Невезучая

— Босс, она проснулась. Голова Ен все кружится, кружится и болит так, будто по ней ударили со всей силы бейсбольной битой. Глупо проводить подобные аналогии, ведь достаточно проблематично остаться в живых, если кто-то по твоей голове пройдется бейсбольной битой, но Су Ен ощущала себя именно так, слишком медленно осознавая тот факт, что она все еще жива. Попытка раскрыть тяжелые веки приводит к новому, пронзающему острым лезвием блестящего металла приступу боли, и в раскалывающейся голове загораются яркие-яркие вспышки, в ушах звенит, а легкие поджимаются, стоит девушке скривиться от раздразившего ее света, не очень-то и яркого на самом деле, и вдохнуть аромат пыли и сырости, перемешанный с запахом машинного масла и ржавчины. Парень перед глазами плывет, плывет под вновь сжатыми плотно веками, а Ен старательно ведет головой из стороны в сторону, пытаясь себя уравновесить, и до сих пор не понимает, почему конечности ее совершенно не слушаются. — Боже, наша принцесса очнулась! Доброе утро. Девушка заставляет себя посмотреть на того, кто вырос перед ней, но продолжает кривиться от боли, застоявшейся в связанных ногах и руках вместе с кровью, моргнуть пару раз, чтобы сфокусировать зрение, понять, что во рту просто жутко сухо и облизнуть сухим языком потрескавшиеся губы. Ей почему-то улыбается коротко-стриженный брюнет на вид лет двадцати пяти или немного старше, достаточно симпатичный, но… от этой улыбки его по спине Ен проходится холодок, а за грудиной тяжелым-тяжелым становится плотный комок чего-то совсем неживого. Темные глаза раскрыты широко, но не придают их владельцу привлекательности, не заставляют его выглядеть мило — скорее наоборот становятся чем-то пугающим… да, определенно. От одного лишь вида этих глаз, так симпатично на первый взгляд искрящихся множеством бликов, Су Ен становится не по себе, потому что за блеском темной радужки она даже своим расплывающимся взглядом отчетливо видит бездну, полную сумасшествием. — Как себя чувствуешь? Ничего не болит? — почти что заботливо, а улыбка ведь его ни капли не искренняя — всего лишь часть сегодняшнего образа, причем наверное самая главная, ведь Су Ен с первого взгляда ее читает так правильно, будто сама ее создала… — Кто ты? — прочистив пересохшее горло и моргнув еще несколько раз, подала голос Ен, игнорируя вопрос незнакомца, с каждой секундой все больше кажущегося ей опасным. — Где я? — В театре, — еще шире растягивая уголки своих губ, парень выпрямился и манерно раскрыл свои руки, гордо оглядываясь по сторонам, словно вместо темного грязного помещения стоял посреди величественного театрального зала. — Здесь сегодня показывают драматическое кино. Ты мой особый гость сегодня, Су Ен. Поздравляю, у тебя билет в первый ряд. Может быть потому, что голова все еще болит, а может быть потому, что все это настолько странно, что трудно поверить в то, что такое и правда могло произойти с кем-то таким обычным, как Су, причем в самый неприметный день, блондинка еще раз внимательно осматривается, пытается пошевелить затекшими конечностями, в этот раз четко осознавая, что крепко привязана к металлическому стулу, на котором сидит, и только сейчас приходит к выводу, что все это совсем не сон. — Что? Что за бред? — недоумевает девушка, не припоминая, чтобы когда-нибудь делала что-нибудь такое, что могло бы впоследствии закончиться похищением посреди белого дня. Ен, конечно, уже давно не ведет праведный образ жизни, но и с преступностью вроде бы дел никогда не имела. Вопросов в голове слишком много, а этот странный парень продолжает вести себя еще страннее, чем Ен могла бы себе представить, и не прекращает ее удивлять. О каком кино идет речь? Откуда он знает Су Ен и почему говорит, что она его гость? Почему она здесь и почему ее связали так, будто она героиня американского боевика? Пока что ни на один из этих вопросов у Ен нет ответа. — Ты… похитил меня? — глядя на парня скорее с удивлением, чем с обидой или даже страхом, вновь подает голос третьекурсница, в ответ получая лишь небольшой склон чужой головы к плечу — это, видимо, значит «да»? — Зачем? — Не притворяйся дурочкой, очевидно же! — фыркает коротковолосый и подступает на шаг, сгибаясь пополам, чтобы оказаться с лицом Ен на одном уровне. — Имя До Кенсу тебе ни о чем не говорит? Судя по выражению лица незнакомца, этого было достаточно, чтобы расставить все по своим местам. — А-а-а…! — тянет Ен тоном, полным осознания, и смакует на вкус чужое имя: — До Кенсу…! Ей бы поменьше сарказмом сыпать в такой ситуации. Жизнь эту девушку, кажется, совершенно ничему хорошему не учит. — Нет, совсем ни о чем, — переставая придуриваться озаренной, Су шмыгает носом и сталкивается с хмуро-удивленным выражением лица ее похитителя. — Что происходит? Зачем я здесь? — Правда не знаешь? Глупости, как ты можешь не знать?! — возмущается незнакомец, на самом деле растерянный, как и Су Ен, не понимающая, чего он от нее хочет и почему она вдруг должна его знать. — Эй, он правда тебе не сказал?! — вглядываясь