Искалеченная любовь

— Так ты раньше была влюблена в него? — спросила Реми. Не хотелось говорить о себе сразу. Она даже толком не знала, о чем говорить. Ей казалось, что Кэмерон сможет помочь советом, но проблема была в том, что Реми не знала, о чем спрашивать. — Вроде того, — кивнула Кэмерон и сделала глоток чая. Воспоминания не были болезненными, но и приятными их не назовешь. Вспоминать о том, какой дурой она была — как-то обидно. Хаус вечно отпускал дурацкие шутки, сыпал намеками, иногда даже можно было пожаловаться на домогательства на рабочем месте. И как только Кэмерон дала слабину и решила попробовать, Хаус не просто дал заднюю, а буквально сокрушил ее чувства в пыль. Будь он тогда чуть помягче… это был бы не Хаус. — Ты не хочешь об этом говорить, — понимающе хмыкнула Реми. — Не совсем. Просто вспоминаю. Это было ведь несколько лет назад. Как бы странно ни звучало, я тогда была совсем молодой и глупой. И человеком, кто открыл мне на это глаза стал Хаус. Он тогда разбил меня. — Она вновь принялась мешать несуществующий сахар. — Правда сильнее любого оружия. А… откуда ты вообще знаешь об этом? Реми пожала плечами. Она и сама толком не помнила. Может, Хаус как-то ей рассказал в качестве шутки, может, Форман. Только сейчас до нее дошло, как было глупо поднимать эту тему, учитывая, что тогда ее в этом отделении и в помине не было. Кажется, тогда она только обучение заканчивала. Просто у Тринадцать сложилось впечатление, что это как местная легенда. Что-то о чем знали все, но говорили редко и не могли понять, что из рассказанного — правда. — Понятно. — Кэмерон улыбнулась и опустила глаза. — Ты же не думаешь, что он был галантным кавалером, который узнал о моих чувствах и тут же позвал на свидание? — Не думаю, — покачала головой Тринадцать, — но если честно, я даже не могу представить, чтобы Хаус позвал кого-то на свидание. — Она вспомнила их ужин и поняла, что слукавила. Хотя с другой стороны, свиданием это было трудно назвать. Просто два человека встретили в ресторане, чтобы обсудить некоторые проблемы. Деловая встреча с пикантным продолжением. Кэмерон кивнула, как бы говоря, что да, это не в стиле Хауса. — Я его заставила. — Заставила Хауса? — удивилась Реми. — Прости, но в это я еще меньше верю. Если бы был такой способ, Кадди давно бы приструнила его. — Мне просто повезло, — смешок вырвался непроизвольно. — Если честно, воспоминания уже смазанные. Помню, что он заявился ко мне в квартиру и просил вернуться к нему в команду… — Что-то никогда не меняется, — перебила ее Хадли. — Верно подмечено, — кивнула Элисон. — В общем, он спросил, чего я хочу. Сказала, что хочу свидания. У него попросту не было выбора. — Она ненадолго умолкла, вспоминая тот вечер. Ужасный во всех отношениях. Хотя было в нем и что-то красивое. — Он старомоден, знаешь, — улыбнулась она. — Подарил мне бутоньерку. Реми удивленно уставилась на собеседницу и подавила усмешку. Как мило. — Да уж, смейся. Я долго ее хранила, как напоминание о собственной глупости. Потом похвалил серьги. Честно признаться, в серьгах единственная особенность была — это то, что они достались мне от матери. — Я уверена, что они были красивы, — замешкавшись от тишины, выпалила Тринадцать. Кэмерон печально усмехнулась и приложила руку к лицу, провела по нему ладонью, прикрыв веки, и подняла глаза на Реми. После чего покачала головой и закатила глаза. — Это удивительно, — чуть ли не простонала она. — Ты о чем? — поджала губы Тринадцать, осознавая, что ненароком сказала какую-то глупость. — То, насколько вы похожи. Тебе точно не больше тридцати? Мне кажется, вы с ним ровесники. — Не комплимент, знаешь ли, — буркнула Тринадцать. — Да, прости, — усмехнулась Элисон. — Он тоже не знает, что говорить в подобных ситуациях. Романтика ему чужда. И он всегда сравнивает ее с неловкостью или… не знаю, как