Философия Аполлона

***

      — Чш! И не пытайся вырваться, — мне дают отдышаться наконец, но удерживать насильно в объятиях продолжают. Прихожу в себя, зрение возвращается, и я получаю возможность разглядеть своего кустового похитителя.       — Блять, Гриша? Ты серьёзно? Что за?! — говорю шёпотом зачем-то и оттираю рот рукавом, — было не противно, но очень мокро. Пытаюсь злобно просверлить в нём дыру взглядом, чтобы неповадно было. Ну и, может, так мне быстрее объяснят, что за чертовщина происходит здесь.       — Этот вопрос должен задать тебе я насчёт твоих муток с некоторыми социологами, не думаешь? Собственно, мы поэтому здесь собрались, — отвечает абсолютно ровно и спокойно, как будто не он только что затащил своего одногруппника ни с того ни с сего в кусты и засосал. И вообще... социологами?       — Социологами? Какими ещё такими... — попытка не пытка, верно? Не сильно-то хотелось бы разговаривать с ним о таком. Откуда знает только?       — Такими, которые прямо в стенах универа превышают свои должностные полномочия и за счёт своего статуса пытаются склонить своих студентов к действиям, которые... — тут я уже не сдерживаюсь и зажимаю его рот рукой. Почему, почему он разговаривает так?       —Ладно, хорошо, я понял, необязательно было. Один вопрос — каким боком ты это узнал? — думаю. Пожалуй, их всё-таки два. Или три. — И почему ты не мог заткнуть меня рукой, как я сейчас?! Или тебе так сильно нравится меня каждый раз доводить до... не знаю, до чего, но доводить, что ради этого ты готов аж целовать какого-то противного типа, которого вроде как ненавидишь?       — Вообще-то, это три вопроса. Не думал, что у тебя и с простой арифметикой проблемы, но ладно, ты умеешь удивлять, — фыркает как-то насмешливо, — Он настолько скучно и нудно рассказывает, что я уснул, лёжа на скамейках. Когда проснулся, было уже тихо, я даже подумал: вдруг меня забыли в закрытом кабинете; но услышал голоса. По тону понял, что что-то не так, поэтому остался лежать. Хотя ваш разговор был без особой смысловой нагрузки, я понял, в чем суть, потому что люблю наблюдать за людьми, — усмехается, смотря мне в глаза. — Насчёт поцелуя... Согласись, так куда веселее, ну и, может, меньше похоже на похищение? А ради веселья я готов целовать всяких неприятных типов, да. Хотя ты не то чтобы неприятный, сейчас ты скорее негативно-загадочный. И я тебя не ненавижу. Просто не очень сильно люблю, и, на самом деле, есть за что.       — Кажется, в слове «наблюдать» ты ошибся почти во всех буквах, там должно быть «следить», — хмурюсь, недовольно смотря на него, пропуская мимо ушей классификацию меня как негативно-загадочного человека, — интересно, что он вообще имеет ввиду под этим? Но цепляюсь за его «есть за что не любить», делаю заметку, что уточню это позже, — Может, отпустишь уже?       — Возможно, и ошибся, — улыбается почти искренне, с лёгкой насмешкой, и отпускает из своих слишком сильных объятий, — зато к чему это привело!       — К странным разговорам в кустах? Отличная точка прибытия, ага...       — Дурак... Ты же знаешь, Юрьевич живёт тут недалеко, а ещё, кажется, имеет склонность к преследованию своих обучающихся, — а вот это уже как-то нездорово. Но не говорить же родителям, что мне спустя такое маленькое время, когда мы только наладили отношения, нужно съехать по причине препод-одержимый-моей-раньше-продажной-задницей, которую теперь немного преследуют... Блин, вообще, съезжать из-за препода?! Почему эти мысли есть в моей голове, искренне не понимаю, и отбрасываю их куда подальше, — Ты, вообще-то, мог бы и поблагодарить меня за спасение!       — Отлично, — складываю руки на груди, всем видом показывая крайнюю степень недовольства происходящим, — из лап одного маньяка в лапы другого, что может быть прекрасней! Благодарю сердечно!       — Никакой я не маньяк. Вообще-то, заботиться тут пытаюсь о некоторых не сильно благоразумных людях, — по-детски обиженно надувает губы и смотрит взглядом кота из «Шрэка». За ушком мне его почесать, что ли? — Хотел предложить тебе помощь с социологией, чтобы тебя точно не завалили, но с маньяками ты, наверное, заниматься не захочешь, — какая очевидная манипуляция, но я на неё (как будто кто-то удивлен этим) ведусь.       — Не откажусь от помощи, спасибо. Только надеюсь, что заниматься мы будем не в кустах. Хотя, свежий воздух стимулирует мозговую деятельность, может, так даже к лучшему, — корчу преувеличенно задумчивую рожицу.       Закатывает глаза куда-то слишком сильно, хватает меня за руку и ведёт в неизвестном направлении. С таким маньяком я не сильно против стать жертвой, ладно.       — Кстати, почему ты вообще вдруг так озаботился этим? — останавливаюсь, когда мы уходим с аллеи в какие-то переулки домов. До меня вдруг только сейчас доходит, что мы, вообще-то, не друзья. И даже не хорошие знакомые — скорее, анти-знакомые или что-то в этом роде. Оборачивается, смотря как-то выразительно, и я не могу прочитать никаких определенных эмоций в этом, все как-то намешано.       — Подумал, что не хочу отдавать своего лучшего врага в лапы злобного преподавателя-растлителя, вот и все, — поднимает брови, смотря взглядом, мол и-так-все-очевидно-что-за-глупые-вопросы.       — Ну да... звучит очень логично, конечно. Хорошо, — я не то чтобы удовлетворен таким ответом, но сильно давить на Гришу тоже не хочется, все-таки, ради спасения своей задницы можно и в неведении побыть. Может, потом он расскажет. Или нет. (Неважно, на самом деле)

