Falling in love

— Оно… оно тут, капитан. Мы заперли его в трюме, чтобы не было слышно с палубы, так что если решите спуститься, обязательно заткните чем-нибудь уши. Юнги поднимает на матроса взгляд: тот перепуган чуть не до смерти, на лице ни кровинки, виски сияют бусинками пота. Неужели существо, которое все описывают самым прекрасным из всех существующих, может вселять такой ужас? — Хорошо, — кивает он. — Повесьте замок на дверь и не входите туда. — Вы… собираетесь разобраться с ним? Юнги вздыхает. Одна из неприятных обязанностей капитана судна — разбираться со всеми существами, которых матросы случайно или не случайно подбирали в море. Когда с утра к нему прибежал юнга, чтобы сообщить, что в рыболовных сетях запуталась самая настоящая сирена, он сначала не поверил. Он обязательно приказал бы выпустить ее обратно в воду, не заставь она одного из матросов спрыгнуть с палубы прямо в открытое море. Что бы в этом море ни было, что бы не поджидало под кораблем, оно утянуло матроса в темную беспощадную морскую глубину. — Я разберусь, — бормочет он. Как он разберется? Вытащит из сейфа припрятанный кольт? Или предпочтет не тратить патроны зазря и возьмет с кухни нож?.. В трюме, когда он отпирает закрытую на замок дверь, темно — он буквально может увидеть, как немедленно сужаются зрачки голубых глаз обернувшейся к нему девушки. Она полностью обнажена — пелена мокрых светлых волос облепляет плечи, на тонкой лодыжке застрял обрывок сети, которую пришлось разрезать, чтобы ее освободить. Юнги едва успевает рассмотреть ее невыносимо прекрасное лицо, предмет мечты какого-то матроса, зашедшего к ней последним, как оно вдруг начинает меняться. Юнги и не понимает сначала, на что смотрит. Существо принимает образ юноши: маленький аккуратный нос, полные губы и зацелованная солнцем кожа; у Юнги так крепко перехватывает дыхание, что он боится, что может задохнуться. — Вот это да, — говорит оно голосом Чимина, оглядывая свое тело. — А вам, капитан, нравятся молоденькие мальчики? В Юнги борются два желания — броситься на попятную, запереть дверь и приказать наглухо ее задраить и больше никогда не открывать, и достать из-за пояса большой мясницкий нож и разобраться с тем, что так гнусно порочит это лицо… Но он не двигается с места. Все, на что его хватает — стоять и смотреть, жадно, впитывая в себя каждую черту лица, казалось, давно стершегося в его памяти, но так реалистично воспроизведенного этим чудовищем… — Заткнись, — только и получается у него выдавить. — А что? — выгибает оно бровь. — Не могу вас осуждать, да и нет в этом ничего плохого. Какая разница — девочки или мальчики, если… Юнги подлетает к нему неожиданно даже для себя, выхватив заточенный до бритвенной остроты нож и приставив его к так трепетно любимой им шее — или, по крайней мере, ее имитации. — Заткнись, — повторяет он. Сирена смотрит на него снизу вверх. В темных глазах стоит тоска — ядовитая, ледянисто-холодная, такого выражения в глазах Чимина Юнги никогда не видел. — Убьешь меня? Посмотри, я же твой идеал, ты можешь сделать со мной что угодно… — Я сказал, заткнись! — уже кричит Юнги, рука с выставленным в ней ножом трясется. — Как ты смеешь очернять его память, ты… — Ах, — выдыхает тот, без издевки или этого мертвого безразличия. — Память? Извини. Я не хотел. Юнги тяжело-тяжело дышит, кладет нож на ящик, слишком не доверяя своим рукам, и опускается на холодный дощатый пол. — Я… я правда не хотел, — бормочет сирена, словно оправдываясь. — Я не контролирую это, моя форма от меня совсем не зависит… Если бы я мог изменить облик, я бы просто… — Пожалуйста, — шепчет