Не ты ли грозился поймать меня?

Немец инстинктивно вжимается в изголовье кровати, попятившись. Он пытался контролировать свой страх, что у него получилось и теперь в его глазах был лишь холод. Но волнение мужчины выдавали дрожащие руки, которые тот буквально до хруста вжал в кровать. Такой реакции Николай был более, чем рад. Он видел, как его враг трепещет перед ним, скрывая это. Русский подошел к кровати, смотря на пленного сверху вниз. - А ты думал, что сможешь так просто умереть после всего того, что ты сделал? – спокойно спросил Ивушкин, хотя и знал, что Ягер скорее всего не поймет его. Все-таки, русского немецкий командир не знал, но судя по выражению его лица, Ивушкина тот прекрасно понял. От пристального взгляда танкиста Клаус съёжился, еще раз сглотнув. Цепь уже изрядно натерла ногу и держала ее в напряжении, как и всего Клауса. Пленник не успел опомниться, как русский прижал его за горло к стене, сдавив его. У Ягера перехватило дыхание, кислорода стало резко не хватать, от чего мужчина закашлялся, напрягая горло. Крепкая рука нещадно давила на сонную артерию и, когда сознание немца начало угасать, отпустила его. Кашель Клауса после нескольких секунд также внезапно прекратился, как и начался. Ярко-голубые глаза уставились на ухмыляющегося Ивушкина, а сам Ягер знал, что от такой хватки часто остаются синяки, да такие, что за неделю не сойдут. Коля придвинулся ближе к пленному и резко приковал его руки к бортику кровати неизвестно откуда взявшимися наручниками. Немец дернулся, уже собираясь ногой ударить мужчину в живот, но ее прижали к кровати, заставляя повернуться на живот. Отчаянно сопротивляясь и хватаясь за любой шанс, Ягер чуть ли не вывернул себе ногу, но этому воспрепятствовала хлесткая пощечина, которой Ивушкин наградил Клауса. Ягер отвернулся, а его щека начала будто наливаться свинцом. Воспользовавшись минутной заминкой врага, Коля прижал его к кровати так, чтобы тот лежал на животе и даже не мог дернуться. Чувство беспомощности начало прокрадываться в душу немцу и тот сделал еще одну попытку вырваться из цепких лап танкиста. - Будешь дергаться – я с тобой церемониться не стану. Ты меня знаешь, штандартенфюрер. – с рыком произнес Ивушкин, сдирая с мужчины штаны. Клаус в его руках вздрогнул, но не издал ни одного звука. Он весь напрягся до такой степени, что на руках в наручниках побелели костяшки. Но когда внутрь Ягера проникло сразу два пальца, тот сдавленно вскрикнул от резкой и унизительной боли. Он еще сильнее сжал кулаки, когда пальцы начали двигаться, сдерживая болезненные стоны. По гладко выбритому виску скатилась капелька пота и немец понимал, что когда-нибудь растяжка закончится. И он был прав. Уже через несколько мгновений пальцы покинули тело Клауса и он услышал звук расстегивания ширинки русского. Когда в него вошли, на глазах у Ягера появились слезы унижения и такой нестерпимой боли, что он зажмурился и лишь пытался не думать о том, получает ли удовольствие от этого Николай или нет.