Я избран был небес просвет закрыть…
Его душа всегда искала покоя. Каким бы стремительным и необузданным не был бы поток его эфира, как бы ярко и дерзко он ни давал о себе знать, руша чью-то гармонию, взамен наполняя её дыханием своих буйных ветров, а всё же он, как вечный странник, искал какого-нибудь дивного тихого места, в котором бы его душа могла пустить корни и застыть словно столетнее древо. Его клетки наполняло дыхание трех миров, его кровь тягучим вязким потоком курсировала по венам, его сердце горячо и страстно билось в груди. Он жил, и именно в этом находил свое предназначение, ведь более могущественного спутника, чем время, было не сыскать, ибо время наполняло его бессмертную жизнь изменениями, которые меняли декорации окружающего его мира, и всегда в них были и другие существа, наполняющие его жизнь бесконечным светом……земля ли остыла под ногами, или же мое тело стало таким холодным, что само себя этим холодом пугает…
— Ааааа! — пронзительный крик Жнеца всколыхнул ранее не знавших подобных звуков стен. Не знавших именно от младших богов смерти. — Господин, господин, как же так… Шу-эр свалилась с ног и отчаянно вцепилась себе в волосы, стеная что есть сил и захлебываясь в этих криках. Не менее шокирована была и Су Су, от застывшего на лице ужаса так и не сумевшая хоть раз моргнуть. Все, кто в этот момент присутствовали в Бестиарии были испуганы тем, что видели их глаза. Когда Сюань Юэ вернулся, он пришел не один. Его поникшая голова была низко опущена, в руках он держал холодное тело оборотня, и опустив его на пол беспомощно упал на колени так и не сказав ни одного слова. Ранее мягкую плоть постепенно накрывало трупное окоченение, и хотя его глаза были закрыты, а все же выражение его лица, еще не успевшее пойти трупными пятнами, выглядело изможденным, будто в последние минуты своей жизни он порывался сделать что-то, но не сумел. Он был мёртв, и не просто мёртв, когда душа всего-то что покидает оковы понесшей критической урон плоти, нет. Он был мёртв окончательно и бесповоротно, никто в трёх мирах не смог бы призвать его душу и дать ей шанс, потому что его душа тоже была уничтожена, уничтожена сумрачным мечом, который в своей руке держал Сюэ Ян… нет, который ему вложили в ладонь, перед тем сведя с ума. Сюань Юэ застыл в неподвижном положении, его тело била мелкая дрожь, свисающие вниз волосы словно черными шелковыми нитями укрывали часть тела Лунъю. Его друг, его самый верный… верный до самого конца, всегда любивший его настолько, что эта преданность в итоге сгубила несчастного оборотня. Он, не признавшийся даже тогда, когда это чуть не стоило ему жизни в холодной пустыне, и теперь уже никогда не признается, что всё знал и молчал, потому что ведал, что повлечет за собой раскрытие такой правды. И она раскрылась наиболее жестоким и беспощадным образом, словно кровавый цветок появившийся на свет из крови и насилия. Лунъю был мёртв, и его жизнь была отобрана тем, кого они оба любили и ради кого принимали раны. Теперь остался лишь один Сюань Юэ, кто с бесконечной нежной преданностью хранил в своем сердце эту буйную, дерзкую и самую ранимую любовь из всех, ибо этой любовью был его ныне оскверненный цветок, его Король Ночи, сердце и душа которого пошли ужасными трещинами, а сам он был на краю гибели сильнее, чем когда-либо. Боги обманули его, его собственный брат молчал, даже его возлюбленная предала его, которой он доверил единственное, что так отчаянно берег, из-за чего проливал слезы и принимал боль. Небеса убили всё это, разрушили, растоптали, смешали с грязью, криками и кровью. Время, что можно было назвать золотой эпохой в их жизнях так легко было уничтожено, так быстро, что разум отказывался верить в невозможность что-либо изменить. Но Сюань Юэ знал, что даже он не сможет этого изменить, и даже если собрать осколки разбитого зеркала прежней красоты уже не видать, пусть даже он соберет его до последней крупинки, однако шрамы, шрамы изуродуют то, что он создаст, и никогда уже ровной глади не бывать. Зеркало изуродовано, а вместе с ним и то, что оно отражает. Внезапно Сюань Юэ услышал тончайший звон, будто сместилась тонкая серебряная цепочка. Его прежде опущенные в пол глаза чуть сменили свое положение и поднялись на уровень талии Лунъю, откуда он услышал этот едва различимый звон. Похоже что-то сместилось под собственным весом и скользило вниз. Сюань Юэ осторожно запустил ладонь под его пояс и нащупал что-то круглое, от которого действительно отходила длинная цепь. Это была серебряная подвеска-кулон размером с голубиное яйцо с очень изысканным витиеватым орнаментом на поверхности, в центре которой был изображен черный тюльпан. Внутри этот кулон оказался полым, а посему открыв его Сюань Юэ замер, как только его глаза увидели рисунок исполненный в приглушенных тонах. Это был Сюэ Ян, но на рисунке он был очень юн, словно был нарисован через пару-тройку лет после своего вхождения в сумрак. Его лицо было умиротворенным, но не лишенным своего невинного очарования, спокойные черты лица бередил намек на улыбку, еще короткие волосы были подвязаны кожанным шнурком. Этот его чистый, лишенный страданий невинный облик навечно застыл в рисунке, который Жэчхи нарисовал для Лунъю и поместил в кулон, благодаря чему тот всегда мог носить его с собой, а после изгнания долго вглядывался в него не сдерживая горячую влагу, что скапливалась в уголках его глаз. Ладонь, сжимавшая кулон, затряслась, Сюань Юэ широко распахнул глаза, его горло не сумело сдержать сорванные полукрики, что сходили с него кровоточащими ранами, которые сжигали его разум и сердце. Он не мог не кричать, хотя уже и не слышал тех стенаний, что издавала Жнец, не видел тех взглядов, что притаились в углах и за колоннами. Все боялись подойти к телу оборотня, но больший страх у них вызывал сам Второй господин, которого трясло сильнее прежнего, глаза его застыли в мертвой точке, а белки пошли кровавыми трещинами. Испарения Бестиария уплотнились так сильно, что сдавили и без того разгоряченный воздух, туманные скопления на фресках чернели, и эта тьма, отходя от них, постепенно заволакивала пол и стены, двигаясь в сторону Сюань Юэ. — Господин… — стенала Шу-эр, чувствуя себя вдвойне виноватой, ведь тогда она не поверила Лунъю и кинулась за Вторым господином, из-за чего он узнал правду так спешно и нелепо, что с его губ сорвалось то, что он в гневе и отчаянии тогда прокричал оборотню в лицо. — Господин, умоляю… вы ведь не оставите их в покое, вы ведь отомстите?.. Кто бы это ни сделал, кто бы за этим ни стоял… пожалуйста, убейте, убейте их всех! Жнец вырвалась вперед, Су Су едва успела удержать её за острые плечи, но младший бог смерти распласталась на полу Бестиария словно подвижная плазма и начала биться головой об пол. — Отомстите им, отмстите! — рыдала она. — Господин, они убийцы, они должны за это заплатить! От одежды Сюань Юэ начали исходить черные завихрения, поднимаясь глубоким черным пламенем, и чем сильнее стенала Жнец, тем резче это врезалось ему в сердце. — Пусть они все умрут, убейте их всех! Пусть все виновные умрут, не щадите никого… меня тоже не щадите, ведь я виновата не меньше… Не успел Сюань Юэ поднять на неё взгляд, как Жнец ударила своими длинными ногтями прямо себе в грудь, добираясь до сгустка плазмы и сожгла его, а вместе с ним стремительно загорелось её тело, обращаясь в вереницу искрящих зеленых огоньков. В изгнании Лунъю она винила себя, и теперь увидев какая жестокая смерть его настигла, узнав, что Сюэ Яна свели с ума и подтолкнули к этому убийству она полностью потеряла себя. — Шу-эр! — пораженно воскликнула Су Су, но в её руках осталась лишь черная мантия с которой осыпались крохи еще не успевшего раствориться пепла. Жнец подняла пораженный взгляд на Сюань Юэ и отчаянно прошептала: — Господин… Сюань Юэ успел лишь протянуть руку, когда Жнец поразила свою плазму, но он уже ничего не мог сделать. Увидев самоубийство доверенного младшего бога смерти в собственном Бестиарии, он, сжав зубы, тяжело выдохнул и тут же подорвался с места, поворачиваясь спиной к Су Су и направляясь к выходу из Бестиария. Жнец тут же ощутила настоящую дрожь земли и съёжилась, поскольку едва ли Сюань Юэ сделал пару шагов как из самых недр Бестиария, пробивая пол, вырвался изумрудно-зеленый столб пламени. Эта была та самая могущественная энергия, что копилась в недрах Бестиария и которую Сюань Юэ укрощал. Она скапливалась под комплексом многие столетия, томившись в ожидании расправить крылья своей плотоядной тьмы… С каждым шагом Сюань Юэ из пола вырывался новый столб, и пробивая крышу поднимался высоко в чёрное небо, пробивая и его. — Какой нынче день? — спокойно спросил Сюань Юэ и продолжая идти поднял руки, завязывая свои волосы в высокий хвост. — Сейчас полночь нового дня господин, — спешно идя за ним, видя лишь его прямую спину ответила Су Су. — Наступил четырнадцатый день девятого месяца. Ей могло показаться, ведь она видела лишь его спину, но внутреннее чутье подсказывало, что уголки губ мужчины слегка приподнялись. — Раз демонов приглашать не надо, собери всех верных, — низким, обманчиво игривым голосом сказал Второй господин. — Верных? — переспросила Су Су и тут же поняла, что он имеет в виду. Как самые могущественные обитатели сумрака, младшие боги смерти напрямую служили Янь-вану и без его разрешения не подчинились бы даже самому Второму господину. Под «верными» Сюань Юэ подразумевал тех узников, которые находились под Бестиарием. Это были пораженные когда-то темной материей верхние боги, кровные брат с сестрой, которые не сумели противостоять сильнейшей темной Ци, которая поразила их из-за того, что им был отдан приказ касающийся сумрака. Сам Янь-ван сразил их, направив на них эту разрушительную волну, а боги, увидев, что кампания провалилась предпочли низвергнуть ослабевших, уже не пригодных служению свету богов в ад, поближе к тому же Янь-вану, но тогда еще будучи совсем юному Сюань Юэ это показалось очень забавным, и он упросил брата не убивать их, а позволить жить. Изначально будучи верхними богами они