Орнитология

      Оттенок серого стал на капельку светлее к часу, когда Малефисента проснулась вновь.              В пещере стояло гробовое молчание, не считая гудения в висках.              Малефисента попробовала пошевелиться — ей удалось, без ужасной боли, но и без удовольствия. Спину немного покалывало, но это не помешало подняться с постели. Правда, тотчас же захотелось лечь обратно.              Силы совершенно отнялись. Вот бы…              Фея остановила себя на полпути к столу. Казалось, её рука готова была сама по себе искать склянку с жидкостью.              Нет, нет, нельзя. Даже если её подташнивало и, казалось, каждую мышцу сводило судорогой. Да, возможно пара ложек или глоток избавят её от мучительных ощущений на несколько минут, но у неё не было этих нескольких минут — как и не было часов, что потребуются на то, чтобы затем снова прийти в себя.              Охота, охота через два дня — в лучшем случае. Ей нужно взять себя в руки.              Ей нужен свежий воздух.              Держась за стену, фея направилась к выходу. Он был полностью занавешен — лишь тонкая полоска у края была оставлена открытой, чтобы воздух снаружи мог проникать внутрь. Эта полоска сейчас была грязного зелёного цвета, как будто небо вдруг превратилось в болото. Сколько сейчас времени?.. Должно быть, раннее утро, раз Диаваля нет на месте — скорее всего, он ищет себе завтрак. Хотя, если ей не изменяла память, она оставила его человеком…              Малефисента одёрнула плотную ткань и ветки, закрывающие проход — и увидела перед собой совсем не небо.              Вполоборота к ней стоял Бальтазар.              Она так и уставилась на него.              Такой же статный и серьёзный, как и всегда, Бальтазар возвышался большой деревянной колонной прямо на пороге. Стоило ей, абсолютно сбитой с толку, ступить наружу, как он обратил к ней свою рогатую голову, которой потом и кивнул. Словно его нахождение здесь было само собой разумеющимся обстоятельством.              Ещё прежде, чем её посетила хоть одна здравая мысль, она вдруг почувствовала себя немыслимо смущённой. Пристыженной.               Первой здравой мыслью же было то, что пристыженной ей быть не положено. Она была Королевой Топей, а Бальтазар — спригганом, древесным стражником, её подданным.              — Почему ты не охраняешь? — фея расправила плечи, каких бы неудобств ей это ни стоило.               Бальтазар проскрипел: «Охраняю».              Малефисента сжала челюсти. Выходит, он взялся её стеречь? Интересно, от чего же? Её состояние испортило погоду на Топях, и он пришёл отчитать её? О, нет, у неё было предположение ещё лучше…              «Птица попросила меня остаться с тобой, пока он не здесь», — прошелестел Бальтазар, и Малефисента медленно закивала, отводя взгляд в сторону, поджимая губы.              — И ты послушался птицу, — огрызнулась фея — но стоило словам сойти с уст, как стыд только усилил горячую хватку. К нему примешалось ещё что-то, такое же сковывающее, как злость, что грозила перевесить всё остальное.              Она была Королевой Топей, а он — древесным стражником, подданным! А Диаваль — и подавно. Какое право он имел послать его сторожить её, как маленького попущенного ребёнка! Какое право имел Бальтазар смотреть так, будто она…              Она остро осознала свой изможденный, убогий вид, свой голодный затравленный взгляд — и постыдное отвратительное положение, из-за которого она выглядела так. Его взгляд, всегда удивительно выразительный, учитывая, что глаза его были двумя дырами, прожигал дыру в ней самой, втаптывал в землю — своей обеспокоенностью.              Она была Королевой Топей, а он знал её, когда она вообще никем не была. И даже в те времена был настолько старым, что никто не знал его возраст, включая его самого. Время всегда проигрывало Бальтазару. Когда они разговаривали в последний раз? Когда виделись в последний раз до сегодняшнего утра?..              И это было грубо, так грубо — добавлять к её общему недугу какую-то щемящую душевную боль, заставить её почувствовать себя ударенной в грудь, но при этом странно утешённой. Встретить её впервые за несколько лет и выбрать тот момент, когда она слаба телом и духом, словно действительно не умнее ребёнка.               Ей хотелось высказать Бальтазару много всего, или хотя бы немного, и ей хотелось ни слова больше не говорить и ничего не слышать. И она не могла терпеть его, и терпеть себя, такую жалкую и тронутую и оттого ещё более жалкую.              — Славно, — бросила она, разворачиваясь на месте, уже ненавидя то, что оставляет его позади. — Замечательно.              Фея прошагала обратно внутрь. Достаточно свежего воздуха. Мимо постели вглубь своего жилища, к ванне. Когда она в последний раз пользовалась ею, она тоже не могла с точностью вспомнить.              Вода обняла её плечи. От свечения кожа казалась зелёной, мышцы приятно заныли от тепла. Она плеснула себе в лицо, разогрела стянутые щёки, запрокинула голову на каменную ступеньку у края. О, голова её… Какой же бардак…               Когда Диаваль вернётся — лучше это произойдёт раньше, чем позже — им нужно будет чётко определить план действий. Но сейчас следует воспользоваться уединением и подумать самостоятельно.              Ей нужно восстановить свою магию настолько, насколько это возможно. Фея подозревала, что болезнь и яд повлияли на её физическое состояние, а от этого пострадала уже магия. Нужно для начала привести себя в порядок настолько, чтобы её несчастные волшебные силы не решили, что она медленно умирает и лечить её бесполезно.               Конечно, вряд ли она располагает роскошью проспать ещё несколько дней, чтобы позволить своему телу помочь своей магии и наоборот. Но можно разогнать кровь, и согреться, и поесть… когда эта проклятая птица вернётся…              Но этим нельзя ограничиваться. Ей нужна любая помощь. Малефисента подозревала, что лучшим решением в данном случае будут амулеты. Она сможет заключить в них заклинания или оберегающую магию, и тогда их легко будет носить с собой. Это будет полезно, ведь есть шанс того, что охотники расположатся в Персефоресте, и ей придётся покинуть Топи… знать бы, какие планы строят эти несчастные… когда эта проклятая птица вернётся…              Но чтобы создать и зарядить такие талисманы, ей придётся… О чёрт, ей придётся провести всё оставшееся время на ногах, переходя от одного важного места на Топях к другому в поисках источников магии. Она наметила в голове места и уже заранее представила, как будет валиться с ног. Можно ли это как-нибудь предотвратить? Точнее, можно ли это предотвратить не тем способом, который покалечит её ещё сильнее…Небеса… Всё разрушенное лежало перед нею, просило собрать себя обратно… Ей просто хотелось лежать и впитывать в себя воду.              Что теперь Бальтазар думает? Что он знает? Что Диаваль сказал, чтобы привести его сюда?              Раздался грохот. Малефисента открыла глаза.              Диаваль бренчал чем-то стеклянным около стола, то вплывая, то выплывая из её поля зрения. Наконец он перехватил её взгляд и поклонился. Она отвернулась.              — Ты поступил подло, — сказала она стене. Ворон ничего не ответил. Судя по звуку, просто остановился, чтобы послушать. — Что он, по-твоему, сделает? Услышит, как я наливаю напиток, и выбьет его из моих рук копьём через проём?              — …Я надеялся, что ты не будешь против его увидеть, — раздалось после паузы. — Извини, если обидел тебя, госпожа.              — Решив, что меня надо сторожить, как преступницу или умалишённую?              — Решив, что кто-то должен быть поблизости, если тебе вдруг станет хуже, — склонил тот голову. — Может, ты и знаешь, какое будет действие у твоего злосчастного лекарства или его отсутствия, но я — нет, и рисковать мне не хотелось.              Малефисента сделала глубокий вдох. Диаваль был бы не Диаваль, если бы не надавил на больное место. Вода уняла её зуд и успокоила мышцы, и, может быть, если она не выдавала желаемое за действительное, её физические силы возвращались из обморочного состояния — но, фея подозревала, на этом всё приятное может и закончиться.              — Отвернись.              Фея вышла из ванны, набросила на себя одну из тёмных тонких просторных накидок и отжала промокшие волосы. По возвращении в жилую часть пещеры она обнаружила у себя на руках тарелку с густейшим супом, в котором все вкусы смешались в один, горьковатый и сытный, только ячменная мука отдавала чем-то почти ореховым.              — Что ж, — подал голос слуга, опустошив за минуту половину собственной тарелки. Малефисента за это время не произнесла ни слова, только с места рассматривала свои полки с травами в надежде вспомнить, какие из них понадобятся для ритуалов. — Я был в лесу.              — Знаю.              — Я видел охотников.              — Что?              Фея отставила тарелку.              — Не пальба, — заметил Диаваль мрачно — изумление колдуньи не оказало на него большого действия. — Они занимались разведкой. Пытались рассмотреть маршруты полёта, точки сбора и тому подобное. Это, помогает, предугадать, где птицы будут, во время охоты, — вычленил он, через слово отряхивая штанину.              — Они проводили разведку в Персефоресте? Но ведь эти вороны не живут в лесах Персефореста, они гнездятся здесь.              — Родители — да. Насчёт молодняка я сомневаюсь. Они как раз начали искать себе места. А пока этого не произойдёт, они будут шататься по округе стайками и бесчинствовать. Люди только этого и ждут. Чем больше в одном месте, чем лучше.              Фея вспомнила, как эти подрастающие сорвиголовы подтрунивали над сапсаном. Как слетелись на крики совы. Диаваль, проглотив ещё несколько ложек, угрюмо пожал плечами:              — Не говоря уже о том, что на границе и в Персефоресте по-прежнему живут вороны. Хотя, я хочу надеяться, они поумнели.              — …Говорили ли о чём-нибудь? Что планировали делать? — спросила Малефисента.               — Планировали засесть у границы около места, где расширяется река, рано утром, до рассвета. Снова используют свои огненные оружия. Хотя кто-то другой собирался взять затупленные стрелы…  — ворон поджал губы. На её приподнятую бровь он только скривил лицо и покачал головой, как бы отказываясь пояснять, зачем нужны тупые стрелы. — Кто-то не из тех, кто присутствовал. На разведку вышли трое, но, судя по всему, их будет больше. По виду не очень богаты. Но я не уверен. Они обсуждали возможность соколиной охоты. Никогда ещё не видал, чтобы так делали, но с ними никогда не угадаешь.              Малефисента медленно закивала.               — Ты предупредил птиц?              — Ещё нет. Я не успел бы до твоего пробуждения.              Они погрузились в тишину. Фея окинула взглядом полки, будто с прошлого раза на них могло появиться что-то новое. Впрочем, теперь, когда голова меньше раскалывалась от голода (кто знал, что она всё то время хотела есть!), может быть…              — Что ж, — произнесла Малефисента наконец, выпрямляясь. — Я подумала о пяти или шести идеях.              — Оу! — дёрнулся Диаваль. Фея подозревала, что безмолвствовала несколько минут. От супа слуги уже ничего не осталось.              — Да. Мне понадобятся опредёленные материалы, а также время на чтение, и нам следует посетить несколько мест. По меньшей мере, два. Учитывая, что у нас есть два дня, мы пойдем сначала к заводи драгоценных камней, а завтра — к Холму Фей... Нет, наоборот, — фея оборвала вдруг свою медленную речь. — Ты говоришь, они придут рано утром? Тогда сначала Холм Фей, затем заводь драгоценных камней.              Диаваль чуть сузил глаза, глядя в сторону.              — Не могла бы ты... немного уточнить?              — Мне потребуются различные драгоценные камни для изготовления амулетов, а также некоторые металлы, камни и травы, — протянула волшебница — и её вновь унесло в размышления.              Нужно уточнить, какие именно амулеты нужны в это время года, какие звёзды стоят в небе… А затем свериться, какие им соответствуют камни, какие растения… Сам поиск и обработка этих камней тоже займёт не один час. К тому же, когда-то нужно будет успеть взять ту еду, что ей необходима… И кто-то должен проведать Чудище и—              — Госпожа?              — Я пытаюсь организовать время, — бросила фея. — Мне нужно кое-что прочесть и... — на глаза снова попались её полки, и она фыркнула. — У меня нет всех ингредиентов.              — Ах, если бы только у тебя был кто-то, выполняющий роль всех твоих конечностей, глаз и ушей...              У Малефисенты подскочили брови, и даже проскользнула улыбка.              — Ты сумеешь найти нужные мне травы в дикой природе?              Диаваль снова сузил глаза, выдохнул через зубы и скривился:              — Если ты их очень хорошо опишешь?              — Не годится, — покачала она головой. Впрочем, и её изначальный план выглядел сносно. — В таком случае, сейчас я оберну тебя птицей, и ты предупредишь своих друзей и слетаешь к домику лесника. Когда закончишь, ты должен отправиться на Холм. Всё ясно?              Диаваль кивнул. Они встали, слуга убрал использованную ими посуду, пока фея прятала волосы за повязкой. Когда с этим было покончено, Малефисента приготовилась к знакомому заклинанию.              — А как же припарка? — вдруг заявил Диаваль. Выглядел он насколько же сбитым с толку собственным вопросом, насколько чувствовала себя она.              — Мы всё ещё её делаем?              — Ну, как у тебя со спиной?              — Терпимо. Ты бы предпочёл, чтобы я полежала ещё часа три?              Ворон покачал головой, и на этом спор был решён. Птица улетела прочь, а Малефисента принялась готовиться.              Для начала она сверилась с гримуаром. Фея кое-что помнила о связи неподвижных звёзд с различными драгоценными камнями и растениями, о возможности создать талисманы — кольца, заряженные энергией под влиянием этих звёзд. Но детали вылетели из головы. Какие растения нужны для этого талисмана? С какой звездой связан этот камень? Пришлось искать нужные сведения, высчитывать, какие звёзды сейчас имеют наибольшее влияние…              Затем пришлось вновь просматривать цветник (она покосилась на оставленную несколько недель назад закладку на странице о маке и неуверенно вытащила её) — на этот раз затем, чтобы узнать, какие растения понадобятся ей для колдовства дома. Больше всего она рассчитывала на можжевельник, потому что знала, что найдёт его зимой.              В конце концов, вышел целый список необходимых трав и камней, которые предстояло найти за эти два дня. Фея покосилась на свои полки. Она располагала лишь подсушенным гелиотропом, оставшимся с летних заготовлений красок, и окопником, который маячил у неё перед глазами уже месяц. Но нужно будет найти и срезать всё остальное. Малефисента отыскала свой серп — красивый небольшой болин с белой костяной рукоятью — и повесила его на пояс. Добавив к арсеналу огниво и тарелочку, фея перебросила ремешок сумки через плечо, прежде чем покинуть своё жилище. Ей предстояло найти горькую полынь, чёрный морозник, лопух и много, много можжевельника.              Бальтазара колдунья уже не застала — зато застала море коричневого, серого и белого. Иней сковал засохшие травинки у пещеры, и каждый дюйм до самого горизонта был укутан снегом. Обходя сугробы, держа руку у серпа, Малефисента высматривала в этом лоскутном одеяле природы необходимые ей травы.              Первым ожидаемо нашёлся морозник. Его великолепные, будто раскрасневшиеся на морозе цветы буквально позвали её. Фея срезала болином несколько цветков со стеблями. Через час на другой стороне реки, в восточных хвойных лесах недалеко от Холма, она добыла лохматые ветки можжевельника. Они неуклюже торчали из сумки, как метёлки, и Малефисента старалась не царапать о них руки.               Час за часом утро перелилось в бессолнечный полдень. Как фея и опасалась, искать лопух было слишком поздно, слишком холодно. Даже у торфяных топей и ручейков около Холма фея так и не отыскала болотную мяту. Плохо, плохо, плохо. Слабость и жужжащая тревожность уже защёлкивали свинцовые оковы, а самое главное ей только предстояло.              Но вот показался Холм Фей. Растения на нём были тёмными и будто хрупкими, ручьи напоминали грязные замёрзшие лужи — дело было, догадывалась волшебница, не только в зиме, но и в её плачевной слабости. Это задушило любое подобие предвкушения, которое у неё могло быть, оставив лишь унылое огорчение. Иногда Малефисента жалела, что состояние Вересковых пустошей переплетено с её собственным… Было ли это потому, что она провозгласила себя их королевой? В таком случае, подобная связь никому не приносила пользы. Топи пребывали в почти постоянной гнусной непогоде. К тому же, она сама меньше могла положиться на силы топей, если нуждалась в них… Как, например, сейчас…              И всё же, стоило ей приблизиться к величавому Рябиновому Дереву в центре Холма, как всё её существо будто ударило порывом ветра, задело пульсом энергии. Её старый дом, он узнал её. И, подходя вплотную, она догадывалась, что спрятавшиеся поблизости болотные жители тоже узнали её. В мутных водах наверняка притаились уоллербоги, феи-росинки, мисти-каменщики… Впрочем, её это не касалось. С неё хватило встречи с Бальтазаром.              Фея глубоко вдохнула. Взглянула на крону дерева над головой, на капли крови на кончике каждой веточки.              Однажды вечером после одних легендарных крестин Малефисента придумала, как отвадить людей от земли фей. Она отправилась к самой границе, чтобы построить там Стену. Тогда же она обнаружила, что способна сосредоточить внимание на отдельном растении или животном, чтобы черпать магическую энергию прямо из них.              Что было очень кстати — и тогда, и сейчас.              — Прошу я Рябиновое дерево, мой старый дом… — начала она выталкивать из горла приготовленные слова.       «Прошу я серые камни и крутые холмы,       Прошу я быстрые водопады и прекрасные луга       Помочь мне растоптать дурной глаз, дурное слово,       Дурные вести, дурные дела,       Как топчет лошадь равнину,       Как топчет скот поле,       Как топчет людей сонм стихий…»       — Как топчет людей сонм стихий, — повторила Малефисента.              Рябина молчала. Только тяжело гудело в висках — пульсировала заточённая в дереве магия — но Топи словно потеряли слух. Не могло же быть так, что её состояние повлияло на саму магию Топей? Этого не случилось даже после кражи крыльев. Что не так? Фея сжала челюсть.              Они были здесь, волшебные жители, она знала — они пялились на неё, выползая из своих нор и мрачных илистых вод, шушукаясь, как волны. Но ничего: ни их шептания, ни шелест волнующихся ветвей, ни порывы ветра — не превосходило для неё её собственный голос.              «Силой ветра надели меня,       Силой бури надели меня,       Силой обвала надели меня,       Силой огня надели меня…»              Фея приставила свой посох — тот, что некогда вырос из ветки этого дерева — к стволу. Она ожидала мерцания воздуха, ожидала, что станет твёрже стоять на ногах. Но нет, нет, нет!              — Силой гнева надели меня, — прошипела фея. Ожидание было удушьем.              Магия гудела, гудела, гудела, но не желала двигаться. Она… она прошипела в ответ.               Колдунья уставилась в землю под собой широко раскрытыми глазами, как подстреленный олень. Стрела в сердце, случайная смерть — этот отказ. Гнев ошпарил её, обида горячая и горькая, оттого более горькая, что она понимала, почему ей отвечают шипением. Из-за того же гнева и отвечают. Она стояла у сердца Топей и требовала сил на разрушение. Даже будучи королевой, она была лишь паразитом.              Она сеяла хаос. Это получалось у неё лучше всего. Она алкала разгрома всех, кто подумает причинить вред жителям Топких Болот — но, видимо, они сами этого не желали. Но ведь они согласились выступить против короля Генри, чтобы защитить себя, согласились помочь ей выстроить Терновую Стену, чтобы уберечь себя!.. Точно.              Прежде, чем провозгласить себя царицей… Малефисента была Стражницей Топей.              — Силой защиты надели меня, — вымолвила она. — Защити меня и помоги мне защитить.              Тепло коснулось щеки. От гудения раскалывалась голова.               — Хотя бы на время, — сорвался вдруг с уст отчаянный шёпот. — Потом освободи её, забери себе!              Перед ней вспыхнуло золото, золото, ослепляющее золото… Она зажмурилась…              И открыла глаза, услышав тихий треск.               Чёрная птица осторожно раскалывала лапками и клювом орехи. Скорлупки трухой скатывались вниз.              Точно, вниз. Она лежала на дереве, на сплетении толстых ветвей. Это она помнила. И ещё вернулся Диаваль, чуть ранее того, как она забралась сюда… Да, точно. Она хотела спать и попросила его разбудить её через пару часов. Это всё было после того, как её окутало золотое облако…              Выходит, колдовство сработало.               К ней в самом деле воротились силы. Во всяком случае, она больше не чувствовала себя выжатой тряпкой. И, кажется, ей стало теплее, словно она была укрыта…              Она и была укрыта, поняла она вдруг, проведя рукой. Всё её туловище и ноги прикрывал огромный лист. Фея поднялась в сидячее положение и обнаружила не только эту находку. По её правую сторону, прямо там, где с орехами скакал Диаваль, лежала ещё пара целых — а также несколько длинных зелёных стеблей полыни и целая связка душистой болотной мяты, усеянной маленькими фиолетовыми цветами.              Малефисента вопросительно взглянула на ворона. Тот покачал головой и продолжил возиться с орехами. Значит, это принёс кто-то из волшебного народца. Вполне вероятно, какие-нибудь цветочные пикси нашли их в такое время года — или даже вырастили специально для неё.              Вновь фея почувствовала себя одновременно признательной и опозоренной. Но для жалоб не было места, только не тогда, когда Рябиновое Дерево и сами Вересковые пустоши буквально одолжили ей магию. Поэтому, поглядывая кругом, надеясь поймать взглядом чью-нибудь смущённую фигурку и никого не находя, волшебница просто сказала:              — Спасибо, — достаточно громко, чтобы её услышали.               Диаваль понёс дары — как и всё то, что фея принесла с собой на Холм — в пещеру, шагая позади. Сама колдунья закуталась в лист и медленно доедала рябину, которую сорвала прежде, чем они ушли. По дороге слуга рассказывал о приключениях Авроры: ей вновь разрешили прогуляться по лесу, и она выстроила шалаш из упавших веток. «Для какой-нибудь замёрзшей белки, ежа или мышки». Это она так сказала. Фея усмехнулась про себя.              Размеры букета болотной мяты значительно превосходили необходимое для амулета количество — а поэтому на ужин, добравшись до пещеры, что Малефисента, что Диаваль пили мятный чай. Он был горьким третьим блюдом к приготовленному Диавалем наспех чечевичному супу. Она забыла, что у неё дома вообще была чечевица.              — Не могу не поинтересоваться, каким образом ты умеешь готовить, — пробормотала она между ложками. Диаваль прищурился, как кот, наевшийся сметаны.              — Знаешь, кто в замке сплетничает больше всего? — спросил он. — Кухарки и поварихи. Приходится за ними следить.              Но с завершением ужина настало время использовать травы по назначению. Вооружившись болином и верёвкой, фея превратила большие ветки можжевельника в несколько небольших перевязанных связок. Ростки обошлись с ней ласково и почти не кололись — наоборот, послушно встали ровно, так, что ей почти не потребовалось впоследствии подрезать крошечные неровности по бокам. Диаваль же принялся за застрявшие среди ветвей ягоды. Она отвлекла его всего на секунду — чтобы вырвать из его волос одно длинное перо. Справедливости ради, только после предупреждения. Но тот всё равно нахохлился.              Дым клубился, пока она медленно шагала по пещере — поворачивая и наклоняя перо, фея старалась направить его в разные углы своего жилища. Лёгкая ароматная волна прошлась и по ней самой, стекла полупрозрачной водой по голове и плечам. Колдунья покосилась на Диаваля. Он молчаливо дожёвывал синие ягоды. Ей на ум невольно пришла история, которую он рассказывал целую вечность назад — о том, как на «слётах» сумасбродный дядя угощал можжевельником его самого, его сестёр и брата. О том, как последний по глупости глотал несколько, маленький глупый ребёнок. Это напомнило ей, зачем она делает то, что делает.              