Заповедник

      — Это не то, что я имел в виду, ребёнок, — говорит отец, когда они идут по тропе через лес. Питер в волчьем обличье бежит впереди них, рядом с ним — Кора. Рыжевато-коричневая волчица, быстрая и элегантная. Впереди Стайлз слышит детский смех.              Стайлз улыбается отцу.              — Когда мы уезжали из Лос-Анджелеса, я думал, что привезу тебя в какое-нибудь тихое местечко, — говорит отец. — Куда-нибудь, где мы оба могли бы перевести дух. Думал, что куплю дом, на этот раз с двором. — Он фыркает. — Может, даже куплю тебе собаку.              Стайлз смеётся, а Питер возмущённо взмахивает хвостом.              — Я никогда не представлял себе ничего подобного, — говорит отец, когда тропа заканчивается на берегу озера.              День солнечный, но воздух холодный. Оборотням на это наплевать. Дети визжат и плещутся в воде. И не только дети. Стайлз видит, как Джеймс выныривает из воды, рычит на Мэтти и тащит его, брыкающегося, под воду. Секундой позже он появляется снова, швыряя смеющегося Мэтти глубже в озеро.              — Господи, — говорит отец Стайлза. — Оборотни играют грубо.              Это редкий выходной для всей стаи. Лора провозилась с реестром заповедника, так что сегодня Хейлам там быть не нужно. Поэтому они взяли с собой еды для пикника — достаточно, чтобы накормить целую армию, — и отправились к озеру.              — Стайлз! — кричит Скотт с мелководья, где его, кажется, пытается утопить одна из близняшек. — Иди сюда!              — Ни за что, чувак! — кричит в ответ Стайлз. — Я отсюда вижу, что вода ледяная!              Питер сжимает челюсти вокруг запястья Стайлза и тянет немного дальше вдоль берега, где его ждёт гнездо из одеял и подушек. У всех остальных по одному одеялу, но сидеть на земле без какой-либо поддержки — это путь к катастрофе.              Стайлз опускается, щурясь от солнечного света, а Питер вытягивается вдоль его бока.              Стайлз быстро впитывает солнечное тепло, расстёгивает молнию на толстовке и снимает её.              Питер кладёт подбородок ему на живот, на мгновение прислонившись носом к тонкой ткани футболки с длинными рукавами.              Стайлз подкладывает под голову подушку, впивается пальцами в загривок Питера и дремлет, ослеплённый солнцем, под звуки смеха и плеска.       ***       Ему немного снятся сны, думает он, в тот странный момент между бодрствованием и сном, когда мысли уплывают в какое-то место, где фантастическое может стать реальным, а сознание немного размывается. Он греется на солнце, слышит детский смех, отталкивает голову Питера, чтобы снять футболку, и бросает её поверх толстовки.              Так приятно ощущать солнечный свет на коже.              Питер одобрительно облизывает кончики пальцев.              Стайлз снова дремлет.       ***       В кино секс получается органичным. Зрительный контакт, поцелуй, а затем музыка нарастает, в то время как красивые люди сжимают простыни и задыхаются, и камера отъезжает. Даже в порно — а Стайлз смотрел много порно — нет неловкого момента между желанием и действием. Нет необходимости стягивать штаны, и они не путаются вокруг лодыжек, и не нужно просить партнёра снять их совсем, потому что ты не можешь наклониться и сделать это самостоятельно. Стайлз никогда в жизни не чувствовал себя менее сексуальным, менее желанным, чем когда он сидит на краю кровати, а Питер стоит перед ним на коленях, чтобы распутать его брюки и нижнее бельё.              Стайлз хочет, чтобы это закончилось, что не лучший подход к делу, но это не прелюдия. Это, блядь, проживание с уходом, и он это ненавидит.              Они с Питером говорили об этом. Чёрт, они с отцом говорили об этом. Отец даже заставил его наконец собраться с мыслями, сходить к физиотерапевту из Бикон-Хиллс, которого им порекомендовали ещё в Лос-Анджелесе, и сидел на первой консультации, чтобы убедиться, что Стайлз упомянул о намерении начать сексуальную жизнь.              — То, что он может забрать твою боль, ещё не значит, что ты не можешь получить травму, — напомнил ему отец по дороге в больницу. — Так что да, ребёнок, если ты не спросишь, какие позы тебе подойдут, то я, чёрт возьми, спрошу сам.              И он, чёрт возьми, это сделал.              Глупо тратить всё это смущение впустую, правда?              Стайлз глубоко вздыхает и стаскивает футболку.              Питер встаёт, и Стайлзу требуется мгновение, чтобы вспомнить, что ему не нужно отводить глаза. Ему можно смотреть, как Питер раздевается. У него отвисает челюсть, когда Питер стягивает рубашку и его пресс буквально пульсирует. Когда Питер расстёгивает ширинку своих джинсов, Стайлз не знает, на что смотрит больше: на сильные, крепкие руки Питера и то, как двигаются сухожилия, или на то, что предстаёт перед глазами, когда он снимает джинсы.              Срань господня, это прекрасный член. Большой, необрезанный и чертовски пугающий даже наполовину вставший. Стайлзу всегда нравились парни с большими членами в порно. Оказывается, идея и вполовину не такая захватывающая, когда один из них оказывается перед ним и Стайлз должен как-то засунуть эту штуку в себя.              — Просто расслабься, — говорит Питер. — Ничего не будет, если ты не захочешь.              Стайлз это знает. Он доверяет Питеру. Просто желание не превращается автоматически в мужество.              Он делает глубокий вдох и, закрыв глаза, ложится на спину, ногами всё ещё касаясь пола.              Они говорили об этом. О том, что сделает Питер. И всё же, когда Стайлз слышит, как Питер открывает ящик прикроватной тумбочки, а потом слышит щелчок открываемой смазки, он не может удержаться от того, чтобы не вздрогнуть.              — Ш-ш-ш, — говорит Питер, кладя руки на колени Стайлза и опускаясь между ними. — Я никогда не сделаю тебе больно, Стайлз.              — Я знаю, — шепчет он на выдохе.              Питер раздвигает его колени.              Первое прикосновение смазки к отверстию холодное. И неловкое, и Питер что, смотрит на него там? Стайлз морщится, а затем быстро берёт себя в руки на случай, если Питер смотрит на его лицо, и пытается вспомнить, как дышать. Питер осторожно вводит палец, и это не больно, но и не приятно. Просто странно, скользко и мерзко.              Блять. Стайлз хочет, чтобы был какой-то способ вылезти из собственной головы прямо сейчас. Может, он всё-таки не готов, потому что это не…              И тут Питер сгибает палец и касается простаты.              Стайлз загорается, его глаза вспыхивают, а член возвращается к жизни, и миллионы крошечных пузырьков удовольствия поднимаются из глубины тела.              — Ох, вот так, — самодовольно говорит Питер, и Стайлзу даже не нужно смотреть на него, чтобы понять, что он гордо ухмыляется.              Стайлзу нужно не забыть позже назвать его мудаком, когда он не будет занят, пытаясь понять, как насадиться на палец. А потом на пальцы, потому что Питер добавляет ещё один. Растянутый вход жжёт, но только на долю секунды, и Стайлз не уверен, Питер забрал лёгкое жжение или просто его тело привыкло.              Стайлз стонет, глаза снова закрываются, когда его пронзает удовольствие. Он тянется, чтобы обхватить свой член, и сжимает пальцы. Дразнит себя, потому что не хочет кончить так рано. Только когда член Питера окажется внутри. Теперь он в этом уверен.              Питер добавляет ещё смазки и продолжает толкаться пальцами внутрь, растягивать и готовить его. Стайлз не знает, сколько времени проходит, прежде чем Питер добавляет третий палец. На этот раз жжение не такое острое. Он приподнимает бёдра, желая большего.              Он чувствует себя свободным. Он хочет этого.              — Я готов, — говорит он, открывая глаза. — Готов.              