Не ты ли грозился поймать меня?

Два часа друзья промывали мозги Николаю, который уже понял, что не человек он вовсе, а демон, извращенец, садист и полный идиот. Аня в это время перевязывала спину хранящему гордое молчание немцу, который на контакт с кем-либо вообще не шел, на вопросы не отвечал и просто смотрел в одну точку. Ивушкин после такого долгого и нудного разговора был выжат, как лимон. Друзья уже ушли, но никто из них и словом не обмолвился о чем-то хорошем. Как только русский хотел подойти к Ягеру, тот резко встал с места и молча пошел в ту полутемную комнату, в которой жил раньше, даже не глянув в сторону танкиста. Коля весь вечер пробыл в одиночестве. Он злился и на себя, и на немца. Как-будто Клаус был виноват в том, что матушка-природа наградила Ивушкина неудержимым нравом и тяжелым характером. Ягер же твердо решил, что лучше умрет, чем еще на несколько дней останется в плену. Он и думать забыл о каких-то чувствах по отношению к русскому – это все была ложь. Для танкиста он был просто игрушкой для постоянного секса, такой, чтобы не рыпалась и не могла сбежать. В немце проснулась былая уверенность, которая раньше толкала его вперед на поле боя. О, в нем еще не угас огонек борьбы, напротив, он превратился в настоящее адское пламя. Только теперь в голове Клауса собрался настоящий план побега, проработанный и твердый. Рано утром Ивушкин решил проверить пленника, который вообще не подавал никаких признаков жизни. Он приоткрыл дверь и увидел силуэт немца, лежащего на кровати. Мужчина начал тихо подходить ближе, как тут сзади в его руку воткнули шприц с непонятной жидкостью. Не успел Коля обернуться, как в глазах помутнело, а в голове появился неясный шум. Уже через несколько секунд тяжелое тело рухнуло на пол, сопровождаемое смешком сверху. Очнулся танкист в темном, пустом помещении, в котором не сразу узнал свой подвал. Рот был заклеен, руки связаны за спиной крепкой веревкой. Русский попытался дернуться, но тело пронзило острой болью из-за того, что мышцы затекли от пребывания в одном положении. - Ты быть в…отключке целую половину часа. – раздался басистый и хриплый голос Ягера где-то справа. Ивушкин повернул голову, не понимая, как немец успел так быстро выучить русский язык, но увидел в руках мужчины переводчик и непонятно почему сам себе усмехнулся. Клаус стоял возле стола с массивным рюкзаком в руках, в который клал бинты и какую-то мазь. Видимо, перед уходом, Аня успела впихнуть ее в руку немца. Все-таки, она действительно жалела всех и вся, каким бы монстром ты ни был. Немец подошел и сел на корточки перед связанным и сидящим на холодном полу Колей и гадко ухмыльнулся. Он снова стал собой, таким, каким был до плена: непокорным и решительным в любом деле. Мужчина достал нож из заднего кармана военных брюк, одолженных у Ивушкина, и провел острием по щеке Коли. Тот инстинктивно дернулся, вгоняя лезвие глубже в кожу. Капли крови потекли по руке Ягера, но тот даже глазом не моргнул. - Я доверял тебе, Ивушкин… - без ошибок в произношении протянул Клаус, вгоняя русского в ступор. Танкист даже не обращал внимания, что все это время немец тщательно штудировал правила русского языка и с самого начала готовился к серьезному побегу. Лезвие ножа продолжало рисовать какие-то узоры на щеке Ивушкина. Тот со злостью смотрел на победившего врага. Как он мог расслабиться, зная, что в его доме самый опасный человек, который мог находиться там? Ягер резким и грубым движением сорвал клейкую ленту с губ Коли, от чего те сразу начали кровоточить. Танкист оскалился и плюнул в лицо Клауса, показывая свое к нему отношение. - Ах ты гнида фашистская! Так и знал, что ты подлая мразь, не больше! – крикнул