объяснить. Но с ним практически любое проявление теплых чувств становится каким-то неправильным, чувствуешь себя нелепо. Повторюсь, я была молода. И мне казалось, что его склочный нрав — это как в книжках. Первое время он будет колоться, а потом растает под моим чутким вниманием и любовью. Да, я была глупой, можешь смеяться. Хотя у вас, может, и не так. — У нас нет романтики. Реми не стала говорить, что она вообще не понимала, что у них было. Не романтика, не отношения, не любовь. Она не была уверена, что в мире нормальных людей (не эмоциональных калек) вообще есть эпитеты, чтобы описать то, что происходило между ними. Потребность? Нужда? Все рядом, но все равно не то. — Ладно. В любом случае, он быстро остудил мой пыл. Естественно, своей бесцеремонностью. Показал мне, что никакой любви у меня не было. К слову, я сама виновата. Говорила о Фрейде и просила его быть честным. Обычно когда просишь о таком людей, они не воспринимают всерьез, но не Хаус. Я просто летела на угасающий свет в надежде спасти бедного Хауса, который наверняка страдал без любви и внимания. Знаешь, мне тогда казалось, что хорошее отношение может излечить любые болезни. Ну, я думала, что одиночество — это тоже болезнь. Теперь понимаю, как ошибалась. Нельзя излечить человека, который сам не хочет быть здоровым. — Что он тебе сказал? — Что я люблю ущербных, — пожала плечами Кэмерон. — Хотя не так. Он сказал, что я нуждаюсь в нем, потому что мне нравится быть полезной для людей, у которых уже нет надежды. Даже упомянул моего супруга. Ты, наверное, не знаешь. Я вышла за умирающего и даже… черт, не хочется об этом говорить. Я сохранила его сперму, чтобы потом, — она прервалась, — в общем, ты понимаешь. Хаус сначала похвалил мои серьги, потом туфли, а через пару фраз выдал мне все, что ты уже знаешь. Дальше разговор как-то не завязался. — Грубо, — слишком пресно ответила Реми, задумавшись. — Дьявол, Хадли! — не выдержала Кэмерон. — Мне не нужно повторения того ужина с Хаусом. Ты можешь говорить то, что думаешь. Будь собой. Я уже не та девушка, что влюбилась в босса, как школьница в учителя. — Я думаю, что ты могла бы влюбиться в меня, — усмехнулась Реми, подняв взгляд исподлобья на собеседницу. Она недолго думала, прежде чем выпалить это, а теперь опасалась как бы Кэмерон не разозлилась. Вопреки ожиданиями Тринадцать Элисон искренне рассмеялась. — Да уж. Девушки ненадолго прервались на еду и напитки. Тишина не пугала. Она давала время для маневров. Реми ела свой салат и внезапно, задумавшись поднесла кулак к щеке и облокотилась на него, поставив руку на стол. — Ты сказала что-то о Фрейде. — Оу, знаешь, — смеясь, начала Кэмерон. — Это была моя самая нелепая попытка прочесть человека. Я ему рассказала о теории, в которой говорится, что если человек относится к тебе негативно, то скорее всего, он влюблен в тебя, просто из-за отсутствия контроля над тобой, не может в этом признаться. Реми едва не подавилась: — Ты сказала Хаусу, что из-за того, что то, что относится к тебе как к мусору, ты считаешь, что он влюблен в тебя? — Ауч, — скривилась Кэмерон и тут же ее глаза распахнулись. — Серьезно? Ты сейчас повторила его слово в слово. Реми снова просто пожала плечами и выжидающе уставилась на нее. — В общем да, — как бы сдаваясь, на выдохе ответила Элисон. — Сейчас я понимаю, что по такой логике он был влюблен не только в меня, но и в Формана, и Чейза, и… — Все человечество. — В точку! — А если бы он был с тобой мил? — Ну, — замялась Кэмерон, вспоминая то, как размышляла раньше… — это бы значило, что он, наконец, принял свои чувства. — То есть шанса ты ему не оставила? — Умоляю, прекрати его копировать! Он рассказал тебе и попросил поиздеваться? Просто скажи, что это так, и мы забудем. А то мне становится страшно, — неиронично ответила Кэмерон. — Я уже чувствую себя достаточно глупо, мне