бы попросту погибли от темной материи, но Сюань Юэ нашел выход: он заключил их под Бестиарием и позволял совершенствовать новый духовный канал, а чтобы облегчить их страдания позволял им накапливать светлую энергию из осколков тех самых душ самоубийц, что уже не могли переродиться. Эти два бога столетиями питались силой Бестиария, и с гневной одержимостью ненавидели Небеса. — Мой господин, не делайте этого! — взмолилась Су Су. — Они так долго провели в заточении, что неизвестно чего от них ожидать, они могут пойти против вас! Сюань Юэ издал хриплый смешок. — Враг моего врага — мой друг, — коротко ответил он. — За кем, по-твоему, им выгодней сейчас идти? — Но господин… — Я сказал освобождай! — не терпя возражений он повысил голос и обернулся на Жнеца, из-за чего та вздрогнула и интуитивно опустилась на колени, устремляя взгляд в пол. — Не испытывай мое терпение. Жнецу не оставалось ничего другого кроме как подчиниться. Эти два бога были связаны печатью Владыки, и Янь-ван постановил так, что в случае чего младшие боги смерти смогут экстренно снять эти печати, потому что они были его слугами. Су Су знала, что за неповиновение и тому и другому её ждет неминуемая смерть, однако приняв сторону Второго господина решила, что в таком случае её смерть будет не напрасной. Она помнила выбор Шу-эр и её участь, а посему если и обречена была умереть, то желала сделать это без сожалений. Раскрыв ладони и ударив ими по полу, от места столкновения начали отходить письмена, словно быстрая река уходя всё дальше, проникая во все щели и направляясь вниз, пока наконец не достигли черного ничто, в котором томились двое ныне сумрачных богов с неимоверной жаждой мести. Первыми из тьмы возникли сверкающие золотым свечением глаза, в которых эти два бога сохранили те последние капли своей божественной крови, что как известно у верхних бессмертных была золотом, а почему сохранили, потому что те, к кому они придут, непременно должны узнать их. Цепи с громким шумом спадали с них, темная материя, прежде сдерживающая их крошилась и слетала корками чего-то твёрдого, будто базальт — черная плотная застывшая лава. Огонь, что начал отслаиваться от их тел сжимался в наполненные агрессивной красотой одеяния, что покрывали их обнажившуюся кожу. Боги улыбались… А тем временем выйдя из Бестиария, Сюань Юэ наблюдал, как столбы мощной темной энергии пробили черные небеса и уже наверняка достали до небес более далеких. Он чувствовал, как сумрачный огонь слой за слоем убирает преграды, пытаясь как можно быстрее добраться к Да-Ло. Сумрачный огонь был в его подчинении, как и темная материя, носителем которой был он сам. Если эти два пламени смешаются, сам воздух начнет полыхать, уничтожая всё, что сумеет поглотить. Но всё же была одна проблема, а именно транспорт передвижения как его, так и тех, кто уже собрался в Дьявольской Пустоши в ожидании того, что произойдет. Четырнадцатый день девятого месяца был днем разгула нечисти, а нечисть как известно, в качестве временных или постоянных хозяев выбирает тех, кто сумеет их прокормить, а что было пищей для демонического отродья? Правильно, полнейший хаос, в котором можно уничтожать всё, что видят глаза и чувствует нос. Им нужна была еда, а посему они с удовольствием начнут облизывать кормящую их руку. — Мастер… — хоть и приглушенный, но не лишенный твёрдости голос прозвучал за его спиной, и Сюань Юэ обернулся, видя опустившихся на одно колено за его спиной богов, что низко опустили голову, замерев в ожидании. Они обратились к нему в очень уважительной и подобающей форме, используя то же наречие, что принято на Небесах. — Приказывайте. Увидев оболочки, которые они приняли, бог самоубийц не мог не улыбнуться, покуда то, какими они перед ним предстали, воплощало собой самую свирепую, самую опасную и самую жадную тьму, а посему вид их был очень соблазнительный, как на его взгляд. — Как вы предпочитаете вернуться? — спросил он. — Станете ли отзываться на то, как вас окрестили в вашей прежней жизни? Боги переглянулись и твердо ответили: — Нижайше молим вас дать нам новые имена. Сюань Юэ чуть склонил голову, задумавшись, а затем неторопливо ответил. — В таком случае ты, — указывая рукой на мужчину, Сюань Юэ изрек: — будешь называться Сян Юй, а сестра твоя отныне будет носить имя Юй Цзы. Боги в удивлении подняли на него взгляд. Имена, которые он им дал, несли в себе определенное прошлое, а именно содержание старинной оперы «Государь прощается с наложницей», где преданный собственными войсками полководец Сян Юй умирает, а верная ему до конца наложница Юй Цзы накладывает на себя руки. — Мастер, вам ведь известно, что мы кровные брат с сестрой? — осторожно спросил «Сян Юй». Боги так и не поняли, о чем он говорит, а Сюань Юэ, памятуя о устремленном на него влюблённом взгляде того, чей взор отныне прояснился, крепко сжал зубы, но с его лица так и не исчезла сдавленная улыбка. — Сюжет этой оперы мне ненавистен, — в несколько странных чувствах произнес Сюань Юэ. — Потому что в этой опере обнажена трагедия, любовь и смерть. Но сейчас я отчего-то склонен к мысли, что именно она как ничто иное отражает всю суть этой, так же ненавистной мне трагедии. Я не позволю себе забыть, а посему одно ваше присутствие отныне всегда будет напоминать мне об этом. В неимоверной ненависти и гневе он пожинал плоды того, что ему довелось узнать, и в том, что Сюэ Яна обманули и использовали он не сомневался, и большего горя ему добавляло то, что это был мужчина, который судя по всему постарался очень хорошо, что ради него Сюэ Ян рискнул сыграть в салки с собственной судьбой, и к сожалению этой самой судьбе проиграл. Зато другой, ради которого он это сделал, отныне будет поживать очень хорошо, ведь сам Сюань Юэ помог адепту не ведая о том, что в это же время происходило с его Королем Ночи. Какая ирония: Сюэ Ян ведь хотел, чтобы именно Сюань Юэ помог Сяо Син Чэню, и Сюань Юэ помог, даже не ведая о таком его желании. Почему Сюэ Ян должен был заплатить такую цену, почему в тот день всё пошло не так, словно бы их всех скинули с обрыва дабы посмотреть научатся ли они летать. Летать Сюань Юэ и правда не умел, но покуда падал уже не в первый раз, то… бегите, глупцы, ибо из дна, в которое его низвергли, поднимется пламя и сожжет всех, потому что этот бог был из тех, кто падая всегда поднимается. Мост Золотого Пути был невозможен, поскольку контролировался по половине, и та, что была снаружи, была во власти богов, а та, что уходила в сумрак — во власти темных божеств. Понимая, что дабы перенести всё содержимое одних лишь столбов мало, а демоны и вовсе никогда не смогут пресечь барьеры всех тридцати шести небес, Сюань Юэ развел руки в стороны, призывая свои силы, и в тот же момент из Бестиария хлынула еще одна, на этот раз скорбно черная волна, что обогнув его тело будто змея устремилась вверх. Это были все души самоубийц, которыми владел Бестиарий, и сейчас они, накладываясь друг на друга слоями образовали собой переливающуюся черным перламутром дорогу шириной в два метра. Это был мост, сотканный душами самоубийц, который не разрушится в пространстве смещения между сумраком и Да-Ло, и будет крепко удерживаться над пустотой какой бы вес он на себя не принял. К тому же, когда переход закончиться, этот же мост, распавшись, не вернётся в Бестиарий. Вся темная Ци, которую он в себя впитает, до последней капли поглотится Сюань Юэ, тем самым обеспечив ему долгосрочный запас черной материи, которым будут восполнятся его силы вне родной среды обитания…***
Моя боль несоизмерима ни с чем. Пусть же каждый разделит её со мной…
— Как он мог так бессовестно нас подставить?! — сокрушенные громкие крики пронзали зал. — Да еще и так бесстыдно и смело вывалить всё прямо в лицо Сюань Юэ! То, что Гун-Гун подставил их, боги узнали едва ли от самой сущности: он вальяжно и дерзко прогуливаясь в низах вбросил им весть о том, что «благое дело» свершилось, и что «кое-кто» очевидно лично засвидетельствует свое почтение, дабы со всей признательностью их отблагодарить. — Но он же не мог вот так взять и предать нас, зачем ему это? Мы же единственные, кто может гарантировать ему защиту в случае если бог самоубийц объявил бы на него охоту, а он объявит. — И теперь, похоже, не только на него. Присутствующие из четвертого поколения с разъяренными, немного побледневшими лицами уставились на того, кто прервал их ссору. Это был представитель третьего поколения, отец Бао Шань Саньжэнь. Его тоже поставили в известность, что случилось в серединном мире, и что существо сделало с подопечным Сюань Юэ, Сюэ Яном. Бог из третьего поколения подошел к одному из присутствующих, который до этого вел особо громкую речь и без лишних слов влепил ему грубую пощечину, да еще и такую сильную, что тот отлетел и глухо ударился о пол. Мужчина всегда знал, что есть некий заговор против Второго господина по абсолютно нелепым и бессмысленным причинам, как знал и то, что в этом были замешаны не только относительно молодые боги, но и несколько представителей из третьего поколения, что точили на бога самоубийц зуб, потому что боялись его, и мужчина понимал почему. Но даже так он никогда не допускал мысли, что пусть и имея на руках все карты боги откажутся предположить, что их самих могут подставить, и что тот, кому они причинили такую подлость, не поскупится вернуть удар, что был причинен ему в самое сердце. — Гун-Гун слишком глуп, чтобы предать вас лишь по своей воле, — негромко сказал он. — Некоторые подробности, что он выдал Второму господину сумрака, не могли быть ему известны. Отец Саньжэнь был прекрасно осведомлен о том, что мойры, эти потерявшие былое могущество существа древнего мира всегда благоговели Сюань Юэ, потому что им, как и богам третьего поколения, он напоминал того демона, из-за которого в мире бушевала Тысячелетняя война. Да, эти хладные существа были под покровительством верхних богов, но до того сильно они выслуживались перед Сюань Юэ, что сомнений в их возможных скрытых мотивах не оставалось, хотя было загадкой, чего же они от него могут желать. Возможно, предложив