумал половину своей истории, теперь чувствуя вину за эту ложь. Но он слышал, как женщина волновалась за своего непутевого мужа, как переживала каждый раз, стоило ему уехать на работу или покинуть их на пару часов, и Артуру было ее жаль. Вся их прошлая жизнь заставляла переживать за тех, кто остался рядом и, возможно, Артуру повезло с тем, что он жил один, только догадываясь о том, кого и где он мог потерять из всей той семьи, что у него была.       Сам виновник ее слез сидел и весь рассказ молчал, даже не смея выдавить и звука, словно лишился возможности говорить. Лишь изредка кидал неопределенные загнанные взгляды на Моргана, после чего молниеносно опускал взгляд обратно на костер, допивая очередную бутылку пива. И Артур все еще не знал причину такого поведения. Вчера сбежал просто потому, что они нормально общались, сегодня даже взгляда избегает, зато если Морган не будет смотреть, будет смотреть Марстон — и это было странно, не по его характеру. Возможно, с ним надо было серьезно поговорить, прижав к стене, чтобы Джон точно сказал Артуру все, что его волновало, без каких-либо утаек или обид, которые могли бы помешать дальнейшему их общению.       Он же, блин, вчера еще сказал, что скучал по нему, чертовски скучал, разве не это показатель того, что ему небезразлична вся эта семья? Все эти дни вдали от цивилизации, когда он лежал в палатке и смотрел на костер, слушая треск поленьев, он думал о тех, от кого ушел. От брата, которого любил всегда и которого всегда старался защищать. От женщины, которая была не уверена в своем супруге, и о Джеке, который любил Моргана, отдавая, кажется, больше внимания ему, чем своему отцу. Но больше он скучал, конечно же, по Джону. Рядом с Джоном был дом, семья, то, чего он успел лишиться, и то же ощущение, что было рядом с Марстоном — он не мог найти нигде. Даже с Мэри он не чувствовал чего-то настолько родного. Он знает этого идиота уже почти что тридцать лет. Больше он знает только Датча из оставшихся в живых. Но даже к Ван дер Линде не было такой привязанности, как к Джону, который сейчас мог только запуганно прятать глаза, все вливая и вливая в себя дешевый алкоголь. — Может, хватит, Джон? — рявкнула на него Эбигейл, вырвав и Джона, и Артура из своих размышлений. — Я не буду спать с тобой в таком состоянии. Когда ты напиваешься, ты становишься мудаком. — Значит, буду спать тут, — развел он рукой, в которой была бутылка. — Вот видишь? — спросила она Артура, и тот кивнул, недовольно глядя на старого друга.       Марстон больше не был тем парнем, которого знал Морган семь лет назад. От того Джона почти ничего не осталось, что было видно даже в манере его общения. Возможно, он все еще иногда шел на поводу у эмоций, но все чаще задумывался, перед тем, как сделать первый шаг, ведомый яростью. Он стал шире, сильнее, вечно грязные и запутанные волосы наконец-то ушли, и, если присмотреться, откинув эти шрамы, отлично виднеющиеся на его лице из-за щетины, Артур мог узнать того парня, который еще не вел себя, как отпетое дерьмо и не убегал из банды. Такой же дерзкий огонь в глазах, короткие волосы и голос, который он мог бы узнать в толпе из сотни человек. — Уже поздно, — зевнула она устало. — Может, останешься сегодня у нас? Я устелю тебе диван внизу.       Вспомнив тех ублюдков из города, Артур кивнул, не говоря ни слова, чувствуя холодный страх, зарождающийся где-то внутри него. Он и спать-то сейчас не должен. Он должен быть начеку, если они решат сунуться сюда, что с таким трудом удалось получить этой семье. — Доброй ночи, Артур, — женщина быстро чмокнула его в висок, от чего уже Артур хотел отмахнуться, но просто не успел.       «Как сторожевой пес», — подумал с горькой ухмылкой Морган и со стоном потянулся, ощущая, как начало ныть от побоев все тело. Джон прекрасно услышал боль в стоне и увидел то, как зажмурился от нее мужчина, но тактично промолчал, откладывая бутылку в сторону и протягивая руку к оленине, которая уже пустила сок на костре. При всей этой боли от побоев Артуру было даже тошно думать о еде. Ему хотелось просто лечь, чтобы в тишине и покое отдохнуть. Но надо было поговорить с Джоном. — Ты заходил ко мне вчера? — тихо спросил Артур, и Джон заметно замер, не донеся кусок до рта. — Куда? — В комнату. — Зачем мне это надо? Ты послал меня. — Я не посылал тебя, — чуть ли не рыкнул Артур, сразу забыв о фразе, которую услышал сквозь сон, но никак не мог разобрать, словно она была сказана в шуме толпы. — Я думал, мы нашли общий язык вчера, — как-то растерянно выдохнул Морган, глядя на Джона, который отложил нетронутый кусок в миску, даже не смея кусать его, словно пропал аппетит. — Тебе показалось.       И эта глупая фраза словно ножом прошлась по груди Артура, вонзаясь в него в районе живота. В неразберихе от запутанности ситуации он даже не знал, что надо сказать. Спустя столько лет всех этих диалогов, всех учений от Датча и Хозии он не знал, что сказать Джону, который ясно давал понять, что что-то произошло, но он запихнет язык в задницу и будет молчать. — Что не так, Джон? Что не так? — растерянно спросил Артур, цепляясь своим орлиным взглядом в мужчину перед собой, и тот разочарованно и вместе с тем испуганно закатил глаза. И Морган понял, что он будет сторониться разговора, как только может. Вот только и Артур не тот, кто быстро сдается, все-таки это касается и его тоже. — Ничего не произошло, Артур. Просто… иди спать.       