кажется, лучше будет, если я просто уйду. Реми удивилась такому повороту и, испугавшись, что Кэмерон действительно уйдет, схватила ее за руку. На что Элисон лишь мягко улыбнулась. Никуда бы она не ушла. Ведь даже тот ужасный вечер не заставил ее уйти. Тринадцать также резко отдернула руку и глубоко вздохнула. Ей казалось, что она вела себя как идиотка. — Извини. — Давай забудем? Как и о том, что я тебе все это рассказала. Это все было так давно, так нелепо и так глупо. Я не жалею, но и вспоминать лишний раз не хочется. В конце концов, я действительно была разбита, но со временем пришло не только осознание, но и благодарность. Ведь Хаус мог повести себя совершенно иначе, верно? Он мог воспользоваться моей влюбленностью, мог разрушать меня медленно, позволяя мне находится рядом. Я тогда была совсем юной, и кто знает, к чему бы такие отношения меня привели. Сколько времени я могла бы потерять, притворяясь спасительницей. Я благодарна Хаусу. Он открыл мне глаза на правду. Я, наконец, смогла отпустить прошлое и нашла человека, которого не надо спасать. И мы счастливы. — Это прекрасно, — улыбнулась Реми. Сейчас она была искренна, и это читалось. — Мы засиделись. Больные сами себя не вылечат. Кэмерон прищурилась и внимательно взглянула на Реми. Она приподняла бровь и чего-то ждала. Тринадцать стало не по себе под таким изучающим взглядом. Захотелось сбежать, но это было бы нечестно. Кэмерон только что поделилась с ней важным эпизодом своей жизни. Очевидно, она тоже хотела узнать какую-то историю. Хадли опустила лицо в ладони и шумно выдохнула. Ей нечего было рассказать. Не секс же в деталях описывать. — Ну… мы тоже ужинали, — с глупой улыбкой сказала Реми. — Правда, я не настолько крута, чтобы заставить Хауса, он позвал сам. Это было худшее свидание в моей жизни. Мы обсуждали работу и издевались над официантом. — Уверена, что тебе понравилось, — саркастично ответила Кэмерон. Реми вздернула бровь, но после секундного недовольства, расплылась в улыбке. Это и правда было забавно. — Если ты не хочешь мне рассказывать, я пойму, — на этот раз серьезно произнесла Элисон. — Ты не обязана. — Да просто… — Тринадцать умолкла. — Ну знаешь, нечего рассказывать особо. Мы переспали. Несколько раз. Это было странно, но мы не пара, мы не ходим на свидания, не планируем совместных выходных. Мы просто, э-э-э, как бы это сказать? — Развлекаетесь? — попыталась помочь Кэмерон. — Да, вроде того. — Не станет же она грузить Элисон всеми этими мыслями про калек, про то, что рядом с ним она чувствовала себя не так одиноко. И не потому что он был просто рядом, а потому что понимал ее. Знал ее боль и был в этой боли вместе с ней. Они не давали друг другу утонуть. — Тебя это устраивает? Реми опешила. Она не задавала себе такого вопроса, потому что как-то повода не было. Она даже не думала, что с Хаусом можно было ждать чего-то еще. Она не ждала и не надеялась. И кажется, не хотела. Дело в том, что добавь в эти отношения нормальности, и это уже будут не они с Хаусом. А ей нравилось то, что происходило сейчас. Без обязательств, без вранья, без компромиссов. Если что-то не так, то они могли просто разойтись, но, как ни странно, все шло именно так, как надо. — Знаешь, да, — пожала плечами Тринадцать. — Это все безумно странно. Но как бы… чего еще ожидать от Хауса? Да и от меня. Я ведь тоже не подарок, если смотреть правде в глаза. Форман вообще сбежал от меня в другую больницу, — усмехнулась она. Реми по какой-то причине не сказала о том, что только с Хаусом она может быть настоящей. Не симулировать постоянную заинтересованность, иметь возможность пропустить несколько реплик и не остаться в неловкой тишине. Все эти обыденные вещи, которые все делали только ради социального положения, оставались вне их отношений с боссом. Они были честны друг с другом, и пока это так — ей действительно