Ритуал оставил Малефисенту уставшей, но странно довольной и воодушевленной. Надежда была подлым чувством, но она подкрадывалась к ней, подкрепленная всем, что произошло сегодня. Даже утренняя встреча с Бальтазаром больше не казалась ужасной стычкой — вместо этого она могла быть звеном в цепи случаев, когда Вересковые пустоши сегодня протягивали ей руку, заботились о ней. Поэтому свёрток остался дотлевать в блюдце у входа, а фея забралась под одеяла в гнездо. Лист, доставшийся от кого бы то ни было, Диаваль без церемоний присвоил себе.              — Госпожа? — подал он голос в темноте, когда ей представлялось, что он уже спит. К ней же сон не шёл. — Как ты собираешься изготавливать амулеты?              Она поглядела вниз. Он лежал на полу. Странно, что она не обратила на это внимания раньше.              — Я возьму драгоценный камень и траву, связанные с определенной звездой, и сделаю кольцо, в котором закреплю камень, положив под него траву. А потом на внутренней стороне кольца я напишу символы этих звезд.              Наверное, будет правильно обратить его вороном. Сможет поспать где-нибудь ещё, а не на циновке поверх холодных камней.              — А зачем нужен символ?              — Он поможет придать талисману определённые свойства. Во всяком случае, зарядит его оберегающей магией.              Диаваль задумался.              — Я слышал, люди для этого ещё рисуют специальные волшебные квадраты со своим именем. Или цифрами имён человека… Или сторонами длиной в количество букв в имени человека… Я уже не помню, — отмахнулся он.              — Я знаю об этом. Но я не буду их делать, — ответила фея. Слуга вопросительно поднял брови. — Я не человек. И не какая-нибудь ведьма. К тому же, я не могу использовать своё имя, оно… — начала она, но тут же замолкла.              — Оно-о-о?              Малефисента закатила глаза.              — …Оно слишком длинное.              Диаваль едва слышно захихикал. Она грозно покосилась на него, и он расхохотался. В следующую секунду он стал птицей. И так закончился день.              Следующий начался, почти повторив предыдущий — разве что жажда одиозного напитка была попросту невыносимой, а на страже её несчастного состояния Бальтазара сменила ватага воронов, скачущих туда-сюда у её порога. Она узнала щуплика, любителя забалтывать ей мозги — он и теперь радостно поведал обо всём, чем она наверняка весьма заинтересовалась бы, если бы понимала хоть слово. Пока она пропихивала в себя оставленный завтрак и напиток, уговаривая себя съесть его, даже если в нём нет мака, к поскрёбышу присоединились друзья. Они не знали никакого этикета — чуть не выбили у неё из рук ложку, пытаясь подглядеть, что она ест.              Когда вернулся Диаваль, оказалось, что вороны наперебой рассказывали ей об охотниках: Диаваль провёл утро, вновь наказывая всем и каждому никуда не соваться и не покидать Топей, даже если они услышат что-либо, призывающее к немедленным действиям. В отличие от сприггана, птицы не улетели с возвращением слуги, даже когда тот стал человеком — не перестали и галдеть. Когда что-то наконец перехватило их внимание, Диаваль проводил их тяжелейшим недовольным взглядом.              — Балбесы. Ещё защищай их потом, — буркнул он. Волшебница покосилась на него. — Обсуждают, как здорово было бы атаковать охотников прежде, чем те атакуют их.               Они посмотрели друг на друга, но ничего не сказали.              После трапезы и некоторых приготовлений — фея надела плотные брюки под платье и самую плотную обувь, без удовольствия предвосхищая необходимость зайти в ледяную воду — они двинулись в путь. Снег хрустел под ногами, и даже несмотря на поздний час, солнце не собиралось вылезать из-под тяжёлого низкого одеяла. Фея с раздражением почувствовала, что ей не хватает солнечного света. Хоть чего-нибудь тёплого. Хоть чего-нибудь хорошего.              Сколько времени она уже не проверяла, как обстоят дела в лесной хижине? Точно больше недели. С тех пор как гнусный демон в бутылке приковал её к постели, всё, что она узнавала о Чудище, было лишь преподнесено ей Диавалем. Да и сейчас она не успеет посвятить несколько часов нахождению там, даже если… даже если ей хотелось. Может быть, она успеет выкроить немного времени? Заводь была совсем недалеко от границы с Персефорестом…              Случайная мысль вдруг упала гирей ей на плечи.              Охотники собираются использовать своё оружие в Персефоресте. Вряд ли во время вчерашней разведки местообитания воронов они по случайности наткнулись на наполовину придавленную снегом лачугу — иначе Диаваль сообщил бы об этом — но сам факт того, что кто-то будет ходить с оружием наготове так близко к дому девочки…              — Диаваль. Проведай Чудище, — подала она голос и, не дожидаясь ответа, обернула человека птицей. Сделав круг над её головой, ворон оставил фею одну посреди многочисленных тронутых морозом жил. Она прошагала вдоль узкой долины с камышами, мимо старого дерева, расколотого надвое, и нескольких седых холмов, поглядывающих на неё издалека — и наконец достигла заводи драгоценных камней.              Зимой заводь сменяла свой туалет. Опавшая с деревьев зелень уступала голубому и бледно-фиолетовому. Гладь воды сияла холодным блеском всех сокровищ, спрятанных на дне, а тут и там островками, семействами стояли колонны — высокие гладкие белые кристаллы, отражающие все нежные блики окружающей среды. Можно было подумать, что место необитаемо, но Малефисента знала по покалыванию в затылке, что не только безликие минералы наблюдают за ней. Один из стражников — Лист или Бальтазар — и феи-росинки. Несколько пикси. И вороны.              Впрочем, они не мешали её поискам. Она мысленно сверилась со списком. Кварц. Жемчуг. Агаты. Алмазы.               Лучше начать с самого простого. Подобравшись как можно ближе к одному из скоплений кристаллов у кромки воды, фея принялась искать самые маленькие. Ей нужно было немного — всего для одного круглого амулета. Наконец один нашёлся: у подножия нескольких кристаллов выше неё самой ютилась дюжина камней поменьше, бесформенных, размером со сливу. Они без труда откололись, стоило приложить немного магии. Подумать только — ещё несколько дней назад она была бы не в состоянии это проделать… Мысль тяжело давила на виски и вместе с тем усиливала испытываемую феей благодарность. Находка отправилась в мешочек.              Поднявшись, волшебница обнаружила то, чего, в общем-то, должна была ожидать.              Несколько воронов расселись вокруг неё: на вершине кристалла, на дальних кочках, прямо у ног. Несколько капель чёрного там и сям, несколько внимательных взглядов. Фея закатила глаза.              У неё будут помощники.              Поиски продолжились — но теперь подле от неё скакала свита, высматривая, пытаясь понять по её реакции, какие камни нужны. Один за другим поднимались и отбрасывались обломки — не те. Ей нужен был грязно-оранжевый, пористый камень.              Судьба мучила её несколько минут — затем преподнесла один камень. Вновь прибегая к своим актёрским талантам, Малефисента разыграла мистерию из простого факта обнаружения этой каменюги среди других, чтобы показать пернатым дуракам пример. И те не подвели — принялись медленно, но сосредоточенно прыгать туда-сюда, ковыряться клювами в снегу. Один даже принёс ей самоцвет. Красивый, но не тот. Потуги остальных успехом не увенчивались.              Малефисента фыркнула. Бесполезно. Большая часть драгоценностей лежала на глубине, а некоторые и вовсе в стенах небольшой пещеры на другой стороне заводи.               Найдя самое короткое расстояние на мелководье, надев перчатки и застегнув сумку повыше на боку, фея шагнула в воду. Всё её существо съёжилось. Она вдохнула сквозь зубы — но протащила себя вперёд. Лоси как-то это делают, медведи как-то это делают. Рыбы прыгают вверх по водопаду против течения — чем она хуже?              Она выпрыгнула на берег, ухватившись за кристалл. Вода едва достигала её голеней, но ощущение было отвратным. Лучше бы она выстроила мост из ветвей, как бы нелепо это ни выглядело и сколько бы тварей на неё ни глазели.              Пройдя вправо вдоль высоких скалистых камней, стараясь не угодить в лужи, она достигла пещеры, где надеялась отыскать остальные необходимые ей камни. То была даже не пещера, а крошечный проход у основания большого стоящего камня, коими были испещрены все Топкие Болота. Летом проход был практически скрыт от глаз густой листвой, но сейчас забраться не составляло труда.              Найти крошечный полупрозрачный осколок камушка в ребристой внутренней стене было нелегко, но выполнимо. Гораздо труднее оказалось вызволить эту несчастную алмазную крупицу из каменных оков — понадобилось на порядок больше сил и сосредоточенности.              Агатами пещера похвастать не смогла. Магией фея расколола пополам найденный ранее камень, но рисунок её не удовлетворил. Нужны были линии, цвета: яркий оранжевый, кровавый красный, чистый белый — не грязный покрытыми крошечными вкраплениями коричневый. Порядком раздражённая, фея выступила из-под пещеры.              Отсюда вышел Стефан, вспомнила она — когда они встретились впервые. Она сама стояла вот здесь — чуть впереди, на плоском камне… Фея передёрнула плечами. Недавние сновидения ударили под дых — длинная крепкая верёвка, тянущая назад. Сверкающее солнце впереди.              Она перепрыгнула на плоский камень и поглядела по сторонам. Кто-то из воронов завидел её и с криком пролетел мимо — она успела лишь подставить ладони, прежде чем в них рухнул камень. Небольшой, скорее треугольный, чем круглый. Бурый оранжевый с белыми прожилками. Один из острых кончиков надломился, открывая многообещающую голубоватую полоску внутри. Фея провела ногтём по камню — и тот распался на половинки.              Ей открылся великолепный рисунок из тонких линий. Сердцевина агата горела оранжевым, и вокруг неё тянулась небесно-голубая река. Та сторона, что осталась цела, продолжалась несколькими оттенками коричневого, а на самом краешке цвёл крохотный всплеск белого, как растворяющееся в чае молоко. Скорее всего, выгорел на солнце. Две половинки вместе выглядели, как крылья бабочки.              Колдунья сощурилась на ворона. Тот уже болтал со своими друзьями, забыв о её существовании. Вот же необыкновенные птицы.              Вихрем небо заняла ещё одна птица — но Малефисента не торопилась накладывать заклинания. Не зная, где приземлиться, Диаваль завис над её островком.              — Скажи им, что мне нужен жемчуг! — крикнула она. — Пусть ищут моллюсков в повороте реки около трона. Я иду туда.              И они отправились против течения к месту, где река впадала в другую, ещё большую. В этот раз колдунья строила перед собой мосты, и её шествие прерывали лишь остановки для того, чтобы принять пару моллюсков от воронов. Ей доставался мелкий блестящий желтоватый жемчуг, им — всё остальное содержимое раковин. Еду они искали гораздо охотнее, даже если поиски оставляли их мокрыми, взъерошенными и замёрзшими. Хотя, возможно, они просто слушались её и Диаваля. Это было бы неплохо — понадобится завтра.              За годы «тронный зал» Малефисенты почти не переменился. Спина большого, замысловато сплетенного престола вытянулась, как темная сломанная грудная клетка. Он опирался на пару гигантских камней, заостренные вершины которых бросали тень на воду в солнечные дни. Сейчас же два беспокойных потока сцепились друг с другом в схватке недалеко от трона. Туда же фея и ступила.              Она покатала находки в ладони. Золото посыпалось сквозь пальцы вместе с водой и пылью, пока камни не стали гладкими на ощупь. Агаты стали ещё красивее. Фея вошла в воду — теперь уже построив себе островок — и опустила камни там, где встречались течения, подержала их там и вытащила обратно.              