***

      Наши занятия проходят странно, но мне нравится — хотя бы за возможность чаще видеться и касаться, если не физически, то взглядом. Больше на ритуалы похожи: одевается в по-хорошему странные наряды, века семнадцатого (почему-то только на наши встречи у него). Учитель богатых придворных или соблазнитель самых высоких вельмож. Заваривает новый сорт чая, подавая в фарфоровом сервизе (сколько раз я боялся пить чай, пока меня старательно не научили делать это правильно и без страха). Раскладывает все свои рукописи (иначе с его идеальным почерком их не назовёшь) и садится вплотную, будто сам неосознанно пытается иметь большую площадь соприкосновения (мы могли бы поцеловаться). Увлечённо рассказывает, и я действительно понимаю (может, потому как мысли не заняты думами, какого это — так часто быть рядом; изумительно).       Не только он произведение искусства — его не особо большая квартира выглядит соответствующе хозяину. Высокие потолки, большие окна, лепнина, светлые стены и много растений. Она выглядит очень живой и такой для него подходящей.       Каждый раз у него (да, кажется, в Гришином доме я времени теперь провожу больше, чем у себя) играет новый плейлист с отличным от предыдущего мотивом. И теперь я знаю, что это он составляет каждый.       Может, некоторые специально для меня (или так хочется думать). Как-то удалось мельком заметить, когда вернулся с кухни слишком бесшумно, — увидел названия плейлистов, что-то типа «Встреча после ожидания» или «Момент в раздевалке», куда он добавлял песни. Но вполне вероятно, что какая-то часть моих глюков просто продолжается, и я выдумываю себе то, чего на самом деле нет, хотя — как только Гриша понял, что в комнате не один, быстро закрыл вкладку и слишком нервно продолжил рассказывать тему. (Я знаю твой секрет)       Мы толком больше, кроме как из-за занятий, не взаимодействуем, максимум — пожать руки при встрече. Поэтому весь шквал моей невообразимо бурной фантазии каждую ночь обрушивается на меня пыткой.       То снова стоим в раздевалке, то эти кусты треклятые, то какие-то новые сюжеты. И только я начинаю что-то чувствовать — тотчас же звонит будильник, резко выдёргивая из сладких грёз.       Неминуемо приближается зачётная неделя, но я уже почему-то не боюсь препода-домогателя. Этот парень, такой чудаковатый и абсолютно точно невероятный, магическим способом вселяет в меня уверенность, помимо знаний (может ещё щепотку каких-то нежных чувств к своей персоне).       А ещё, мне кажется, надо научиться лучше взаимодействовать с людьми, ради него. С этим юношей хочется сблизиться, его хочется изучать, целовать в уголки губ, костяшки пальцев. Хочется надеть нимб и рисовать с него живые иконы, но никому больше не показывать. Элитарное искусство. Любимчик Аполлона и Гекаты (куда без неё), так не хочется делиться с миром. Его только оберегать от завистливых взглядов, от всего порочного, пошлого, даже если знаешь, что он сам может быть воплощением дьявольского. (И любить, любить, любить)