мужчина, смотря на голубоглазого. Немец вытер рукой слюну русского со щеки и хлестко ударил его по щеке. Пользуясь замешательством врага, Ягер всунул в полуоткрытый рот два пальца, проталкивая дальше в глотку, специально вызывая рвотный позыв. Коля хотел укусить его за пальцы, но те уже вышли из его горла. Ивушкин закашлялся, хватая горлом воздух, как слева прилетела еще одна пощечина. В голове загудело, хоть русский и нашел в себе силы сдержать болезненный стон. Клаус, державший в одной руке окровавленный нож, с ухмылкой следил за пока что легкими мучениями русского. Он слегка наклонил голову вбок, чтобы с другого ракурса смотреть на лицо врага. Вскоре он встал и со всей силы ударил в живот танкисту, так, что выбил весь воздух из его легких. Ивушкин сплюнул кровь в сторону и злобно глянул на немца, но не увидел ни одной эмоции в резко ставших холодными голубых глазах. Они с презрением смотрели на русского, из хищника превратившегося в жертву. - Ты думал, что так легко отделался за то, что испоганил мне жизнь? – спросил немец. Его акцент проскальзывал сквозь буквы, но это не резало слух так сильно, как смысл этих самых слов. Ягер был жесток настолько, что в мыслях уже несколько раз продумывал способы убийства русского. Но это бы помешало его плану, так что пришлось ненадолго потянуть с этим. Лишь ненадолго. - А мне плевать на твою собачью жизнь, понял, фриц? – в один миг ставший безразличным и холодным, прошипел Коля. Он сейчас был в полной власти немца, жаждущего мести, но не собирался сдаваться. Он ногой поддел ногу мужчины, надеясь, что тот упадет. Но его надеждам пришлось удалиться, так как немец успел опереться на стену руками, коленом ударив русского в челюсть. Снова достав нож, немец с силой воткнул его в плечо русского, заставляя того застонать от резко пронзившей тело боли. Ягер презрительно хмыкнул, взял рюкзак и пошел к выходу из подвала, не оборачиваясь на некогда любимого человека. - Надеюсь, тебя не найдут. – сказал напоследок Клаус и вышел за дверь, громко хлопнув ей. Если бы Коля мог видеть его лицо сейчас, он бы понял, что ошибался. Ошибался, когда думал, что Ягер полностью подчинился ему, безгранично любя и перестав надеяться на скорое освобождение. Ивушкин опустил голову, поджав губы. Он сам виноват в том, что сейчас происходит. Только он и больше никто. ~~Спустя месяц~~ Холодно и сыро, дождь льет как из ведра, будто заполоняя души людей холодной водой. Ощущалась грусть, растерянность, такая, что и делать то ничего не хотелось, не то, чтобы видеть лица людей. Щетина, мешки под глазами и безучастный взгляд – то, что теперь ежедневно сопровождало Ивушкина. Мужчина перестал встречаться с друзьями, только бесконечно патрулировал границу. Война не кончилась, она постоянно напоминала о себе, показывая народу черные мешки с лежащими там трупами. Но там, где теперь работал Коля, не бомбили, фрицов там не было, все было тихо и мирно. Только это не помогало. Ничем. Несколько бутылок валялись у ног мужчины, который лежал на диване. Опустевший после побега Ягера дом теперь был каким-то чужим, неуютным. Коля пил и даже совесть перестала мучить его, напоминая о былом времени, когда Ивушкин еще был солдатом. Нехотя вставая с кровати, мужчина зацепил ногой стеклянную тару, которая неприятно порезала слух дребезжанием. Танкист поморщился, сдавленно матерясь и идя на кухню, где на столе лежала недавно открытая пачка сигарет. Он взял пачку, достал одну сигарету и закурил, подходя к окну. Лес шелестел, деревья наклонялись то в одну, то в другую сторону. Ветер неприятно дул в лицо, чуть ли не вырывая сигарету из руки мужчины. Жизнь пошла наперекосяк из-за беспечности и самоуверенности Ивушкина. Теперь, в