Серёжа с Максимом сталкиваться, когда солнце за горизонт уходить начинает. Он ему в глаза посмотрел со всей болью, которая в них только могла быть. Серёжа знает, что простить парень не сможет его никогда, но на контакт идёт все равно.
—Макс... Зачем ты Кристину предательницей назвал, она же тебе ничего не сделала, только один раз с тоб...
Он договорить не успевает. Анисимов к нему резко поворачивается и перебивает голосом прокуренным своим.
—Знаешь, Серёж, как это больно, когда тебя предает тот, кого ты членом семьи считал. Она тебя тоже предаст. Слышишь?! Предаст, я тебе отвечаю.
—Макс, мне стыдно за тот случай. Очень. И я знаю, что ты меня простить не сможешь, но Кристину не трогай, хорошо? Она не в чем не виновата.
Анисимов ничего не отвечает. Разворачивается и уходит. В области сердца начинает ныть. Сереже это знакомо. Очень больно, но он привык. Он на землю садится, колени к груди прижимая.
Солнце за горизонт уходит окончательно. Трущеву холодно. Дрожь пронзает тело. Он понимает, что ему в корпус пора возвращаться, но не может. Он чувствует, что вот-вот сорвётся.
К нему как на зло Кошелева подходит. С этой своей заботой сейчас не нужной совсем. Серёжа кричать готов, чтобы его все в покое оставили, чтобы все замолчали, чтобы убрали свои руки,
чтобы, чтобы, чтобы...
Кошелева будто специально говорит
запредельно много в
запредельно ненужный момент.
Нет, он не выдержит
В пустоту смотрит, пытаясь не сломаться
снова.
Сломать того, кто сломан?
Ха, не смешите.
раз
два
три.
Нет, он не выдержал.
Все, кажется, слышат, как у парня сердце вновь на куски ломается, разрывается, швы давно зашитые рвутся.
Вокруг него так много людей, но так мало тех, кто нужен.
Все что-то говорят, шепчутся, смотрят презрительно и испугано.
И эта чертова Кошелева все рядом топчется что-то. Поднять пытается с земли. Не получается.
Вожатые подбегают, такие озабоченные, как будто им есть дело. Ведут парня в свою комнату.
Все спрашивают;
спрашивают;
спрашивают...
Да заткнитесь вы уже. все.
Вожатые, кажется, понимают, что ему одному побыть нужно и уходят.
Парень в сон проваливается сразу. Все силы на всхлипы ушли. Он в очередной раз сломался. Не привыкать.
Кошелеву тоже в свою комнату увели. Она кричала чтобы ее к Сереже пустили. Ей отказали сказав, что пацану нужно одному побыть.
Она же волнуется за него, правда-правда. Он же ее лучший друг...
***
—А пообещай мне, Серёжа, что мы после лагеря не забудем друг друга. Ну, будем переписываться, созваниваться.
—Ох, Кошелева... Ну, конечно, будем.
—Ну ты пообещай.
Трущев себе клятву дал – не обещать больше ничего... Никогда.
В пол смотрит устало. Затем на Кошелеву. Все так же устало. Как бы не обидеть.
—Да не парься, будем.
***
Последние дни лагеря проходят для Трущева словно в тумане. Все про дискотеку говорят, которая в конце смены должна состояться, а ему всё равно как-то.
Алина же времени зря не теряет. Все больше у Кошелевой трётся. Позирует ей, а Кристина ее портретами тетрадку свою заполняет постепенно.
Маленькая девочка глазенки свои большущие на нее когда поднимает, дыхание восстановить пытается.
Одним солнечным днём, Алина ее на поле приводит, усыпанное цветами всевозможными. Ветер раздувает короткие волосы, и подхватывает звонкий смех, унося далеко за горизонт.
Свобода. Ноги сами бегут вперёд. Алина
внутри давно уже мертвая себя живой по настоящему чувствует. На траву падает, а рядом с ней Кошелева. На облака вместе смотрят, говоря, на что же они похожи.
—Я так люблю сюда приходить. Здесь я чувствую себя такой свободной и живой. Дышать становится так легко, а ветер... Ох, ветер. Он так пахнет весной. А как пахнет весна? Цветами, конечно же. Цветами... А посмотри, какая же здесь мягкая трава, она щекочет твои ноги. Ты чувствуешь? Ах, как же хорошо...
Алина говорить безостановочно готова. А Кошелева слушать ее. Если Чусь с таким энтузиазмом говорит, ей не интересно совсем, слушают ли ее другие или нет. Но Кристина слушает.
—Крис, ну скажи что-нибудь. Тебе нравится?
—Еще бы... У меня теперь есть столько идей для рисунков, а то я уже без вдохновения хожу и хожу. Спасибо, Алин...
—Да пожалуйста... Хочешь я тебе ещё идейку для рисунка подкинуть?
—Давай..
Алина к Кошелевой поворачивается так, что их лица запредельно близко оказываются. За щеку берет нежно и к губам своим притягивает девочку с волосами короткими. Кошелева сопротивляться не думает даже, тает, как снег на солнце. Из реальности на момент поцелуя выпадает. Алина глаза открыв, видит, как у девочки щеки покраснели, и через поцелуй улыбается. Затем Кошелева уже смеяться начинает, на спину переворачиваясь и жмурясь от солнца.
—Нарисуешь?
—Нарисую.