в глаза девушки очень внимательно, восклицает брюнет, удостоверившись, что она не придуривается. — Да что за нахрен?! Так совсем не весело. Парень что-то бурчит себе под нос, расхаживая по тускло освещенному помещению, и не собирается, по всей видимости, отвечать на вопросы его растерянной гости, в силу своего характера не справляющейся с раздражением от откровенного игнорирования ее собеседником желания знать, что происходит. — Эй, ты… придурок. Кенсу или как тебя там? Можешь ближе к делу объяснить, почему похитил меня? Я же просто обычная… Слова обрываются шумным выдохом, потому что незнакомец с широко раскрытыми глазами, резко повернув к блондинке лицо, обнажает белоснежные зубы заставляя Су Ен обратить внимание на удлинившиеся клыки. Девушка вмиг застывает и вместе с ней замирает и сердце Су Ен, в горле застревает комок, своими колючками вспарывающий слизистую ее пищевода. — Так достаточно близко к делу? — вмиг оказавшись рядом с блондинкой, ухмыльнулся Кенсу, радуясь произведенному на свою гостью эффектом. — И, не скромничай, Су Ен, ты совсем не обычная девушка, — тянет он, прикасаясь тыльной стороной своей холодной ладони к бледной щеке третьекурсницы, попытавшейся вжаться в стул посильнее, чтобы как можно сильнее отдалиться от того, из-за которого тело сковало ужасом по непонятной причине, а дыхание сперло. Очень хочется просто зажмуриться и отсюда пропасть. Впервые ее так сильно пугает вампир. Впервые она на самом деле ощущает себя в опасности. Девушка задерживает дыхание и напрягается, крепко зажмурившись, когда Кенсу придвигается ближе и прикрывает глаза, шумно втягивая воздух у основания ее шеи. — Господи, как от тебя пахнет… — выдыхает он, будто опьяненный бокалом дорогого вина, и вновь ведет своими пальцами по коже ее красивого лица, цепляет ими острый подбородок и заставляет распахнуть глаза, чтобы встретиться взглядом с его затуманенным и игривым: — теперь я и правда понимаю, почему он так печется о тебе. Твой запах, твоя внешность… все идеально. Кенсу не прекращает рассматривать свою гостью, а та приходит в себя и игнорирует страх, сковавший сердце, — отворачивает лицо, чтобы избавить кожу от чужих прикосновений, и только теперь чувствует себя не так мерзко. Так вот, что это было за чувство… Чем ближе Кенсу, тем Су Ен отвратительнее себя ощущает. — Жаль, что мы встретились вот так, — выдыхает вампир, не придавая значения дерзкому поступку симпатичной девчонки. — Кто знает, может быть, из нас вышла бы великолепная пара? Взгляд Ен полон возмущения и сомнений. Кенсу ошибочно читает их по иному. — Молчишь… так ты еще и не глупая. Мне нравится. — А еще у меня прекрасный характер и огромный словарный запас, — набрав в легкие воздух, Ен решается заговорить, с каждым мгновением все меньше боясь и все больше негодуя из-за того, что какой-то малоприятный вампиришка так нахально к ней прикасается и говорит всякие небылицы. Великолепная пара? С чего бы им вместе быть?! — Я могу послать тебя нахер как минимум пятьюдесятью способами, хочешь послушать? Любой нормальный похититель бы в ответ на подобное поведение своей жертвы в восторг бы не пришел. Но До Кенсу легонько улыбается и продолжает внимательно вглядываться в девушку, с каждой секундой все враждебнее к нему настраивающуюся. — Ты смелая и остроумная… надо же. Может, мы и правда сможем поладить? Очень вряд ли. — Эй, развяжи ее, — выпрямившись, вампир обращается к кому-то у стены, и отходит на расстояние, достаточное, чтобы не мешать двум парням, как Ен кажется, тоже вампирам, выполнять порученную им задачу. — Думаю, пора начинать. Красавица, пойдем, прогуляемся. Подняться девушку заставили силой. Разогнуть затекшие ноги было немного дискомфортно, но хуже всего — то, что руки Ен так и не развязали. Запястья девушки попрежнему были связаны за ее спиной, причем так сильно, что боль ощущалась, даже когда Су не шевелила руками. Хватка вампира на плече девушки была совершенно не нежной, пока ее буквально заставляли переставлять заплетающиеся ноги, покидая помещение, где они находились все это время. К удивлению Су, они вышли на улицу. Прохладный ветерок подарил ей немного успокоения, а ночное небо, усыпанное мелкой крошкой звездной пыли, заставило осознать, что она в обществе незнакомых вампиров провела времени куда больше, чем полагала. Оглядевшись по пути к другому складу, расположенному совсем недалеко, Ен поймала на себе около десятка взглядов парней, мужчин и девушек, разбитых по несколько человек и ведущих до сего момента между собой беседы. На самом деле вампиров здесь, облаченных в черное, отчего далеко не сразу те бросались Су Ен в глаза, было намного больше. Просто не все сочли интересным поглазеть на нее и встретиться с девушкой взглядом. — Бездельники… — фыркнул До, сильнее толкая Су Ен, чтобы та оказалась впереди него и первой попала на заброшенный склад, двери которого вампир галантно для нее распахнул. Здесь не было ничего необычного. Склад этот лишь отличался размерами от того, где Су Ен очнулась, и