Малефисента обернула Диаваля человеком на случай, если ей потребуется помощь, и прошагала к трону. Ворон присел на ступеньку у основания. Фея открыла свою сумку. Осталось самое трудное, самое кропотливое. Малефисента принялась за работу.              Книга. Записи. Магия. Болин для высечения знаков. Дерево для основания. Блюдце. Огниво.              Один. Кварц посредине броши. Речные жемчужины, выстроенные кольцом вокруг него. Прежде, чем вставить камень в деревянное основание, Малефисента высекла на нём знак. Треугольная фигура из трёх переплетенных дуг. Знак богини битвы, излюбленной этими заморскими воронами — трёхликой Морриган.              Два. Цветы гелиотропа и болотной мяты, помещённые под агат. Вырезанные болином пересекающиеся полукруги на внутренней стороне обода кольца. Талисман звезды Процион. «Дарует благосклонность духов воздуха, даёт великую власть над магией и сохраняет здоровье».              Три. Сок чёрного морозника. Горящая полынь. Алмаз. Знак с множеством коротких зарубок. Талисман звезды Алголь, звезды Дьявола. «Вызывает ненависть и мужество, оберегает тело и дарует отмщение тому, кто носит его».              Полынь много дымила и ужасно смердела. И пепла оставила много.              И тут у её плеча раздался голос.              — А всё-таки удачно, что мне не нужна никакая защитная магия! Ни амулета, ни заклинания какого-нибудь, ничего!              Малефисента покосилась на Диаваля. Ну что ж.              Фея стряхнула немного пепла себе на ладонь — и…              — Эй!!!              …и дунула ему прямо в лицо.              Ворон так и продолжил таращиться на неё — хотя ему наверняка мешало чёрное облако вокруг его лица, превратившееся в большие пятна на щеках и носу. Он попытался стряхнуть их — чем, конечно, только размазал их ещё сильнее.              Конечно, это было забавы ради (Диаваль надулся, как мышь на крупу, чем смешил её только сильнее) — но своими словами ворон подсадил к опасениям Малефисенты ещё одно. Поэтому, тихо злясь на себя за то, что не спланировала всё идеально заранее, фея взглянула на собранные камни. Все они мало подходили ему. Даже великолепный алмаз, связанный со звездой Алголь и подходящий его знаку зодиака, не удовлетворял её тем, что амулет из него обещал наградить носящего ненавистью и жаждой мести. Этого у самой Малефисенты хватало на них обоих с лихвой.              Нужно что-то другое… Колдунья перевернула страницу, вгляделась в рисунки и слова, пытаясь уловить что-нибудь знакомое, подходящее… пока не поймала.               Она остановила ноготь на рисунке с длинной линией, пересечённой одной короткой и двумя полумесяцами.              — Дженах! Ты знаешь, что это? — многозначительно взглянула она на Диаваля, прекрасно зная, что он понятия не имеет. И он сам это знал, а потому только скривил лицо. — Это звезда в крыле Ворона, — прищурилась фея. Слуга встрепенулся, как она и ожидала. Малефисента продолжила читать: — «Талисман сделает носящего его холериком, смелым, мужественным, полным мыслей. Делает злым на язык и вызывает кошмары. Также даёт силу отгонять злых духов и собирать их вместе; помогает против злобы людей, бесов и ветров». Говоришь, тебе нужен талисман? — она перевела взгляд на ворона. Тот, в задумчивости сузив глаза, медленно кивал головой. Что касалось Малефисенты, то её мало радовало обещание усиления и без того достаточной любви Диаваля к бурчанию, как и других нежелательных эффектов, но, похоже, слуга её скептицизма не разделял. Пожалуй, можно потерпеть некоторое усиление его нрава один денёк, ради пресловутого общего блага… — В таком случае, мне нужен гладкий чёрный камень, с полосками или без. Будет лучше, если ты отыщешь его сам.              И Диаваль, с приподнятыми штанинами и парочкой приятных слов (и зачем ему только талисман? он и без того замечательно ругается за её спиной), отправился в собственное исследование ледяных вод. Малефисента же аккуратно достала из сумки колючие цветы лопуха и немного окопника — забавно, что и здесь он понадобился. Недоставало лишь одного.              — …Мне нужен жёлтый нарцисс, — сказала она чётко никому в особенности, в воздух. И демонстративно отвернулась, складывая и подготавливая остальные цветы.              И через пару минут у неё за спиной было несколько жёлтых цветков, таких свежих, будто сейчас стоял апрель, а не конец декабря. Малефисента благодарно кивнула — тоже никому в особенности.               Ворону повезло — видно, сам его небесный собрат помог столь скоро, даже до заката, отыскать в заводи необходимый камень. С ним Диаваль проделал всё то же самое, что колдунья проделывала для своих талисманов, и передал ей. В её ладони неровный угловатый камень в мгновение ока стал идеальным овалом, гладким и блестящим, как вороний глаз. Другие же его сородичи с заинтересованными трелями расселись на ветвях и камнях вокруг трона — правда, вскоре с насеста их прогнал поднявшийся дым от горящих трав. Вновь вооружившись болином, она аккуратно повторила рисунок на основании кольца. Длинная полоса с точкой на конце. Пересекающая её короткая линия. Два небольших пересекающих полукруга. Это оказалось труднее, чем она думала — работа кончилась к сумеркам. Но результат её удовлетворил.              Не говоря уже о Диавале.               — Большое спасибо, — он низко поклонился. — Что теперь, госпожа?              Малефисента вгляделась в сумеречный лакмус неба. Если охота планируется до восхода, а они претендуют на хотя бы некоторый отдых, значит, нужно быть как можно ближе к границе. Фея поманила помощника за собой в обратную сторону.Чуть погодя, Малефисента приподняла голову.— Есть ли что-нибудь, что могло бы вообще остановить охотников? Плохая погода, плохие предзнаменования?              — Вполне. Дождь, туман…              Фея кивнула.               Они нашли ночлег в той самой крохотной пещере около заводи драгоценных камней. Так их обошёл стороной и холод настигающей ночи, и ветер, и волшебный дождь, что обрушился на все окрестности места будущей охоты с впечатляющей силой.              Магия была способна на многое. Фее давно не доводилось столь остро ощущать своё везение в самом факте того, что она ею обладала. И всё же волшебство было бессильно пред ядовитой привычкой: сумерки накрыли окрестности, пещера и вовсе потонула в полнейшем мраке — а Малефисента не могла сомкнуть глаз из-за бурлящего желания успокоить себя хоть парой глотков, от которого хотелось вылезть из собственной кожи.              Во всяком случае, она сидела здесь не одна. Диаваль ютился у противоположной стены, и они почти соприкасались коленями. Ливень грохотал, обваливаясь лавиной по обе стороны прохода. Его мощность обнадёживала.              Но как же мерзко. Как же тоскливо.              — Расскажи мне об Авроре, — сказала она. — Что она делала сегодня?              Хорошо, что его лик прятался во мраке. Кто знает, что он на нём изобразил.              — Что ж…              Она уснула получасом позже, когда голос ворона совсем её убаюкал и истории о девочке облегчили тревогу в её сердце.              Но ночь закончилась быстро, обрывисто. Они потянулись своими закоченевшими конечностями, повели плечами. Поправили амулеты — кроме броши и двух колец, Малефисента надела ещё и сделанное осенью кольцо с вороньим черепом. Ей показалось это правильным. Диаваль бросил на её руку долгий взгляд.              Они выбрались наружу. Раннее утро не отличалось от ночи, и, казалось, время совсем не шло. Только путь к границе был чудовищным: скользкий лёд и промокшая сырая земля, бесконечная слякоть и надвигающийся туман. Только Терновая стена стояла по-прежнему стойко, заслоняя половину неба. Фея медленно расправляла ветви и иглы, и они пробрались сквозь пасть чудовища на другую сторону. Персефорест окунул их в гнетущий синий, чёрный и серый. Отсюда уже Диаваль вёл её за собой. Деревья тянули тощие руки, прося милостыни, мороз и туман оседали крохотными снежинками на ресницах.              Фея хотела было обратить Диаваля птицей и послать вперёд, чтобы он сообщил, что происходит, чего следует ожидать. Но ей не хотелось рисковать — именно ворона там и высматривают с оружием наготове. Неведение тянулось толстыми оковами вокруг её груди.              Они подходили к поляне у самой реки. Широкая и замёрзшая, она тянулась справа, и её можно было бы разглядеть даже отсюда, будь небо хоть чуточку яснее и не будь столь густым туман. Слева и назад, к Стене, поляна тянулась длинным белым одеялом.              Конечно, здесь охотники и были.              Они не выглядели так, словно пришли охотиться на дичь. Они выглядели так, словно пришли бороться с целым войском.              Человек было три дюжины, не меньше — и больше дюжины лошадей. Одна, красновато-рыжая, была упряжена в большую оставленную позади телегу, обвешенную чем-то, что в другое время года могло сослужить неплохим камуфляжем: ветками, жухлыми зеленью. В зимнем лесу же повозка походила скорее на поваленную на снег ель. Животы и бока некоторых лошадей были прикрыты панелями, словно охота планировалась не на птиц, а на медведя. На таких лошадях сидели самые хорошо одетые из присутствующих: в нагрудниках, а то и в целых доспехах со щитами. Но и на тех, кто не был столь снаряжён железом, виднелись колчаны и рожки. На одном из воинов она даже разглядела колокольчик, пристёгнутый к золотому ремешку, надетому через плечо.              Они подкрались ближе, тени и сумерки прятали их. Бойцы тихо переговаривались между собой. У нескольких были обыкновенные луки и арбалеты, мечи на поясе, у других — нечто похожее, но не требующее, по-видимому, даже стрел. Третьи же держали у груди длинные тонкие трубы, как окаменевшие змеи. Фея узнала оружие, что видела в прошлый раз. Яд этих змей вылетал изо рта маленькими железными шариками.              Колдунья передёрнула плечами и перевела взор на Диаваля. Но солдаты существовали где-то далеко от него — будто задыхаясь, он стеклянным взглядом смотрел ниже. Там, вдали от тусклых огней железных корзин-жаровень, на земле лежала дюжина чёрных птиц.              С содроганием она приняла их за воронов. Мёртвых, мёртвых воронов! Но…              — Диаваль, это только приманки, — произнесла она тихо.              Они сидели кучкой чуть поодаль слева, словно всего в сотне ярдов от целого отряда птицы могли собраться позавтракать.              — Я знаю, — произнёс Диаваль сдавленно. Похоже, это знание ему никак не помогало. Он сглотнул. — Извращение.              Что-то ещё стояло ближе к холму, спрятанное. Нужно посмотреть — к ней подкрадывалось впечатление, что это пушка. На кого они, чёрт возьми, думают, они охотятся? Она оценила, сколько шагов вперёд сможет пройти, чтобы незамеченной рассмотреть что бы там ни было. Она подалась вперёд…              — …умирать за короля, который срать на меня хотел!              Голос доносился прямо под носом. Они отступили назад, в тень, и их взгляду представились несколько охотников.               Один из них, в хорошей броне и со щитом, сидел на коне. Всадник рядом с ним был одет поскромнее. Перед ними же стояли несколько людей, каждый в тёмных платьях. Один из них и произнёс фразу.               — Тогда зачем ты нанялся к королю, умник? — ответил другой всадник. Когда он чуть повернул голову, фея увидала рыжую бородку и пару стрел, привязанных к шапке у виска.              — Потому что у меня не было выбора! — воскликнул тот высоким, чуть ли не детским голосом. — Как ещё я должен выживать? Он сам отбирает у народа всё, что есть, ради своего несчастного железа, мы остались ни с чем! Мой дед погиб от чумы, моя мать работала прялкой, а теперь…              — Так она в этом и виновата! Она и её проклятье! Поэтому мы и должны уничтожить её гадкую армию дьявольских птиц!              — Она виновата, что в королевстве больше нет прялок? Она виновата, что дома в деревне до сих пор сделаны из прутьев и глины? Она виновата, что только богачам, — он покосился вдруг на всадника постарше, — разрешено одеваться в мех, когда мы мёрзнем на холоде? — он потрепал свою одежду. — В декабре! В Хогманай!              — Только попробуй сказать хоть слово в мою сторону, щенок! — рявкнул тот, и его лошадь сделала пару угрожающих шагов вперёд. Но он остановился, видимо, боясь шумом привлечь чьё-нибудь внимание.              