свои услуги в этой жестокой подлости они с самого начала преследовали лишь одну цель — довести Сюань Юэ до того, чтобы он обрушил свой гнев на Небеса, которые больше тысячи лет назад убили того, кто взял их под свое крыло, заботился и защищал. Они-то знали того демона как Бога Жизни, но третье поколение богов, которым удалось его уничтожить, знали его лишь как могущественного демона той эпохи, даже носители гена памяти не ведали, что это был Янь-ди. Мойры были преданны ему, и хотя не были способны любить доказывали свою преданность тем, что всецело принадлежали ему всем, из чего были сотканы — жаждой наполнить этот мир страданиями. Тысячелетиями они вынашивали свои планы, они ждали того, кто способен на возмездие, а когда на свет появился Сюань Юэ они поняли, что именно этот бог будет способен на то, что прежде не удалось Янь-ди, а когда родился Сюэ Ян они с удовольствием вмешались в его судьбу, понимая, что именно в этом мальчике сокрыт настоящий ключ к вратам Да-Ло, который они используют, дабы заманить туда бога самоубийц. — Что же нам теперь делать? — воскликнул кто-то, но мужчина даже не посмотрел на него. Само собой, боги никак не ожидали, что как они предали и «убили» Сюэ Яна, так мойры и Гун-Гун предадут их, почему их души и тела изрядно встряхивало, ведь пока что всё было тихо, слишком тихо, и эта могильная тишина пугала еще сильнее. Неожиданно боги краем глаза увидели, как от окна, из которого внутрь лился свет, начали отходить мрачные тени, ровной волной ложась на убранства зала. Выйдя на балкон боги потеряли дар речи. Солнце, которое непрерывно светило над Да-Ло, где никогда не было ни закатов, ни рассветов, а посему и самой тьмы, медленно начала закрывать… пришедшая в движение луна. Она сдвинулась с места, луна, что белый день превращала в кровоточащую ночь, обагрившись черно-багровым цветом, испуская бесшумно струящийся красный свет. Луна, что в немом отчаянии заливаясь слезами неспешно закрывала солнце, порождая самое зловещее предзнаменование огромной беды — солнечное затмение. Именно оно сопровождало предательство Янь-ди, и именно оно предшествовало событиям Тысячелетней войны, когда Янь-ди убивал не только плоть, но и душу. Имя бога самоубийц — Сюань Юэ. Даже иероглифы его имени по форме были с острыми концами, и для их написания никогда не требовалось мягкости движений, ибо в самой своей природе они изначально несли дерзкую волну неповиновения и критичности, присущей сильным волевым личностям. Его имя, хранившее в себе древнюю истину, отражало в себе девятый месяц по лунному календарю, месяц, когда всё чернеет. Чёрная луна — вот как переводилось его имя для всех, кто его слышал, а поскольку луна чернела только тогда, когда закрывала солнце, то второе значение имени было Солнечное затмение, что и было скрытым достоверным переводом имени Сюань Юэ, которое несло в себе память того самого времени, когда над миром правила Тысячелетняя война, а вместе с ней и тьма, поглотившая его благодаря тому, что Янь-ди сместил луну и закрыл ею солнце. Так прежде белая луна стала чёрной... А теперь луна снова пришла в движение, и мужчина не мог не ужаснуться этой страшной истине, ведь это означало, что «Он», подобно этому затмению, неизбежно явит себя… Бах! Едва лунный диск полностью закрыл солнечный, тем самым похоронив собой последний луч золотого сияния, как ужасающий силы грохот пронзил собой воздух, наполняя его звуками удара от сильнейшего столкновения. Что-то ударилось о барьер на границах Да-Ло, и спустя пару секунд снова повторило свой удар словно взмах плети, который бил с особой жестокостью, а посему без единого промаха. Молодые боги в ужасе переглянулись, а отец Саньжэнь мысленно воззвал ко всем оставшимся в живых представителям третьего поколения, после чего переместился к той территории Да-Ло, где была воспроизведена атака на барьер. Оказавшись там он и старшие боги увидели, что барьер был ослаблен, кто-то намеренно стер письмена, что были расположены внутри, а не снаружи. Само собой, это было дело рук мойр, что едва заслышав первый удар в радостном предвкушении затаились, готовясь встретить гостя, который непременно придет и к ним. Словно стена представители третьего поколения, коих способных нести оборону было лишь пятеро, в молчаливой неподвижности ждали, когда пошедший кошмарными глубокими трещинами барьер рухнет. Они вышли дабы принять удар первыми. Все остальные боги, немедленно возвращаясь с земли или других миров должны были сплотиться внутри, но и здесь их ждала неожиданность: из всех тридцати шести Небес только в Да-Ло они не смогли вернуться, ибо та тьма, что скрыла его в черный непроглядный купол, не дала им пройти. Этот купол был создан из плоти и темной энергии демонов, которые получив амнистию не успели выбраться из сумрака на землю, в итоге став живой материей, из которой Сюань Юэ сплел свою сеть. Крики, похожие на хищный вой сирен из бездны морей были первым, что услышали боги, когда стена наконец разлетелась на бесконечное количество осколков, точно как и воспоминания Сюэ Яна, уничтожение которых спровоцировало на его душе такие же уродливые глубокие трещины. Вслед за криками, по ту стороны тьмы на неимоверной скорости внутрь просачивались извивающиеся черные завихрения, и едва коснувшись воздуха тут же отравили его, едва коснувшись зелени тут же умертвили её, распространяя повсюду свою гнилистую отраву, что превращала всё живое в осыпающийся пепел. Вслед за ними из тьмы вырвалась плотная багровая волна, что словно цунами гналась вперед, сметая все на своем пути. Это была кровь и темная материя, что поглощала в себя энергию, тем самым становясь больше, и ранее питаясь лишь плотью демонов, которых для этой цели использовал Сюань Юэ, она жадно устремилась к этому кладезю светлой Ци, коей было пропитано Да-Ло. Боги, увидев эту волну, создали свой купол, который вырвался вверх прозрачной стеной, не давшей волне ударить по ним и просочится дальше. Когда же багровая тьма рассеялась, отец Саньжэнь увидел, как вдали, неспешно, но твердо движется облаченный в черное силуэт. Мужчина невольно задержал дыхание, ведь в прошлом он уже видел подобную картину и онемел, поскольку эта была почти идентична. Тогда среди криков крови и такой же багровой темноты их изживал демон с копьем в руке, что был облачен в красно-черные одежды, чьи волосы были затянуты в высокий хвост, а глаза, которые сочились тьмой сверкали словно черные жемчужины и абсолютно были лишены пощады. Он забирал жизни, он забирал души и… плакал, плакал каждый раз как только убивал, словно с каждым убитым терял часть собственного эфира, который умерщвлял в других. Всё происходило так будто возвращался кошмар многовековой давности, только в этот раз это был не представший демоном перед богами Янь-ди, а другое божество, несущее в своем сердце не меньшую боль, а посему жаждущий жестокой расплаты, в которой наконец нашла бы покой эта терзающая душу боль. — Отец… — медленно прозвучавший низкий голос будто протягивал руку из дна, дабы его смогли вытащить, но не последуй за ним такой же низкий хриплый смешок и мужчина бы уверовал, что в этом разуме еще есть хоть капля сознания. — Я очень рад, что вы встречаете нас. Простите, что без подарков. Как видите, мы в невероятной спешке торопились к вам… Он не стал задерживать на них свое внимание, ведь его целью сперва было нанести визит мойрам, так что пока он ограничился тем, что позволил брату и сестре взяться за своих врагов. Боги, не ожидающие подобного поворота, что Сюань Юэ просто отмахнется от них и спокойно, будто лениво шествуя в праздной прогулке свернет в другую от центра Да-Ло сторону хотели было заговорить, но им не дали: багровая волна накатила с новой силой, Сян Юй и Юй Цзы, жадно сверкая золотыми глазами намеренно спровоцировали битву, отвлекая на себя, и в этих существах небожители узнали тех самых богов, которых когда-то скинули в ад, думая, что те данным-давно как мертвы. Грехи прошлого действительно дали о себе знать, и время платить по счетам наконец наступило… Когда Сюань Юэ, оставив их бесноваться снаружи, а темной материи вытягивать из Да-Ло энергию вошел в Зал Нитей Судьбы, он, миновав его, спокойно вошел в помещение, где мойры ткали полотна человеческих судеб. Увидев сумрачного бога, мойры, что уже давно были готовы встретить его упали на колени и прижали лоб к земле. Увидев такое их поведение Сюань Юэ не удержался и улыбнулся самими губами. Его голова качнулась в сторону, бегающий взгляд никак не мог сфокусироваться на чем-то. Он словно был опьянен, на деле же его разум отчаянно сопротивлялся тому, как быстро тьма покрывала его душу, не оставляя места для малейшего просвета. Сюань Юэ медленно сходил с ума. — Так значит вы исковеркали его судьбу, потому что вас… — Принудили, Ваше Превосходительство, — скрипучий голос древних тварей неприятно резал слух. — Но этого им показалось мало, мой повелитель. Мойры прекрасно знали, что не потрепаться о былом он сюда пришел, а чтобы предать их мучительной смерти, но даже так они были согласны принять свою участь, лишь бы Небеса постигла участь Янь-ди, а потому криво улыбнувшись они быстро, насколько могли, поведали ему следующее: — Как вы помните, когда-то давно Карма вверила вам эфир, который вы возвели в мир, позволив ему воплотиться двумя душами, что и ныне живут там, уже успев родиться и даже встретиться. Многие столетия вашей милостью они перерождались вновь и вновь… — И что? — медленно, очень медленно прошептал Сюань Юэ, чьи глаза сверкали зелёным пламенем, наполняя их старые тела всепоглощающим страхом, от которого сущности робели и ликовали. Да, именно таким был почивший Бог Жизни, который в своей мстительности сокрушал землю и Небеса почти тысячу лет. — А то, что они, отдав нам такой приказ, так же выбрали будущего палача для вашего цветка, что должен был снести ему голову и в итоге взойти на Небеса как герой, сразивший дьявольское бедствие. Уголки губ Сюань Юэ задергались, он начал тяжело и шумно дышать. — Кого они выбрали? — затравленно прошипел он. — Кто