V
Фрэнк не любил готовить. Но иногда куриные отбивные и фруктовые тарталетки не давали ему сходить с ума наедине с собой. Когда ты долго находишься в каком-то помещении, видишь одни и те же стены день за днем, ты потихоньку начинаешь терять счет времени. Кажется, что оно тянется невыносимо медленно, и ты не можешь ничем заняться, чувствуя его давление на тебя. Это чувство особенно остро стало тяготить Фрэнка после того, как он бросил университет. Раньше ему приходилось вставать утром, собираться и идти на занятия. Весь путь у него занимал не больше получаса — одни и те же дворы, дома, магазины, порой он сталкивался с одними и теми же людьми, чьи лица засели в его памяти до сих пор. В университете он всегда точно знал время, ведь каждая пара длилась один час пятнадцать минут, перерыв между ними — двадцать минут. И везде были огромные циферблаты, которые отсчитывали его учебное время. Но когда Фрэнк оказывался дома, он словно попадал в сюрреалистическую реальность. Часы начинали стекать на пол, их стрелки изгибались под тяжестью веса как плавленый сыр, останавливаясь на каждом делении намного дольше положенного. В последние недели это стало особенно заметно, и сколько бы батареек в часах он не менял, сколько бы не покупал новые, они всё равно продолжали отсчитывать время по своим правилам. Но Фрэнк знает верное время. Его не обманешь. Готовка успокаивает, хотя в какой-то степени это нерациональная трата продуктов. Фрэнк почти не ест то, что приготовил сам и просто ставит в холодильник для выращивания очередной плесени (если, конечно, Джерард не доберется до еды первым) и заказывает большую пепперони на ужин. Больше всего Фрэнку нравилось готовить салаты. Они не подгорают, не перевариваются, они просты в приготовлении. Его успокаивал мерный стук лезвия ножа об доску, когда он шинковал ингредиенты. Но чтобы что-то приготовить, нужно иметь настроение (вдохновение?) Сегодня у Фрэнка его совсем нет. Всё, что ему хочется — это просто лечь лицом вниз и спать. К его сожалению, сейчас большую часть времени он бодрствует. Эта суббота будет самым отвратительным днем за эту неделю. Он стоит в примерочной четвертого по счету магазина, раздевается и одевается, наверное, в грёбанный сотый раз. Джерард стоит напротив и критично осматривает на нём очередную рубашку. — Не пойдет. Снимай, — он недовольно качает головой и подзывает консультанта, чтобы тот унес лишние вещи. Белые, черные, желтые, фиолетовые, с длинными и короткими рукавами, с воротником, вырезом, с рисунками и без. Джерард играет сегодня в игру «наряди свою куклу» и Фрэнку отведена в ней главная роль. Его всегда волновало мнение других людей, это единственное, что Фрэнк знает точно. И он не допустит, чтобы Фрэнк его «опозорил». Когда Джерард сказал ему, что завтра они идут в ресторан, где будут отмечать юбилей его компании, Фрэнк не думал, насколько это мероприятие важно для него. Но Джерард всегда был щепетильным к подобным вещам, и Фрэнк не мог отказаться, тем более что это было даже не предложение, а констатация факта. «Ты идешь со мной и это не обсуждается. Надеюсь, у тебя есть что-то приличное кроме твоих старых толстовок?» Как оказалось, что нет. Фрэнк уже думает, что Джерард заставит его под конец шоппинга примерять платья, если ему не понравится ни одна рубашка — предпоследняя была едва выше его колен. — Уйдите, — Джерард смотрит на Фрэнка, который расстегивает на себе одежду, прикрывая в задумчивости рот. Консультант с рубашками в руках непонимающе смотрит на него. — Спасибо за ваши советы, а теперь оставьте вещи и уйдите, — тихо повторяет Джерард, уже смотря на парня тем самым взглядом, из-за которого хочется съежиться и больше никогда его не видеть. Он всегда недоволен продавцами в магазинах. Они все время крутятся вокруг, много говорят и бестолково подбирают товар. В общем-то, Фрэнк согласен с Джерардом, и когда консультант выходит из кабинки, дышать становится легче. — Какая тебе нравится больше? Эта или та? — Мне всё равно, — бормочет Фрэнк, и это правда. Во всяком случае, его мнение не влияет на окончательное решение. Джерард вздыхает и подходит к нему. — Я знаю, что ты устал, детка. Я тоже очень устал. Но давай ты примеришь еще несколько штук, хорошо? — Джерард положил ладони на его плечи, разглаживая темную ткань рубашки и посмотрел ему в глаза. — Это важно для меня. Фрэнку остается лишь кивнуть и продолжать расстегивать пуговицы.***