Или выдать себя — потому как воины, похоже, очень даже ожидали её появления.              — Почему мы ждём? — раздалось вдруг прямо под ухом. Это Диаваль проговорил через зубы. Она и забыла, что он стоит рядом. Не двигаясь, не сводя взгляда, она отмахнулась от него рукой. Диаваль шумно выдохнул и отступил назад. — Король Стефан — подонок. Вот новости. Я ведь не рассказываю тебе об этом через день.              Да, рассказывал. И большую часть того, о чём держал речь охотник, она знала. Но — выходит, это знали и они сами. И им это не нравилось.              Другой мужчина среди спорщиков подхватил слова своего друга:              — Она виновата, что у нас клеймят и забирают скот у тех, кто не хочет работать за гроши? — шикнул он. Если слова первого говорящего ещё можно было списать на страх перед волшебством, то гнев в голосе другого не оставлял сомнений — это была затаённая обида. — С меня берут деньги, как будто никакой чумы не было и мы до сих пор живём при короле Генри!              — Она и убила короля Генри!              — Потому что он сунулся на Топкие Болота, как и мы! Кто его сюда приглашал? К тому же… к тому же мы все здесь знаем, что это король Стефан убил Генри! — крикнул он. Вокруг него в ту же секунду взорвались гневные возгласы: «Замолчи!», «Неправда!», «Слухи!», «Молва пустая!». Воин только приосанился и погладил усы. — Да, молва — а чему ещё мне верить? Во дворце никто ничего никому не говорит, одни только кухарки болтают — так можно и начать верить молве! Мы зачем пришли сюда убивать этих птиц — потому что они узнают слухи! Будь они неправдой, он бы так не боялся! Значит, слухи эти недалеки от истины! Никто не знает, как умер король Генри! Никто не знает, как умерла королева Лейла! Никто не знает, что сталось с принцессой!              — Побойся Бога! — рассыпалось по толпе. Их услышали новые люди.              — Королева умерла от болезни! — раздался голос среди наблюдающих.               — Это он так сказал! — ответил первый бунтарь. — Готов поспорить, ему это в голову взбрело, пока он сидел у себя в комнате под замком — или пока он напивался где-нибудь до беспамятства! Мы теперь и работаем, и воюем, и молимся, пока он чахнет в своём замке с полным брюхом — где это видано? Говорю ещё раз: я не собираюсь умирать за короля, который срать на меня хотел!              — Ты кем себя возомнил, дурень, Уотом Тайлером?              — Я… нет! — выдохнул тот. — Но во всяком случае, англичане уже поняли, насколько глупо вести затянувшуюся войну, которая никому не нужна! Меньше всего нам!              Он демонстративно отошёл, и несколько человек пошли следом.              — Собираетесь вернуться в замок ни с чем? — крикнули им вслед. — Хотите, чтобы вас повесили как предателей?              — Всяко лучше, чем охотиться сейчас на её приспешников, чтобы она пришла и оторвала нам головы!              — Я сейчас сам им головы отрублю прямо здесь! — крикнул всадник. Он снова чуть не поскакал вперёд, хватаясь за меч, но его спутник взялся за его рукав.              — Не бери на себя грех. Сами потом пожалеют. Чем нас меньше — тем лучше. От этих молокососов один только шум. Ещё всех птиц нам перепугают.              Поглядывая назад, бунтари взобрались парами на своих коней и тронулись прочь. Их оказалось больше, чем фея ожидала — похоже, многие трусливо переложили на своих приятелей ответственность изложить точку зрения, а сами взялись уйти, только убедившись, что могут это сделать. Всего ускакало около дюжины человек. Она проводила их глубоко задумчивым взглядом.              Диаваль нервно дёргал ногой.              — Видишь? — произнесла она ровно, чтобы не выдать собственное внезапное напряжение. — Их стало меньше.              — Как отрадно. Остались самые злые.              — Ну, не злее, чем я, — оскалилась фея. И подняла ладонь. Золото рассыпалось по её правую сторону — похоже, без свидетелей. Ей в бок теперь упирался чёрный носатый волк. — Обойди их слева. Я прогоню их отсюда в сторону реки, и ты побежишь следом.              Без слов Диаваль обошёл её со спины и медленно, неслышно ступил прочь. Малефисента повела плечами.              Тем временем охотники так же бесшумно занимали места, раскладывая вокруг себя ветви и листву из тележки. Но она могла расслышать голоса.              — Минут десять до восхода… Это же унизительно — быть с этой чернью в одном отряде! — произнёс тот из них, что носил рыжую бородку. —  Какой дисциплины, каких принципов от них можно ждать? Они и сами почти такие же дикари, что те, с кем мы боремся. Ты прав: чем нас меньше, тем лучше. Те, кто ходил на разведку, те и должны были пойти.              — Зачем надо было посылать столько людей, непонятно, — промычал второй. Он казался старше всех остальных — тучный и седой, в своих доспехах он походил бы на короля Генри, если бы того обделили помпезными украшениями. — На воронов нельзя охотиться толпой. Они для этого слишком умные.              На пути сюда колдунье не терпелось разнести это место в щепки, отшвырнуть каждого воина куда подальше. Теперь её решимость поколебалась. Трудно было понять, как сработает эта её странная, «одолженная» магия, позволит ли она наносить удары — или сгодится только для защиты? К тому же, эти дурацкие речи… Они заставили её лишь сильнее ненавидеть тех, кто остался — а вместе с тем какая-то предательская часть её надеялась, что и они передумают, что где-нибудь в глубине души они даже хранят собственные сомнения... Впрочем, чужое «глубоко внутри» её по-прежнему мало интересовало.              Она напугает их и заставит побежать в сторону реки. Дальше дело будет за Диавалем.              — Такие уродливые приманки, ей-богу, — процедил тот, что привязал стрелы к голове. — Нельзя что ли было падаль оставить или сову поймать, как нормальные люди?              — Пару лет назад уже охотились с совой — больше нельзя… Небось, запомнили, всем друзьям рассказали…              Колдунья подошла ближе. Диаваль совсем потерялся в тени — она не смогла бы даже указать, где он.              — Ах, эти дьявольские птицы — умные ублюдки! На них охотиться — такая мука.              — Да… Даже если один трюк сработал, едва ли его можно использовать снова, всегда нужно выдумывать что-то новое, хитрее предыдущего!              «Ты ещё поплачь мне тут!» — рявкнула про себя Малефисента и подняла руки, глядя на агат на своём пальце.              Заиграл ветер. Он пронёсся свистом по голым деревьям, ударил по листве, закрывающей охотников, сдул огонь во всех кострах, словно то были свечи. Фея приставила ладонь к губам и подула — и ветер зазвенел в охотничьих колокольчиках, пронёсся по поляне жуткой волной. Кто-то ругнулся, кто-то нервно заёрзал. Этого мало.              Она дунула сильнее — и струи воздуха забились в охотничьи рожки. Поднялся вой на все лады, настолько громкий и уродливый, что она сама дёрнулась.              На этот раз начался переполох. Закричали и задёргались лошади, и их ржание прибавило хаоса к непрекращающемуся рёву рожков. Они звучали, как пронзительное мычание, тяжёлый человеческий крик. Превосходно.              Мановение руки — и рожки с одной стороны стали выше, завизжали, а затем вновь забасили, стоило ей опустить руку. Кто-то вскрикнул. Рыжий бородач попытался закрыть свой рожок рукой, но это не остановило адских звуков, раздающихся у его груди. Седой спутник его скинул свой на землю и притянул к себе ружьё. Значит, они уже знают, с кем имеют дело.              В таком случае, дело остаётся за малым.               Она надеялась, что Диаваль готов бежать.              Один щелчок — и все звуки прекратились.              Ещё один — и лежащие на земле приманки полыхнули огнём.              А ещё через мгновение оттуда же раздался острый, пронизывающий рёв.              Он превратился в испуганный вой, и Малефисента разглядела замершего в ужасе волка позади горящих тел. Он отпрыгнул и заскулил. Через долю секунды она увидела, как седой человек поднимает руку…               — Пли!!!               …к трубе кулеврины.              — Стань птицей!              Хлопок слился с птичьим воплем. Диаваль растворился, и только через долгую секунду она увидала его крылья в воздухе. Он подпрыгнул над ними всеми, разрывая воздух криком. Теперь уже к нему присоединились людские возгласы. «Это они и есть!»              О, верно. Они и есть. Острие, Глубокая Заноза, Сильный Ужас — и её воющий, как холод и ветер, слуга. Как летящий с горы камень, Малефисента с криком выступила из тени на поляну. Вмиг погасли вспыхнувшие птицы, и земля вокруг неё задрожала. Вновь пронёсся звон, и эхом ему Диаваль дротиком спикировал к охотнику, который чуть его не подстрелил. Он схватился за его шлем, хлопая крыльями, стараясь достать до лица, и тот пошатнулся в седле.              Малефисенте досталось не меньше внимания. В первые несколько секунд она произвела на бойцов тяжёлое впечатление — судя по их ошарашенным лицам, они до последнего надеялись не встретиться с ней. Но то ли отчаяние придало им сил, то ли военная выправка дала о себе знать — но уже спустя эти несколько секунд ей пришлось принимать на себя удары.              В неё летели орудия. Она едва разглядывала в сумерках острые и затупленные стрелы, копья и шарики. Тёмные, не железные, они, тем не менее, угрожали нанести немалый урон.              Впрочем, не имело значения, чем в неё палили — двумя движениями руки она разворачивала любое оружие в воздухе и с той же силой посылала его обратно. Со звоном люди шатались в сёдлах, и кони под ними сходили с ума. Один наконец освободил свою лошадь, своевременно с неё упав — его тут же подхватили толстые корни ближайшего дерева. Малефисента сжала кулак — и они обвили его, пригвоздив к земле. Одной проблемой меньше. Лошадь понеслась прочь.              Она высматривала Диаваля. Он уворачивался от таких же летающих снарядов, выплывая в туман и обратно. Фея стиснула зубы. Превратить его в волка небезопасно — здесь все были достаточно вооружены, чтобы прикончить его, если она вовремя не повернётся. Обратить его медведем или животным крупнее нельзя — он станет большой мишенью.               В неё чуть не влетела ещё одна убегающая лошадь — она едва увернулась. Пусть будет так. Она болезненно прищурилась — высоко ли он в небе? Если это так, она рискует случайно свалить его на землю с большой высоты.              Опять стрела. Да откуда у них столько? Она развернула её и вонзила в землю.              Вот он, пытается столкнуть другого охотника с гнедой лошади, пока тот отбивается от его когтей и крыльев. Малефисента щёлкнула пальцами — и Диаваль сам стал вороным конём. Лошадь отшатнулась от него, и оружие в руке воина упало в снег. Слуга навалился на него копытами.               Фея отразила ещё один удар. Она не успевала бояться за себя — разве что иногда за Диаваля, потому что не понимала, как он различает что-либо во тьме и тумане — она сама едва его видела, пусть он и был в паре шагов от неё. Как он мог видеть, целятся ли…              Целятся. Она увидела всё того же седого старика, прищурившегося у ствола.              Секунда — и перед ними из-под земли выросла стена из камней и снега. В следующее мгновение раздался хлопок, и тень от глыбы за их спинами упала перед ними.              Фея обернула слугу человеком и резко потянула за рукав к себе.              — Почему бы тебе не держаться рядом?! — прошипела она. — Или мне следует и тебя привязать к земле корнями?              Диаваль громко дышал. Лицо его было перемазано.              — Извини. Уж больно хочется выклевать им глаза.              Малефисента прижалась спиной к камню. Воздух вонял горящим, глаза слезились. Она сморгнула несколько раз, прежде чем смогла разглядеть, на что они смотрят.              Правая сторона поляны. Перед ними возвышался в призрачной тени холм. У его подножия…              — …На нас пушку, что ли, катят? — прохрипел вдруг Диаваль.              — Что?              — Они пушку на нас катят?!              