все нравилось. Кэмерон улыбнулась в ответ. Обе понимали, что последнее — это безобидная шутка, чтобы разрядить обстановку. — В таком случае, все нормально, не так ли? Если не хочешь копать, отложи лопату. — Что? — рассмеялась Реми. — Откуда ты это взяла? — Томик крылатых выражений Элисон Кэмерон, — подмигнула собеседница. — Хорошо, — успокаиваясь, ответила Тринадцать. — Ты не хочешь вернуться в команду? Ну, хотя бы на время, пока Хаус не найдет замену Форману? С тобой будет легче. Будем сплетничать о Хаусе в свободное время и пытаться обыграть его в его же игре. — Я подумаю. А теперь пошли, мы и правда задержались. Какого пациента вы выбрали? — Я смотрю, ты уже готова к возвращению, — в усмешке ответила Тринадцать. Она оставила деньги за обед и отодвинула руку Кэмерон с кошельком. Сегодня угощала она. Такое вот начало их дружбы будет. Реми этого хотела. — Нам сегодня повезло, сложных случаев нет во всей больнице. В конце концов, Хаус берет только особых пациентов. На языке у Кэмерон застыло «таких как ты», но она промолчала. Это было бы жестоко. К тому же, она понятия не имела, какие у них отношения. Может, Хаус и правда нашел в ней что-то. Кэмерон вновь кинула на Реми изучающий взгляд. Да уж, коллега была и правда удивительна. Странная. Иногда во время общения с ней было ощущение, что она говорила с Хаусом, но Тринадцать, так или иначе, помягче. Она лучше понимала эмоции людей, считывала их как с книги, а вот Хаусу лучше давалась мотивация и распознание лжи. Как это неправильно. Они словно дополняли друг друга. — Вот как… — задумчиво протянула Кэмерон. — Ты меня смущаешь, когда так смотришь на меня, — спокойно произнесла Реми. — Не ври. Тебя такой чушью не смутить. Получается, свободна сегодня? Поможешь мне в скорой? У нас уж всегда достаточно людей, а рук всегда не хватает. Или хочешь провести время с Хаусом? — В приемной поликлиники? — усмехнулась Реми. — Нет, спасибо. Девушки вышли из кафе, беседуя о разных жизненных мелочах — немного о погоде, немного о новостях. Бессмысленный диалог, который не действовал на нервы, помогал расслабиться и настроиться на работу, чтобы в голове не было лишних мыслей. Так и прошла большая часть дня. В скорой для разговоров времени было немного, они разбирались с самыми разными случаями: от неотложных до самых дурацких. Тринадцать в очередной раз поразилась смекалке людей. Ну кто-то назовет смекалистым, а кто-то идиотом. Одни выдумывали себе диагнозы, начитавшись статей, другие проверяли тело на прочность — то ли на спор, то ли из любопытства. Человеческой глупости попросту не было границ. Хаус сидел в приемном кабинете и тяжело вздыхал, глядя на очередного пациента. Как можно быть таким тупым. Он пытался убедить Хауса, что его кровь из ануса — менструальная. Менструальная! Черт, да неужели некоторым действительно не выдают мозги? Может, этот отшиб их где? Он ведь действительно пошел отрабатывать часы в клинике, чтобы сделать что-то полезное и, наконец, выбраться из «часового» долга. Однако это было выше его сил. — Молодой человек, в жопе у вас геморрой, а в мозгах — вакуум, — парировал очередные объяснения пациента Хаус. — Да нет же, я вам объясняю! Это, наверное, психосоматика. Я в последнее время очень нервный, вот и… стоп, какой еще вакуум?! Это опасно? Хаус тяжело вздохнул и прикинул, кто из врачей клиники его особо раздражал в последнее время. Ричардсон до сих пор пытался вернуть долг. Ладно, наивность не порок. Кто еще? Ага, Клинтон! Он особо ничего не сделал, но просто бесил своим нытьем — а почему Хаусу личный кабинет, а почему целая команда и прочее. Кто он там? Гинеколог? Отлично. — Понимаете, молодой человек, вопросами касательно таких проблем занимается гинеколог и… — Это же женский врач! «Ну хоть что-то тебе известно, идиот» — Да, но и менструации это по части женщин, верно? Я уверен, что