большим количеством людей. Или правильнее было бы сказать… вампиров? Все так же сыро, все так же воняет гниющим металлом и парами масел, бензина и сигаретным дымом. Интересно, какому умнику пришло в голову курить в месте, где так сильно воняет горючим? Всюду стоят дырявые бочки, в которых временами жгутся костры, разбросаны какие-то палки и металлические трубы, на весь склад всего несколько стульев, пара поддонов, стоящих у стен и сколоченных на манер диванов или чего-то на них похожего, и груда чего-то непонятного в одном из углов. Совсем рядом один из четы Кенсу не спеша смакует свой ужин, отбирая жизнь у потерявшего сознание человека, и только после того, как заметила это, Ен понимает, что груда мусора, коей та показалась ей на первый взгляд — человеческие тела. Опустошенные. Иссушенные. Выпитые и выброшенные, будто упаковки от сока или бутылки от газировки. Какое… безумие. Она должна испугаться, наверное. Но девушке просто становится мерзко. Она искренне ненавидит тех, кто сотворил с чужими жизнями нечто подобное. На складе, где Ен еще не бывала, можно многому удивиться, ужаснуться можно чуть меньшему разве что. Но ничто из увиденного не цепляет ее взгляда и не волнует девичьего сердца. Ничего, кроме одного. Су Ен замирает, несмотря на силу, с которой До Кенсу напирает на нее, желая заставить двигаться, широко распахнутыми глазами глядя прямо туда, где к несущей балке склада привязан полуживой человек. Полуживой — она чувствует, знает, она видит это по осунувшимся и иссохшим чертам привлекательного лица, по векам, еле-еле приподнявшимся в момент, когда ее нога переступила порог скрипящей двери, по запекшейся крови на его снежно-белой коже. Взгляд тускнеющих с каждым мгновением глаз, причиняет блондинке боль, которую сердце ее не способно вынести. Выражение его лица, полное ужаса, самого настоящего ужаса, и бесконечной боли, которые он никогда в своей жизни еще не испытывал, режут по живому без обезболивания тупыми ножами, чтобы ранить как можно мучительнее. — Юн! Попытка броситься к любимому не венчается успехом. Рука на плече Су Ен сжимается сильнее, но ей плевать, она снова и снова пытается вырваться, оказаться к Юнги ближе, удостовериться, что он в порядке… хотя можно ли это назвать такими словами? Сухие губы распахиваются, голова еле-еле совершает движение в сторону, будто бы Мин просит девушку не подходить. И он смотрит так, будто… будто бы… он бы все на свете отдал, лишь бы только ее здесь не было. — Топай! — Что с ним?! — не отрывая от парня обеспокоенного взгляда, требует объяснений Су Ен, подчиняясь чужому приказу. Дрожащие ноги несут ее к стулу, стоящему метрах в пяти прямо напротив сидящего на полу Юнги.– Почему он выглядит так? — А, это…? — наигранно удивляется До, расплываясь в ухмылке, сдержать которую невозможно от вида его врага, столь изможденного и беспомощного настолько, что даже голову прямо держать ему с огромным трудом удается. — Просто он на диете. Не ел пару дней, ничего серьезного. — Ублюдок, — выплевывает Мин, запрокидывая голову и упираясь затылком в опору, к которой привязан. Глаза закрываются, слабость, мучающая его уже больше суток, становится только больше, и у него почти не осталось сил, чтобы сопротивляться ей и боли, что от веревок, которыми он крепко связан, проникает в его организм с сотой дозой яда, на который До Кенсу и его прихвостни не скупились. Стоило Юнги справиться, стерпеть, переварить и вынести разъедающую его плоть настойку вербены, как веревки пропитывались ею снова, чтобы заставить шипеть от боли, молить о пощаде и клясться в верности. Мин Шуга за все эти дни нескончаемых пыток и издевательств морений голодом, избиением, кровопусканием и вливанием в глотку отвара ядовитой травы, не издал ни звука. Наверное, это и провоцировало мучителей становиться безжалостнее… Наверное, это каждого из них восхищало и загоняло в угол. Наверное, именно это кого-то заставило сожалеть. — Просто сдайся, — советовал Дерек, в очередной раз пропитывая веревки, держащие Шугу на месте, вербеной. Мин на него лишь смотрел, понимая, что сам виноват, не разглядев в этом парне предателя. — Мне не нужны советы от крысы. — Я просто пытался выжить. — Я за это тебя не виню. Ты сделал выбор. Я сделал свой. Мне не нужны советы, так что оставь их при себе. Этот парень был единственным, с кем Юнги разговаривал. Эти слова были единственными, что он произнес за дни, в которые Су Ен злилась из-за его отсутствия дома, раздражалась, строила теории и переживала очень. За все дни, в которые она его проклинала за эгоизм, подозревала в интрижках, обвиняла в побегах, ненавидела так сильно, как только могла и так же сильно его любила, молила вернуться в сохранности и обещала ему все на свете простить, он ни звука не выронил из плотно сжатых губ. А сейчас у него на разговоры меньше всего осталось ресурсов. Но сейчас он больше не может молчать. — Ее-то зачем сюда притащил? — Я тоже рад встрече, — расплылся в неискренней улыбке брюнет, впервые удосужившийся посетить своего