должен стать палачом?! Мойры улыбнулись, все еще будучи прижатыми лбом к земле. — Вэй У Сянь. Губы Сюань Юэ непроизвольно приоткрылись, взгляд отразил новое сокрушение собственной души, ведь этот человек был носителем второй части эфира, той самой энергии, которая была вверена Сюань Юэ самой Кармой и для которой он был одновременно и отцом, и стражем. Получив её он так же вынужден был принять ответственность за эти души в случае их рождения, и он не мог им навредить, покуда они принадлежали Карме, а Карма вверила их ему. Хитрые боги прекрасно всё подсчитали, ведь они были уверены, что у Сюань Юэ не хватит мужества тягаться с силой трёх миров, что ими же и правила. Мойры в немом удивлении подняли глаза, когда увидели, что Сюань Юэ, медленно согнувшись схватился руками за живот, и подергиваясь плечами начал громко и заразительно смеяться, причем так громко, что сам едва ли не задыхался. Вскинув голову он продолжал это делать до тех пор, пока одно из ребер под таким страшным давлением не вошло в легкие, и с детства боящийся щекотки только тогда бог самоубийц немного утихомирился, хотя эхо его смеха звучало до сих пор. — Они что, думают, что раз эфир принадлежит Карме, я ничего с ним не сделаю? — улыбаюсь больной, измученной улыбкой хихикал Сюань Юэ. — Это я их разделил на души, хотя мог бы сразу и убить. Карма дала мне их как игрушку, не более, я могу даже поглотить их или вырастить из этой энергии себе наследников. Ха-ха-ха-ха, они что, и правда думают, что такая херня не даст мне бесноваться вволю? Какая смешная шутка, — мужчина было опустил голову, но затем поднял взгляд, в котором затаилась вся ненависть мира. — Я их породил, я же их и убью, и никто меня не остановит… нет, кто посмеет меня остановить! Его голос сорвался, но тут же затих, словно бы эта буря сделал над собой усилие, чтобы в одно мгновение не размазать их по стенке. Мужчина чуть кривовато улыбнулся и ласково прищурился. — К слову, милые дамы, не соблаговолите мне отдать клубок нитей из которого плетете его судьбу… От его взгляда мойры съёжились, видя, что блаженная улыбка так и не сходит с его уст. Вопрос о том, почему Карма отдала под попечительство бога самоубийц чистейший эфир оставалось загадкой не только для богов, но и для самого Сюань Юэ. Даже Янь-ван не до конца понимал зачем же сокрытая в системе Кармы душа Янь-ди сделала Сюань Юэ такой подарок, а это действительно было подарком, потому что день вручения совпал с началом очередного столетия в жизни сумрачного бога. Сюань Юэ получил эфир, но ему не сказали, что же он должен с ним сделать. Он не знал истинный замысел такого подарка. Карма, понимая, что этот бог обречен быть бездетным, что невероятно ранило его живую душу и губительно сказывалось на его сердце отдала ему концентрат чистейшей, еще незапятнанной земными циклами энергии, чтобы он, синхронизировав его со своим собственным эфиром создал себе тех, в ком бы сохранил частицу своей сущности, если говорить человеческим языком, то детей. И всё же, лишь ради возможности иметь детей... это была лишь одна из истин, почему он получил этот эфир, и эта истина относилась к её радостному значению. Печалью же такого подарка было кое-что другое, что Сюань Юэ поймет лишь в том случае, если каким-то образом узнает тайну своего рождения. Быть может о таком назначении, чтобы он мог иметь детей, Сюань Юэ и догадывался, однако будучи слишком мягкосердечным и сострадательным посчитал, что пускать такой великолепный эфир в подобный расход попросту стыдно, потому что тогда его судьба так или иначе будет связана с сумрачными пустотами, чего он, имея выбор поступить иначе, очень сильно не хотел. Они еще не были рождены, а он уже скорбел о такой их судьбе, а посему сделав выбор в пользу независимости этой энергии совершил то, к чему его влекло собственное сердце и чего он сам был лишен: он разделили эфир на души и дал им свободу самим решать, как дальше расти. Этим эфиром, как известно, стали нынешние Лань Ван Цзи и Вэй У Сянь, души которых прожили немало жизней, и всегда вместе. Они жили и даже не знали, что не Небеса стояли за их рождением, а тот, о ком в принципе не подумаешь, если речь пойдет о таком. Сюань Юэ и Янь-ван всегда сами встречали эти души и оба следили за тем, чтобы они в благополучии вновь вернулись в мир, а сам бог самоубийц, который мог покидать сумрак, хотя бы раз, но навещал их в очередной из жизней, и втайне любуясь тем, как они проживают очередное рождение иногда задумывался, а были ли бы они так же прекрасны, если бы он сделал их своими, в итоге обращаясь к ним уже как к собственным детям, или точнее к ребенку, поскольку сделав другой выбор он бы делить эфир не стал… Но эти мысли быстро покидали его разум, так как он был счастлив видеть их яркое и свободное движение, их наслаждение друг другом, их волнения и печали. Это было сродни наблюдению живой картины мира, чье движение бесконечно бороздит временные просторы, наслаждаясь абсолютной свободой своего существования… Карма предполагала, что он так поступит, но даже такой выбор все равно бы согрел его сердце, и ощущение родства так или иначе притупляло бы горькие эмоции бога самоубийц, однако даже Карма не могла предугадать, что непредвиденное чудо способно произойти. Явление в мире сумрака Короля Ночи было тем, что предположить не мог никто. Его рождение случилось случайно, это не было ничьим выбором, как и виной, оно… просто случилось, как среди бела дня может неожиданно снизойти теплый весенний дождь. Подобное появление само определило самое сильное родство, как и самые сильные чувства, а посему и Янь-ван и Янь-ди понимали, что этот мальчик самое слабое место в существовании Сюань Юэ. Загнав его меж двух огней боги не понимали, что в случае их раскрытия Второй господин даже не вынужден будет, а сделает выбор в пользу одного из них, и само собой он выбрал того, кого нарекли жертвой, а то, что эта жертва душа души его, и что с рождения за Сюэ Яном стояла его грозная тень, которая никогда не простит и не пощадит тех, кто причинит ему зло… даже если это будут те, кого он тоже любил, даже если это будет впитавший часть его вольнодумной дерзкой энергии Вэй У Сянь, что хаотичностью своей души так походил на молодого и юного Сюань Юэ до того, как ему довелось изведать столько боли… а вот Сюэ Ян был отражением темной стороны его души, он был той самой осязаемой болью, рожденной на почве истерзанной любви, а посему был ранимей, замкнутей, его чувства с рождения отличала потребность быть любимым, потребность быть убежденным в том, что его любят, врожденная жертвенность, что побуждала его защищать сущность своей любви любой ценой, и панический страх потери, который будет преследовать его всю жизнь. Этих двоих можно было бы назвать братьями, ведь у них одно начало, просто одному посчастливилось произойти от светлой стороны луны, а другому — от темной. И сейчас глаза Сюань Юэ были обращены на луну, что заходилась кровавыми слезами и стенала от боли. Луна закрыла солнце, чем и обрекла светлую сторону стать второй жертвой ради спасения первой… …Покончив с хитрыми тварями бог самоубийц покинул их пристанище, но выйдя наружу понял, что его уже ожидал небольшой сюрприз. — Надо же! — он радостно захлопал в ладоши. — Как же давно я не видел те кочерыжки, которые вы зовете своими лицами. Кажется, последний раз это было, когда я избавил себя от присутствия вашей сестренки, или я ошибаюсь? — А ты и впрямь сошел с ума, — нахмурился один из братьев Саньжэнь. — Да ты что? — издевательски улыбнулся Сюань Юэ. — Ты же понимаешь, что придя практически в одиночку, не сумеешь воплотить свою… — А кто сказал, — вопросительно изогнув бровь, развел руками Сюань Юэ, — что я пришел мстить? Я всего-то что заскочил в гости, дабы выразить абсолютно всему небесному пантеону бессмертных свою признательность за то, что наконец дали мне понять до чего же снисходительно слеп я был ранее, и попросту перерезать вас всех как свиней было бы деянием большого милосердия, дабы все эти годы вы, планируя свою пакость, зря не растрачивали это время на такой роскошный план. Он действительно роскошный, и дабы засвидетельствовать свою почтительность и уважение я даже сплел Небесам погребальный саван, но мы же с вами сделаем вид, что это торжественная мантия, правда? Впрочем, самое важное торжество в жизни смертного или бога это, как ни крути, час смерти. Подмигнув, улыбка Сюань Юэ стала шире. Сойдя с лестницы, бог самоубийц, продолжая хихикать, с ленцой делал свои медленные шаги, приближаясь к ним словно не ведающий преград хищник. Его глаза, будучи подернуты влажной пеленой черного тумана не заметили, как братья то и дело осторожно стреляют глазами за его спину, и по их взглядам можно было прочесть, что они с всё больше нарастающим страхом ждут чего-то. Из-за того настолько серьезным было положение они понимали, что такое вхождение в Да-Ло со стороны сумрачного божества могло означать лишь объявление войны, а посему даже не пытались прийти к переговорам. Они тоже были в курсе всей ситуации, а посему прекрасно понимали всю степень опасности, что ныне лишь посмеивалась себе под нос. Пока Сюань Юэ, медленно покачиваясь, брел на них, призванная им темная материя и большая часть тьмы уже вовсю свирепствовала в верхних небесах, сжирая не только энергию, но даже воздух и свет, и боги прекрасно понимали, что сосредоточением этой силы являлся именно он, Сюань Юэ. Его разум заволакивала тьма, постепенно поглощая его в свои непроглядные глубины, и как бы силен он ни был, а противостоять этому зову тогда, когда сам так желал мести просто не мог, и возможно неосознанно позволял ей властвовать над собой значительно больше, чем следовало. Это же понимали и боги, выжидая своего часа. Сюань Юэ не видел смысла пачкать о них руки, один из его глаз уже наполовину почернел, на руках проступил черные вены, а его оружие ярко переливалось аметистовым цветом, что означало, что меч нагревается, а вскоре и самому Сюань Юэ припечет пустить его в действие. — Ну так что? — глухо отозвался он, пока в его руках скапливались