Falling in love

Юнги нравятся мальчики. Не будем прерываться на то, какие мальчики, как (долго и мучительно), каким образом (после осознания влюбленности в лучшего друга) и когда (в тринадцать лет) он к этому пришел, просто запомним тезис: Юнги нравятся мальчики. Юнги нравится, когда мальчики с ним флиртуют. Но Юнги, блин, терпеть не может настолько бесхитростный и банальный флирт. — Звезды сегодня красивые, — говорит Чимин. Юнги вздыхает. — На дворе день. — А знаешь, кто еще красивее? — О боже. Чимин смотрит на него очень проникновенным взглядом. — Ты. Временами Юнги казалось, что Чимин специально перед каждой тренировкой выучивает какой-нибудь хреновый подкат с сайта с хреновыми подкатами и просто так его дразнит, но обычно он был очень искренним и не понимал, что Юнги так не нравится. Чимин красивый. Прямо объективно очень красивый — даже парни заглядываются: густая копна кудрей, которую он высветляет до красивого золотого, статная фигура, черты лица как у куколки… А еще он называет Юнги «прелестью». Юнги бы соврал, что от его внимания у него не подкашиваются коленки, но черт возьми, если бы он не флиртовал так по-дурацки! — Тебе не понравилось? — спрашивает Чимин, погрустнев. — Тогда давай вот еще: твои родители случайно не пекари? — Да. Как ты узнал? — Тогда откуда… — Чимин смотрит на него недоумевающе. — Эй. Правда что ли? — Нет, — вздыхает Юнги. — Но я не крошка, спасибо. Твой тренер тебя ищет, иди уже. Чимин хмурится. — О, правда? Ну ладно. Встретимся позже, прелесть. Я буду думать о тебе до следующей встречи и надеяться, что ты думаешь обо мне в ответ… Методы флирта Чимина были мягко говоря странными, но это не отменяло того, что они заставляли Юнги каждый раз заливаться краской. Чимин уходит, подарив ему напоследок еще одну обворожительную улыбку (никакой тренер его не искал, Юнги соврал, чтобы от него отделаться), а он изо всех сил сосредотачивается на том, чтобы сохранить нейтральное выражение лица — конечно, он будет о нем думать. Юнги нравятся мальчики. И ему нравится Чимин — он очаровательно странный и странно очаровательный. Чимин флиртует с ним, но проблема в том, что он флиртует буквально со всеми, поэтому его сложно воспринимать всерьез, так что Юнги остается только болтать с ним, делать вид, что он его ужасно раздражает, и любоваться с расстояния. Они тренировались на одном стрельбище, поэтому любоваться им Юнги мог без зазрения совести, делая вид, что просто оценивает его навыки… Чимин встает в безупречную стойку, оттягивает тетиву; прицел у него занимает не дольше одной секунды, но выпущенная стрела безукоризненно попадает в десятку. Он улыбается, опуская лук, а потом находит взглядом Юнги и подмигивает ему. Юнги закатывает глаза. На носу отборочные, а за ними и соревнования, и все на этом стрельбище отлично понимают, кто тут главный претендент на победу. Чимин появился буквально из ниоткуда год назад, тогда как все лучники города давно знали друг друга в лицо — безымянный, но безумно талантливый. Временами казалось, что он каким-то образом жульничает, раз за разом попадая в яблочко и даже не целясь толком, но дело наверняка было в каком-то невероятном врожденном умении. Или в том, что его учили стрелять с трех лет — с учетом того, какой он странный, Юнги бы даже не удивился. Все проясняется (или не совсем), когда наступают отборочные. В раздевалке Чимин подлетает к нему, очевидно волнуясь, берет его за руки и выдыхает: — Удачи! Надеюсь увидеть тебя на соревнованиях, прелесть. Уверен, ты отлично справишься. И убегает, сверкнув напоследок яркой белозубой улыбкой. Юнги остается на месте, моргая, как