эту секунду, Николай почувствовал тоску по гордому немцу, который якобы отравлял ему жизнь в концлагере. В это же время на границе обнаружили пару сбежавших ранее из тюрьмы военнопленных немцев, которые долгое время скрывались от армии в лесах и в домах изменников Родины. Ивушкин, узнавший это по стационарному телефону, поспешил на место работы. Там сослуживцы никак не отреагировали на его внешний вид, сказав только, что тот опять опоздал. На полу, возле стены, сидели прикованные мужчины. Один из них был порядком избит, а другой просто молчаливо смотрел в пол. Ивушкин сел на корточки перед пленниками и внимательно посмотрел на их лица. Безучастные, как будто грубо вытесанные из камня, они не выражали ни одной эмоции. Коле почему-то вспомнились лица русских в концлагере, которые тоже были схвачены врагом. - И что теперь с ними делать будем? Не отпускать же. Чертовы фрицы. – со злостью прохрипел явно нетрезвый русский, резко поднимая голову одного из немцев. Тот, в свою очередь, с ненавистью посмотрел в глаза Ивушкина и плюнул ему в лицо. Коля вытер слюну фрица, вспоминая недавно минувшие дни. - Утром отвезем их. А пока пусть тут сидят, черти дранные. – сказал один из солдат, стоявших рядом. Ночью Николай услышал непонятный шорох и шум. Он тихо встал с кровати и пошел в ту комнату, в которой были пленные немцы. Мужчина встал возле двери и выглянул в проем. В темноте были видны три силуэта. Какой-то мужчина раскусывал цепи, которыми были прикованы немцы, с помощью кусачек. Ивушкин нахмурился и начал доставать пистолет со стола, на котором он лежал. В то время, «спасатель» насторожился и, наконец сняв цепи с пленников, шепнул им что-то и те поспешно скрылись в темноте ночи. Ивушкин направил дуло пистолета на мужчину и начал подходить к нему. Тот встал к нему спиной, не оборачиваясь и ничего не говоря. - Руки за голову, паршивец. Ты нахрена отпустил их, а? – повысив голос спросил танкист. Он приставил пистолет к голове не двигающегося мужчине. - Можешь стрелять, Ивушкин. – немецкий акцент резал слух, но Коле было все равно. Этот голос он бы узнал из тысячи. Ягер собственной персоной. В черной куртке, военных сапогах и с небольшой сумкой, из которой выглядывало острие ножа, немец был сам на себя не похож. Отросшие волосы и такие же голубые глаза – все же было то, что выдавало Клауса. -Клаус… - прошептал русский и опустил пистолет. Он ночами не спал, думая об этом засранце, а теперь он стоит перед ним и смотрит своими наглыми глазами, усмехаясь. Коля начал сердиться, вспомнив про недавно полученный шрам на плече и два дня заточения. Рука сжала пистолет, уже намереваясь снова приставить его к голове немца и все же выстрелить, но что-то мешало Ивушкину сделать это. В груди неприятно кольнуло при виде совсем ничего не выражающего лица Ягера. Танкист тяжело вздохнул и посмотрел в глаза немцу. - Зачем ты их освободил? – сухо спросил мужчина, положив пистолет в задний карман брюк. - Они мне еще понадобятся. Вид у тебя неважный, Коля. – выделив последнее слово интонацией, ответил Ягер, усмехнувшись. Они разговаривали, как старые друзья, хоть в груди и клокотала злость вперемешку с другим чувством, который ни один из мужчин признавать не хотел. Это самое чувство делало Клауса каким-то больным человеком, страдающим стокгольмским синдромом, а Ивушкина – безжалостным тираном, который хочет обладать и контролировать. - Может обсудим кое-что? – спокойно спросил мужчина, слегка улыбнувшись. Клаус кивнул и, пододвинув к себе стул, сел на него, кивком указывая на соседний стул. Ивушкин сел напротив и начал разговор, который мог поменять их судьбу. Разговор, соединяющий две искалеченные души, две жизни, испоганенные войной.