гостя. — Столько лет прошло… ты изменился. У тебя появилось уязвимое место. Так грустно, но выгодно для меня. Не могу поверить, что это время все же настало! Я так долго этого ждал… — Да, я заметил, — устало или, правильнее сказать, обессиленно хмыкает Мин. — Как крыса прятался по углам и сбегал постоянно, боязливо поджав хвост. Всегда только кричал о том, что хочешь сразиться и победить меня, а на деле всегда был лишь трусом и слабаком. — Поэтому ты думал, что шайка вампиров сможет остановить меня? — скрывая внутреннее раздражение от слов, которые не могли не задеть даже такого черствого вампира, как Кенсу, хмыкает он, выгибая бровь. Ни одному злодею не понравится, если его обзовут трусом. Даже если это настоящая правда. — Брось, это смешно! В этом мире только твоя сила сравнится с моей. Скольких бы ты ни втянул в свой сговор, им ни за что не удалось бы справиться с моими ребятами. — Что ты хочешь? — на выдохе. Не будь здесь Су Ен, сердце которой колотится в груди ее так быстро, волнуется… он бы не вел разговоров, нет, не пытался бы. Но эта своевольная птичка волнуется за него, лишь за него, растирает в кровь тонкие запястья, пытаясь выбраться, надеется его спасти. Это сводит его с ума. Нет, не аромат ее крови, сочащейся сквозь зверски сдертую кожу, заполняющий душное и грязное пространство прогнившего склада, не обеспокоенный взгляд, который девушка ни на секунду с него не сводит, хотя он даже не смотрит в ответ… Его сводит с ума ее отчаянное желание его защитить. Какая нелепость… маленький и очень хрупкий человечек готов даже жизнь отдать, чтобы спасти кого-то вроде него. У судьбы отвратительное чувство юмора. Или это совсем не ее шутка? Эта глупость лишает его рассудка и заставляет переживать. Потому что ему не нужна ее жертва. Ему больно, хотя не его кровоточат запястья, и он хочет, чтобы она хотя бы на мгновение отключила чувства и попыталась подумать логически. Если бы Су Ен попыталась подумать, она бы поняла — ей не выстоять против десятков вампиров. Ей его ни за что не спасти. Мин Юнги по началу пытался бороться. Несмотря на предательство, на ловушку, боль физическую, жуткий голод и боль, достигающую отметки «невыносимая». Он боролся ради нее, хотел к ней вернуться, обнять и прошептать ей на ушко то, о чем слишком долго молчал. А потом… позже Шуга в смирении увидел выход. Если его не станет — многие выживут и обретут свободу. Су Ен больше не будет ничего угрожать, ведь ей некого будет усиливать. Хосок сможет зажить своей жизнью, не посвященной больше никому. Множество примкнувших к Шуге вампиров больше не будут вынуждены рисковать своим существованием лишь из верности Мину, выступая на поле боя без гарантии на возвращение домой. Мин Юнги был готов молча принять свой конец. Он не собирался спорить или сражаться. И он все еще готов его принять. Свой конец. Не ее. Су Ен здесь быть не должно. Ее здесь не должно быть… — А ты как думаешь? Мы с твоей подружкой уже успели познакомиться и обменяться любезностями, правда, дорогая? — бросив взгляд на блондинку, интересуется До, в ответ награжденный презрительным взглядом. Если бы Су Ен была способна взглядом распотрошить, он бы не выжил. Этот факт заставляет вампира умилиться. — Должен признать, что она прекрасна, — возвращая свое внимание у Шуге, не унимается он. — Немного дерзкая, это временами может докучать, но в остальном идеальна. Кое-какой аспект мы правда не проверили пока, но я думаю, что такая девушка не может быть плоха в постели. Да ты счастливчик. Это. Было. Лишним. Если бы взглядом можно было убить — Мин разделался бы с Кенсу намного быстрее, чем Ен. Тело вампира напрягается, отчего кожу снова жгут больно натянувшиеся веревки. Из-за плотно сжатых зубов вырывается грозное шипение: — Рот свой поганый закрой или я вырву твой язык и скормлю его твоим верным псам. Как же интересно. До не может не усмехнуться, считая момент умилительным. Даже поддается эмоциям, улыбается слабо, опустив на мгновение взгляд. — Всего парочка слов об этой девчонке, и ты злишься, — медленно сокращая расстояние к своей лишенной былой мощи жертве, подмечает он. — Я знал, что это будет весело, — улыбается, опускаясь на корточки совсем рядом с парнем, но остается на безопасном для себя расстоянии. Знает — Мина нельзя недооценивать. Этот в самый неожиданный момент и зубами глотку порвать может. — Кстати, как ты мог не рассказать ей обо мне? — Слишком много чести для тебя. — Ауч, ты задеваешь мою гордость. Разве я не заслуживаю того, чтобы обо мне знали? — Если тебе так хочется известности, я позабочусь о том, чтобы твое имя вписали в учебники по истории. Детям будет интересно узнать о таком сказачном долбоебе как ты. — Ты, кажется, забыл в каком ты положении, — вздыхая жалостливо, проговаривает вампир. — Мне тебе напомнить? Один удар острым носком дорогих кожаных туфель прямо под ребра, другой в живот, третий… Су Ен кричит громко, пронзительно, сильнее рвется с места, подскакивая на стуле, где двоим молодым вампирам приходится держать ее силой. Она