Пушка… в тумане… когда она поняла, что смотрит прямо на надвигающийся навстречу на колёсах лафет, было уже поздно делать что-либо ещё, кроме как отпрыгнуть прочь в разные стороны.              Взрыва не случилось — только оглушительный грохот от врезающейся в их защиту бомбарды и посыпавшихся камней, кричащих людей, испуганных лошадей, падающего железа. Поднялся невыносимый дым: пыль и гарь взлетели в воздух, и этот туман в тумане ворвался в её лёгкие, заглушив весь шум её сдавленным кашлем.              Малефисента даже не сразу различила во всем этом аду птичьи вопли.              Целая стая воронов нависла над поляной — как рой, они опускались с криками, подвергая себя опасности. Лошади закричали. Две птицы повторили движения Диаваля, налетая на одного и солдат — тот покачнулся на месте, отмахнулся луком.              Один из охотников навёл стрелу. Фея отбросила его на землю. Прицелилась в них магией и она сама — отшвырнуть прочь отсюда — но опустила руку. Нельзя. Золото погасло.              Чёрт возьми. Чёрт возьми. Вот же глупцы, вот же бесстрашные глупцы.              Нужно, чтобы Диаваль увёл их подальше. Нужно превратить его. Нужно найти его.              Где он? Она успела совсем потерять его.              Туман расплылся повсюду, превратив фигуры в бесформенные чёрные кляксы. Он ничем не отличался от остальных. Фея оглянулась по сторонам. В горле встал ком. Она продолжила озираться, пытаясь отыскать его глазами, разглядеть приближающуюся фигуру—              И что-то со свистом пролетело мимо её плеча.              Она со стоном упала на колени. Боль ошпарила предплечье, потекла багровым. Едва не подстрелили. Фея развернула ладонь, прижала алмаз к ране. В глазах защипало.              Быстро, прежде чем на неё могли напасть, она оглянулась в сторону прилетевшей стрелы — и увидела там силуэт. К нему тут же присоединился ещё один — он слился с первым, и раздался глухой стук.              Диаваль выкрикнул пару очень приятных слов и ударил ещё раз.              Фея поднялась на ноги, покачнувшись вперёд, как раз вовремя, чтобы увидеть, как он держит за шею обугленную приманку-ворона и лупит человека гузкой. Тот отбивался, неуклюже стараясь не выкрутить себе руки, которые держали лук.               — Я тебя прикончу, а потом съем, ты меня понял? Ходячая падаль!              Диаваль вцепился в стрелу, которую тот держал у виска, и они оба пошатнулись.              Малефисента подняла руки…              — Уйди!               …и с криком неожиданности Диаваль отпрыгнул.              С неё хватит. Её терпение лопнуло. Никому не поздоровится.              У них был шанс уйти.              Кучка снега поднялась с земли, растаяла, понеслась охотнику прямо в лицо. Малефисента вытянула руку — вода превратилась в лёд.               Она развернулась, не желая смотреть, как жертва шатается на ногах, и двинулась к остальным солдатам. Теперь они увидели её, её окровавленное плечо. Рана уже затянулась — но всё только начиналось.              Земля перед ней задрожала, пошатнулась, поваливая воинов друг на друга. Поднялся грохот, смешанный с криками поспешно седлающих лошадей солдат, слетающими с уст именами и проклятиями. Она прошагала вперёд, и они посыпались в одно место, как насекомые, сбились в кучу. Тележка покатилась вперёд, чуть не придавив привязанную к ней лошадь. Туда же, вперёд, от неё, и понеслись охотники.              Щелчок — и Диаваль был чёрным быком. Он затоптал копытами и взревел. Превосходно.              Кровь ударила в голову. Малефисента вбежала на тележку. Оставшиеся внутри копья с треском сломались — она отшвырнула щепки. Упряжённая красно-рыжая лошадь испуганно заржала и, подгоняемая искрами магии, бросилась напролом.               Засвистел холодный ветер, и, глядя на удирающих от огромного быка и феи в несущейся повозке, Малефисента ухмыльнулась. Она расставила руки.               Охотники бежали впереди — на конях, на своих двух. Малефисента сжимала кулаки — их откидывало назад, ветер сбивал с коней и бросал по синему воздуху в голубой снег. Один боец обернулся, чтобы выстрелить, и она рассмеялась. Его связали прочные стебли, выбившиеся прямо из-под земли. Лук и стрелы взмыли ввысь, отлетели в сторону, потерялись в тумане. Зелёный перемешивался с золотым, как два зверя, сердце билось, как топот копыт по земле. С каждым воином её силы, казалось, отступали от неё.              Воздух снова разрезал птичий крик — запрокинув голову, колдунья обнаружила воронов, качающихся в сером небе за ними. Громкая туча, войско Морриган.              Мир трясся, большой и холодный. Лес остался позади, сменяясь снежными берегами реки. Здесь туман разгулялся вовсю. Цвета пропали, превратились в белый занавес. Бойцы поскакали прямо на лёд, и ей не оставалось ничего, как повторить за ними. Фея стиснула зубы. Чем дальше от Топей, чем хуже.               Впрочем, если они желают провалиться под лёд?              Они мчались по замёрзшей воде. Лёд выдерживал их, но тут и там брызгал снег и вода, резали руки льдинки. Она жмурилась, и вода стекала по лицу. Пальцы закоченели. Фигуры улетучивались впереди, терялись в дымке.              Как всё колотилось внутри, как выло. Больно, больно, мерзко, невозможно дышать. Она опустилась на колени, задрала голову наверх.              Всё потерялось в белом. Такое бесцветное и одинаковое — она даже не заметила, как оно качнулось, пошатнулось вкривь…              Её пронесло по льду на животе. Расцарапало щёку.              Фея болезненно приподняла голову. В паре десятков ярдов от неё лежала опрокинутая повозка и упавшая лошадь. Что-то из потерянного солдатами оружия.              Малефисента встала на ноги. Сбегающие люди совсем исчезли в тумане, даже намёка на силуэт не осталось. Если они и обернулись, вряд ли бы увидели, что погоня прервалась.              Голова гудела — но по сотрясению земли она предвосхитила приближение слуги. Вмиг бык стал человеком на четвереньках. Диаваль приподнялся, но тут же снова схватился за колени, согнувшись и тяжело дыша, взволнованно рассматривая её.              — Госпожа, ты в порядке? Госпожа?              Фея не ответила — только прошагала к телеге и заставила ту встать на колёса. Кажется, конь не поранился при падении. Бока покрыты панелями. Ноги целы. Но он не спешил удирать. Наверное, слишком устал. Она тоже.              Вот и всё.              Они остались стоять.              — Сумасшедшая штука, — пропыхтел ворон в тишине — и приподнял ладонь тыльной стороной вперёд. Чёрный камень в кольце заблестел так же, как его зубастая насмешливая ухмылка.              — В следующий раз мы пойдём самым ленивым способом. Ты приводишь их мне, и я их расшвыриваю.              — Согласен. Главное, чтобы…              Он вдруг посмотрел в сторону. Послышались торопливые шаги, и из-за дыма показалась фигура человека.              Одной рукой он держался за левый бок, другой что-то сжимал. Проделав ещё несколько ковыляющих шагов, упал наземь в дюжине ярдов от них. Снег под его рукой стал красным, когда он опёрся о землю. Даже издалека было видно, что он дрожит.              Диаваль побежал навстречу. Малефисента потянулась следом, потому что реальность только-только догнала её, и догнала она её с предупреждающим криком.              Теперь она видела, что охотник опустил лицо. Он жадно укусил снег и тяжело перевернулся. Лицо его дрожало, но губы растянулись в улыбке, глаза заблестели. И теперь уже она заметила быстрее Диаваля, который только беспомощно остановился с грустным взглядом, как охотник поднял ружьё и приблизил другую руку.              Малефисента щёлкнула пальцами. В тот же миг раздался выстрел и злой крик. — Мимо! — простонал человек, отбросил оружие и бессильно лёг лицом книзу. Диаваль лежал на снегу неподалёку, отметённый магией. Он схватился за голову и замер.               Фея подошла вплотную. На мужчине не было глубоких ран — похоже, он упал с лошади, как она с телеги, но лёд обошёлся с ним менее доброжелательно. Кровь на боку окрасила одежду в бурый. Она подтолкнула его бедро носком обуви, пока тот не прокряхтел полубессознательно и не перевернулся на спину. Магия тут же приковала его к земле, пока ему не пришли в голову другие идеи.              — Можешь передать своему королю, что твой отряд повержен, — отчеканила колдунья. — Твоё оружие уничтожено, и твои лошади сбежали. Твои люди без сознания или ранены. Награду за вашу службу он может съесть, монету за монетой. Я прогоняю вас прочь, — прошипела она. — Я отпускаю вас ни с чем, кроме повозки и одной лошади, чтобы вы могли увезти больных прежде, чем вороны дождутся их смерти.               Это было преувеличением. Но глаза у человека расширились знатно.              — Я больше не буду столь благосклонна. Всех следующих за вами постигнет та же участь. Убирайтесь.              С этими словами она отстранилась, достаточно далеко, чтобы всё исчезло в тумане, остались лишь её собственные мысли… Глупо, глупо, как всё это глупо… Под ногами ничего не менялось, поэтому она шла и шла, как голодная дворняга, даже если это было неправильно. Морозный воздух царапал её горячую злость, бередил задетое самолюбие, но хотя бы страх покидал её, как пар у рта. Она остановилась, прижав ладони к глазам, где-то на самой середине реки.              Нужно убедиться, что абсолютно все люди ушли, ничего не оставили за собой. Нужно вернуть землю около границы в надлежащее состояние, избавиться от последствий. Нужно… нужно проверить, как Диаваль. Нужно вернуться на Топи.              И нужно проведать Чудище, убедиться, что ей ничего не угрожает, что никто из солдат не добрался до хижины… Хижина… Как же она далеко              Какое же всё вокруг белое.              Как разрушающаяся башня, Малефисента позволила своим ногам подогнуться, приблизить её к земле, пока её не сдуло ветром. Она присела на лёд, и белым стало всё вокруг. Под ногами, как бесконечное поле, замёрзшая припорошенная вода превращалась в туман, в небо. Ни одной чёткой линии, только оттенки белого, серого, поедающие цвета и звуки, то ли стоящие на месте, то ли покачивающиеся. Она сама тоже то ли стояла на месте, то ли немного покачивалась.              Ветер стихал, минуту за минутой, и возрастающая стена тумана грозила запереть все свои двери. Она впустила только одну фигуру — медленной походкой, как под водой, к ней приближался Диаваль. Полы плаща колыхались с каждым его шагом. Она только и видела, что его ноги, пока он не подошёл вплотную.              — Еле нашёл тебя… Они ушли. Всё в порядке.              Цвет его лица был по-прежнему серым, будто покрытым пылью. Руки перепачкались багряным. Наверняка помог тому несчастному уехать. Он проследил за её взглядом и поднял их ко рту.              — Прекрати, — буркнула фея.               — Что такого?              — Ты подхватишь болезнь.              — Я ворон.              — Сейчас ты человек.              С секунду он помолчал, будто его тут и не было.              — Ты права, — он осмотрел свою одежду. — Лучше принять ванну позже.              Диаваль опустился на корточки неподалёку и опустил ладони в кучку снега, позволил белому смыть красное. Прошёлся снегом по рукавам одежды. Малефисента подлатала порванный у плеча рукав шубы, притянула воротник ближе. Но сам мех уже замёрз, а магия едва согревала её.— Госпожа? — раздался голос поблизости. И громче — наверное, решил, что его не слышно из-за ветра.              Фея опустила голову. Виски гудели, и в голове у неё тоже стоял туман. Ей хотелось отдать его призрачным объятьям всё, что он только сможет унести, что только возьмёт. У неё и так очень мало осталось. Кости её были лентами, и мышцы из молока.               Белое стало чёрным — она приподняла взгляд.              — Госпожа? Нам лучше уйти, — сказал Диаваль, опустившийся перед нею. — Ты плохо себя чувствуешь?              Ей не хотелось говорить, открывать рот, издавать звуки. Лучше она будет лежать на месте, постелет себе на льду, пока ей не станет лучше, пока магия не возьмётся хоть откуда-нибудь, хоть её принесёт по воде из Топких Болот.              — Госпожа?.. Скажи мне что-нибудь.              — Я устала.              Он кивнул самому себе.              — Сможешь встать? Я помогу тебе идти, мы сядем где-нибудь под деревом, — Диаваль оглянулся кругом.              — Я отдохну здесь.              — На льду? Госпожа, ты замёрзнешь. Или нас обоих занесёт снегом. Какой от нас будет толк, если мы станем двумя сугробами?              Небеса, зачем… Почему нельзя просто зажмуриться настолько, чтобы провалиться внутрь себя, без необходимости что-то делать?              Впрочем, она провела последние несколько дней внутри себя, не в состоянии делать что-либо. Настолько, что это бессилие тянулось за ней шлейфом. Пожалуй, оно надоело ей почти настолько же.              Диаваль всматривался в её лицо, как в надвигающуюся метель.              — Я мог бы унести тебя отсюда, — подал он голос, — к вон тем деревьям. Ты отдохнёшь там немного, но затем мне понадобится одно превращение от тебя. Если ты обратишь меня быком, я отвезу тебя домой на спине. Что скажешь?              — …Мне нужно две минуты.              Пара чернильных глаз ещё немного задержалась на ней, а затем Диаваль покачнулся влево — он повернулся вокруг руки, которую прижал ко льду, и опустился наземь плечом к её плечу.              Малефисента глубоко выдохнула.               Это были очень долгие две минуты.              Она глядела вперёд, зная, что Диаваль смотрит туда же — в дымчатую даль. Может быть, у него так же гудело в голове, так же растекалось всё тело, как чернила, так же смешивалось внутреннее с внешним: холод пробирался под кости, а мысли из головы уплывали в воздух.              За туманом в вышине пряталось восходящее солнце. Большой жёлтый птичий глаз, заслонённый тонким беловатым веком — он по-прежнему видел её, но позволял ей притвориться, что не всматривается, доверяет. Но она ещё не простила ему того, что не позволил дойти до себя во сне, что оставил её с натянутой нитью в животе.              Белое, белое, белое, бесконечное. Она знала только, что сидит рядом с Диавалем. Они были двумя мазками угля поверх этого ранящего глаза белого листа, чёрными размытыми тенями — а всё же живее всего остального. Всё остальное по-прежнему было ровным, плоским и вместе с тем большим, полным, словно затаённое дыхание. Малефисента представила, как выдохнет замёрзший туман, застывшие крохотные кристаллы опустятся на лёд, и, может быть, когда она уйдёт, и солнцу не надо будет подыгрывать, птичье око распахнётся и сделает этот ковёр бриллиантовым.              В конце концов она поднялась на ноги. Выставила вперёд ладонь, когда Диаваль запротестовал и предложил подхватить её. Сквозь воздух, сквозь пустоту, ноги понесли её по ледяной дороге к заснеженному берегу, и Диаваль шагал следом. Они дошли до чёрных худых, опозоренных наготой деревьев, и Малефисента опустилась у спрятанных корней. Слуга присел следом. Фея собралась с мыслями.              — Чудище, — нашла она наконец язык. — Диаваль, мне нужно, чтобы ты проведал Чудище.              — Сейчас?              — Да. Я хочу быть уверена, что до хижины никто не добрался.              — Я не могу уйти сейчас.              — Я никуда не денусь.              — Как и я. Мне сейчас важнее остаться здесь. Думаешь, я возьму и оставлю тебя здесь, когда у тебя нет сил? Хорошего же ты обо мне мнения. Я не пойду. Да, да, да, я твой слуга и я никогда тебя не слушаюсь. Прости мне моё непослушание один вот этот раз.              — Я обращу тебя птицей. Это будет быстрее.              — И потратишь на это свои последние силы. Тогда я не смогу помочь тебе добраться домой. Госпожа… — вздохнул ворон. — Я тоже хочу убедиться, что с Авророй всё в порядке. Но она там не одна, с ней трое взрослых фей, и я не оставлю тебя одну, — заявил он. В него послали свирепый взгляд, и часть его смелости улетучилась. Он дернулся, явно чувствуя себя неловко. — Ладно. Давай подумаем. Может, у нас есть другой вариант.              Диаваль поднялся на ноги, выступил из-под крон костлявых деревьев, как из-под шатра, взглянул ввысь — и вдруг закаркал, точно как птица.              «Кар-кар-буль-буль-ва-ва», — прямо из человеческого рта.              Фея подавилась воздухом.              — Сейчас найдём посыльных, — бросил он в её сторону, как ни в чём не бывало.              Через несколько секунд, как эхо, раздались отдалённые крики, ровно как те, какими одарили охотников. Диаваль не по-доброму оскалился и повторил свой возглас, добавив к нему ещё что-то эдакое свистяще-шипящее и парочку замечательных тявкающих нот.              Ему ответили вновь. Диаваль издал ещё какие-то звуки, каждый новый смешнее и ужасающее предыдущего. Наконец ему понравился дошедший до него ответ, и он перестал её мучить. Фея прищурилась.              — Я всё думала, когда мне доведётся это услышать.              — Что услышать? — обернулся ворон. Она взглядом указала на него, затем на его фигуру. На секунду Диаваль нахмурился, а затем фыркнул и покачал головой.              Малефисента почти улыбнулась.              Её бедная голова пыталась придумать шутку, пока возможность поиздеваться над слугой не прошла мимо, но усилия едва к чему-либо приводили. Откинувшись на ствол дерева позади себя, она бросила:              — А не превратить ли мне твоих благородных посыльных в людей? С последней птицей, что я спасла от смерти, вышло чудесно. Мне не помешают новые приспешники.              Диаваль ничего не ответил, как будто совсем её не услышал, но фея предпочла не заострять на этом внимание. Она сжала брошь покрепче в ладони, повертела в пальцах кусочек коры дерева, под которым сидела, дала глазам передохнуть от белого.              Через пару минут к ним слетелась целая группка воронов постарше и помладше. Мисчиф, кажется, и, конечно, где Мисчиф, там и Мейхем. Они и какая-то мелюзга подозрительно поглядели на Диаваля (он, к сожалению, ничего грандиозного больше не выдал), побурчали между собой, один из них важно потряс крыльями — и вся стайка вновь поднялась в воздух и, как туча, направилась в сторону хижины.              — Не знаю насчёт приспешников, но на следующие пару часов у Авроры будут новые товарищи по играм… — бросил он, приближаясь вновь.              — Ты не запрещал им летать туда? — задала Малефисента вопрос, на который уже давно хотела знать ответ. Диаваль скривил лицо, но и тут промолчал. Возможно, впервые за долгое время он хотел говорить ещё меньше, чем она.              — Как ты себя чувствуешь, госпожа?              — Достаточно хорошо, чтобы ты стал парнокопытным, — отозвалась та. Ворон кивнул.              Диаваль чуть ссутулился — и после взмаха руки из золотого облака вырос большой и мохнатый шотландский бычок. Обычно фея была едва его выше, но сейчас он сел, позволяя забраться на спину, и отвернул голову — либо затем, чтобы не смущать её наблюдением её жалких попыток взобраться на него, либо затем, чтобы отодвинуть свои длинные величественные рога от её приближающейся фигуры. Малефисента кое-как удержала равновесие и дала Диавалю команду идти. Медленно он поднялся на ноги, качнулся — и двинулся вперёд.              Они поплелись вдоль реки. Диаваль медленно пробирался сквозь снег, покачиваясь в стороны. Фея удивлялась про себя, как ему удается ходить со всеми этими космами, закрывающими глаза. Кроме таких вот мимолётных мыслей, голова её совершенно опустела от собственной тяжести. В какой-то момент она даже перевесила всё её остальное тело — и Малефисента медленно наклонилась вперёд и прижала щёку к спине своего перевозчика, опустила руки вдоль его боков, надеясь, что не задремлет и не проснётся оттого, что скатывается прямо в сугроб. Диаваль зашагал ещё медленнее, чтобы покачиваться поменьше. Хоть и холодная на ощупь, его шерсть была очень мягкой и густой, немного волнистой — если не принимать во внимание перья.              Одно за другим, одно за другим, проплывали толстые линии — стволы деревьев, их тощие руки и пальцы, прячущиеся друг за другом. Утро расправило свои розово-голубые крылья и вдыхало новую жизнь в лес. Мир был таким большим, высоким и глубоким, а они вдвоём такими крошечными. Даже она, королева Топей. Вот они пробирались через открытую ею насилу Терновую Стену — даже та была настолько больше её…               Лодками по воздуху проплывали услышанные ею слова, обронённые, выплюнутые, и Малефисента невольно порадовалась тому, что, её кто-то сторожил, кто-то одаривал магией, кто-то несёт домой…               Диаваль комически осторожно старался обходить замёрзшие лужи, которых на Топях было больше, чем живых существ. К этому моменту глаз уже сиял высоко в небе, хоть оно и было по-прежнему цвета пепла, с едва только заметным проблеском голубого. Но день не мог начаться — она ведь уже так устала… Пожалуй, он уже заканчивался.              Едва они достигли пещеры, едва ворон получил от неё разрешение воспользоваться её купальней и стал птицей — как она рухнула в свою постель. Его каркающая просьба превратить его в человека, чтобы он принёс что-нибудь съестное на ужин, уже едва достигла слуха. Она взмахнула рукой по привычке — и уснула ещё до того, как он перешагнул порог наружу.              …Она проснулась от шума и, открыв глаза, почти ничего не увидела.               Стояли тёмно-серые сумерки, пахло дождём, ей было жарко в верхней одежде, которую она забыла снять, и что-то гремело, гремело, гремело.              Копотливо, лениво Малефисента приподнялась с ложа, стряхнула шубу с плеч, шаря во мраке, продвинулась к столу. Горло пересохло от жажды, рот был словно склеенный. Голова раскалывалась от столь долгого сна. Диаваля не было в комнате.              На секунду — пока не поймала себя — она почти механически потянулась туда, где раньше стоял её графин с напитком из мака. Но стол был пуст — то есть, поняла она, прищурившись — на столе стояло накрытое тряпочкой блюдо, и чашка с белой жидкостью, и немного взятого из запасов изюма — но графин больше не стоял. Фея напомнила себе о данном себе обещании.              Нужно решить, как действовать дальше. Отвыкать постепенно, снова вернувшись на какое-то время к чаю вместо настойки? Или отказаться резко и полностью? Она склонялась ко второму. Но сейчас, с возобновившимся зудом в конечностях, убедить себя было труднее, чем пару дней назад.              Впрочем, она ведь смогла выдержать два дня? Даже три, считая день рождения, который она просто проспала, ничего не выпив. Значит, сможет и ещё столько же, и ещё больше. Наверное.              Надо отвлечься. Что в этом блюде? Принёс ли его Диаваль? И где он сам?              Фея развернула укутанное блюдо и нашла на нём кусочек рыбы и нечто похожее на всю еду, что только была у неё дома, артистически представленную в виде болотной жижи. Люди называли такое «стью». Стью это ещё не потеряло тёпло, и она наскоро расправилась с ним, успев только почувствовать солоновато-кислый вкус портулака. Его притупил пресноватый вкус миндального молока и сладость изюма. Вот же гурман. И где только он сейчас?              Кажется, в последний раз она обратила его человеком. А если тот доносящийся снаружи шум действительно был ветром или дождём, он не мог уйти далеко. Она надеялась.              Окончательно приведя себя в порядок — она запоздало поняла, что половина её волос выбились из повязки, и просто сняла её, после чего набросила на плечи одну из своих накидок — Малефисента прошагала в сторону выхода, рассчитывая увидеть Диаваля около проёма. И он действительно нашёлся там: у самого прохода он сидел спиной к ней на фоне большой серой ночи.              Не спал ли он случайно? Коли так, он выбрал не лучший насест — самое холодное место. Фея собиралась подойти тихо, но решила вместо этого, наоборот, заявить о себе заранее, чтобы не испугать его — тогда она сможет прогнать его в часть пещеры, где суше и теплее.              Малефисента окликнула его, и он дёрнулся. Кажется, он не спал. Просто сидел у выхода наружу и, похоже, всматривался вдаль. А там…              Там далеко в небе метались вороны. Погода действительно была неясная — тяжёлые тучи, словно каменные, низко висели над лесами, и ветер со свистом качал деревья — но шум, что фея приняла за дождь, был на самом деле шуршанием, криками и возгласами воронов, слоняющихся туда-сюда и по кругу, врассыпную и группками. Десятки воронов, чуть ли не все, кто жил на Топких Болотах.              