Заповедник

      Он не может дышать. Гул в голове оглушительный. Его мутит. Он пытается найти телефон, но слишком боится поднять шум, пока копается в ботинках, комиксах и прочем хламе, который уже скопился на дне шкафа. Дрожащие пальцы касаются носка ботинка. Он не может найти свой телефон.              Он не знает, сколько времени прошло.              Он не может сказать, на самом ли деле отключился на несколько минут или нет.              В шкафу воняет рвотой, но он не помнит, как это случилось.              Когда дребезжит дверная ручка спальни, Стайлз прижимает кулаки к глазам и заваливается вперёд.              — Стайлз? Стайлз, это Питер!              Что?              Время движется странно, как-то дрожаще. В остановках и стартах. Стайлз моргает — и Питер открывает дверцы шкафа. Моргает снова — и вот он сидит на кровати, а в дверях Питер разговаривает с Дереком. Снова моргает — и влажное прикосновение мочалки к лицу на мгновение возвращает его в действительность.              — Кто-то… — Стайлза неудержимо трясёт. — В доме кто-то есть.              — В доме никого нет. — Голос Питера твёрд. — Дерек и Кора проверяют.              Стайлз вздрагивает, когда полотенце касается его обнажённой груди.              Боже.              Его кожа. Его шрамы.              Он отшатывается, и Питер набрасывает одеяло ему на плечи, стягивая края так, чтобы закрыть Стайлза.              Он хочет к отцу.              Он хочет к маме.              Вместо этого он зарывается в одеяло и втягивает воздух, слишком разрежённый, чтобы поддерживать его в сознании. Тихие слёзы превращаются в удушающие рыдания, и он снова теряется во времени.       ***       Фонари мелькают за окном «камаро». Стайлз моргает, но они не хотят фокусироваться. Стайлз опирается на Кору.              — У него так быстро бьётся сердце, — говорит она кому-то.              На переднем сиденье разворачивается ещё один односторонний разговор:              — Шериф Стилински? Это Питер Хейл.              Стайлз не может унять дрожь.              — Дер, слышишь, как быстро?              — С ним всё будет в порядке, — говорит Дерек, а может, это Питер отвечает на неизбежный вопрос отца.              Стайлз снова закрывает глаза.       ***       Стайлз просыпается в комнате, которую никогда раньше не видел, в кровати под, как он подозревает, девственно-белым одеялом, но это ненадолго, учитывая, что рядом с ним лежит Римус и храпит.              На прикроватном столике стоит лампа, приглушённая настолько, чтобы было не слишком ярко. Она мягко освещает комнату. Бледно-голубые стены. Закрытые деревянные ставни. Висящую на стене картину лесного пейзажа, ожившего в расплывчатых оттенках тумана и солнечных лучах.              Стайлз поворачивается к Римусу и зарывается лицом в шерсть на загривке.              Римус, сопя, просыпается и урчит, когда Стайлз сворачивается вокруг него.              Стайлз натягивает одеяло на них обоих и дышит в мех Римуса, пока паника не отступает.       ***       — Срань господня, — слышится голос отца на грани сна, и Стайлз ворочается. — Это волк?              Стайлз ощущает тепло Римуса, его вес, его надёжное присутствие, которое приносит чувство безопасности и затягивает Стайлза, как в чёрную дыру, пока он не отпускает себя и не сдаётся. В темноту и тишину, к отсутствию всякого страха.              — Это Римус, — тихо говорит Талия. — Стайлзу с ним очень уютно, а Римус никогда не укусит.              — Стайлз… Стайлз не спит без лекарств.              «Сплю, — хочет сказать ему Стайлз, но он слишком сонный, чтобы даже открыть глаза. — Сегодня сплю».              — Он в порядке, — произносит Талия. — Если он проснётся, Римус даст нам знать.       ***       Утро приносит Стайлзу боль в спине, пустую кровать и острый приступ паники, как только он вспоминает прошлую ночь. Он откидывает одеяло и встаёт с кровати. И слишком поздно вспоминает, что на нём только джинсы. Когда всё произошло, он уже наполовину разделся перед душем. Он инстинктивно тянется за одеялом, но тут замечает футболку, свисающую с кровати. Красная с длинными рукавами. Стайлз с благодарностью её надевает. Она немного болтается, но это неудивительно. Стайлз ведь совсем не Хейл.              Шаркающей походкой он подходит к двери и некоторое время прислушивается, но ничего не слышит. Он открывает дверь и пытается понять, где, чёрт возьми, находится.              Дом Хейлов большой.              Стайлз выбирает направление и отправляется в путь, находит лестницу, по которой спускается осторожно, держась рукой за полированные деревянные перила на случай, если поскользнётся. Спустившись, он оказывается на более знакомой территории: лестница ведёт в заднюю часть дома, рядом с кухней.              Круто. Это значит, что, вероятно, есть ещё одна лестница впереди, верно?              Когда можно считать большой дом особняком? Стайлз почти уверен, что больше одной лестницы в доме автоматически отправляет его в категорию особняков.              