Заповедник

      Когда Дерек привозит их всех домой, Стайлз чувствует себя выжатым. Он оставляет Дерека и Кору объяснять Талии, что произошло в участке, и вместо этого обнимает Питера. Грудь Питера вибрирует, когда тот рычит.              — Я разорву ему глотку!              — Питер, — спокойно говорит Талия. — Отведи Стайлза наверх, пожалуйста, а это оставь шерифу.              Стайлз стонет при мысли о всех этих проклятых ступеньках, но прежде, чем он успевает попросить Питера забрать боль, Питер подхватывает его на руки и поднимает по ступенькам.              — Я сказал отцу, что переезжаю к тебе, — говорит Стайлз, когда они поднимаются на второй этаж. Его желудок сжимается. — Наверное, надо было сначала сказать тебе, а?              Питер улыбается.              — Честно говоря, лапушка, думаю, единственный человек, который ещё не знал, что ты переехал ко мне, — это ты.              Стайлз открывает рот, чтобы возразить, но Питер мягко опускает его за порогом комнаты, и Стайлз видит свою запасную толстовку, висящую на спинке стула. Он видит на столе свой ноутбук рядом с ноутбуком Питера. Заметки для его наполовину начатого задания по истории лежат поверх счетов Питера. Спальня ничуть не лучше. Носки, которые он надевал прошлой ночью, прежде чем ногам стало слишком жарко, упали с края кровати и лежат на полу. Его домашняя подушка лежит рядом с подушкой Питера. Ящик комода Питера наполовину открыт, и из него свисает одна из футболок Стайлза. Как давно он делит ящик с Питером?              Ладно, Питер прав.              — И чем раньше мы заставим твоего отца понять, что он тоже переехал, тем лучше.              — Что?              — Стайлз, на прошлой неделе он провёл в комнате для гостей три ночи.              — Только из-за исключительных обстоятельств, вроде тех, что Джерард Арджент пытался нас убить!              — Конечно. — Питер ухмыляется. — И каждый второй вечер, когда он задерживается настолько, что ему кажется пустой тратой времени возвращаться домой только для того, чтобы развернуться и приехать к завтраку.              Стайлз моргает.              — Дерьмо.              — Забывчивость — явно ваша семейная черта.              — Нормальные люди не ходят вокруг да около, тайком пытаясь втянуть тебя в свою семью, не сказав тебе ни слова!              Питер обнимает его и утыкается носом в шею.              — И теперь у нас есть ты, и ты застрял с нами.              — Обещаешь? — спрашивает Стайлз.              Питер отстраняется и улыбается.              — Обещаю, Стайлз.       ***       Жить с Хейлами легко. Отец навещает его достаточно часто, так что Стайлз едва успевает по нему скучать, и обычно приезжает либо на завтрак, либо на ужин, а иногда и на то, и на другое. Вот в чём особенность такой большой семьи, как Хейлы, думает Стайлз. Ещё один человек с лёгкостью становится частью толпы.              Стайлз начинает регулярно посещать школу. Трудно придумать причину, чтобы прогулять, когда он просыпается без боли или с несколькими приступами, с которыми Питер справляется в момент. И хотя Стайлзу, скорее всего, никогда не понравится школа, ему нравится тусоваться со Скоттом, Элли, Лидией и Дэнни, и ладно, хорошо, даже с Джексоном. И удивительно, как другие ученики всё меньше пялятся и шепчутся, стоит Джексону посмотреть на них так, что в его взгляде ясно читается: «Только попробуй, блять, рискни». Джексон по сути мудак. Стайлз просто рад, что он решил использовать свои силы во благо, а не во зло. Кроме того, очень забавно наблюдать чертовски недовольного Джексона, когда Скотт внезапно превращается в чемпиона по лакроссу. Буквально. Он помогает выиграть так много матчей, что тренер назначает его со-капитаном. Стайлз почти уверен, что во всех трёх округах можно услышать крик отчаяния Джексона.       ***       Дни становятся короче, а ночи — холоднее. Стайлз любит закутываться в как можно большее количество одеял и обнимать Питера, чтобы согреться. Питер словно персональный обогреватель, и Стайлз привык просыпаться, облепив его всеми конечностями. И когда он в первый раз просыпается с утренним стояком…              В этом нет ничего удивительного. Он восемнадцатилетний парень, который проводит ночи, свернувшись калачиком рядом с мужчиной, у которого кубиков на животе больше, чем это необходимо. Вот только Стайлз так привык, что боль — это единственное, что может породить его тело, что когда это происходит, он замирает от шока, как будто ему снова двенадцать лет и, боже милостивый, что, чёрт возьми, происходит с его членом? По крайней мере на этот раз он не бежит с криками к отцу, потому что думает, что что-то сломалось. Тот разговор Стайлз не хочет вспоминать никогда.              Вместо этого он сворачивается клубочком, закрывает глаза и хочет, чтобы эрекция прошла. Затем вылезает из постели, отправляет Кирстен электронное письмо и тихо паникует, пока она не отвечает: «Ты, очевидно, заботишься о Питере, а он заботится о тебе. Не позволяй своему страху помешать тебе исследовать сексуальные отношения, фрикаделька».              Ещё она присылает кучу ссылок о построении здоровых отношений, о практике безопасного секса и, что более интересно, о рекомендациях к сексу при инвалидности.              Он ещё не готов. Пока нет, но он почти у цели.       ***       Скотт начинает проводить больше времени с Хейлами. В конце концов ему выдают рубашку с логотипом Волчьего заповедника и бейджик персонала и позволяют выбрать какое-нибудь полезное занятие. Скотту нравится работать в билетной кассе. Он гораздо лучше ладит с клиентами, чем Кора. Они со Стайлзом часто тусуются за прилавком, перекладывая брошюры и карты, и делают домашнюю работу в перерывах между клиентами.              — Крис приглашает меня и мою маму в эти выходные на ужин, — говорит он Стайлзу после обеда. — Меня это должно удивлять?              — Ты больше должен быть удивлён, что тебе понадобилось так много времени, чтобы понять, что вы с Эллисон встречаетесь.              — Чувак, она совершенно не в моей лиге! — радостно восклицает Скотт.              — Твоя мама уже знает о волках? — с любопытством спрашивает Стайлз.              — Нет. — Плечи Скотта опускаются. — Я собирался сказать ей, но после последнего табеля с оценками подумал, что, может быть, не стоит сразу слишком много на неё вываливать?              Стайлз втайне рад, что у Скотта проблемы с учёбой. Его мама пригрозила, что заставит его остаться на второй год. Стайлз подозревает, что Скотт знает, как сильно он этого хочет, потому что так Стайлз не останется без всех своих друзей в следующем учебном году. Он подозревает, что Скотт намеренно прогуливает занятия, несмотря на отчаяние его мамы. Это удивительно, на самом деле, но не совсем удивительно. Парень получил пулю за Эллисон. Что такое остаться на второй год в школе по сравнению с этим?              — Странно, — говорит Скотт. — Как будто мистер Арджент сейчас работает над кучей всяких вещей, и я не могу понять, нравлюсь ему или нет. Иногда я не знаю, он хочет меня обнять или задушить.              — Это потому, что ты оборотень, или потому, что встречаешься с его дочкой?              Скотт становится ярко-красным.              — Эм, может, и то, и другое?              Стайлз смеётся.              — Знаешь, я думаю, что Эллисон — моя пара.              — Ты теперь пират? Или британец?              — Это волчьи дела, — говорит Скотт и машет брошюрой перед его лицом. — У нас есть пара. Типа она не просто девушка, которую я люблю. Волчья часть меня как будто заявляет на неё права или типа того. — Он корчит лицо. — Звучит жутковато.              — Немного.              — Как будто… — Скотт морщится. — Волк следует инстинктам, так? Он чувствует притяжение луны. Вот на что это похоже. Эллисон как притяжение луны. Она — это сила природы, и волк понимает это и просто следует за ней.              Стайлз сглатывает.              — У всех волков есть пара?              — Понятия не имею. — Выражение лица Скотта становится немного виноватым. — Эм, ты можешь спросить его?              — Что? Кого? Что?              — Чувак, — вздыхает Скотт. — Питер. Можешь спросить у него.              — Да, нет, эм. — Стайлз перекладывает брошюры. — Возможно.              Несколько минут спустя, когда Питер появляется в волчьем обличье, чтобы забрать его, Стайлз выбрасывает вопрос из головы. Он машет Скотту на прощание, идёт с Питером к дому и думает, что, может быть, ему даже не нужно спрашивать, потому что, может быть, как и с я люблю тебя, Стайлз уже знает. Может быть, он тоже по-своему следовал за притяжением луны несколько недель.       ***       Отцу Стайлза требуется около двух месяцев, чтобы понять, что он практически живёт с Хейлами. Стайлз думает, что это случается, когда он нужен в участке, а Пэрриш звонит на домашний телефон Хейлов, даже не потрудившись позвонить Джону.              — Ох, чёрт, — говорит отец, когда осознание захлёстывает его, и Стайлз смеётся так сильно, что становится больно.       ***       В ночь перед полнолунием Стайлз перенапрягается. Он помогает Лоре и Ариель расширить один из вольеров в заповеднике: какой-то ветеринар из Орегона связался с ними по поводу двух волчат, которых привезли к нему после того, как их мать погибла в дорожной аварии, и, если они выживут, он хочет отправить их к Хейлам. Их нельзя просто выпустить к сформировавшейся стае, а нужно вводить медленно, в то же время отлучая от кормления из бутылочки, поэтому Ариель посчитала, что нужно сделать им собственный загон за основным ограждением, чтобы они могли видеть других волков и взаимодействовать с ними из-за безопасного забора. Стайлз помогает удерживать столбы на месте, пока Лора и Ариель собирают забор. Это не должно требовать таких уж больших усилий, но, когда они только на полпути, ему приходится остановиться.              — Стайлз? — встревоженно спрашивает Лора и помогает вернуться в дом, когда понимает, что он не может выпрямиться.              Питер набирает ему горячую ванну, затем опускается на колени рядом и забирает его боль, пока горячая вода расслабляет сведённые судорогой мышцы и ноющую спину.              — Тот факт, что тебе больше не больно, не значит, что ты не причиняешь себе вреда, — говорит ему Питер.              — Я понимаю. — Он хочет плакать, и это не имеет никакого отношения к боли. Он просто чувствует себя бесполезным. — Папа разозлится, потому что я не делаю упражнения.              Питер помогает ему вылезти из ванны, вытирает полотенцем и ведёт к кровати. Стайлз тянется за одеждой, но Питер рычит.              — Ложись. Я сделаю тебе массаж.              Стайлз привык к прикосновениям Питера, но в животе всё ещё сжимается. Потому что прикосновения — это одно, но прикосновения и изучение? Стайлз не уверен, что готов.              — Закрой глаза, — говорит Питер. — Просто отдыхай.              Да, потому что это так просто. Но он ложится на живот в полотенце, всё ещё обёрнутом вокруг бёдер, и слегка дрожит от холода.              Руки Питера на его плечах такие тёплые. Стайлз зажмуривается, когда руки Питера мягко скользят вниз по позвоночнику, задевая хирургические шрамы на пояснице. Ему кажется странным, что Питер совсем не стесняется прикасаться к ним. Затем он опускается ниже, впиваясь большими и указательными пальцами в бёдра Стайлза, а потом в икры. Стайлз слегка ёрзает, кровь приливает к члену, и дыхание перехватывает.              — Просто расслабься, — бормочет Питер, обходя узлы и завитки шрамов на коленях. Конечно, это не больно, но тело Стайлза напрягается в ожидании. Так раньше к нему прикасались только врачи и медсёстры, и эти ассоциации полны воспоминаний о боли.              