с вашей настойчивостью вы добьетесь приема. Вам необходимо попасть к доктору Джеку Клинтону. Я уверен, он сможет вам помочь. Я бессилен. С вакуумом обратитесь к нейрохирургу. — Спасибо, доктор! — воскликнул пациент и протянул руку для рукопожатия. Хаус лишь глупо уставился на него, делая вид, что не понимал, что от него требовалось. Пациент быстро убрал ладонь и, кивнув врачу, вышел из кабинета. После чего Хаус перевел дух и решил, что его терпение закончилось. Сколько еще ему предстояло принять идиотов с их проблемами? Он встал со своего кресла и, выкинув перчатки в мусорное ведро, вышел из кабинета. — Прием закончен! В кабинете обнаружился серьезный смертельный вирус, если вы уйдете сейчас, то успеете избежать смерти. Я уже потерян для общества. Он сказал это на одном дыхании и быстро пошел в сторону онкологии, оставив пациентов с ошарашенными и испуганными глазами. Кто-то из них перегнал его, следуя к выходу, кто-то начал громко возмущаться, но продолжения Грегори не услышал, он уже закрыл входную дверь и был рядом с кабинетом Уилсона. Он бесцеремонно распахнул ее и застал Джеймса за чтением какого-то журнала. — Рак уже вылечили? — Я в процессе. Чего тебе? — Заглянул к другу. Как дела? Спрячешь меня от Кадди? Чего нового? — Нормально, нет, ничего. Хаус уже развалился в кресле как дома и уставился на Уилсона: — Нет, серьезно, я устал. Почему люди такие тупые? — Они не учились в медицинском? — Необязательно учится в медицинском, чтобы знать, как использовать спрей для горла, и что менструации бывают только у женщин. — Что?.. Хаус поведал увлекательную историю про последнего пациента. Кабинет наполнил искренний смех Уилсона, который чуть ли не проронил слезу. Он отложил журнал и пододвинул стул ближе к столу. — Этот и правда идиот. Бедный Клинтон. — Я вот думаю, может, мы успеем поставить жучки, чтобы послушать этот чудесный диалог? — Мы, что, дети? — А у детей есть деньги на шпионское оборудование? Уилсон лишь покачал головой и вздохнул: — Расскажешь, как дела с Тринадцать? Хаус изобразил изумление, словно не понимал, о чем пошла речь. Уилсон никак не отреагировал, лишь продолжил выжидающе смотреть на друга. Тогда Грег расслабился и закинул голову назад. Что он должен был рассказать? Секс был классный. А еще они ничего не обсуждали. Они просто болтали о насущном, а потом занимались взрослыми штучками. Стоп! А откуда Уилсон вообще знал? Он же ему не говорил. — Да нормально. Работает труженица. — Ты спалился, когда задумался, — устало ответил Уилсон. — Рассказывай, я не поведусь. — Ах ты, жук. Так и на чем он остановился? Точно, взрослые штуки. Что еще можно было рассказать? Они иногда слушали друг друга, иногда поддерживали. Ну, так, как бы невзначай она говорила ему такие вещи, от которых внезапно становилось немного легче. Он понимал, что не одинок в своих рассуждениях. И еще… ему чертовски хотелось бы, чтобы Тринадцать была с ним. Не на свадебной фотографии — фу, банальность, просто с ним. Например, иногда он бы хотел заваривать две крепких кружки кофе или наливать два бокала пива, когда слушал музыку своей молодости на пластинках. А еще он хотел бы чувствовать, что кто-то хватался за него в попытке удержаться на мотоцикле. Такие мелочи. А еще он предпочел бы продолжить не вспоминать о таблетках. — Так что? — напомнил про свое существование Уилсон. — Я… мы не говорили об этом. Мы просто… просто знаешь, как это бывает у взрослых людей. — Развлекаетесь? — Да, вроде того. — Надолго ли? Если в Хаусе и была надежда на что-то, то на это. Он не спешил себе в этом признаваться, а порой тонкий голос надежды выводил из себя. Хаус ведь знал — он не достоин счастья. Так что понапрасну верить в такое благословение для его души — было бы пустой тратой времени. И все же, как бы Хаус не ерепенился, он оставался человеком. Человеком, ищущим спасения. — Я