Он слышит голоса из кухни, поэтому идти туда кажется логичным.              Когда он выглядывает из-за угла, запоздало расчёсывая пальцами спутанные после сна волосы, то видит отца, Питера и Талию, которые сидят за кухонным столом с дымящимися кофейными кружками.              Отец вскакивает на ноги в ту же секунду, как видит Стайлза, и заключает его в объятия.              — Ты в порядке, ребёнок?              Сердцебиение Стайлза учащается, когда эхо вчерашней паники захлёстывает его с головой. Он не знает, как ответить на этот вопрос. Хорошо? Если не считать ужас от того, что он не в безопасности в собственном доме? Опять?              Отец подводит его к столу и помогает сесть.              — Джон сказал, ты любишь блинчики, — говорит Талия. Стайлз кивает.              — Эм, да.              — Мы оставили тебе немного. Ещё тёплые. — Талия встаёт и достаёт из духовки тарелку блинов. Затем добавляет свежую клубнику с мёдом и щедрую порцию ванильного мороженого, что определённо выходит за рамки скромного завтрака Стайлза, и ставит перед ним тарелку. Он рад, что блинов всего два, а не целая стопка. Отец, должно быть, упомянул тот факт, что Стайлз и завтрак — не самые лучшие друзья в последнее время.              — Спасибо, — бормочет Стайлз.              Отец ждёт, пока он немного поест, прежде чем начинает говорить.              — Кто-то бросил камень в окно, — говорит он. Его голос спокоен, но в нём есть скрытый смысл. Отец явно хочет выследить и убить ублюдка. — Может быть, просто дети или кто-то, кому не нравится новый шериф, но в доме никого не было, ясно?              Стайлз с трудом проглатывает кусок блинчика.              — Я уже позвонил в охранную компанию, — продолжает отец. — В каждом чёртовом окне у нас будут небьющиеся стёкла, защитные решётки и новая сигнализация. На выходных один из технарей с работы поможет мне установить камеры наблюдения, такие, изображения с которых ты сможешь увидеть на своём компьютере или телефоне.              — Звучит дорого, — бубнит Стайлз, чувствуя себя виноватым.              Отец на мгновение закрывает глаза, прежде чем открыть их снова.              — Об этом не беспокойся.              — А пока, Стайлз, — говорит Талия, — ты можешь остаться у нас.              Стайлз смотрит на отца.              — Пока я не установлю охранную систему, — поясняет отец. — И пока это проклятое дело не будет раскрыто, а я не вернусь к нормальной работе. Но только если тебе здесь удобно. Если нет, то мы можем…              — Я останусь здесь! — восклицает Стайлз и смотрит на Талию. — Я имею в виду, если и правда можно?              Талия улыбается. И Питер тоже.              — Всё в порядке, — заверяет его Талия. — Мы рады, что ты с нами.              — Спасибо, — говорит Стайлз и смотрит через стол на Питера. — Спасибо.              За прошлую ночь.              Он не может произнести это вслух. Он боится, что осознание собственной уязвимости, паники запустит всё с самого начала. Ему нужно какое-то время сохранять дистанцию, чтобы преодолеть произошедшее и свою реакцию, не переживая это заново. И такое узкое различие, когда дело доходит до панических атак. Так легко свалиться с обрыва в слепой сокрушительный ужас.              Питер удерживает его взгляд и слегка кивает, и Стайлз чувствует прилив тепла к нему.       Питер проходил это, верно? Питер знает. Даже не говоря ни слова, Питер знает.              — Мне нужно на работу, сынок, — говорит отец. — Проводишь меня?       ***       — Этот дом огромен, — начинает отец по пути к входной двери.              Откуда-то совсем рядом Стайлз слышит смех ребёнка. Может, младенца? Кажется, её зовут Бу. Это наверняка прозвище. И он не уверен, она Джеймса и Талии или Уильяма и Ариель.              — Ага? — отвечает он, кривя губы в быстрой улыбке.              Отец останавливается, оборачивается и кладёт обе руки Стайлзу на плечи.              — Ты уверен, что сможешь пожить здесь?              — Да. Хейлы замечательные, и мне нравится тусоваться с Римусом.              — Иисусе. — Отец фыркает. — Я бы не поверил, если бы не увидел собственными глазами.              Улыбка Стайлза становится шире.              — Он просто потрясающий.              — Ты потрясающий, — твёрдо отвечает отец.              Стайлз фыркает.              — В любом случае, полагаю, ты не считаешь, что Хейлы имеют какое-то отношение к убийству Виктории Арджент, раз уж позволил мне остаться здесь.              — Очевидно. — Отец поднимает брови. — Хотя вчера вечером, после того как Питер позвонил и сказал, что привезёт тебя сюда, я, возможно, позвонил в участок и попросил пробить каждого из них. Даже детей.              — Ох! Бьюсь об заклад, за Корой в прошлом висит мелкий вандализм, верно?              — Если и так, то её ни разу не поймали.              — Звучит правдоподобно.              Отец смеётся, а потом его лицо снова становится серьёзным.              — Я серьёзно, Стайлз. Если ты не хочешь здесь оставаться, мы найдём что-нибудь другое.              — Пап, здесь хорошо, — отвечает Стайлз. — Они милые. Я даже не чувствую себя странно, или неудобно, или ещё как-то. Я имею в виду, их много, но это не важно. Словно тут обычные правила не действуют.              Джон улыбается и качает головой.              — Я должен был догадаться, когда увидел, как ты во сне обнимаешь волка.              — Правда?              Наконец они добираются до входной двери.              — Ладно, — говорит отец. — Я заеду к тебе вечером, привезу одежду и ноутбук. Ещё что-нибудь нужно?              — Мой телефон? Я уронил его. В… в шкафу.              — Ладно, твой телефон тоже.              Лицо Стайлза горит.              — Ещё меня могло стошнить?              — Я позабочусь об этом. — Отец обнимает его. — Стайлз, мне жаль, что я был так далеко. Я должен был быть здесь, рядом.              — Я бы хотел, чтобы ты был, — отвечает Стайлз ему в шею. — Но ещё я знаю, что ты не мог. — Он похлопывает его по спине. — Иди. Иди и поймай убийцу.              Отец отстраняется и быстро вытирает глаза.              — Увидимся вечером, ребёнок. Люблю тебя.              — Я тоже тебя люблю, пап.       ***       Стайлз проводит большую часть дня перед телевизором. Кора в школе, а большинство взрослых на работе. Но Талия рядом, и Питер тоже, а Бу берёт на себя задачу забраться на диван рядом со Стайлзом и болтать с ним на языке, понятном только малышам. В конце концов она засыпает у него на груди, распластавшись, как маленькая пухленькая морская звезда. Стайлз не хочет её будить, даже когда у него начинает болеть спина.              Иногда Стайлзу нравится представлять себе нормальное будущее. Типа, он всегда предполагал, что в какой-то момент станет отцом. Он не знал наверняка, будет на семейной фотографии мама или другой папа, но точно будут дети. Ему только семнадцать. Не то чтобы он хотел детей с какой-то острой необходимостью, просто когда он думает о семье, то мысль всегда включает одного или двух детей.              Но сейчас…              Забавно.              Он всегда полагал, что всё это по течению встанет на свои места. Партнёр, семья, будущее. Стайлз никогда не задумывался о том, как всё это приобретается, но не рассчитывал, что это будет трудно. Многие люди так делают, верно?              Стайлз больше не многие люди.              Как он найдёт того, кто его полюбит, когда он не может даже посмотреть на своё лицо в зеркале? Когда он не может жить нормальной жизнью, потому что каждый день имеет дело с хронической болью, с которой, по словам врачей, можно справляться. Не вылечить, но справляться. Теперь это его жизнь. Уродство, боль и реальность, в которой он слишком боится, чтобы самому открыть грёбаную дверь.              Он закрывает глаза, пока горло пережимает от слёз, которые он решил не проливать, и гладит тёмные пушистые волосы Бу.              Он просто хочет быть нормальным. Он никогда не понимал, насколько это, блять, особенная вещь.              — Стайлз?              Стайлз вздрагивает, глаза распахиваются, и он морщится, когда острая вспышка боли пронзает позвоночник. Треснувший позвонок. Ему так повезло, говорили все доктора. Повезло, что остался жив. Повезло ходить. Это никогда не казалось везением.              Питер наклоняется к нему и берёт Бу. Она сонно ворчит, и он кладёт её на диван напротив того, на котором лежит Стайлз. Потом снова поворачивается к Стайлзу.              — Тебе больно.              — Немного.              Он думает, стоит ли удивляться, когда Питер протягивает руку и дотрагивается до него. Когда он просовывает руку под шею Стайлза и запускает пальцы в его волосы. Его ладонь тёплая, и это приятно. Это даже лучше, чем приятно. Боль в позвоночнике Стайлза постепенно стихает, и он чувствует то же парение, что и от перкосета.              — Что за…              — Точки давления, — говорит Питер с лёгкой улыбкой, и это странно, потому что не похоже, что он на самом деле куда-то давит, но Стайлз не собирается спорить. — Закрой глаза, если хочешь. Вздремни.              Стайлз повинуется. Ему кажется, что он погружается в тёплую ванну.              — Это приятно.              — Я рад. — Голос Питера звучит совсем рядом.              Стайлз на мгновение открывает глаза и видит, что Питер стоит на коленях возле дивана.              — Ты не обязан…              — Просто отдыхай.              Стайлз снова закрывает глаза. Прикосновения Питера приятные. Стайлз неловко ёрзает, когда осознаёт, что его тело реагирует ужасно шаблонно, но как давно он чувствовал себя так хорошо? Разумеется, член пользуется возможностью напомнить ему, что он всё ещё там.              И… он перестанет думать о своём члене прямо сейчас, потому что от этого будет только хуже.              Вместо этого он сделает именно то, что сказал Питер, и вздремнёт.              Он это заслужил.       ***       Когда он просыпается через час или около того, Питера и Бу рядом нет, а Римус лежит возле дивана, свернувшись калачиком, и храпит.