визжит, что есть мочи, а Шуга даже не хмурится. Ему будто совсем не больно, он лишь прикрывает глаза и даже не напрягается, позволяя снова и снова наносить удары, ломающие ребра, в который раз за эти дни… Су Ен знает, что ему больно. Ее будто бьют саму, поэтому она плачет навзрыд и требует прекратить, угрожает и умоляет тут же, и это все за секунды — за целую вечность, для самого ценного для нее полную боли. — Уф, это веселее, чем казалось! Кенсу отстраняется, с упоением глядя на своего древнейшего врага, беспомощного, но раздражающе стойкого. Этот придурок даже сейчас не издает ни звука, молча сплевывает кровь, и вновь упирается затылком в столб — единственную вещь, которая облегчает ему задачу не распластаться по полу сию же секунду. За его спокойствием скрыто намного больше боли, испуга и сожалений, которые Ен может выразить своими слезами и сорванным голосом. За закрытыми веками он рисует себе сценарии, проигрывает каждый и черкает, черкает, комкает… а потом пишет новые, быстро-быстро, он думает-думает… За его молчанием скрыт океан отчаяния. Он бездонный, бескрайний, безбрежный… из него не получается выбраться, сколько бы Мин ни думал, как ни пытался бы. И с каждой секундой он становится глубже, просторнее… потому что чем больше Юнги пытается, тем отчетливее понимает — он проиграл. Выхода нет. Его просто нет… Осознание этого жжет сильнее вербены, ковыряется буром сразу в сотне мест искалеченного тела, разрывает на части безжалостно, снова и снова неведомой силой под дых… За молчанием Шуги сокрыто ужаса больше, чем Ен могла испытать… — Зачем…?! — сквозь слезы, сильней ненавидя, не понимая… — Зачем ты делаешь это? Почему ты, черт побери, это делаешь с ним?! Почему с Юнги? Почему из всех в мире вампиров, жертвой До должен был стать Юнги? — Что тебе нужно? — не унимается Ен, наконец, завладевая вниманием парня. — Деньги? — Деньги? — переспрашивает он, искренне удивившись. — У меня много денег. Очень много денег. Они ценны только в мире людей. Я желаю власти. Силы. Понимаешь? Шуга не говорил, что он чертовски силен? Это правда, есть куча вампиров, которых он держит в страхе. Точнее держал. Сейчас он ведет жалкую тихую жизнь, притворяясь деловым человечешкой. Коллекционирует машинки, подрабатывает моделью на уроках живописи, ходит в клубы и даже съезжается с человеческой женщиной. Боже… самый древний из вампиров играет в любовь со студенткой факультета дизайна. Звучит смешно? — фыркает, — Жалко! Я бы с радостью поздравил вас, вот только… — вновь склонившись над Су Ен, он рассматривает ее так же внимательно, как и прежде, будто пытается заглянуть в ее самую глубь, разгадать что-то сложное, отыскать на дне ее глаз для себя ответы. — Как так получилось, что ты его недостающий компонент? Так-то все обретает смысл, вот только… становится печальным, — произносит почти с сожалением. — Для тебя, — выдает свое безразличие очередной улыбкой и выпрямляется, поглубже вдыхая воздух, насыщенный ароматом сладчайшей из всех, что ему когда либо довелось испить, крови. Эта маленькая девчонка достаточно сильно растерла свои руки, пока на волю рвалась. Как же божественно ощущается этот запах… каков же ее будет вкус? — Понимаешь, — вернувшись в реальность, продолжает вампир, поймав взгляд девушки. В нем ни испуга больше, ни возмущения. Только ненависть. Только желание крови. Его крови. Эта смешная птичка очень-очень хочет его убить. И Кенсу для того, чтобы это понять, не нужны сверхспособности даже. — Су Ен, в мире вампиров есть полно легенд … не все они правда. Но некоторые вещи и правда очень сложные. Ты знала, что он просто хочет тебя съесть? Что ты не больше, чем просто способ для него стать еще сильнее…? — очевидно, что ему вовсе не нужно слышать ее ответ. — Я не могу этого позволить, даже если он продолжит жить своей жалкой жизнью. Тысячу лет мы существовали дружно и мирно, поделив мир пополам. Но время меняется. Понимаешь? Если есть вероятность, что наш уговор потеряет силу, я должен первым расторгнуть его. Ничего личного. — Ого-о-о… — шмыгнув носом и усмехнувшись немного надменно, протянула блондинка, — да ты самый настоящий псих. Убиваешь других, потому что боишься, что они будут сильнее тебя? Ты и правда трус. Это ты здесь жалкий. — Я? — театрально направив себе в грудь указательный пальчик, переспрашивает вампир. — Су Ен… — предостерегает Шуга. — Слух подводит? — фыркает девушка, не сводя с коротковолосого глаз. — Если хотел доказать, что сильнее его, должен был сразиться на равных, а не морить его голодом, чтобы ослаб! — Ен! Следи за тем, что говоришь. — Так поступают только конченные ублюдки, — заканчивает третьекурсница, боясь лишь одного. Не за себя вовсе… Она знает — злодеев не нужно проверять на прочность. Она знает — нужно быть лапочкой, нужно пытаться договориться, усыпать комплиментами… она правда не глупая. Может, именно в этом ее проблема? Ведь Су Ен и правда умна, она может сложить два и десять, и она определенно в конце этого туннеля видела свет. Им не нужно погибать здесь обоим. Юнги