черные завихрения. — Сами спрыгнете в ад, или вам помочь? Глаза богов стрельнули за его спину еще раз. — Себе помоги, — низко процедили они, и Сюань Юэ, тут же почувствовав затылком холодное дыхание смерти не сумел даже оглянуться, как в его спину на неимоверной скорости врезалось нечто похожее на стрелу, что насквозь пробила его и выйдя из раны воткнулась в землю. Изо рта бога самоубийц хлынула черная кровь, тело пошатнулось, под давлением удара он сделал шаг вперед, но тут же повернулся, когда в ту же секунду вторая стрела пронзила его грудь, из-за чего голова мужчины мотнулась назад, а сердце, яростно заклокотав в груди спешно начало гнать по венам кровь. Это были не обычные стрелы, и даже не взирая на то, что они не были отлиты из золота, а представляли собой концентрацию какой-то странной тьмы, Сюань Юэ понял — с таким оружием он не сталкивался никогда. Его тело буквально парализовало от шока нахлынувшей на него боли, и третья выпущенная стрела пронзила ему солнечное сплетение, а четвертая… четвертая была пущена прямо в сердце, и этот удар он не смог… не смог выстоять. Стрела пробила ему орган не выйдя наружу, из-за чего сердце казалось насаженным на стрелу как кусок мяса, который тут же поглотил огонь. «Брат…» — почему-то подумав о Янь-ване, Сюань Юэ протянул руки к кровавому свету, но тут же поглотив его смертоносная тьма прокралась в его душу и словно вены начала присоединятся к сердцу, из которого сочились эти черные сгустки, оказывая могучее сопротивление столь страшной силе. Он никак не мог понять, как какие-то стрелы смогли нанести ему такой быстрый и глубокий урон, и даже вопреки тому, что сознание его было заглушено тьмой он осознавал, что как никогда близок к границе жизни и смерти собственного существа, и что сейчас его тело поглощала эта тьма, а он не мог приказать ей отступить, потому что это была тьма вне его власти, ведь точно такими же стрелами тысячи лет назад был сражен Янь-ди. Это были стрелы бездны, причем не той, что примыкала к сумраку как эссенция зловещей, наполненной осязаемой, в случае заражения, мстительной энергии тьмы, а тех сил, что правили во Вселенной, то есть их энергии были напрямую изъятые из недр звёзд, что стали коллапсарами. Бездна была одна, но у неё, как и у земного древа, были корни, что уходили на далекие пространства и пытались плодиться там. Бездна сумрака и бездна Вселенной носили схожую силу, но не были объединены, а посему бездна сумрака считалась слабее, поскольку была лишь ответвлением той бездонной черноты. Чтобы уплотнить такую силу в оружие требовалось немало времени и не меньше риска, ведь проникнув в материю эта энергия высасывала из неё всё, после чего поглощала и в итоге в ней же и умирала, не имея возможности плодиться дальше, и именно такая энергия вошла прямиком в сердце Сюань Юэ, в главный оплот его собственного эфира. Но сердце Сюань Юэ принадлежало не ему, а первому носителю той же энергии, что пронзила тело бога самоубийц. Даже тьма начала меркнуть в глазах Сюань Юэ, и упав на землю взгляд его застыл на багровом небе, к которому он почему-то тянул свою ладонь.«Я часами живу в этом выдуманном мире, и смотрю, как пурпурное небо плывёт надо мной…»
Закат чьей-то жизни пел ему свою скорбную песню, и голос этот источал как бархатную нежность, так и горькие слезы, что проникнув в глубины его сознания стал точками мерцающего света, что сиянием давно умерших звезд освещал черноту этой непроглядной ночи. Будто сделав прыжок во времени Сюань Юэ вернулся в счастливейшие моменты своей жизни, вернулся к тому, кто был для него целым миром. «Тьма всегда была могущественна, дитя, — наставляя его в прошлом, от голоса Янь-вана всегда исходил лишь шепот. — Из неё вышло всё сущее, осязаемое и невидимое, плотное и тонкое. Такие, как мы, могущественны лишь там, где она позволяет нам править, но лишь от её воли зависит как долго мы вытянем за собой эту линию непрекращающегося времени, что будучи бессмертными сущностями пересыпаем как песок из ладони в ладонь. Наше время ограничено, как и у всего живого, но беда бессмертных такова, что, чем сильнее они становятся, чем больше сил изымают, тем меньший шанс, что в случае погибели они переродятся, потому что тьма взывает к тьме, и чем больше её количество, тем быстрее, в случае пораженной оболочки, оно вернется в положенное ему место. Кто отдает этой силе свою душу должен быть готов лишится её вместе с ней. Если меня убьют, я уже не смогу родиться, а если убьют тебя…» — Я не позволю этому случиться, — другой голос, что словно туман окутал разум Сюань Юэ ласковым, немного печальным звучанием касался затаенных струн его души. — Твой Отец не позволит этому случиться… От сердца Сюань Юэ исходило сложное переплетение слоёв, и покуда его рана была страшна и смертельна, а другой живой материи рядом не было, то содержимое эфира начало просачиваться в его собственный разум. То, чему так долго не позволял произойти Янь-ван наконец-то случилось: оплот материи и антиматерии, что был сердцем в груди бога самоубийц снял ранее сокрытый в глубинах эфирной плоти занавес, и Сюань Юэ к своем у вопиющему ужасу увидел всё. Боль, ненависть, бессилие, разруху, крики, любовь… ужасная и сокрушительная история любви, ужасная смерть, настигшая их обоих. Существо, которого даже Сюань Юэ знал лишь как демона минувшей эпохи был сокрушенным Богом Жизни, предавшим Янь-вана Янь-ди, что в конце пути отдал свою жизнь и стал Кармой. Это был его Отец. Разум Сюань Юэ начали пробивать лучи света, он яростно вцепился в чье-то горло, понимая, что сейчас перед ним возникла подлинная сущность Кармы — стоявший перед ним на коленях мужчина с лицом почти таким же, как у него самого, лишь глаза его переливались печальным золотым цветом. Он был никем иным, как самой душой Бога Жизни. — Ты его убил! — кричал Сюань Юэ. — Пронзил его тело и вытащил сердце! Но худшее было лишь впереди. Воспоминания и эпизоды сменяли друг друга так быстротечно, однако будучи богом Сюань Юэ слишком поспевал за ними. Карма — это душа мира, а сумрак — это его тело. Теперь Сюань Юэ было понятно почему сумрак и Да-Ло существуют именно как самостоятельные системы, держащие под контролем серединный мир, ведь они были частью единого целого, что волей злого рока судьбы разъединилось и более не способно вновь сойтись. «Боже, о боже… — тоже упав на колени, стенал Сюань Юэ. — Как же жестоко, как же больно. Почему, почему… почему всё в итоге дошло до такого, почему?» Этот удар был самым сильным из всех. Видя всю эту трагедию он не сдержался и ударился в бессилие и слезы, явившаяся ему сущность Кармы в подлинном облике Янь-ди пыталась его утешить. Она спешно и неловко, будто он успел разучится такому простому порыву обнять кого-нибудь всячески пыталась утешить этого несчастного ребенка, который был обречен узнать вещи, что вынудят его прежнее желание жить растворится в неизвестности, ведь цена, что была уплачена за саму возможность его рождения была несоизмеримо высока… — В этом мире зло тебе не причинит никто… — шептал он. Но ведь зло уже причинили, причем немалое, однако Янь-ди явил себя лишь в возможный смертный час Сюань Юэ, ведь он, как и Янь-ван сильнее всего боялся лишь потери своего ребенка, подлинной причины того, по которой они все еще остаются на страже этого проклятого ущербного мира и из-за чего принимают его боль. Карма имела в виду то, что никому не под силу будет убить его, и что бы он ни сделал он будет прощен. Ни одна из систем не взбунтуется против него, собственно почему за всю свою жизнь Сюань Юэ не получал должного выговора за свои поступки, хотя совершил немало дерзостей, однако среди них не было ни одной подлости. Он был искренним, честным и волевым богом, и именно таких, как он, а история с Янь-ди и Янь-ваном это подтверждает, и уничтожает этот мир. — Спаси меня, — в страхе шептал Сюань Юэ. Его душа была подобно угасающему пламени среди потока яростных безжалостных ветров. — Я… я ужасно боюсь возвращаться, я не хочу возвращаться! Как я смогу теперь жить, если я знаю, что мое сердце, сердце… Принадлежит не кому иному, как Янь-вану, что после потери Янь-ди и до рождения Сюань Юэ не жил, а стенал, глубоко затаившись во тьме, и в эту тьму сейчас стремился и сам Сюань Юэ. — Тьма поглощает тебя, — тихо говорил Янь-ди, целуя его волосы и слезы, пока бог самоубийц беспрестанно вздрагивал и тихонько выл, спрятав лицо на его груди. — Однако не бойся, дай себе волю. Ты не умрешь, а я не вмешаюсь в твою месть. Однако даже мне сейчас не под силу вытащить тебя из той бездны, что уже поглотила тебя. Ты не в силах сдержать её и вынужден освободить её. Но не бойся, это будет недолго. Тот, кто сможет сдержать тебя обязательно придет, а сейчас у тебя уже нет выбора, — он поднял его лицо и ласково улыбнулся ему, прижав ладони к его заплаканным глазам. — Пусть душа твоя пока приютит себя здесь, где ей ничего не угрожает. Просто дождись того, кому единственному под силу тебя остановить… Сюань Юэ, что сейчас представлял собой не больше, чем маленького запуганного ребенка, чья тонкая вздрагивающая фигура пряталась на этой испускающей тепло груди постепенно засыпал. Свет, что окружал их, ложился на его глаза и кожу мягким бархатом, и голос, что баюкал его, был так нежен, как и руки, что гладили его по длинным ровным прядям. Так тихо было, что лишь тонкий приглушенный звук будто потревоженного ветром колокольчика перебивал собой дикие отголоски боли. «Дзинь, дзинь»… так медленно вздрагивал этот колокольчик, так мягко касались его чьи-то губы. Ребёнок, уснувший на его груди наконец успокоился, забывшись в унесшей его волне сновидений, пока глаза цвета расплавленного золота всматривались в его лицо. Янь-ди не мог физически явить себя во внешний мир, поэтому всё, что ему оставалось, это защитить скопления эфира в своих объятиях, что он обнимал и прижимал к своей груди… Пока внутри своего ментального тела, в наиболее глубоких его частях происходила эта встреча, снаружи верхние оболочки его души сжигали разум и поглощали его тьмой. Снаружи это был не тот