Питер улыбается и медленно вынимает пальцы. Помогает Стайлзу сесть и забирается на кровать. Складывает подушки за спиной и откидывается на изголовье кровати. Стайлз устраивается на бёдрах Питера, упираясь коленями в матрас.              — Уверен? — спрашивает Питер.              Стайлз краснеет и кивает.              — Хочешь подготовить меня, лапушка? — Питер вкладывает тюбик смазки в дрожащие пальцы.              Окей. Ладно. Он может это сделать. Стайлз прикусывает губу и выдавливает смазку на пальцы. Затем, всё ещё дрожа, опускает руку между ними и обхватывает пальцами член Питера. Питер резко втягивает воздух, и его глаза прикрываются от удовольствия. Стайлз, осмелев, крепче сжимает руку Питера и проводит по его члену.              — Блять, — тянет Питер и стонет. Он обхватывает лицо Стайлза и притягивает к себе для поцелуя. — Мы можем закончить вот так или можем продолжить.              — Я хочу больше, — шепчет Стайлз.              Питер ухмыляется и прикусывает его нижнюю губу.              — Тогда подготовь меня.              Стайлз добавляет ещё немного смазки на пальцы и накрывает член Питера. Он понятия не имеет, достаточно смазки или слишком много, но Питер накрывает своей рукой его ладонь, чтобы остановить.              — Готов? — спрашивает он.              Стайлз чувствует себя гимнастом, который впервые в жизни пытается выполнить какое-то мудрёное упражнение и почти ожидает, что оно закончится раздробленными костями и кровью. Он кивает и поднимается на колени. Подаётся вперёд, пока руки Питера на бёдрах направляют его. А затем Питер раскрывает его задницу и тянет вниз, и большая горячая головка его члена толкается внутрь.              — Срань господня, — стонет Стайлз, откидываясь назад, и Питер медленно наполняет его. Он чувствует давление, но боли нет, и он оборачивается, насколько может, и видит чёрные завитки, поднимающиеся по венам на руках Питера.              — Ты такой тугой, — шипит Питер и снова целует его.              Хорошо.              Так чертовски хорошо.              Удовольствие внутри скручивается всё туже и туже, пока он медленно раскачивается на члене Питера. Руки Питера под его задницей принимают большую часть его веса и помогают ему расслабиться в нежном ритме, который не навредит сейчас и не принесёт агонии позже. Сила оборотня — единственное, о чём он не мог рассказать физиотерапевту. Питер не вбивается в него. Он позволяет Стайлзу задавать темп.              Стайлз обнимает Питера за плечи и впивается пальцами, когда ему кажется, что он вот-вот расползётся по швам. Член пульсирует, яйца напряжены, и он на грани оргазма.              — Такой красивый, — говорит ему Питер, и его глаза сверкают золотом. — Ты такой красивый, лапушка.              Стайлз снова опускается на него, глубже, сильнее, и дрожит. В глазах щиплет, но не боль или страдание переполняют его. Он подаётся вперёд, чтобы почувствовать необходимое ему трение на члене, когда их тела плотно прижимаются, и Питер целует его.              — Я близко, — шепчет Стайлз. — Боже, Питер, так близко.              — Давай, дорогой, — говорит Питер. — Возьми всё, что тебе нужно.              Стайлз кончает, задыхаясь и содрогаясь, всё его тело светится от удовольствия. Он сжимает Питера в объятиях и падает вперёд, едва замечая, что Питер тоже кончает, и, возможно, всё прекрасно.              — Я люблю тебя, — шепчет Питер, целуя его в лицо. — Моя прекрасная пара.              Стайлз, затаив дыхание, повторяет эти слова, его дрожащие пальцы мягко касаются шрамов на лице Питера.       ***       Проходят месяцы.              