***

      Вхожу в аудиторию, и от моего взгляда не может ускользнуть насмешливая улыбка Дмитрия Юрьевича. Хорошо, попробуйте меня завалить, правда, попробуйте. Вытягиваю под колким (будь он осязаемым, был бы острее ювелирной иглы) взглядом преподавателя билет и сажусь за первую парту. Пусть этот самодовольный индюк по крайней мере будет знать, что сдаваться я так просто не собираюсь.       Первый вопрос (вот и что это за совпадения?) — понятие социального конфликта.       Хотелось бы расписать его как-то так:       Конфликт, причиной которого являются разногласия социальных групп или личностей мудил с нормальными людьми, при расхождении во мнениях и взглядах расхождении моральных принципов и взглядов на одну и ту же бедную задницу, стремлении занять лидирующее положение самоутвердиться за счёт бедных студентов и, видимо, получить заслуженное увольнение. Проявление плохо выстроенных социальных связей людей, которые не умеют решать разногласия нормальными путями.       Хорошее получилось описание, и даже с живыми примерами! Жаль, что не впишешь в билет.       Заканчиваю раньше всех и сразу иду отвечать: чем больше свидетелей, тем мне лучше.       — Что, даже пытаться не захотел? — окидывает презрительным взглядом, жестом призывая сесть. — Так ты всё-таки согласен на моё предложение? — облокачивается на локти, приближаясь так близко, как это возможно через стол, и шепчет: — Пока ещё не поздно, ты можешь предотвратить разочарование родителей в тебе. Ну? — отодвигается, смотря высокомерно, будто он тут главный вершитель судеб.       — Их разочарование в себе я предотвращу и без вашей помощи, не волнуйтесь. Разочарованным тут, боюсь, останетесь только вы.       — Хорошо, маленький поганый мерзавец, — сквозь зубы, но смысл я улавливаю, — мой выдающийся студент. Соизвольте отвечать на свой билет.       Заваливает по полной огромной кучей дополнительных вопросов, но под всё ужесточающимся взглядом я ловко их отбиваю, мысленно преклоняясь перед навыками обучения Гриши — талантливое божество.       Ставит, чуть ли не выковыривает, пятёрку (не упустив возможность добавить туда минус) и швыряет зачётку по столу ко мне. Достойное поведение человека, который умеет принимать поражения. С гордым видом быстро собираю вещи, легонько хлопаю дверью (ну, хоть что-нибудь!) и удаляюсь восвояси. Больше этого предмета у нас не будет, слава богам, дьяволам и макаронному монстру. Теперь могу вздохнуть спокойно. Пишу Грише и Дашке радостное: «Сдал!», а сам направляюсь в сторону клуба — такое нужно отметить.