заплаканный, сжавшийся до тела ребенка бог, которого от полного разрушения спас Янь-ди. Снаружи это был постепенно воплощающий себя демон мести, что сознавал лишь то, что боль его несоизмерима ни с чем, и каждый должен разделить её с ним. Боги, что пронзили его стрелами ожидали, что Сюань Юэ настигнет ожидаемый конец, но даже они притихли, когда поняли, что та непроглядная сфера темноты, что сформировалась вокруг Бога самоубийц и скрыла его, слишком уж долго держит этот купол. И вдруг неожиданно для всех из купола молниеносно вылетела стрела, что ранее пронзила тело Сюань Юэ. Вонзившись в плоть верхнего бога она поглотила его целиком, другие тут же немедленно отшатнулись, понимая, насколько опасно соприкасаться с этой тьмой. Когда купол рассеялся, и то, что было в нем, встало с колен и посмотрело на них, бессмертных пробрала дрожь. Это уже был не Сюань Юэ, а практически идентичное воплощение того, кого они боялись даже больше, чем Янь-вана. Глаза, что были полностью черны, и эта тьма закрывала даже белки; кровавого цвета губы на мертвецки-белом лице, уголки которых были приподняты в улыбке, распущенные волосы, чьи пряди двигала собственная гравитация, из-за чего создавалось ощущение, будто они перекатывались медленными волнами. — Сюань Юэ? — осторожно позвал мужчину отец Саньжэнь, понимая, что это практически то же самое лицо, что и у того демона, который принес столько бед. — Ты меня слышишь? Нет, он не слышал. Из-за того, что с его эфиром синхронизировалась могущественная сила бездны, из-за того, что его сердце в большей степени позиционировало себя как первозданный оплот антиматерии, Сюань Юэ уже не был ни богом самоубийц, ни Вторым господином сумрака. Эта была воплотившая себя в живом теле бездна, чьих сил с лихвой хватило бы, чтобы уничтожить три мира, и словно в доказательство Сюань Юэ лишь разомкнул ладонь и над Да-Ло начал формироваться чудовищный коллапсар, что привел в движение ранее схоронившуюся, а ныне освободившуюся из сердца Сюань Юэ тьму. Он призвал коллапсар так быстро и легко, что в это сложно было поверить, и никто не мог понять почему же Карма молчит, почему до сих пор не поразила этого бога! Могли ли они знать, что их Карма, а точнее Янь-ди сейчас был занят тем, что баюкал эфир Сюань Юэ, который обратился ребенком и спрятался у него на груди, пока внешние слои его души терзали тело и разум, призывая убить и уничтожить всё. — Пусть всё горит! — яростно прошипел он, превращая пространство в черный огонь. — Пусть всё сгорит дотла! Вы не имеете права расти из плоти и костей тех, у кого этот чертов мир отнял всё! Умрите, умрите, умрите! Он не контролировал себя. Его глаза были полностью поглощены тьмой, а посему он не разбирал кого убивать. Той силе, которой он сейчас был, не нужно было даже соприкасаться — тьма, окружающая Сюань Юэ сама пронзала тех, кто пытался к нему приблизится, и мало того, что убивала их, так еще и вырывала их души. Это было немыслимо, то, что происходило, однако когда в ладонь Сюань Юэ тьма словно трофей возложила душу одного из богов он улыбнулся, видя эту переливающуюся светом сферу. Власть опьяняет, а посему пронзая их еще и еще он наконец добрался до того, кто единственный пытался до него докричаться — до отца богини. Он с легкостью схватил его за горло, несколько странно уставился на него, будто не понимал, что же это за существо такое, но не став разбираться просто сжал ладонь. — Сюань Юэ… — пытался дозваться к нему мужчина. — Ты не Он, остановись… — «Он»? — удивился бог самоубийц. — И о каком Сюань Юэ речь? От того, как он улыбнулся, глаза мужчины расширились, ведь ещё немного и ужасы Тысячелетней войны могут повторится вновь, ведь чем сильнее противостоять такой силе, тем более яростной она будет становиться. Её удел не выжить, потому что она не боится смерти, а посему даже сокрушив её, всё, чего в итоге добьешься, это созерцание того, как она самоуничтожит себя, лишь бы продлить волну этих разрушений… Внезапно руку бога самоубийц пронзила легкая боль и он разжал ладонь, с удивлением обнаружив в своем запястье пронзившую его насквозь стрелу, вылитую из чистого золота. Из-за того, что это было золото, рана начала шипеть и дымиться, а сам бог странно улыбнулся. — Даже ты ранишь меня, — повернув голову в сторону Бао Шань Саньжэнь, Сюань Юэ раскрыл ей свои объятия. — Идем, идем же. Давай вместе бродить по костям обладателей золотой крови и вспоминать как нам когда-то было хорошо. Безумие так ясно читалось в его глазах, что Саньжэнь не рискнула подойти к нему, взамен этого направив поток своих сил на сдерживающую коллапсар стену, против которой боролись другие боги. — Останови это! — отчаянно крикнула она, понимая какой страшный конец их может настигнуть. Вместо ответа Сюань Юэ, словно затравленный зверь, чуть склонил голову и в секунду переместился к ней, пытаясь схватить за горло и её, однако богиня вовремя среагировала, и он ухватился за руку, ту самую руку на пальце которой было кольцо. Что-то осознав, защищающая его тьма резанула по руке, отрубив богине ладонь и протянула её Сюань Юэ. — Так вот как ты сюда попала, — смотря на изумрудное кольцо, Сюань Юэ в недоумении хлопал ресницами. — Это принадлежит моему дорогому Лунъю. Он украл у меня это кольцо для себя, но зачем-то отдал тебе. Почему, ну почему он это сделал? — Сюань Юэ… — не ожидавшая, что у этой тьмы, что окружала бога самоубийц есть своя собственная воля, она было открыла рот, но её тут же неспешно перебили. — Однако он уже мёртв, а посему я никогда не узнаю зачем же ему понадобился и мой камень, и куда он в итоге его спрятал. Но ближе к делу… Одно быстрое движение — и богиня замерла почти с таким же лицом, как и Лунъю, когда почувствовал, что его пронзил меч Сюэ Яна. Рука, насквозь пробив грудную клетку Бао Шань Саньжэнь показалась по другую сторону её тела, и слегка зашевелившись дала услышать хруст костей и чавканье повреждённой плоти. — Пре-да-тель-ни-ца, — чуть ли не напевая, медленно произносил Сюань Юэ. — Предательница. Богиня выкашляла кинувшуюся из недр собственного тела кровь. — Ты обезумел, — задыхаясь, прошептала она. — Да разве же такое возможно, чтобы тебя предала я… — Тс-с, — глаза бога сверкнули зловещим блеском. — Из-за тебя я упустил его из виду, и эти небесные твари не промедлили, чтобы этим воспользоваться! — так и не сойдя с места, с улыбкой продолжал Сюань Юэ, но в этой улыбке совершенно не было радости, лишь скрытая за её маской всепоглощающая печаль. — Сюань Юэ… — Тот юноша, — внезапно нахмурившись, глаза сумрачного бога затянула очередная черная поволока. — В нем было столько эфира моего возлюбленного Короля Ночи… Люди неспособны синхронизировать свой эфир друг с другом на таком уровне, этому может быть только одно объяснение — поглощение. Твой ублюдок крал его энергию, прикрывая свои действия своей лживой любовью, и крал потому, что лишь такая энергия, которой владел Сюэ Ян, поскольку он душа души моей, могла успокоить того демона, что осел в его глазах. Я, прискорбно это осознавать, исцелил его, и за это нужно заплатить цену. — Не смей! — в исступлении захрипела Бао Шань Саньжэнь, понимая, что не будучи способным совладать с собой Второй господин немедленно навлечет беду. Его сдавленная улыбка стала шире. Неторопливо накрыв её губы своей ладонью, дабы пересечь попытку заговорить, Сюань Юэ прикрыл веки и ласково, словно всё откладывающий трапезу хищник потерся о неё щекой, проведя по коже языком, чувствуя её особенный вкус и сладкое послевкусие, такое знакомое и такое призрачное. — Я его проклинаю, — сквозь сжатую в зубах улыбку, процедил он. — Пусть пески времени внимают моим словам: адепт храма Лунных дождей Сяо Син Чэнь не проживет отведенных ему лет, и все те, кому он будет нести добро, будут страдать, чем и отплатят ему еще большими страданиями, а тот, кому он откроет свое сердце, тот, кого он впустит в свою душу… приведет его ко встрече со мной. С глаз Бао Шань Саньжэнь сошли крупные капли слез. Своими словами Сюань Юэ сделал то, к чему никогда не прибегал раньше, и не прибегнул бы, если бы тьма не заволокла его сердце до того плотной чернотой, что в исступлении он забыл самого себя. Проклятие Бога смерти снять было невозможно даже им лично, потому что применяя такое страшное проклятие он связывал его с кровной местью, а кровь — это сильнейшая материя. Когда боги смерти проклинают кого-то, они тут же забывают этого человека, ведь в случае, если они вдруг раскаются в совершенном и захотят изменить свое решение проклятие смерти падет на них самих, поскольку сказанного не вернешь: собственная кровь и душа, что сильнейшей цепью связана с таким проклятием будут привязаны к нему так же, как и к жертве, а посему если бог смерти воспротивится у него не останется выбора, он вынужден будет перекинуть это проклятие на себя, как и его итог. Он умрет, обратившись в пепел, поэтому едва Сюань Юэ закончил как его воспоминания с причиной, почему он прибегнул к такому серьезному проклятию, исчезли. Он никогда не вспомнит, кого проклял и почему это сделал до того самого момента, пока оно не свершится… или пока не произойдет прямая встреча лицом к лицу, но даже так богу нужно постараться, чтобы понять истинное назначение того, кто перед ним. Своими словами он буквально приговорил Сяо Син Чэня к тому, чтобы тот, мало того, что свершил бы смертный грех, покончив с собой, но и сделал это из-за любимого человека, который к этому поступку его и доведет. Осознавая эту ужасную истину богиня едва ли не лишилась рассудка, потому что накладывая такое проклятие боги смерти уже не могли его снять, вот почему они никогда к нему не прибегали. Бао Шань Саньжэнь не удалось спасти Сюань Юэ от него же, и то, чего она так боялась, сбылось. Сюань Юэ не знал правды, а посему считал Сяо Син Чэня лжецом точно так же, как считал лживой и его любовь. Если бы он только знал истину, то никогда, ни при каких условиях не сотворил бы то, что совершил, ведь приговорив Син Чэня к смерти, причиной которой станет человек, которого он даже не полюбит в будущем, а уже любит, хотя Сюань