Собираясь с мыслями и терпением, Артур тяжело вздохнул, опуская взгляд на вытоптанную землю под ногами. Если Джон сейчас прямым текстом скажет, чтобы тот убирался, Артур так и поступит — нечего нервировать мужчину своим присутствием. Но из города он все равно не уедет, потому что он все еще не знает, какую угрозу предоставляют эти деревенщины.       Но Джон молчал, и они вдвоем так и сидели под звуки ночи и треск веток в костре, возможно, ожидая друг от друга хоть каких-то действий. Артуру это неприятно — и это мягко сказано. Он чувствовал себя обманутым со всем этим отношением, словно Джон боялся его, но ведь не за что было. Артур его и пальцем не трогал, а свою прошлую жизнь будет держать как можно дальше от его семьи, уж это Марстону должно быть ясно. Конечно, Джон большой мальчик и сам может сказать, если его что-то не устраивает, но хотелось бы помочь и в этом.       «Стареешь, Морган», — подумал он про себя, поднимаясь с бревна. Все чаще хотелось кого-то рядом под боком, чтобы пригреть, защитить, приободрить. Или он вошел во вкус заботы из-за Мэри, сейчас ища что-то подобное в тех, кто был ему дорог. — Ночи, Марстон, — сказал он, проходя мимо Джона, который в ответ не сказал ничего, будто бы проглотил язык, и вообще, Артур — это животное, не заслуживающее внимания от мужчины.       Все, что услышал напоследок Морган — это звон бутылок и тихие ругательства со своим именем. Но он слишком устал, чтобы цеплять в брошенных словах какой-то смысл. Может, наладится все завтра, когда он проснется? Поговорит с Эбигейл, Джеком, стариком, узнает у них, что происходит с Марстоном. Может, это его обычное состояние и его просто надо перетерпеть?       Но все разговоры, отложенные на утро, были перенесены, когда он просыпался третий раз за ночь, слушая пьяные песни Джона, который так никуда и не собирался уходить от костра, и это начинало раздражать. Он ненавидел, когда что-то нарушало его сон. Одно дело — слаженные и мелодичные песни еще в лагере, когда Хавьер играл на гитаре, другое дело — рваный голос Джона, который временами не попадал в ноты. Пусть он и старался петь тихо, наверное, трезвым куском сознания понимая, что на дворе ночь и остальные спят, но это не помогало. Встала даже Эбигейл, чтобы угомонить его, но судя по тому, как она топала по полу, возвращаясь обратно к себе — у нее ничего не вышло, и настала очередь большого брата взяться за дело. Если не словами угомонит этого придурка, то кулаком. Он хочет спать и у него все болит, чтобы терпеть мужчину, который шумом ездит по его и так туго натянутым нервам.       Откинув с ног покрывало, Артур медленно сел на край дивана и потер сонное лицо, чувствуя, как первая щетина уже скоблит по ладоням. Джон как раз перестал шуметь, наверное, решив перевести дыхание, и пока он тихий, надо идти говорить.       Со вздохом поднявшись с дивана, застегнув рубашку на груди, пусть и через пуговицу, Артур вышел к Марстону, который либо не слышал тяжелые шаги позади себя, либо решил проигнорировать. — Ты можешь заткнуться, Марстон? — рявкнул на него Артур, встав позади.       В ответ Джон потерянно усмехнулся, а Моргану захотелось его потрясти, чтобы привести в чувства. — Думаю, что нет, — наконец-то произнес он сиплым голосом, который устал разглагольствовать. — Тебе придется это сделать, потому что в доме спят люди. Иди ори в другом месте! — Морган махнул в сторону полей вдали от дома. — Не затыкай мне рот, Морган. Ты не у себя дома. — Не начинай вести себя, как мудак, Джон, — промычал устало Артур, поежившись от прохладного ночного воздуха. Ему хотелось, чтобы он просто пошел спать и не делал из себя сейчас дурака. Но у мужчины, видимо, были другие планы. — Уйди, Артур. Я могу хотя бы сейчас побыть в одиночестве? — Да что с тобой не так? — Уйди! — крикнул он, обернувшись к другу, и в глазах Джона Морган увидел боль, из-за которой уходить не хотелось вовсе. Хотелось сесть рядом и успокоить, узнать, что за причина, как он может помочь, ведь ничего страшного не произошло. Вместе они всегда со всем справлялись, так значит, смогут и сейчас. — Нет, пока ты не скажешь, что за дерьмо вселилось в тебя, Марстон, — твердо сказал Морган, скрестив руки на груди. Джон устало отвел от него взгляд и опять припал губами к бутылке. — Что за дерьмо вселилось в меня, — задумчиво протянул он, покачивая бутылкой в руке, наблюдая, как за темным стеклом плещется жидкость. Он выглядел довольно трезвым, но вот вел себя, как пьяный идиот. — Знатное дерьмо, Морган. — Ну, может, расскажешь? Я не хочу, чтобы все это дерьмо вылилось и на меня из-за того, что ты, идиот, ничего никому не рассказываешь, а только лаешь, как собака! — Нет, — твердо сказал Джон, обрывая все мысли внутри Артура. — Джон, — предпринял последнюю попытку Морган, кладя ладонь на плечо друга, но тот скинул ее, словно она обжигала его. И это действие говорило только о том, что видеть мужчину он не хочет и дело в общем-то именно в нем. — Ладно, — вздохнул он устало, — завтра с утра я уезжаю. Дай только попрощаться с Эбигейл и Джеком. Рад был увидеть тебя вновь, — кинул он напоследок перед тем, как уйти к дому. Все, что он услышал — это тяжелый вздох Джона.