ослепленный яркой вспышкой — в этом весь Чимин, яркий и ослепительный, не смотри долго, а то испортишь зрение. Юнги вздыхает и отворачивается к своему шкафчику (он же не покраснел, да?), чувствуя на себе взгляды всех, кто переодевался рядом с ним. Ну и пусть смотрят, завидуют, наверное… Чимину вообще все завидуют. Так повелось: кто-то восхищается, кто-то ненавидит, но завидуют по умолчанию все из-за таланта и из-за того, как высоко ему удалось забраться за какие-то пару месяцев… Юнги понимает их — появился какой-то хрен с горы и начал смещать действующих чемпионов друг за дружкой как нечего делать. Правда, Чимину откровенно плевать на завистников — Юнги сначала думал, что он просто наивный и ничего не замечает, а потом увидел, как Чимина припер к стенке какой-то парень из старших с претензиями. Чимин тогда сказал таким угрожающим голосом, что у Юнги по рукам мурашки побежали: «если тронешь меня, то я вспорю твой живот и скормлю кишки гиенам». В общем, да. Кто-то восхищался, кто-то ненавидел, а кто-то и боялся. Но весь зал, затаив дыхание, наблюдает за тем, как Чимин выходит, поднимает лук и целится. Красуется же, блин, — думает Юнги. Он никогда так долго не целится, обычно стреляя буквально сразу же, но теперь наверняка наслаждается вниманием. Идеальная стойка, горделиво расправленные плечи, превосходно поставленные силовые линии — он похож на полубога, статный и златокудрый, и по праву купается во всеобщем внимании. Все дружно вздыхают, когда выпущенная стрела с первой же попытки вонзается прямо в десятку. — Кто это? — шепчет какая-то девушка рядом с Юнги. — Такой горячий. Впервые его вижу… — Ой, даже не надейся, — шепчет другая. — Я слышала, что он гей и бегает за каким-то парнем из университетской команды. Юнги вскидывает брови. С одной стороны это лестно. С другой стороны — да бросьте, как будто Чимин не приударяет за всеми подряд; у этих девушек точно были шансы, потому что Чимин флиртует со всем, что движется… Правда, как только судьи оглашают результат (высшие баллы, ну кто бы сомневался), Чимин направляется прямо к нему. — Ну, как тебе? И улыбается так широко, словно делал все это только ради того, чтобы покрасоваться конкретно перед Юнги. — Прекрасно, как и всегда, — вздыхает Юнги. — Вряд ли кто-то тебя переплюнет. Чимин беззаботно пожимает плечами — так, словно это ерунда какая-то. — Я просто представил, что мишень — это твое сердце… Как видишь, я попал в десятку. — О, так ты так сильно хочешь меня убить? — шутит Юнги. — Что я тебе сделал? — Не в этом смысле! — ахает Чимин. — Если бы я стрелял эротовыми стрелами, то… Он вдруг замирает и смотрит ему за плечо расширившимися глазами, и шок на его лице так быстро сменяется злостью, что Юнги даже теряется. Чимин никогда не злился — даже когда его намеренно выводили из себя, он отвечал хоть и кровожадно, но все же оставался спокойным, а теперь… Теперь Юнги не по себе. Он оборачивается, чтобы понять, что умудрилось ему так не понравиться, как видит вышедшую к мишеням девушку. Она… приковывает взгляд. Юнги никогда ее прежде не видел, потому что обязательно запомнил бы; ее светлые волосы заплетены в длинную косу, закинутую за спину, а внешность в целом совершенно не азиатская. На вид ей лет пятнадцать, не больше. — Это еще кто? — бормочет Юнги. Очевидно, что все так же смущены, как и он. Особенно когда она, целясь буквально за доли секунды, стреляет так метко, что рассекает стрелой другую, застрявшую в мишени. — Гадкая девчонка, — шипит Чимин. — Точно пришла сюда, чтобы унизить меня… И он вскидывает лук — так быстро, что Юнги не сразу понимает, что целится он прямиком девочке в