Месяцы, прежде чем Стайлз набирается смелости задать вопрос, который горел в нём с той ночи в старом санатории. Он знает, что Питер может рассказать. Как и остальные Хейлы. Стайлз много чего спрашивает об оборотнях: на что они способны, как происходит превращение, каково это, но он ни разу не задавал тот самый вопрос. Он думает, что боится. Боится, что, возможно, спрашивает не по той причине. Боится, что он не имеет права спрашивать. Боится, что Талия откажется.              И боится, что она скажет «да».              Полотенце, что он повесил на зеркало в ванной, которую делит с Питером, однажды скользит вниз, но Стайлз его не возвращает на место.              Он смотрит на своё тело в отражении — худое, бледное, покрытое шрамами. Он встречает собственный взгляд. Поднимает пальцы, чтобы коснуться шрамов на лице, и внезапно понимает, что уродство означает не то, что он думал. Он не обязан видеть в зеркале жертву. Не тогда, когда он может увидеть выжившего. Возможно, это менее драматичное осознание, чем вся эта история с оборотнями, но оно так же фундаментально меняет его мировоззрение. Он поднимает подбородок и внимательно себя оглядывает. Ждёт, когда в решимости появятся трещины, которые отразят шрамы на его лице.              Ничего не происходит.              Он одевается и спускается вниз. Слышит, как где-то в доме играют дети. Слышит, как смеётся Кора. Слышит, как Дерек что-то тихо ей говорит. Слышит, как на кухне напевает Лора. Слышит, как отец разговаривает с Питером, и Стайлз тянется к их голосам, как цветок к солнцу, а потом направляется в библиотеку.              Он тихо стучится и открывает дверь.              Джеймс и Талия сидят на удобном старом диване, небрежно переплетя пальцы, и читают.              — Можно с тобой поговорить? — спрашивает Стайлз, и его сердце учащённо бьётся.              Джеймс встаёт и, прежде чем уйти, мягко сжимает плечо Стайлза.              Талия улыбается и указывает на место рядом с собой.              Стайлз садится и мгновение вертит пальцами на коленях. Он смотрит себе под ноги, на выцветший турецкий ковёр, и требуется всё мужество, чтобы поднять взгляд и посмотреть в глаза Талии.              — Стайлз, — тихо говорит она. — Просто спроси меня.              Он краснеет, потому что она, конечно, знает.              — Я просто… — Он сглатывает. — Я просто хотел узнать, что случится, если ты меня укусишь. Я имею в виду, если бы ты это сделала, если я попрошу тебя. Я знаю, что не умираю, и знаю, что я не настоящая семья, но…              — Конечно, ты семья, — говорит она. — Ты — стая, Стайлз. Я думаю, ты был стаей с тех пор, как Питер нашёл тебя в лесу и привёл домой.              Стайлз снова краснеет, и его охватывает тепло.              — Но я не знаю, могу ли об этом просить.              — Стайлз. — Талия берёт его за руки. — Укус не бывает без риска. Ты молод и здоров. — Она поднимает руку, чтобы предотвратить любые возражения, которые он может высказать по этому поводу. — Здоровее, чем Скотт, когда я его укусила. Так что нет причин думать, что твоё тело отвергнет укус.              Сердце Стайлза громко стучит.              — Стайлз, ты знаешь, что происходит, когда мы оборачиваемся? — Выражение её лица становится серьёзным. — Каждая кость в нашем теле ломается и изменяется. Думаю, это чрезвычайно осложнит твоё первое обращение.              Стайлза тошнит от мысли, как его кости ломаются. Он думает обо всех спицах, болтах и кусках металла, скрепляющих его кости. Им нужно будет куда-то деться, верно?              Он кивает.              — Но после этого…              — После этого ты станешь сильнее, чем когда-либо.              Стайлз кивает.              — Поговори с отцом, — говорит ему Талия. — Поговори с Питером. Реши, хочешь ли этого. И помни: каким бы ни было твоё решение, ты всегда семья. Ты всегда стая.              — Спасибо, — говорит Стайлз. — Спасибо, альфа.              Этой ночью, свернувшись калачиком возле Питера, он видит сон, в котором он достаточно сильный, чтобы бежать со своей стаей под полной луной.