не нужно погибать. Ведь… если из мира исчезнет эликсир его всевластия, в его смерти не будет смысла… А что если внимание До Ен все заберет себе? А что если ее первой не станет, а после…? Может, для Юнги все же есть шанс на спасение? Он ведь должен быть… — Ты и правда смелая. Не понимаешь, что я могу убить тебя раньше, чем ты успеешь моргнуть? Его пальцы ее щеки вновь касаются. Ее снова воротит от этого, но теперь даже больше, чем прежде. Су Ен больше не чувствует ужаса, который испытала, узнав, что Кенсу вампир. Она не ощущает опасности… для себя. Ей плевать на такие вещи. Просто… ей нужен один лишь шанс. Всего один. — Не смей трогать ее! — Юнги рвется к ней, рвется, на сколько хватает силы. Но веревки не поддаются, разрезают кожу и обжигают то, что под нею, а ему все равно — если мог бы — запястий лишился бы, если бы помогло. Но веревки вокруг его тела кольцами и узлами норовят на куски разрезать, если пошевельнется вновь. А у него слишком много сил ушло на этот всплеск эмоций. Мин сухой — в нем едва для сознания хватает крови, да и та, растекаясь по сосудам, причиняет адскую боль. Но даже так он отчаянно борется с узами, потому что никто ни за что не должен Су Ен касаться. Никогда. Это и вправду весело. — Куколка, твой парень ревнует… или он просто знает, что твой запах сводит меня с ума… — размышляет вслух До с кривой на губах ухмылкой. — Как ты продержался так долго? Я так сильно хочу ее… а может… мне стоит ее испить? Может, этот эликсир божественной силы подходит не только тебе? Даже если нет, не могу представить наслаждение, которое принесет мне ее кровь… — Только попробуй…! — Хочешь моей крови? Надеюсь, ты подавишься, пока будешь ее пить. Он смеется так неестественно радостно, будто Ен и правда забавная очень. — Девчонка с характером, — констатирует он, вновь глядя на старого «друга». — Так на тебя не похоже… тебе такие никогда не нравились. Стареешь, что ли? Но мне нравится. Что насчет того, чтобы остаться в живых? — предлагает на полном серьезе, на Су Ен совершенно по новому глядя. Ему бы очень хотелось с собой рядом иметь кого-то такого… в идеале — ее. — Я буду с тобой нежным, ласковым… — обещает он, нежно гладя большим пальцем ее подбородок, — временами. Нам будет весело вместе! Ей так хочется плюнуть ему в лицо… но Ен сдерживает себя в руках. Лишь отворачивается. Шуге очень хочется прямо сейчас вырвать этому парню сердце. — Она изумительна! — снова смеется До, громко хлопая в свои ладоши. — Эй! — напоминая о себе, кричит Мин. Лучше пусть еще пару раз ударит его, что есть мочи, чем коснется своими ручонками грязными Ен. — Ближе к делу давай. Ты переигрываешь. — Ближе к делу? Ладно. Я планировал сначала полакомиться твоей ненаглядной у тебя на глазах, а потом уже лишить тебя жизни, но мне нужно еще пару минут, чтобы подумать о том, сможем ли мы и правда попробовать построить ячейку общества, поэтому изменим последовательность. Оцени мое великодушие! Не придется долго мучиться! Как, черт побери, говоря такие вещи, он может выглядеть настолько радостно? — Сукин сын, обязательно делать это так? Ты снимаешься в сериале или что? Ты хоть когда-нибудь повзрослеешь? — Никогда не любил твое занудство. Поэтому мы не поладили. Придется вернуться к первоначальному плану. Сначала убьем девчонку, — вмиг стирая с лица улыбку, приказывает Кенсу, холодным взглядом находя своих подчиненных. Только после он вновь обращается к Шуге: — Хочешь попрощаться с ней? Мин ничего ответить не успевает, а парень уже оказывается за спиной у Су Ен, резким движением склонив ее голову набок, открыв тем самым шею для своих зубов. Шуга вновь рвется с места, Су Ен же задерживает дыхание и сражается с сердцем, что бьется невероятно громко, то ли от страха, то ли от неожиданности того, что ее конец и правда настал слишком быстро. — Стой! — вскрикивает девушка, крепко зажмурив глаза, и целое мгновение не шевелится, ожидая, произойдет ли что-нибудь, или же Кенсу ее вдруг послушает. Ничего не происходит. Су Ен жадно хватает воздух и распахивает веки, тут же находя взгляд Юнги… она не может вот так умереть. Она не может даже не попытаться вытащить отсюда хотя бы его… Глаза парня, привязанного ядовитыми веревками, наполняются сожалением и отчаянием, умоляют ее о чем-то… Шуга едва заметно качает головой из стороны в сторону, будто бы просит Су Ен ничего не делать, выбросить из головы ее заселившие мысли, только Ен его не понимает, а если и поняла бы — ни за что не стала бы слушать. — Подожди, — облегченно выдыхает девушка, ловя удивленно-выжидающий взгляд До Кенсу на себе, и облизывает резко-пересохшие губы. — Я понимаю, что всего лишь незначительная деталь этой грандиозной сцены, — Ен пытается звучать уверенно и пофигистично, но дрожь голоса выдает эмоции, которые девушку переполняют. Вампир слышит и волнение, и неуверенность, и даже страх… слышать его в голосе красавицы снова оказывается чертовски приятно. Именно теша свое самолюбие, брюнет дает ей говорить: — но раз уж мне придется умереть вот так, я… я ведь