голову. — Ты чего! — ахает Юнги и хватается за его лук, оттягивая его вниз. — Совсем свихнулся? Кто это? Чимин продолжает сверлить ее яростным взглядом, но все же опускает лук и убирает стрелу обратно в колчан, — и когда он успел ее вытащить? — пока обомлевшая публика начинает хлопать, стоит ей закончить серию. Девочка смотрит прямо на них — глаза у нее серо-голубые и льдисто-холодные. И улыбается. Чимин скалится в ответ. Ну-у… Ладно. Возможно, Юнги удивлен не настолько, насколько ему следовало бы. И Чимин, и эта незнакомая девчонка довольно похожи — появились черт пойми откуда и стреляют так хорошо, что впору отправлять на Олимпиаду. Оба притягивают к себе взгляд, знакомы — может, они вместе учились в каком-то сверхсекретном училище, где лук в руки дают раньше погремушки?.. Юнги, в принципе, понимает, почему они враждуют — соперники, наверное. Но насколько нужно не любить свою соперницу, чтобы попытаться выстрелить ей в голову? Чимин отказывается говорить, кто она такая, но все еще выглядит до мурашек злым. Девочку окружает стайка подружек, и она пропадает из поля зрения, а Юнги возлагает на себя ответственность за то, чтобы в этот день не произошло никакого смертоубийства, тем более — несовершеннолетних девочек. Тем более — Чимином. Нехорошо бы получилось. Он осуществляет это, приклеившись к Чимину и стараясь заболтать его, чтобы отвлечь. Получается, кажется, нормально: они сидят на скамейке для ожидающих бок о бок, пока Юнги рассказывает, как он случайно оставил без электричества весь район, случайно перестрелив провод линии электропередач. Чимин внимательно его слушает, временами беря его за руку и перебирая его защитное снаряжение; Юнги не протестует, потому что его это, кажется, успокаивает. Ну и потому что ему нравится. Когда наступает его очередь, он волнуется скорее не о том, как выступит, а о том, как бы Чимин никого не убил, пока его нет. — Сиди тут, ладно? — говорит он наставительно, хватая Чимина за плечи. — Смотри только на меня. Чимин улыбается. — Я всегда смотрю только на тебя, прелесть. Юнги вздыхает. Он выходит к мишеням, пока ждет команды стрелять, оглядывается, но среди зрителей Чимина не видит. Ну чтоб вас… Обычно на серию из трех выстрелов дается две минуты, но у Юнги не получается сосредоточиться, так что он управляется за минуту, набирая двадцать пять очков — не худший результат, но он мог бы и лучше. Черт бы побрал Чимина и его необоснованную драму, если Юнги не пройдет отборочные, то просто его придушит… Когда ему разрешают забрать стрелы, он несется к той скамейке, у которой оставил Чимина, попутно коротко кивнув своему тренеру. Его там нет, и Юнги начинает паниковать. — Кто-нибудь видел Пак Чимина? — спрашивает он у сидящих рядом девочек. — Ну, высокий, блондин, похож на модель… Те смотрят на него с недоумением. — Да, — говорит одна, поколебавшись. — Он ушел с той девочкой-европейкой… Кажется, в сторону раздевалок, но я не уверена. Ну отлично. Юнги быстро всучивает свой лук и колчан недоумевающему тренеру (чтобы обе руки были свободны — ну, на всякий) и бросается к раздевалкам, надеясь, что там пока все живы. Чимин обнаруживается в мужской раздевалке — он что-то ожесточенно доказывает, и Юнги выдыхает с облегчением, когда видит эту девочку (ну, и Чимина тоже — он ведь видел, как она стреляет) живой и невредимой. Девочка замечает его первой — ее холодные глаза сощуриваются, и она улыбается такой улыбкой, которая точно не присуща пятнадцатилетним девочкам. — Чимин, можно тебя? — спрашивает Юнги как можно беззаботнее, стараясь не показывать, что он напугался до чертиков. — Юнги, — говорит Чимин смертельно