Фея весьма сомневалась, что это их привычные посиделки с играми.              — Госпожа, — поприветствовал тем временем Диаваль, завидевший её выступающую из теней фигуру.       — С Авророй всё в порядке?       — Даже замечательно. Они друг от друга в восторге. Вот у Фислвит вышел трудный денёк... Я думал, ты проспишь до завтра.              Она едва оторвала взгляд от птиц.              — Который час?              — Не уверен. Около полуночи. Как ты себя чувствуешь?              — Всё раздражённее с каждым разом, когда ты это спрашиваешь, — буркнула Малефисента. Диаваль потупил взгляд, который и без того был каким-то… — Это не из-за тебя. Мне нужно отвыкнуть от гадости, которая меня успокаивала, — бросила фея без удовольствия. К счастью, Диаваль решил никак это не комментировать, снова уставившись в хмурую надвигающуюся ночь. Малефисента прислонилась плечом к арке проёма. — Почему они так вопят?              Ничего ведь не должно было случиться вновь? Фея надеялась, что никого не покалечили за время её медвежьей спячки.              Диаваль перекосил лицо. Было оно таким же пепельным, как и небо.              — Просто злятся из-за всего. Скоро перестанут.              Что ж, это можно было понять. Фея мысленно пожелала всем жителям Топких Болот терпения и спокойной ночи.              — Ты спал днём? — спросила она. Диаваль покачал головой. — Ты спал сегодня? — нахмурилась она — и тем пуще, когда он поморщил нос. — Тогда иди сейчас. Я обращу тебя птицей, — сказала она во второй раз за сегодня. — Можешь передохнуть здесь, если не хочешь летать в такую погоду.              Диаваль выглядел виноватым. Это только рассердило её больше.              — Не ври, что не хочешь спать.              Он потупил взгляд ещё сильнее, покачнулся на месте. К ней закрадывалось неприятное предчувствие — скорее, догадка или воспоминание.              — Спасибо, что позволяешь переночевать здесь, госпожа. Это очень любезно с твоей стороны. Я… я не хочу спать. Может быть, позже.              — Ты можешь уже снять кольцо.              — Я знаю. Всё равно. Я не хочу спать.               Чёрт — вспыхнуло в ней — вот оно.              Дитто, или повторение, или как там он это назвал сто лет тому назад. Вороны видят свой прожитый день заново во время сна — может, он не хотел вновь ощущать всё то, что случилось сегодня. А может, ему до сих пор снились кошмары. Она никогда не спрашивала. Но даже если не снились — сегодня у него могли быть все причины опасаться их возвращения…              Небеса. Только не… только не вот эта пакость, что его уже однажды чуть не съела.              Несчастная птица. Никто даже не поранился, а он всё равно нашёл повод горевать. Вот, вот оно — в напряженности его плеч, бледности лица и тишине голоса — она так и знала. Он был… он выглядел раздавленным.              И она, как и в прошлый раз, мало понимала, что с этим сделать. Но она… она хотела что-нибудь сделать. Согнать этот утопленнический серый с его лица.               Медленно, с сомнением, Малефисента присела около него, как он сам это сделал утром. Он снова немного выпал из разговора, и взгляд его был пригвождён к его сородичам. Её же взгляд вцепился в него, и, наверное, окатил волной настоящей паники — Диаваль поймал его и взглянул в ответ.              — Диаваль, никто не умер.              Она не ожидала, что он сморщит нос и выдавит что-то крайне похожее на смех.              — Я зна-а-аю… — выдохнул он с однобокой улыбкой, которая говорила о том, что он, похоже, действительно уже сам себе это говорил. Её тактика зашла в тупик. Он должен был начать спорить, проиграть и с поражением успокоиться. Вместо этого он бросил на неё снисходительный, хотя и тоскливый, взгляд. — Я буду в порядке, честно. Мне нужно немного времени.              — Да, полгода, — выпалила фея.              — Нет, — стушевался он, и ей стало ещё досаднее, потому что каждое сказанное ею слово заставляло его чувствовать себя всё более неловко, в то время как она стремилась к противоположному. — Нет необходимости… эм, беспокоиться обо мне.              Нет, она определённо не помогала делу. Сдаётся, он вот-вот прыгнет в сугроб, только бы с ней не разговаривать.              — Славно, — сказала она, поднимаясь — и ушла вглубь дома.               Она появилась вновь только спустя почти час, после упорной и утомительной нарезки, стекания и нагревания, с большой кружкой в руке.               — Выпей.              Диаваль бросил взгляд в её сторону — и тут же отшатнулся.              — Абсолютно нет.              — Почему?.. — нахмурилась она.              — Ты глумишься надо мной? Госпожа! Ты что, хочешь и меня к этой мерзости приучить?              Малефисента моргнула.              — …Небеса. Зачем бы я стала давать его тебе! — фыркнула она, наконец поняв его слова.              — С тобой никогда не знаешь, госпожа.              — Это горячее вино с пряностями, дурак, — цокнула она языком. Ворон перестал вертеться червяком и недоверчиво глянул на кружку. — Не видишь, пар клубится? И, будь это в самом деле маковая настойка, ты ведь обязательно понял бы по вони, не так ли? — усмехнулась она.              — Это варево тоже воняет, кстати.              Малефисента закатила глаза.              — А в миндальном молоке были кусочки миндаля. Но я ведь не жалуюсь.              — Правда? — вскинул он брови. — Прошу прощения, госпожа. В следующий раз будет лучше… Его хотя бы можно было пить?              Судя по всему, к нему возвращалась жизнь. Ну вот. Как перестать стрелять в него колкостями, когда это почему-то работает лучше всего?              — Я изо всех сил старалась не подавиться.              Со слабой улыбкой Диаваль наконец принял напиток, принюхался к запаху — наверное, дело было в мяте — но храбро отпил большой глоток, даже не подув.              — Вкусно... На человеческий язык, конечно, жаловаться не приходится… Ты сделала только один? — протянул он. Малефисента вскинула бровь. Вот же ненасытное, бессовестное животное! — Я имею в виду, ты не собираешься пить тоже? — добавил он. Оу. Фея покачала головой. Диаваль отпил ещё немного. — Спасибо, госпожа. Спасибо большое, правда.              Он опустошил чашку почти залпом — фея поморщилась, представляя, через какие мучения проходит его горемычное открытое ветру и при этом безжалостно обожжённое горло — и отставил её у колен между их фигурами. И опять взглянул в какие-то просторы — судя по лицу его, он и сам был где-то очень далеко от неё.              Ей не хотелось знать, о чём он думает.              Нет, враньё. Ей хотелось знать, о чём он думает. Но она не хотела спрашивать. Ей наверняка не понравится ответ, каким бы он ни был.              О чём он мог думать? О том, что каким-то образом это уже третий раз, когда люди наносят ему вред? Или четвёртый? О том, что это никогда не закончится? О том, почему это никогда не заканчивается? О том, что Иджит зря отправил воронов сюда, может, он злился на него, на них? Может, он им сочувствовал? Или завидовал? Может, он хотел бы присоединиться к ним и тоже метаться и кричать на всю округу, чтобы не сидеть привязанным к земле, заточённым в пятипалых конечностях и всех остальных дарах человеческой природы?              — Диаваль, — окликнула она. Он перевёл к ней задумчивый взгляд. — Тебя превратить?              — Хм…              Она дала ему время подумать... В итоге времени прошло столько, что она уже забыла, что спросила.              Птиц в небе к тому времени оставалось всего немного, да и их на ночном небе было не разглядеть. Крики их тоже раздавались лишь изредка. В настигающей тишине Малефисента выпалила то, что горько засело у неё в голове:              — Мне казалось, ты будешь вне себя от радости.              Диаваль встрепенулся.              — О, так и есть! Это огромное облегчение, что всё обошлось. Разумеется, я… я вне себя. От радости, — отрубил он. — Нет, правда. Я знаю, что по мне не видно, — заметил он тускло, покривив рот. — Я просто… просто задумался.              — Ты и такое умеешь? — усмехнулась Малефисента. — И о чём же думает твой бедный, лишённый сна пьяный ум?              Ворон послал в неё взгляд — неожиданно настороженный. Пару секунд он выдержал его.              — Боюсь, госпожа, что, если я поделюсь, ты ответишь что-нибудь грубое, и я приму это близко к сердцу. Нам обоим это не принесёт пользы, — сказал он мрачно.              С секунду фея помолчала.              — Загадочность тебе не к лицу, Диаваль.              Ворон драматично вздохнул.              — …Ладно. Я пытаюсь понять, что именно отличало эту охоту от других, что каким-то образом сделало возможным отсутствие жертв.              — И почему ты должен бояться, что я буду грубой по этому поводу?              — Если говорить честно, госпожа, то потому что я не хочу упоминать своего брата в разговоре с тобой, — произнёс он, и у неё свело живот. — У нас очевидно разные мнения на этот счёт, во всяком случае, насколько я помню.              Её внутренности сжались, и фея опасливо взглянула на него. Это именно то, чего она боялась, поняла она с чем-то похожим на отчаяние. Это был удар — этот невысказанный подтекст. Значит, были вещи, которые он просто... просто никогда ей не простит; части, которые никогда больше не будут такими гладкими, как раньше. И это беспокоило её больше, чем следовало бы.              Она вспомнила свои бредовые сны — ту их часть, которая заставила её проснуться с его именем на устах, с извинением. И как он сказал, что не сердится на неё. И как он взглянул на кольцо, которое она надела перед схваткой.              Ей требовалось быть весьма осторожной, больше, чем предполагалось ранее. И всё же ей нечего было предложить, кроме правды.              — Если бы я по-прежнему так считала, то не стала бы делать того, что сделала сегодня.              Глядя на его реакцию — чуть приподнятые уголки губ, блеск в глазах — можно было даже подумать, что он всё это время знал её ответ.              — Ну, значит, не зря сказал, — кивнул он.              Ну, надо же. Какая она предсказуемая. Ему крупно повезло, что Малефисента чувствовала себя слишком уставшей, слишком сосредоточенной — ну, и слишком охваченной его предыдущими словами — чтобы отвлечься на эту фразу.              — Что ж, и к чему приходят твои тяжёлые думы? Что отличает эту охоту от остальных?              Диаваль вдруг посмотрел на неё и блеснул просто-напросто неожиданно сияющей улыбкой.              — Когда буду знать точно, скажу.              Ради всего святого! Она могла вынести не так уж и много эмоциональных нелепостей, прежде чем её присутствие грозило оскорбить его больше, чем её уход.              — А когда ты узнаешь точно, превращать мне тебя в птицу или нет?              — Это! Тоже! Очень подходящий вопрос! Мне надо подумать…              — Конечно… — закатила она глаза.               Она уже догадывалась, что он так и не ответит. В этот раз она позволила ему просто сидеть за её порогом и считала минуты.              Во всяком случае, до тех пор, пока вдруг не вспомнила:              — Хогманай.              — М-м?              — Сегодня Хогманай, — повторила фея, поднимаясь на ноги. — Ты говорил, уже за полночь? В таком случае, мне нужно, чтобы ты сейчас встал и шагнул сюда.              — Зачем это нужно… Подожди-ка! — его лицо треснуло в улыбке. — Я что теперь, первый, кто переступил порог твоего дома в этом году?              Она кивнула, и он засмеялся.               — Так, так. Темноволосый мужчина. Должна сказать, мне крупно повезло! — бросила она за спину, удаляясь к постели. — Выходит, я не зря обвесила себя талисманами на удачу.              — Темноволосые мужчины приносят удачу? — изумился он. Фея кивнула.               Диаваль отпил ещё несколько глотков и опустился почти там же, около двери, но теперь уже определённо в её пещере. Его фигура совсем исчезла в темноте.— Боанн… Кто мог знать, что для того, чтобы из плохого предзнаменования стать носителем удачи, надо поменять свою форму… А ты ещё спрашиваешь…