на… — он запнулся и тут же поправился: — хотел бы. Уилсон заметил его замешательство, но ничего не сказал. Они давно с Хаусом знакомы, и Джеймс понимал, что его друг — тот еще трус. Одно неверное слово, и он сольется с диалога так, словно они и не говорили ни о чем. Джеймс в ответ лишь кивнул и молчал. Он ждал. Хаус должен был сказать что-то еще. На самом деле, ситуация была удивительна. Чтобы Грег, тот самый Грегори Хаус, не хвастался сексом с горячей подчиненной — это что-то новенькое. Может, он и правда считал их связь чем-то особенным? Надо же. Уилсон даже не надеялся, что доживет до такого поворота событий. Да и если быть до конца честным, он был уверен, что Хаус будет с Кадди — рано или поздно. А еще Уилсон понимал, что с ней он все испортит. Кадди — сильная женщина, которой нужен такой же мужчина. Ей нужна опора, ей нужен человек, который способен выдерживать трудности, а Хаус… Хаус прятался от проблем за таблетками. — Нога не болит. — Так ты не шутил? — Не шутил. Снова повисло молчание. Уилсон был поражен, что его мысль о таблетках так быстро прервалась словами Хауса о том, что он перестал принимать и даже не хотел. Как же все странно. Джеймс решил, что обязан поговорить с Тринадцать, но с какой стороны зайти? Нельзя же прямо в лоб сказать — будь осторожна. Он так и спугнуть ее может. И тогда еще и крайним останется. Для начала было необходимо выяснить — что они оба думали по поводу их отношений. Уилсон посмотрел на время. Через десять минут заканчивался рабочий день. Он встал из-за стола и достал бутылку виски, подаренную пациентом с ремиссией. Плеснул его в два бокала и один протянул удивленному другу. Грег молча принял напиток. — Я запутался, Уилсон, — честно признался Грег. — И это все, что я хочу и могу тебе сказать. — За надежду, — усмехнулся Джеймс, приподнимая бокал. — Я кину в тебя этим стаканом, — и после недолгих раздумий добавил, — не чокаясь. Бокалы были осушены, а друзья как ни в чем не бывало обсуждали последний выпуск боев грузовиков. Идиллию нарушил отдаленный цокот каблуков. Хаус подорвался с места, понимая, чем ему это грозит и вышел на балкон кабинета, закрывшись шторкой. Уилсон недоуменно наблюдал за его попыткой спрятаться, и все понял, как только в кабинет ворвалась разъяренная Кадди. Волосы были слегка растрепаны, а в глазах читался гнев. — Где этот псих?! — стараясь сдерживать свою злость, спросила она. — Я… э… — замялся Уилсон, не зная, как поступить. — Что он натворил? — Так он не похвастался? Он заявил в фойе клиники, что в кабинете была найдена опасная зараза. И даже не потрудился придумать какая. Народ на полном серьезе думает, что у нас в больнице — чума! Уилсон попытался сдержать смех, прикрыв рот рукой, но в итоге все равно прыснул, глядя на взбешенную Кадди. — Смешно, да? А вот мне не очень, я с трудом уладила этот конфликт. Черт! Приняла же на свою голову идиота, — взвыла она. — Говори, где он! Пусть сам пациентам объясняет, что штамма чертовой оспы не может быть в нашей клинике! — Они тебе не верят? — Что доказывает, что идиоты здесь — они, — раздалось из-за занавесок. — Вот где ты! — Кто? Это твой внутренний голос! Если бы это был Хаус, откуда он бы знал, что на тебе сегодня белоснежное белье? Кадди лишь закатила глаза. Уилсон вжался в кресло, надеясь не попасться под горячую руку. — Передай Хаусу, что ему еще сто часов клиники и штраф, — выпалила Лиза и вышла из кабинета, хлопнув дверью. Уилсон уже выдохнул, как дверь открылась вновь, и показалась голова Кадди. Она указала на бокалы из-под виски. — И тебе Уилсон, двадцать часов, за распитие в рабочее время. Меня не волнует, что осталось пять минут. Скажи спасибо, что не отстраняю. — После чего она окончательно удалилась. Хаус вышел с балкона и глубоко вздохнул. — Ну вроде прошло неплохо. Она клюнула! — Ты неисправим, — покачал головой Джеймс.