Питер медленно снимает напряжение, и Стайлз тает.              Питер возвращается к плечам, его пальцы впиваются в мышцы, и Стайлз стонет, почти позорно. Питер прижимается поцелуем к затылку, и Стайлз изо всех сил старается не толкаться членом в кровать.              — Повернись ко мне, лапушка.              Стайлз замирает.              — Питер, я не…              — Что, по-твоему, я увижу? — тихо спрашивает Питер. — Твои шрамы? Твою эрекцию? Твои глаза?              Его глаза, да, и всё, что он пытается в них скрыть. В основном, каким чертовски уязвимым Питер заставляет его чувствовать себя, каким слабым и нуждающимся. Сердце колотится, Стайлз переворачивается.              Питер выдерживает его взгляд.              — Ты прекрасен, дорогой. От меня тебе нечего скрывать.              Он кладёт ладонь на сердце Стайлза, а затем начинает прослеживать шрамы на груди, на грудине, на бедре. Все места, которые Стайлз обычно прячет под слоями мешковатой одежды. Лоскутное одеяло, в которое его собрали хирурги после того, как он сломал столько костей, что все думали, что он вообще не сможет выжить. Выжить, или ходить, или однажды обнажить своё тело под взглядом того, кого любит. Страх быть отвергнутым всё ещё с ним, хотя Стайлз знает, что это иррационально.              Он закрывает глаза, когда взгляд Питера становится слишком пристальным, и концентрируется на дыхании, пока Питер ведёт руками по его телу, выискивая каждый шрам, чтобы нежно прикоснуться к нему, нарисовать карту кончиками пальцев, изучить.              Когда пальцы Питера скользят под край полотенца, у Стайлза перехватывает дыхание.              — Всё хорошо? — спрашивает Питер.              Стайлз кивает и не открывает глаз, пока Питер развязывает полотенце.              Питер проводит пальцами по толстому шраму чуть выше паха. Единственная любезность его раздробленного таза.              — Прекрасен, — тихо произносит он и обхватывает тёплыми пальцами член Стайлза.              Глаза Стайлза распахиваются, он едва не подпрыгивает на кровати, когда Питер склоняется над ним и вопросительно встречает его потрясённый взгляд.              — Пожалуйста, — говорит Стайлз. — Да, Питер, пожалуйста.              Питер улыбается, облизывает губы и опускается.              Твою же мать.              Всё становится белым.       ***       — Ну, это было неловко, — бормочет Стайлз, голый и расслабленный, сидя на коленях Питера.              — Что именно? — спрашивает Питер, дразня его поцелуями в подбородок.              Стайлз запускает пальцы в волосы Питера и оттягивает его голову назад, чтобы хмуро взглянуть на него.              — То, как я кончил через секунд пять?              — Ты слишком строг к себе, — ухмыляется Питер. — Прошло секунд десять.              Лицо Стайлза вспыхивает.              — Засранец.              Питер смеётся.              Стайлз подаётся вперёд и прижимается губами к губам Питера. Проводит языком по его нижней губе и дрожит.              — Я люблю тебя.              — Я тоже тебя люблю, — с лёгкостью отвечает Питер.              Стайлз снова вздрагивает.              — Хм, значит, теперь мы сидим и ждём, что случится что-то плохое, верно? — Питер поднимает брови.              — Ты смотришь слишком много фильмов ужасов.              — Это точно.              — Я люблю тебя, — говорит Питер. — Ты любишь меня. Мы любим друг друга, и смотри, небо не падает. — Стайлз наклоняется для ещё одного быстрого поцелуя.              — Питер, ты моя пара? — Питер выдерживает его взгляд.              — Эта мысль тебя пугает?              — Нет, — говорит Стайлз. — Небо не падает.              — Хорошо. — Питер улыбается. — Тогда да, ты моя пара, а я твоя.              И даже если бы небо падало, Стайлз знает, Питер всё равно нашёл бы способ защитить его.