имею право на предсмертное желание? Темная бровь летит вверх, а темные зрачки злодея расширяются, поблескивая весельем. Уголки его губ тянутся вверх, даря Су Ен довольно умиленную улыбку. Сейчас парень выглядит почти что нормально… Сейчас Су Ен на секунду думает о том, что могла бы его нарисовать, отдавая дань его необычной и в какой-то мере завораживающей внешности. — Маленькая рыбка настолько дерзкая, что требует исполнения желания? Ты забавная. — Я все равно умру, да? Мне уже нечего терять, — Ен улыбается грустно, старается выглядеть в угол загнанной, опечаленной и напуганной… стараться очень сильно ей не приходится, девушка ведь и правда загнана в угол. Кенсу правда ни в коем случае не должен догадаться, по какой причине. — Можно немного понаглеть и попросить об одолжении… — выдыхает девушка. — Все уважают последнюю волю смертника, даже некоторые злодеи. Я ничего не теряю, если попрошу. Ты сделаешь хорошее дело… на один пункт в списке твоих грехов меньше. Разве не замечательно? Вампир хмыкает, отводя взгляд, а вернув его на блондинку, сверлящую его выжидающим взглядом, отчего-то полным надежды, которой суждено, видимо, исчезнуть, как и говорят, последней, смеется. Ему впервые за долгое время весело, весело по-настоящему. Было довольно нескучно наблюдать за Шугой некоторое время, еще занимательнее было готовить сегодняшнее представление, но сейчас… сейчас Кенсу чувствует себя так, будто он на самом деле жив. День за днем протекал для него незаметно, чувства приелись и стали пресными, хотя может быть даже, он вовсе ничего и не чувствовал. Но девчонка с пьянящим ароматом крови, большими глазами и тонкими, до чертиков привлекательными запястьями, будто созданными для чужих клыков, за один только вечер сумела его и позлить, и умилить, и позабавить… и даже заставить ее пожалеть. Почти что. Убивать ее с каждым мгновением хотелось все меньше, по странной причине. До Кенсу к ней будто привязывался тем больше, чем больше они говорили, как привязывается к милому щеночку малыш, пару раз его погладивший. Нет, Су Ен далеко не щенок, она не ластится вовсе, не просит ее погладить. Она скорее из тех, кто больно укусит, если Кенсу попытается к ней подойти… Но ее чертовски жалко становится сердцу вампира, и поэтому, может быть, он на нее и смотрит, склонив голову набок: — Есть в тебе что-то… невероятное. Что хочешь, сладенькая моя? «Чтобы ты сдох.» Ен благоразумно сдерживает внезапно появившееся на языке желание и старается выдохнуть не очень облегченно, успокаивая бегущее куда-то сердце, испытавшее радость от увиденной вдалеке надежды. Может быть, у нее все-таки выйдет…? Может быть, выход все же есть? Хотя бы для одного из них. Не сдержав себя, девушка смотрит на своего вампира, а тот намеренно не смотрит на нее в ответ. Опускает голову, пряча от чужого взгляда свое безэмоциональное лицо… Су Ен немного цепляет подобное. Сердцу становится больно из-за того, что Мин кажется безразличным, хотя До только-только собирался ее убить. Как-то грустно… Ен хмыкает тихо, печально растягивая губы в слабой улыбке. — Видишь ли, этот придурок упорно делает вид, что ему плевать на меня… — начинает девушка, заставляя Юнги поднять на нее пустой взгляд. — Согласись, даже то, что он говорил здесь, не особо говорит о том, что я очень-то для него важна. Знаешь почему? — и Ен продолжает говорить со своим похитителем, глядя прямо в глаза, в которые влюбилась когда-то так просто и опрометчиво, и которые сотни раз рисовала будто в бреду. Она в них даже сейчас видит бездну… а другие в них видят сейчас лишь пустоту. — Он надеется, что ты меня отпустишь, если поверишь, что я ничего для него не значу… Думает, что он будет единственным, кто сегодня умрет, — прочесть это в Юнги было слишком просто. А он не выходит из образа, даже сейчас. — Не в его стиле, но, наверное, всем нам нужна в такие моменты надежда… — продолжает Ен, невесело хмыкнув, — даже кому-то вроде него. И он цепляется за нее, не понимая, что это бессмысленно. И что мне не выбраться тоже. И боль, которую я испытываю, не оправданной останется до конца. Это несправедливо, не думаешь? — интересуется она, непонятно к кому обращаясь. — Это нечестно даже больше, чем то, что я должна умереть из-за чужих разборок. А он конченный эгоист, вот и все. Нет другой причины, почему так ведет себя. Он ее внутри проклинает за то, что произнесла это все вслух. Даже если все поняла — должна была промолчать и попытаться выбраться… но Су Ен все разрушила, отобрав у Мина последнюю каплю надежды. — Конченный придурок, — проговаривает Су почти истерически и только сейчас отворачивается, чтобы посмотреть на того, кто еще ужаснее. — Раз уж я все равно умру, могу я попрощаться с ним? Даже если ему это не нужно… это нужно мне. Пожалуйста. Всего минута времени… могу я…? Хотя бы еще раз коснуться его? Прошу… — Боже, какая драма… — вздыхает До, отступая на шаг, на второй. Ему вдруг перестает быть весело. По какой-то неясной причине его одолевает печаль и теперь он сильнее злится, бросив