Юнги, закрыв лицо руками. — Просто замолчи. Сирена мгновенно затыкается. Юнги с силой давит ладонями на глаза, заставляя темноту вспыхивать яркими пятнами, пока пытается успокоиться. Неразумно; сирена может схватить с ящика нож и всадить ему в сердце, но оно уже болит так сильно, что он бы не почувствовал разницы. Они просто молчат. Юнги слушает тихое прерывистое дыхание и позволяет себе забыться: вот он уже в воспоминаниях своей юности, проведенной с Чимином, а не в тесной комнатушке один на один с морским чудовищем… — Он был кем-то дорогим тебе? Я принимаю облик того, кого люди жаждут увидеть. Ты был влюблен в него? Юнги трет лицо руками. — Да. Мы росли вместе. Несколько лет назад он ушел в море и не вернулся. — Мне жаль. Юнги фыркает. — Только потому что ты натянул его лицо и говоришь такие сладкие вещи, я не отпущу тебя. — И не надо, — соглашается тот легко. — Я насквозь пропах человечиной. Меня загрызут мои же собратья. — Тогда на что ты рассчитываешь? Вместо ответа тот вытягивает руку и указывает на ящик, на который Юнги положил нож. Юнги отнимает руки от лица и смотрит на него внимательно. Сирена теребит обрывок сети, обернувшийся вокруг лодыжки, не глядя на него, и это все — маленькие нежные ладони, вонзившаяся в кожу прямо над лодыжкой леска, опущенные веки с подрагивающими ресницами, — так и кричит ему о том, что он не посмеет убить его. — Я не собираюсь тебя убивать. — Как я и думал, — вздыхает он, поднимает на Юнги взгляд и вдруг застывает с выражением чистого ужаса на лице. — Только не… не оставляй меня на корабле как игрушку для своей команды, прошу тебя… — Я и не собирался, — хмурится Юнги. — Но и выпустить тебя я тоже не могу. Ты погубил одного из моих матросов. — Это был не я! — восклицает сирена возмущенно. — Под вашим кораблем русалок — пруд пруди, кто-то позвал его, вот он и откликнулся. Сирены не умеют завлекать голосом и убеждать. — Ты думаешь, я тебе поверю? — В таком случае я бы заставил тебя поверить, — вздыхает он. — Все любят рассказывать сказки про то, как моряков чаруют прекрасные сирены, заставляя их направлять корабли на острые камни и верную смерть… А знаешь, в чем дело? В похоти. Мы не делаем буквально ничего, только меняя внешность в соответствии с самыми глубокими их желаниями. Те, кто в состоянии держать себя в руках, спокойно проплывают мимо, но их мало, очень мало. Все надеются добраться, взять нас силой, забрать с собой… Его голос срывается на шепот и постепенно угасает, пока Юнги смотрит в его невыносимо тоскливые темные глаза. — Я никогда бы не взял тебя… его силой, — мотает головой Юнги, и сирена улыбается. — Спасибо?.. А теперь прошу, просто сделай все быстро и безболезненно. Юнги привстает, хватает нож с ящика, и сирена уже жмурится, но он только оттягивает врезавшуюся в кожу леску и вспарывает ее, откидывая кусок сети куда-то в угол. Сирена распахивает глаза, потирая красный след на лодыжке и глядя на него с недоумением. Юнги поднимается, бросая: — Через неделю мы прибудем в гавань, посмотрим, может ты захочешь остаться там. Если не захочешь, можешь… остаться на корабле, работу найдем. Никто тебя не тронет, я обещаю. — Ч-что? Но… — И я поищу, можно ли как-то снять это проклятье, чтобы ты… Ну, больше не менял форму. Сирена слабо улыбается. — Ты же понимаешь, что я никогда не стану им? Не обманывай себя. — Я думал, за помощь предполагается благодарить, — роняет Юнги прохладно, снимает с себя камзол и бросает его сирене. — Надень и жди тут, пока я не передам команде свои указания. И он уходит, оставив сирену в немом недоумении. Со своими чувствами он как-нибудь разберется сам.