серьезным голосом. — Выйди, пожалуйста. — Нет-нет, — встречает девчонка. — Заходи. Мы же тут не секретничаем. Дверь за Юнги захлопывается сама по себе, как сильным порывом ветра, замок щелкает, и плохое предчувствие в нем только крепнет. Нет, тут определенно происходит что-то очень странное — взять хотя бы то, что Чимин никогда не называл его по имени, только «прелестью». Она подходит ближе. Ее светлая кожа сплошь усыпана веснушками, лицо обрамлено облаком выбившихся из косы тонких серебристых волос, на щеках играет легкий румянец, а серые глаза, кажется, вот-вот прожгут в Юнги дыру. — Так это о тебе так много говорят? А по-моему, ничего особенного. Юнги решительно ничего не понимает. Он хмурится, кидает на Чимина взгляд — тот напряженно следит за каждым движением девочки; так хозяева наблюдают за собаками, опасаясь, что те вот-вот бросятся. — Кто обо мне говорит? Она недоуменно улыбается, оборачивается к Чимину и хихикает. — Ты что, ничего ему не рассказал? Надо же, а в былые времена каждая собака знала о том, кто ты такой… Ну, оно и неудивительно, мне бы тоже было стыдно, окажись я в таком жалком обличье. Какая противная девчонка. Не до такой степени, чтобы попытаться выстрелить ей в голову, конечно — Юнги не оправдывает Чимина, но теперь хотя бы его понимает. — О чем она? — требует Юнги. Непонимание ситуации в нем только растет в арифметической прогрессии. Чимин бросает на него извиняющийся взгляд. — Давай не будем вмешивать посторонних в семейные дела, хорошо? — Ну расскажи же! Он должен знать, кто ты такой, и почему влюбляться в тебя — плохая идея. Все твои любовники не очень хорошо кончали… — Сестрица! — Взять хотя бы Гиацинта… или Кипариса… или того несчастного, который прыгнул в море, спасаясь от тебя, и превратился в скалу. Как там его звали? — Прекрати. — Ах да, Левкат! А тот юнец, который уберег тебя от укуса змеи?.. ты обещал обратить его в созвездие, но так этого и не сделал, да? — Если ты не заткнешься прямо сейчас, то я клянусь чем угодно… — Что? Ну, что ты мне сделаешь? Она наконец отходит от Юнги и поворачивается к Чимину, одаривая его издевательской ухмылкой. У Юнги в голове максимально усиленно крутятся шестеренки — его мыслительные процессы, кажется, слышно на всю комнату, пока он пытается сопоставить все факты и сделать выводы. Он называет ее сестрой, они оба белокурые, отличные лучники… — Ты за этим сюда пришла? — шипит сквозь стиснутые зубы Чимин. — Чтобы надо мной понасмехаться? Чтобы унизить меня? — Я просто хотела посмотреть, как тебе живется в качестве смертного. Ровно в той степени жалко, как я и ожидала. — Вот как. — Мне просто стало тебя жаль. Мог бы и порадоваться, что твоя дорогая сестра решила тебя навестить. — О, так тебе наконец стало меня жаль? Юнги осторожно пятится к двери — кажется, это и впрямь совершенно не его дело. — Я, наверное, все же не буду вам мешать… — Нет, останься, — качает головой Артемида. — Он такой смирный только потому что ты рядом, боится выводить меня из себя, чтобы тебя не задело по касательной. Чимин подходит к двери, дергает ручку — заперта снаружи, кажется, — и, глубоко вздохнув, поворачивается к сестре. — Открой дверь, пожалуйста. Нам лучше поговорить наедине. Она ухмыляется. — А что, боишься за него? Правду говорят нимфы, угораздило же тебя снова влюбиться в смертного… — Это неправда, — шипит Чимин. — Я не хочу вмешивать в наши дела людей, вот и все. — Да? Тогда, наверное, я могу забрать его к себе, если ты не против? Прежде чем она успевает сделать даже шаг навстречу, Чимин — или Аполлон? — в мгновение ока вытаскивает из колчана стрелу и вскидывает лук, туго