взгляд на спокойного Шугу. Разве так себя должен вести тот, кому не все равно, что его девушку сейчас лишат жизни? — Этот придурок правда тебя не заслуживает, — заключает парень, качая головой, и обращается к одному из своих подопечных, указывая на Су Ен рукой. — Эй, отвяжи ее. Пусть попрощается. Только когда с ее тела исчезли веревки, Ен на них обратила внимание. И когда ее успели привязать к спинке стула…? Не важно, сейчас ей позволили встать, конечно же, за спиной оставив связанными запястья, подвели к Юнги и с силой толкнули на пол, заставляя блондинку больно упасть на колени, ударившись плечом. Подняться со связанными за спиной руками было непросто, но Ен смогла, причинив себе, правда, немало боли, и сильнее запястья свои разодрав. Но все это не важно, ведь прямо сейчас она совсем рядом к Юну, еще более измученному, чем ей казалось, и теперь она может больше не скрывать своих чувств. Юнги выглядит просто ужасно, и от этого сердце блондинки сжимается больно, плачет слезами кровавыми и кричит… оно кричит громко-громко, пока она только всхлипывать тихо способна, на него глядя полными слез глазами. Это конец… В его взгляде вселенная целая, в его взгляде от начала и до конца лишь сожаления и… любовь. Ен кажется, это она, и от этого еще больнее. Он этого только хуже. Обоим хуже становится. — Только попробуй что-нибудь выкинуть, я не медля убью обоих в ту же секунду, — предупреждает До. Но его уже никто не слышит. — Мне жаль… — шепчет Юн, ломаясь внутри на сотни щепок. Она рядом, но он не в силах ее коснуться, не может к себе прижать, вдохнуть аромат ее светлых волос и объятием успокоить. Он не может позволить ей его избить, не может с щек вытереть слезы, не может пообещать, что все будет хорошо. Мин Юнги сейчас себя больше всего ненавидит. Он еще никогда столь беспомощным себя не ощущал и позорно жалким. — Мне тоже. Ей бы коснуться его впалых щек, провести указательным пальцем по пересохшим губам, его пальцев своими коснуться… но Су Ен может только припасть губами к губам и вмиг задохнуться от счастья и от печали, смешавшихся в отчаянном танце. По щекам Ен куда больше соленых слез, а во рту вкус железа и безысходности. Ей так сильно не хочется прекращать поцелуй, полный боли и полный отчаяния, полный самых честных надежд и смелых признаний, о которых никто до сих пор не осмелился сказать вслух. Су Ен плачет, прощаясь с любимым, плачет горько, и все целует, отдавая ему так много себя, как могла… и надеясь, что он все же сможет себя спасти. Их поцелуй пробирает обоих мурашками и рисует по бледной коже вампира дорожки слез… он не думал, что все еще способен на что-то такое. Но он плачет, плачет по многим причинам, плачет лишь по одной… из-за Су Ен. — Ну все, все, хватит. Момент обрывается неожиданно очень, но, наверное, никто не мог быть готовым к тому, что обоим им придется его потерять — лишиться друг друга… наверное, навсегда. Су Ен больше не плачет, даже если ей очень больно, когда ее силой тащат назад. Ен не плачет, хотя сердце ее на куски, оно в щепки, в крошку, оно рвется назад, к Юнги… Глаза неотрывно следят за глазами черного цвета, а губы сильно сжимаются, и внутри Су Ен умоляет небеса над ним сжалиться, помочь ему и его спасти. Су Ен больно вот так с ним прощаться, и наверное, нужно бы улыбнуться ему на прощание, но… улыбаться в такой момент было бы очень жестоко. Никто из двоих не слышит того, что говорит До Кенсу. Су Ен ощущает своей спиною его присутствие и дрожит, убеждая себя оставаться сильной, не бояться, не плакать… только не получается вовсе, ведь речь уже очень давно не идет о ней. Но умирать — это все-таки чуточку страшно. И безумно печально отдавать свою жизнь вот так, на глазах у того, кого просто безмерно любишь, и кто тоже, кто тоже… любит тебя. — Юнги… — Тише… не бойся. Все будет хорошо. Слышишь? Ен, ты слышишь меня? Она слышит. Она только его и слышит, позволяя нотам бархата себя обволокнуть, обнять и чуть-чуть успокоить. Очень хочется верить в то, что Юнги прав. Все будет хорошо… Теперь у нее есть надежда на то, что он правда будет в порядке. Он должен… ради нее. — Ен… Ен кивает ему и сглатывает ком в горле вместе с кровью, которая тонкой струйкой продолжала стекать с ее языка. Су Ен глупая, а может быть настоящий гений. Она сумасшедшая — это совершенно точно, ведь нельзя объяснить по-другому, как она решилась на то безумие, которое произошло. Очень вряд ли Юнги хватит той крови, которую она отдала ему в момент их последнего поцелуя, Ен сама понимает прекрасно, что этого слишком мало, чтобы вернуть ему былые силы, но… ей нужно хоть что-то, хотя бы лучик надежды на то, что он сможет отсюда выбраться целым, чтобы спокойно пойти на смерть. — Какие вы милые, боже… пора заканчивать. Прости, маленькая рыбка. Может, встретимся в следующей жизни? До Кенсу блестит удлинившимися клыками, улыбаясь девушке, но она ничего и никого не видит, кроме Юнги. С силой жмуря веки, Су Ен под ними рисует его прекрасный образ и желает ему спасения, едва слышно выдыхая: — Прощай.