Здесь слишком шумно. Слишком много незнакомых людей, слишком громкая музыка, слишком яркий свет. Слишком много этого «слишком». Они идут по мраморному полу в большом зале с высокими потолками и окнами, и Фрэнк чувствует себя очень неуютно. Дело даже не в непривычных ему туфлях, не в обтягивающих тёмных джинсах или в накрахмаленной новенькой рубашке. Нет. Дело в нем самом. Будь он одет хоть в одежду за миллион долларов, он всегда будет чувствовать себя лишним. Зато Джерард словно сливается с обстановкой, смеясь и превращаясь в другого человека — у него много личностей в запасе. Фрэнк видел их все, и он не уверен, какая из них настоящая. Лишь глаза, подвижные и пронизывающие насквозь, выдают его, потому что их не касается улыбка, но большинство людей слишком слепы, чтобы это заметить. Джерард наклоняется к нему и тихо спрашивает, смотря куда-то в сторону. — Скажи, я выбил тебе все зубы? — Н-нет. «Всего лишь один», думает Фрэнк, машинально нащупывая языком на верхней челюсти протез. — Тогда почему ты не улыбаешься? — Прости, — Фрэнк поджимает губы, но тут же растягивает их в улыбке, когда к ним в очередной раз подходят люди. — Уже лучше, — говорит ему Джерард одобрительным тоном и берет под руку. Его, кажется, знают тут все, а Фрэнка нет, и поэтому, каждый раз, когда Джерард говорит «знакомьтесь, моя пара», Фрэнк краснеет и начинает задыхаться внутри. За этот вечер эта фраза звучит так часто, что он начинает верить в эту ложь, что помогает ему лучше вжиться в свою роль. Маска на его лице, тональник, скрывающий неприличные синяки под его глазами и еще незажившие участки кожи. Большую часть времени Фрэнк просто молчит. Он видит разных людей, разных рас, национальностей, замечает их особенности, цвет глаз и волос. Но когда он смотрит на их лица, он не видит ничего, потому что они выражают одно и то же. Они слишком счастливые. Но это не их вина. Фрэнк признается себе в том, что отчасти завидует всем им. Поэтому он старается избегать подобных мест, запирая себя в своей комнате, чтобы оградиться от всего мира. Может, когда-то он тоже хотел быть таким, он не помнит, правда. Его прошлое будто поблекло со временем, стало расплывчатым, как если бы его пропустили через грязную призму, которая исказила его воспоминания. Он должен был быть одним из них, однако что-то пошло не так. Когда? Джерарду нужно сказать речь, ему нужно говорить с важными людьми и слушать их пустые разговоры, поэтому Фрэнк остается один («ненадолго, я скоро вернусь») . Этого хватает, чтобы его тревожность усилилась втрое, когда он остается один посреди толпы чужих людей. Фрэнк не хочет ее слушать и идет на звон бокалов, расставленных на столах рядом с бутылками алкоголя. По крайней мере, никто не запрещал ему пить. — Пунш очень хорош, неправда ли? Фрэнк кашляет от слишком большого глотка, обжигающего его горло и стенки пищевода. Девушка в красном протягивает ему салфетку. — Извини, не хотела тебя напугать, — она мило улыбается, а в правой руке держа ополовиненный бокал. Фрэнк вытирает рот и пальцы, молча радуясь, что не запачкал рубашку. Он неловко улыбается в ответ. — Всё нормально. — Хорошо. Как тебе, нравится здесь? — девушка задает слишком много вопросов и, кажется, не собирается уходить. Фрэнк ищет глазами Джерарда. — Да, прекрасно. — Еще бы, ведь у этого ресторана звезда Мишлен, — девушка улыбается, делая глоток. Фрэнк чувствует себя глупо и беспомощно, и если честно, ему срать на любые звезды. — Ты кого-то ищешь? — Да, я не