Юэ этого даже не знал, наложил дополнительное заклятие и на того, кто приведет в движение это проклятие, а именно — на Сюэ Яна. Какой ужасный злой рок окутывает их судьбы, настоящее дикое сумасшествие! И снова единственной причиной, по которой они встретятся, будет невоплощённый злой рок, который пустит обратный отсчет если их пути вновь пересекутся. Сюань Юэ приговорил Сяо Син Чэня к смерти, причиной которой станет Сюэ Ян, поскольку именно Сюэ Яна он и любил. Бог самоубийц не ведал, что этих двоих связывала сильная и искренняя любовь. Это же поняла и Бао Шань Саньжэнь, из которой Сюань Юэ лениво вытащил руку и отпихнул богиню от себя. Её тело глухо упало наземь, но разум все еще был жив. Она понимала: если Син Чэнь покинет гору, для него это станет началом конца. А Сюань Юэ, что тут же позабыл обо всем, что сказал, начал что-то бормотать себе под нос, и прогуливаясь между огнем и пламенем, что танцевало вокруг него и сам принялся вальсировать. Тьма ластилась к нему как послушный, жаждущий чтобы его потрепли по головке щенок, и Сюань Юэ улыбался ей, приглашая её разделить с ним танец. Небеса пылали, коллапсары росли и крепли, простираясь над Да-Ло как черное бездонное Ничто. Видя эти разрушения, слушая эти крики и чувствуя на языке золотую кровь Сюань Юэ смежил веки и продолжил медленно танцевать. — С днем рождения, Сюэ Ян, — чувствуя небывалое удовлетворение тем, что в кармане его одежд словно драгоценные жемчужины перекатываются души тех, кто надругался над его судьбой, и теперь сам Сюань Юэ даже может сплести из них ожерелье и дать поиграть Сюэ Яну, бог самоубийц улыбался. — С днем рождения, моё возлюбленное дитя. Прости, что я как всегда с опозданием, но мои подарки несоизмеримо велики. Небеса пылают как огненные цветы, это мой букет тебе, пусть усладит твой взор, а под утро ты увидишь звездопад из падших душ… Я, будучи лишь холодным изваянием деяний прошлого будто выплакал из себя все свои затаенные чувства, и они взросли тобой, прекрасным чёрным тюльпаном, моим Королём Ночи. Я желаю отдать тебе весь мир, ты часть меня, так своих детей не любят даже отцы, но ты не мой ребенок, ты — вся затаенная любовь в глубинных чертогах моей холодной Вечности, и я желаю бросить к твоим ногам весь мир. Я вобрал в себя всю тьму лишь бы она не загораживала тебе солнце, вот как я тебя люблю. И я буду мстить за тебя только так, как и все те, чью любовь вынудили страдать… Бог самоубийц, чьи одежды стали сплошным двигающимся потоком плотоядной черноты медленно брел вдоль своих новых владений словно тигр, отвоевавший территорию желанной горы даже не понимая, что вместе с опадающими бесплотным слоями той тьмы, что сочилась из его тела наружу постепенно убывал в своей собственной плоти, теряя тело, душу и даже дыхание. …По истечению недолгого времени и практически бесплодной борьбы с коллапсарами, те боги, которым все же удалось прорваться сквозь барьеры в Да-Ло собрались с мужеством и нацелились на обезумевшего Сюань Юэ. То, с какой лёгкостью сумрачный бог вырывал из них души пугало, но выбора не было, ведь если так продолжится и дальше, то этот обезумевший бог похоронит в руинах Да-Ло не только их, но и себя самого, а если коллапсар вырвется за пределы верхних небес то погибнет и весь мир. Он со всей серьезностью был намерен превратить свою личную драму в трагедию всех трех миров. Устав от их попыток сокрушить его Сюань Юэ раскинул руки, образовав непроглядный черный коридор и приглашающе кивнув головой вошел в него, повернувшись к богам спиной. Этот коридор был сооружён тем же пространством, которое в точности повторяло модель сумрачных чертог, и заманив туда богов он намеревался поиграть с ними подольше и поинтересней. Он ни разу не достал меч, все атаки за него вела окружающая его тьма, что резко и беспощадно атаковала и изрезала всё, в чем видела угрозу. Среди тех, кто рискнул пойти за ним, были очень молодые и очевидно отчаянно-волевые боги, которые тоже прознали о том, по какой причине бога самоубийц довели до такого состояния, и мысленно даже встали на его сторону, однако исходя из того, что Сюань Юэ был не в себе и безумствовал с самоубийственной жёсткостью у них не оставалось выбора, кроме как заменить собой тех, кто уже был мертв. Будь Сюань Юэ в ясном сознании он вряд ли бы стал их убивать, они-то, молодые бессмертные, не были виноваты в событиях прошлого и настоящего, но Сюань Юэ с несчастным и бессильным выражением на лице обнаружил, что ему не хватает «бусин» для игрушки Сюэ Яна, а посему его глаза озорно сверкнули, прямо как у кошки, что приметила соблазнительный клубок ярко красных нитей. — Игрушка всё еще неполноценна, — не мигая, бубнил бог самоубийц. — Моему ребенку не с чем играть, я хочу смастерить для него игрушку, которая ему понравится, он ведь так любил красивые вещи… и меня тоже любил, правда позабыл об этом. Я должен смастерить ему игрушку, чтобы он не плакал, я должен смастерить ему игрушку, чтобы он улыбнулся. У него такая красивая улыбка… Молодые боги с сожалением смотрели на этот тающий призрак бывшего великолепия потерявшего себя Второго господина, что сейчас больше напоминал изможденного страданиями жизни человека, путь которому кто-то уже давно выстелил в самое сердце ада, и дабы не смотреть на этот путь он добровольно сошел с ума, чтобы не боятся, когда сама судьба столкнет его туда. Но горстке этих храбрецов не удалось пробиться хотя бы через один слой тьмы, и чем ближе они подступали, тем мрачнее становился взор бога самоубийц, будто они ему страшно мешали, и он, порой даже не уклоняясь от их атак просто отмахивался от них словно от назойливых мух. Зато от атак не уклонялась тьма, что насмерть защищала свою почву, который был для неё Сюань Юэ. — У тебя красивая жемчужина? — приметив глубокие синие глаза одного из богов, Сюань Юэ с интересом начал подходить к нему. — Ему всегда нравился этот цвет. Твой эфир тоже испускает это глубокое свечение? Отдай мне свою жемчужину, мне не хватает, чтобы закончить игрушку… Он говорил и его глаза не мигали, однако несмотря на то, что они были широко распахнуты это вовсе не значило, что он что-то видел. Его взор мерк, и будто змея он начал видеть лишь эфирное излучение внутри их тел, однако едва ли он успел протянуть руку, чтобы собственными силами задушить отчаянно сопротивляющегося молодого бога, как переливающаяся черным перламутром вспышка, сверкнув в глубинах тьмы, вырвалась ему на встречу и молниеносно пронзив его отшвырнула от небожителя. Пролетев несколько метров Сюань Юэ врезался в стену, пока эта похожая на разряд черной молнии вспышка продолжала свирепствовать в его теле с такой силой, что мужчина наконец немного очнулся от столь сильной боли и свирепо закричал, словно затравленное животное. Молодые боги, увидев это, удивлённо переглянулись, а затем почувствовали, как по их спинам пробежал колющий холодок и повернули головы. Медленно идя между ними, делая неторопливые, но сдержанные шаги шел тот, кого они никогда не надеялись увидеть, но были с лихвой наслышаны об этом сумрачном боге. Вжав голову в плечи, молодые небожители не шевелились, пока он не прошел мимо них и стал впереди словно стена, что не даст Сюань Юэ и дальше зверствовать над несчастными. — Уходите, — как всегда немного приглушенным голосом, но с твердой интонацией сказал он, и молодые боги, тотчас же подчинившись принялись врассыпную покидать этот страшный черный коридор. Сюань Юэ, от тела которого все еще исходили разряды уже ослабевшей вспышки с ярким смехом вскинул голову и начал подниматься. — Пришел, — сквозь зубы процедил он и выпрямившись не сводил глаза с того, кто впервые за всю историю трёх миров лично явил себя в небесные чертоги.***
Янь-ван не мог не заметить то, что происходило вокруг, ведь энергия, что вырвалась из Бестиария настолько сильно всколыхнула сумрак, что он, выйдя на его поверхность ужаснулся увиденному. Сюань Юэ не просто использовал демонов и души самоубийц, он так же призывал и те души, что были отведены под начало Первого господина, и не перекрой Янь-ван черное небо своего мира несчастные души так и продолжили бы свой несвоевременный поток, к которому их принудили. Янь-ван понимал, что из сумрака сам выйти не сможет, а посему терзался в страхе и ярости от собственного бессилия. Он был осведомлен о том, что произошло снаружи, но даже он не ожидал насколько же сильно Сюань Юэ уподобится своему Отцу. Выйдя к нему навстречу он терпеливо снес взгляд этих горящих черным пламенем глаз и снял капюшон, будто в ответ на этот взгляд обнажая и свои глаза. В руке Первого господина было зажато увесистое копье, на конце которого было прикреплено массивное лезвие, что с виду казалось половиной от прежде цельного меча. Когда-то давно Янь-ди удалось сломать его меч, и дабы продолжить противостояние Янь-ван сообразил из черной материи копье, прикрепив вместо обычного наконечника кусок сломанного лезвия. Позднее, продолжая Тысячелетнюю войну в одиночестве Янь-ди так же переделал свой меч в копье и сражался им до самого конца. — Как же я вас всех ненавижу, — поднимаясь после столь сильной встряски с легкой руки Янь-вана, Сюань Юэ наконец выпрямил спину. — Тебя, его, и даже собственную жену. Вы, кто, как я верил, должны были любить меня, ведь и я любил вас, вы все играли в одну и ту же игру, — взгляд Сюань Юэ как будто стал немножечко грустнее, но тут же в его глазах вспыхнула новая искра и он дерзко поднял взгляд на Янь-вана. — Верно я говорю… отец. Глаза Янь-вана слегка вздрогнули. — Как ты меня назвал? Чёрные завихрения вокруг Сюань Юэ начали понемногу таять. — Никакой ты не бог смерти, — глухо сказал он, простодушно дернув бровями. — А я тебе никакой не брат, я даже не бог, я… всего-то, что сосуд, созданный для вместилища того, что у тебя отобрали. Ведь это правда, верно? То, что я считал своим сердцем, на деле же проклятие, принадлежащее… тебе. И эта правда ведь всегда была при мне, стоило лишь легонько задеть сердце, чтобы оно начало кровоточить, и картины прошлого вспыхивают в голове словно праздничный фейерверк. Теперь