натянув тетиву. Первое правило стрельбы из лука — не направлять лук, даже без стрел, в сторону людей по понятным причинам; с такого расстояния стрела войдет в тело, как нож в масло, а Чимин просто не умеет промахиваться. — Я против. Артемида фыркает. — Не твори глупостей. Ты меня не убьешь из обычного-то лука. А я тебя вполне смогу, и тогда тебе придется начинать жизнь в качестве смертного сначала. Тебе это надо? Чимин, поколебавшись, все же опускает лук, но все еще предусмотрительно закрывает Юнги собой. Юнги, надо сказать, впечатлен. — Пожалуйста, сестрица, — вздыхает он. — Хоть ты оставь меня в покое. Она закатывает глаза. — И вот твоя благодарность за то, что я решила тебя навестить… Не трону я твоего смертного, но за других богов не ручаюсь. Так что береги его, хорошо? И будь осторожен, братец. Я волнуюсь. — Помнится, ты не очень-то и волновалась, когда отец меня наказывал. Артемида смотрит на Юнги и разводит руками. — Посмотри, какой злопамятный. Трижды подумай о том, надо ли тебе это, брат у меня — не подарок. — Артемида! Она улыбается, пожимает плечами, а потом вдруг дверь позади них щелкает; Юнги от неожиданности вздрагивает и оборачивается, но когда поворачивается обратно, богини в раздевалке уже нет. Чимин трет лоб и вздыхает, не глядя на Юнги. — Ну, спрашивай. Я же вижу, что ты хочешь. Не то слово. — Ты что, правда в меня влюблен? Чимин отнимает руку от лица и смотрит на него круглыми глазами. — Это что, главное, что тебя интересует? Юнги пожимает плечами. — Честно? Да. — Да, влюблен! — качает головой Чимин, глядя на него с неверием. — Прелесть, я же оказывал тебе внимание каждый раз, как была возможность, неужели ты не догадался? — Но это был просто глупый флирт, и ты заигрывал не только со мной, вот и… — Как же у людей все сложно… А что я должен был сделать, чтобы ты понял? — Ну, наверное, сказать мне напрямую? Чимин вскидывает брови, и они смотрят друг на друга добрую минуту, не говоря ни слова. — Я влюблен в тебя, прелесть. Теперь ты знаешь наверняка, да? Юнги не может сдержать улыбки — немного глупой, как ему кажется, пока все лицо и уши захватывает жар румянца. — Это хорошо. Потому что я тоже. Чимин широко улыбается, и Юнги может поклясться, что буквально видит, как он сияет. — Я надеялся на это. Ну, раз уж с вопросами первостепенной важности разобрались, теперь можно перейти и к менее существенным. — Получается… погоди. Так мне стоит звать тебя Аполлоном, да? — Нет, — мотает тот головой. — Отец лишил меня божественного статуса, так что я должен перерождаться в человеческом обличье, пока по его мнению не исправлюсь… В этом теле я родился и вырос, так что сейчас я скорее Пак Чимин, чем Аполлон. — Вот оно как. — Но могу заверить, прелесть, что во многих вещах я до сих пор божественно хорош. Юнги ахает. Вполне возможно, но определенно не во флирте — этого он Чимину, конечно же, не скажет. — Я тебе поверю, но нам наверняка надо возвращаться в зал, результаты скоро объявят. — Да, но… Юнги обрывает его коротким поцелуем в уголок губ — так, не сдержался, — широко улыбается и тянет его за руку прочь из раздевалки. — Позже разберемся в твоих божественных талантах, а сейчас я должен услышать результаты. Честное слово, если я не пройду отборочные из-за того, что слишком много о тебе думал, то я тебя прибью… Он обязательно подумает о том, что сказала им Артемида и какими последствиями для него это может обернуться, но прямо сейчас его волнует только судьба его двадцати пяти баллов. И, возможно, его немного ошарашенный бог в человеческом обличье, залившийся смущенным румянцем и растерявшийся от внезапного поцелуя. Прелесть.