Там, где поют птицы

18 января 2013 года Клаус делал вид, что увлеченно ковырялся палочками в картонной коробочке с отвратным удоном. Лука было слишком много, мяса — слишком мало. А ещё всё было обильно полито прогорклым маслом. Тёмная сторона чайнатауна во всей красе. Сидящий на спинке ярко-синей лавочки Бен наблюдал за ним со снисхождением человека, которому не нужно есть. Когда копаться в неаппетитной коробке надоело, Клаус спросил: — Ну и? — Можно поконкретнее? — вопросом на вопрос ответил Бен. Клаус оскорбился и подавился куском курятины. Как будто в их ситуации можно было говорить о чём-то другом. Прокашлявшись, он облизал маслянистые палочки и отставил коробку подальше от себя, а потом пересел к Бену на спинку лавочки. — Ты сказал, что любишь меня. — Тут голос сломался по-настоящему. — И что это, по-твоему, должно значить? В смысле ноу хомо и чисто по-братски или в том смысле, что ты бы хотел видеть меня в свадебном платье? — Это имеет значение? — устало спросил Бен. Интересно, отчего вообще призрак мог устать? Только если от Клауса и его поебени. Клаус, например, устал от Клауса и его поебени. — Конечно, — серьёзно сказал он. — Бен, я не могу поверить, что ты так безразличен к нашей любви. Клаус упустил момент, когда он перестал стебаться и начал говорить правду. Наверное, он всегда умело лавировал где-то по середине, а тут произошёл сбой. Он выкинул пустую коробочку с палочками в мусорку и потянулся. Кофта задралась на животе. Бен на соблазнительно подставленный живот не смотрел. — Ну так что? — Во-первых, я мёртв. — Да что ты? — Клаус приложил руки к губам. — Когда это произошло? Почему я не в курсе? — Я тут пытаюсь быть серьёзным, как ты и просил. Клаус быстро помахал рукой в воздухе, чтобы Бен продолжал. Извиняться он, конечно, не собирался. — Во-первых, я мёртв. И это значит одну очень важную вещь — я не могу до тебя дотронуться. Во-вторых, вряд ли бы нас поженили, по документам мы — братья. — Но мой шикарный вид в свадебном платье ты не отрицаешь? — Не отрицаю. Клаус на некоторое время задумался, почесывая подбородок. — Так. Ну, с этим можно работать. — С чем конкретно? С моей смертью? Или с желанием одного миллионера устроить неадекватный приют и усыновить всех детей в нём? — Первое. — Ты собираешься оживить меня? — спросил Бен со всем доступным ему скепсисом. — Было бы неплохо… И-и-и, наверное, стоит поставить в долгосрочные планы, но нет. Мы можем тусить вместе и без твоего… физического тела. — Мы и так тусим. — А будем тусить более интересно, — сказал Клаус и поиграл бровями. — Слушай, Клаус, ты за всё это время не сказал, чего хочешь ты. Я умер в семнадцать, но даже я могу предположить, что это неправильная траектория разговора о чувствах. Клаус часто-часто заморгал. — Серьёзно? Я никогда об этом не задумывался. То есть меня никогда не спрашивали. Наверное. — Ты что, трахался со всеми, кто проявлял к тебе интерес? Клаус напрягся. — Это изменит твоё отношение ко мне? — Нет. Я же вижу всё дерьмо, что ты творишь с семнадцати лет. Испортить моё мнение о тебе очень сложно. И я не говорю «невозможно» только потому, что есть какая-то сотая процента, где ты совершишь реальный пиздец. — Даже если бы я сказал, что убил котёнка? — Ты бы не стал убивать котёнка, — уверенно сказал Бен. — Точно. Я бы не стал. Клаус снова задумался. 20 мая 2019 года Стол мама накрыла потрясающий: холодные закуски, горячие закуски, суп, рыба, мясо, десерты. Клаус чуть в голодный обморок не грохнулся, когда всё это увидел. Он давно не ел. Деньги, которые удалось получить от продажи папашиного добра закончились, оставалось ждать наследство. Вот только будет ли оно, наследство? Клаус всё же мог посоревноваться за звание самого неудачного эксперимента сэра Реджинальда Харгривза. С Ваней, чуть не устроившей апокалипсис. С Лютером, который без цели слонялся по луне. С Пятым, который стал киллером. Да практически со всеми, вообще-то. С другой стороны, старый хер знал, с какого именно возраста Клаус увлёкся наркотой и ничего с этим не сделал. Почему бы не компенсировать ужасное детство парой миллиончиков? Вроде логично. А стол мама приготовила шикарный. Хотя с её улыбкой можно было и кузнечиков подать, всё бы пошло. Проблема была, конечно же, не в столе. А проблема была. Все так давно не видели Бена и так многое хотели ему рассказать, и так много хотели у него спросить. Но спрашивать у Бена было нечего, потому что он исчез в две тысячи шестом, когда они все вместе завтракали и потом обсуждали дела, а вернулся в данную точку времени. Где вопросы, в общем-то, должен был задавать он. Они спрашивали, как он себя чувствует, но чувствовал он себя отлично, за исключением, может быть, излишне плотного завтрака, который случился всё в том же две тысячи шестом. И Бен от такого количества внимания закрывался в себе ещё сильнее. Клаус отлично знал эту привычку Бена-подростка. Наедине его было не заткнуть, а при всех он терялся. — Что у вас нового? — неловко спросил он перед подачей мяса. — Ну, отец умер, — тихим голосом сказала Ваня. — Потом я попыталась устроить апокалипсис, но ребята и ты, Бен, в том числе, всё исправили. Бен весь подобрался и положил приборы на стол. — Хорошо, что апокалипсис остановили… но это был не я. — То есть ты не помнишь ваши тусовки с Клаусом? — спросил Диего. Его дурацкая привычка указывать на всех ножом при разговоре бесила Клауса до трясучки. Ещё раз ткнёшь ножом в Бена и лишишься яиц, братишка. — Нет, я не помню ничего, что было после того, как Пятый вытащил меня сюда. Клаус подавился. И в этот раз это была не драматичная поза — его горло просто сжалось от такой информации. Мама подошла и постучала ему по спине. От электронных рук не стало лучше. — Ничего? — спросил он, кое-как откашлявшись. — Ничего. Весь оставшийся обед Клаус пропустил. Он смотрел на Бена и не знал, что делать дальше. Им определённо полагалось поговорить, но о чём? Ты знаешь, братец, мы с тобой мутили, только ты не мог до меня дотронуться, а я спал с другими, но это была самая чистая любовь, прям чистая-пречистая. А сейчас моего Бена нет, и тебе всего семнадцать лет, а мне двадцать девять, я на человека больше не похож, и между нами ничего не может быть. Весёлая беседа. Клаус боялся заплакать. Он прошёл вместе с Беном через все самые страшные времена, и остаться теперь без его поддержки... было жутко. Это было ужасно эгоистично, просто по-скотски, но Клаус ничего не мог с собой поделать. В этот грёбаный день он потерял Бена во второй раз в жизни. Остальные не понимали и бросали вопросительные взгляды. Да как тут объяснишь? Первым из-за стола поднялся Диего. — Спасибо, мама, всё было очень вкусно. — Да, мам, спасибо, — вразнобой сказали остальные. — Моя главная радость — угождать вам, дорогие мои. У Клауса было одно желание — сесть в середине комнаты и раскачиваться из стороны в сторону, пока его не ударит молния. Потому что как жить дальше он не знал.