я понимаю, почему ты столь упорствовал в своих словах, призывая меня не соваться на Небеса, ведь только там меня могли ранить и высвободить весь этот кошмар чужих воспоминаний, — Сюань Юэ поднял на него пустой взгляд своих покрытых тьмой глаз и тихо спросил: — Отец, зачем ты родил меня на этот свет, зачем? Над нашей династией висит проклятие, не иначе, ведь мы… слишком сильны для этого мира, потому что сильных он убивает медленно, покуда те сопротивляются сильнее. Ты, Янь-ди, я… а теперь и Сюэ Ян. Знаешь, что всех нас связывает сильнее всего? Не кровь или тайна рождения, а… любовь. Все мы любили, и именно это в итоге нас погубило. Наша любовь, будучи чистой и искренней не способна выжить в этом мире, потому что он её изживает. Эта грязь, в которой утопают нежные цветы нашей невинности, это даже хуже, чем скверна сумрака. Посмотри, что они сделали с моим цветком, посмотри, что они сделали со мной. Отец… зачем ты родил меня? Черные слезы медленно стекали с лица бога самоубийц, и он, стоя неподвижно словно тысячелетняя гора не имел в себе сил даже шелохнутся. Его кровь будто смола застыла в жилах, а сам он лишь мог что ронять эти вязкие дорожки слез, что были даже не слезами, а его собственной кровью. — Я хотел умереть вместе с ним, — спустя какое-то время, медленно сказал Янь-ван. — В тот самый момент как понял, что его больше нет, я желал лишь одного — смерти. Увидев, что ядро уцелело, я выбросил его, и я бы умер рядом с любимым, рассыпавшись в пепел, как и он сам, но… я не мог знать, что Карма не дала ядру рассеяться, а когда исчезло тело Янь-ди на свет появился ты. На прежде безучастном холодном лице, кажется, пробилась тень какой-то эмоции, что зародилась в небольшой складке между бровей. — Ты прав, Янь-ди пал жертвой своей безумной любви к миру, я пал жертвой своей любви к нему. Ну а ты, — бог смерти с грустью посмотрел на своего ребенка. — Ты страдал слишком много. Мы умерли лишь один раз, а ты уже сколько? Саньжэнь, Сюэ Ян… а теперь еще и эта правда. Смотря своими белыми глазами в абсолютно черные глаза Сюань Юэ, губы Янь-вана надломились в грустной скорбной полуулыбке, что была так же печальна и нежна, как и убывающая луна. — Ты просто слишком добрый, дитя, — подрагивающим голосом тихо сказал он. — Слишком сострадательный, слишком честный, слишком искренний. Ты сильный и пылающий, словно само солнце, и всё в этом мире не способно не тянуться к тебе, не восхищаться тобой. Ты так прекрасен, так великолепен, что впервые увидев тебя я понял, почему же Янь-ди так желал твоего рождения. Ты истина нашей с Янь-ди любви, истина, которая будет жить вечно. Когда смотрю на тебя, понимаю, насколько же дивной была наша любовь, ведь твое лицо, оно… так прекрасно, как и твое сердце, и все твои помыслы, и даже твоя дерзость, а особенно твоя улыбка, что стала душой в незаживающей ране моей груди. Я сожалею, что моих сил не хватило, чтобы уберечь тебя от страданий, чтобы дать тебе лучшую судьбу. Ты наследие этой любви, и да, ты самый могущественный среди богов, и ты… мой сын. Открыв свои чувства, дыхание Янь-вана стало подобно туману, что оседая на лице Сюань Юэ будто пыталось его утешить, успокоить, хотя бы немного приласкать эти немигающие, полны ненависти глаза, которые смотрели в полностью белые, будто слепые, глаза бога смерти, что рискнул собственным существованием, лишь бы прийти к нему. И быть может этот охлаждающий искаженную пламенем душу туман достиг бы цели, если бы он говорил с Сюань Юэ напрямую, но Янь-ван понимал, что его слова лишь зыбкое марево глухо раздающегося эхо, ведь сейчас перед ним был не тот, к кому он взывал. — Тогда почему бы мне не закончить то, что начал Янь-ди? — криво усмехнувшись, бог самоубийц призвал меч, молниеносно направив его в свое горло. В глазах Янь-вана сверкнул блеск, он резко и даже не раздумывая выпустил в мужчину вспышку энергии, останавливая его руку. Смех Сюань Юэ стал громче. — Эгоист. Ты ведь не дашь мне умереть, потому что вместе со мной умрет и вся твоя жизнь? Цепляешься за меня словно плющ, в надежде пробиться к солнцу… — Я не даю умереть не тебе, а своему сыну, — глухо возразил Янь-ван. — Но отчасти ты все же прав. Покуда Сюань Юэ жив, продолжу нести это бремя и я, потому что без него нет и меня, и если потребуется я вырву из его тела эту отраву, даже если он будет кричать от боли. Тьма влекла разум Сюань Юэ, и сейчас перед Янь-ваном стоял именно он, но будучи уже не тем, кем был раньше, а потому говорил он от сердца, что находилось под контролем черного ничто. — Ну так забери! — ударив руками себе в грудь, закричал Сюань Юэ. Его пальцы так сильно сжали свою одежду, что будь на месте ткани сердце, он бы раздавил его. — Забери причину моего страдания и своей боли! Янь-ван, не переставая смотреть на него, покачал головой. — У тебя еще есть будущее, — тихо сказал он, — а у меня есть лишь настоящее, в котором ты — единственная причина моего существования. Не станет тебя, и я уйду следом, однако даже не проси меня наблюдать как ты изживаешь себя! Я не позволю Небесам вновь стать между мной и тем, что мне дорого! — Какая жалость, — сквозь улыбку хищно зашипел Сюань Юэ. — Потому что сейчас именно ты стоишь между мной и ними! Не отказавшись от своей мести, так и не сумев предрешить себе другую участь он выбрал путь смерти, как Небес, так и свой собственный. Он желал умереть и более никогда не существовать ни единой крупицей своей истерзанной души, а чтобы это сделать он должен был сам стать эпицентром нового взрыва, того самого, который породил эту Вселенную. Быть может и она родилась потому, что кто-то когда-то погибал в таких же муках… Понимая, что он сам желает стать коллапсаром, что осознанно и со всей серьезностью собирается стать порталом, через который бездна беспрепятственно будет вливаться во все три мира, Янь-ван сжал в руке копье. Его могущество как Первого среди династии Нулевого поколения, как истинного носителя и порождения антиматерии было неоспоримым, и равным ему быть никто не мог, ибо не было существа на чью судьбу выпала бы подобная участь, а то, что пережил Янь-ван сделало его едва ли не опорой всего загробного мира, в то время как его собственной опорой была ныне ущербна и печальна сущность Сюань Юэ, единственного, кто был его истинным сердцем. Никогда Янь-ван не допускал и мысли о неправильности совершенного Янь-ди выбора в пользу этого ребенка. Сюань Юэ был живым воплощением его любви, его помыслов, его души, его страхов и красоты. Он был оплотом для той маленькой песчинки, которая тысячи лет назад, сгорая в огне чудовищного взрыва открыла глаза в мире, который подарил ему его собственную историю. — Ты никогда не сделаешь этого, — повернув копье, глаза Янь-вана сверкнули. — Никогда на моих глазах больше не умрет тот, кого я люблю. Хочешь войны, я дам тебе эту войну, и можешь не щадить меня, бейся в полную силу. Думаешь, я бездны испугаюсь? Нисколько. Она моя кровь, потеря которой не так печальна как то, что хочешь сделать ты. Ты родился из чрева этого мира, но был зачат шепотом между строк, и сейчас я слышу, как этот шепот затихает… …Не было такой причины, которая бы заставила двух «братьев» скрестить друг с другом клинки. Так Сюань Юэ говорил и Сюэ Яну, не веря, что подобное вообще может произойти, ведь Янь-ван никогда бы не пошёл против того, что он любит, а другой причины обнажать меч просто быть не могло, но сейчас, меч и копье, скрестившись, породили ужасные разрывы в воздухе, а вместе с ними и трещины в этом черном сумрачном коридоре, и если бы Сюань Юэ отозвал его, Янь-ван тут же бы распался и сгинул, навеки исчезнув из трех миров. Как и тысячи лет назад Янь-вану снова выпала участь сражаться с тем, кого он любил, и кто нападал на него, но уже не чтобы убить. Сюань Юэ с самоубийственной жестокостью пытался довести бога смерти до того, чтобы он сам прикончил его, так как тьма, свирепствующая у него внутри разрасталась и уже не могла успокоиться. Это была битва призрака прошлого и мученика настоящего. То, что пришлось сделать Янь-вану не ведало границ своей любви, потому что ему пришлось вкусить то самое чувство, что когда-то как запретный плод изведал и Янь-ди: он, будучи осознанней и сильнее пронзил тело Сюань Юэ своим копьем, пробив ему грудь ровно в месте под сердцем, и сформировав внутри печати начал выпускать темную материю, что скопилась в нем. Черный коридор начал понемногу исчезать, Янь-ван, обняв обмякшее тело Сюань Юэ забрал его обратно в сумрак. Эта битва была подобна удару кнута, что хоть молниеносен и быстр, однако разорвав кожу и достав до мяса оставляет после себя лишь прорву боли и горящую огнем рану, для исцеления которой нужно много времени, но все же гораздо меньше, чем того, что вылечило бы рану в сердце, ведь рука, держащая этот кнут, когда-то дарила ласку, теплоту и любовь. Когда-то Янь-ван не остановил Янь-ди, который продолжил Тысячелетнюю войну, а сейчас он пришел за Сюань Юэ дабы не дать ему самоуничтожиться вместе с пылающим багровым цветом Небесами. Это была битва одной ночи, битва, что принесла с собой лишь разрушения, стенания и боль. Для всех небес, что находились ниже Да-Ло, было объявлено, что Сюань Юэ победили именно стрелы бездны, и что его, умирающего, скинули с небес обратно в сумрак. Никогда бы Да-Ло не дало узнать, что их едва ли не уничтожил этот разбитый и сокрушенный бог самоубийц, однако его вторжение не могло не дать плоды: узнав о жестоком и бесстыдном заговоре против Второго господина, часть молодых богов, разделив его страдания, считала эту месть оправданной. Их очень воодушевило то, что сама Карма не вмешалась и как бы позволила ему взыскать возмездие, что само собой подрывало авторитет репутации небожителей, которых очень сильно напугало такое молчание Кармы и такая неожиданно проявившаяся сила Сюань Юэ. Как бы то ни было, а Сюань Юэ понес свой критический урон, Янь-ван спрятал его в самых глубоких недрах сумрака, и какие действия он предпримет после того, как оправиться и придет в себя оставалось неразрешённым, окутанным зловещим мраком вопросом…