Falling in love

Все начинается в тот момент, когда Юнги выходит в сад, чтобы загнать в сарай газонокосилку, но находит под своим порогом насквозь вымокшего парня. Юнги так и застывает, крепко держа в руках зонт, пока мальчишка смотрит на него снизу вверх, сидя на ступеньках — мокрый, измазанный в грязи и недоумевающий. — Юнги-хён, — говорит он тихо, и его голос едва не тонет в грохоте ливневых потоков, но этого хватает, чтобы Юнги немедленно выронил зонт из рук и упал рядом с ним на колени. Его зовут Чимин. Ему девятнадцать. Вчера, десятого июня, он ложился спать в доме своих родителей, а теперь не может понять, как тут оказался и почему все вокруг так изменилось. Только вот девятнадцать лет Чимину было четырнадцать лет назад, десятого июня 2006 года, и Юнги может думать что угодно — что Чимину память отшибло, что это просто какой-то незнакомец, чересчур на него похожий, или что-нибудь еще… Но теперь он просто стоит и смотрит на то, как Чимин, умытый и в чистой сухой одежде, с жадностью съедает его скромный холостяцкий ужин. — Я просто… Юнги-хён, я даже сначала не понял, где я, — эмоционально рассказывает Чимин, роняя крошки на скатерть. — Еще и этот ливень, ужас просто. Вообще ничего не разобрать. Кстати, я не пойму, когда ты успел перекраситься обратно в черный? Юнги кусает губы, сдерживая рвущееся из горла «четырнадцать лет назад» — ему наверняка не стоит ничего говорить по этому поводу и не травмировать Чимина такими внезапными новостями. Что ему вообще стоит сделать? Вызвать скорую? Полицию? Позвонить семье Чимина? Потому что и правда могло случиться что-то страшное — вдруг его похитили или что-то подобное, но Но. Чимину должно быть тридцать три, но он ни на день не изменился с того самого момента, как пропал. Волосы все такие же — мягкого рыжего цвета и падают на глаза, кожа гладкая, по-юношески сияющая. Юнги было шестнадцать, когда они познакомились. Чимин был младшим братцем Сокджина, его лучшего друга; сначала немного раздражал, потому что таскался за ними хвостиком, да и вообще малолетка же — всего четырнадцать. Потом Юнги присмотрелся и понял, что что-то в нем все-таки есть. Сокджин и так оставался его лучшим другом, Чимин просто был… рядом. Всегда. Они вместе отметили совершеннолетие сначала Юнги, потом и Чимина, Чимин провожал Юнги в колледж, и они вместе решили покраситься в какой-нибудь безумный цвет. Чимин выбрал для Юнги мятно-зеленый, а ему достался неоновый оранжевый — правда, по какому-то стечению обстоятельств получился приглушенный рыжий (очень красивый, надо признать). А потом Чимин пропал. Исчез из собственной постели — ни записки, ни следов взлома, ни свидетелей, ни че го, что могло бы дать объяснение. Или хотя бы надежду. Надежды не было. На поминальном ужине мятно-зеленые волосы Юнги выделялись неуместной яркой кляксой посреди траурного черного. Чимин смотрит на него с тревогой, опустив ложку. — Хён, — говорит он тихо. — Скажи хоть что-нибудь. Что-то произошло, да? Я же чувствую, что что-то не так, правда, понять не могу, что именно… Юнги осторожно выдвигает себе стул рядом с ним и садится. Глаза Чимина бегают по его лицу — останавливаются на мимических морщинках на лбу и у глаз, на едва заметной седине на висках, и возвращаются к его глазам. Юнги вздыхает. — Ты… ты не помнишь, что произошло? — Помню, как я ложился спать. — Когда? — Десятого июня 2006 года. Вместо ответа Юнги показывает ему экран своего телефона с высветившейся на нем датой — глаза Чимина расширяются то ли от незнакомой модели телефона, то ли от цифр на экране. Чимин поднимает на него глаза. — Это я… память потерял, или что? — Ты выглядишь на девятнадцать, Чимин. Совершенно не изменился. Я… понятия не имею, что могло произойти, даже близко объяснения не могу придумать. Чимин опускает потерянный взгляд на свои колени в старых пижамных штанах Юнги. — И что будем делать? — Ну, давай я с утра позвоню твоим родителям и постараюсь все объяснить… Они переехали в Осаку несколько лет назад, скорее всего, займет немного времени, чтобы они смогли приехать. Пока останешься у меня, если хочешь, а потом… — А что будем делать… с нами? Юнги хмурится. — С нами? — Я пропустил… сколько? четырнадцать лет твоей жизни? Я же наверняка теперь ничего о тебе не знаю, может, у тебя теперь новые планы или взгляды на жизнь, а я просто навязываюсь. Просто знай, что я не изменил свое мнение. Ну, у меня так-то и не было времени, чтобы его поменять, но… Юнги не переспрашивает, что это за мнение — он не смог бы про него забыть, даже если бы очень постарался. Не так-то и просто забыть, когда кто-то говорит, что хочет провести с тобой всю жизнь. — О боже, слушай, — усмехается он и устало трет лоб. — Мне три с половиной десятка лет, я разведен и работаю на самой скучной на свете работе. Я еще не понимаю, что с тобой произошло, но у тебя… вся юность впереди. Чимин складывает руки на груди. — Хочешь сказать, что ты слишком старый? Потому что говоришь в точности как отъявленный старый пердун. Юнги смотрит на него и не может насмотреться. Так странно видеть его не на семейных фото или на зернистых видео с отвратительным качеством. — Так ты все еще… я тебе еще нравлюсь? — Да! — всплескивает руками Чимин. — Когда бы ты успел мне разонравиться? В конце концов, ты всегда вел себя, как старикашка, мне даже привыкать не нужно будет… Юнги громко фыркает, а потом даже вздрагивает от неожиданности, когда Чимин тянется к нему и крепко-крепко обнимает. — Я, наверное, скучал по тебе? — шепчет он и хихикает. — Так странно. Мы ведь виделись только вчера. Юнги жмурится, стискивая в пальцах его футболку. — Да, — давит он. — Я тоже скучал.