один здесь. Он наконец-то находит среди разномастной толпы нужную фигуру. Девушка поставила пустой бокал на стол и проследила за его взглядом. — О, так ты с Джерардом? Он не рассказывал о тебе. «Он много о чем не рассказывает», думает Фрэнк, но вслух говорит другое: — Вы с ним знакомы? Девушка издает смешок, и Фрэнк невольно смотрит на ее дорогой костюм, кольцо на указательном пальце с затейливым узором неизвестного ювелира. Интересно, какую должность она занимает — руководитель отдела или заведующий босса — какие обычно занимают должности альфы. — Да, мы знакомы, — в ее спокойном голосе слышатся волнующие Фрэнка нотки, и он не знает, почему они его так задели. — Что ж, мне пора. Удачно провести вам вечер, — странная девушка снова одаривает его улыбкой и удаляется, вскоре теряясь в толпе. Фрэнк снова остается один и тоскливо смотрит на Джерарда, который разговаривает с каким-то парнем в идиотских очках, словно надеясь взглядом привлечь его внимание. Но Джерард стоит к Фрэнку почти спиной и не видит его. Он выпивает еще вина. Фрэнк начинает злиться на себя, потому что внутри него растет непонятное чувство, которое обычно называют ревностью. Она царапает его своими когтями, смешиваясь с обидой и грустью и разрастаясь в его груди снежным комом. Ужасное чувство, которое не отпустит его еще долго. Это напоминает ему то время, когда у Джерарда был гон — у свободных альф периодически раз в год случается такое — и когда он пропадал днями и ночами неизвестно где, а потом приходил домой с чужими запахами. Фрэнк ничего не мог поделать и старался не попадаться ему на глаза, закрываясь в комнате — если Джерард не захотел быть с ним во время гона, значит, он ему противен. Хотя в таком состоянии большинству альф без разницы, где и с кем, но если Джерард не признавал его своей парой, в чем Фрэнк мог его винить? Но Фрэнк злился на него, потому что тот не может его отпустить. Словно он обвил его веревками, опутал сетью укусов и меток и не дает уйти, привязав к себе нарочито длинным поводком. Фрэнк касается пальцами черной кожаной полоски вокруг своей шеи и иронично усмехается над собой. Ошейник тоже на месте.***
Они вваливаются в прихожую, оба пьяные и растрёпанные. Давно уже за полночь и в квартире почти кромешная тьма, но Джерард не спешит включать свет. Он прижимает Фрэнка к стене, шаря руками по его телу, комкая рубашку и задирая ее наверх. Глаза Фрэнка ещё не привыкли к темноте, и он на ощупь пытается оттолкнуть Джерарда и повернуться к нему лицом. — Пошли в постель, не здесь, — шепчет Фрэнк, но его не слушают. Джерард перехватывает его руки и сильнее наваливается сзади, утыкаясь ему в шею и потираясь об задницу. Фрэнк чувствует на своей коже горячее дыхание с алкогольными хмельными парами. — Они смотрели на тебя, — бормочет Джерард, начиная рывками сдергивать с него джинсы, — и знаешь, что я видел в их взглядах? — Что? — Фрэнк прекращает попытки высвободиться и тяжело дышит. Ему жарко. — Интерес. Желание. И похоть, — пьяно чеканит Джерард. — Это бесит меня. Он тянет его за волосы, заставляя откинуть голову назад и открыть шею. Фрэнк тихо шипит, когда Джерард вцепляется в неё болезненными укусами. — Я не могу представить со сколькими ты был за этот год, — и на этих словах Фрэнк распахивает глаза, словно его окатили ледяной водой. Джерард… он действительно думает о нем так? Фрэнк отталкивает его от себя на несколько шагов чуть дрожащими от алкоголя руками. Он не может поверить своим ушам. — Я, — его голос срывается, но он продолжает, — я никогда не изменял тебе, ни с кем. Это правда. Джерард на какое-то мгновение выглядит неподвижным. Фрэнк не видит его лица, лишь темный силуэт. Он думает, что сейчас его начнут обвинять во лжи, а он будет плакать и говорить, что это не так. Но ничего не происходит. Джерард молчит, а потом опускает голову и неровно отступает назад, разворачивается и медленно уходит вглубь квартиры, немного пошатываясь. Фрэнк оседает на пол.