Детские игры

Наташа впервые верит, что всё наладится, когда спит всю ночь, не просыпаясь, не вскакивая на каждый шорох, а утром не пытается прирезать склонившуюся над ней Лору, а улыбается ей. — Эй, — говорит Лора. — Пора вставать. Завтрак готов. А ты всё спишь. — Сегодня не было кошмаров, — говорит Романофф, и Лора присаживается к ней на кровать. — Это хорошо? — Это замечательно, — кивает Лора. У Бартонов — спальня напротив, и кто-то из них обязательно оказывается в комнате Нат, когда та с тихим сипом просыпается от кошмаров. Один из них обязательно говорит, что всё хорошо, что она в безопасности. Лора обычно предлагает спуститься на кухню и выпить чаю. Клинт более странно уточняет: «Постреляем? У меня есть стрелы со взрывчаткой». Один раз, кстати, они правда стреляли, а утром оба получили нагоняй от Лоры. А сейчас Лора улыбается мягко и зовет на завтрак. Потому что Наташа всего-то через полтора месяца жизни у Бартонов впервые спала без кошмаров. Иногда Нат уверена, что не заслуживает всего этого спокойствия, Бартонов, тихой фермы и каждодневных спокойных забот. Иногда она почти уверена, что это — просто красивый сон. За окном — дождь. Начинается осень. Наташа не знает, что можно делать на ферме зимой, но до зимы еще есть осень с уборкой урожая и подготовкой оборудования к новому сезону. Рыжая-рыжая осень, которую придется пережить так же, как она пережила лето. Клинт радуется ей, говорит что-то о задании, просит приглядеть за Лорой, и Лора улыбается: — Как будто кому-то есть дело до меня. — И смотрит с едва заметной тоской: — Обещаешь? — Я вернусь, мэм! — отдает честь Клинт, но в голосе его тоже звучит странная тоска. Наташа после завтрака спрашивает у него, собирающегося на миссию: — Это того стоит? Ты уже сейчас тоскуешь по ней. Но уходишь. Бартон замирает над раскрытой сумкой, хмурится, вздыхает тяжело, смотрит на нее — прямо, открыто — и говорит твердо: — В нас с тобой есть какая-то тварь, которая требует насилия и крови. Не говори, что это не так. Ты просто еще сама себя не понимаешь. А мне нужно это — сразиться, чтобы победить. Чтобы не выпустить ее в мирной жизни. Мне нужен адреналин, схватка, битва. — Мне не нужно, — говорит Нат. — Пока, — соглашается Бартон. — Но как только ты почувствуешь, что твоя тварь щерится на Лору… подойди ко мне. Я найду, как тебе выпустить пар. — Ты так и делаешь, — кивает Наташа. — Я так и делаю, — соглашается Клинт и просит: — Сбереги Лору. Я знаю, что ей ничего тут не угрожает, но… Наташа обрывает его коротким: — Сберегу. Она… пожалуй, она понимает. Клинт коротко и благодарно сжимает ее плечо — и это странно, потому что Бартоны стараются не трогать ее, понимая, что ее тревожат чужие прикосновения — и продолжает собирать сумку. Через пятнадцать минут он уйдет. Уйдет, оставив самое дорогое, что есть в его жизни, в руках шпионки, убийцы, оружия Красной Комнаты, единственной живой Черной Вдовы. И это обязывает. А еще… — Привет, ты опять проспала, — улыбается сидящая на краю ее кровати Лора. Это дарит надежду.