Пламенное небо

Его голос был подобен колебаниям в темноте, что невидимо проникая под кожу хищно оскаливается, когда чье-то сердце вздрагивает от страха, а кровь бежит по телу быстрее, словно всполошенная подкрадывающейся смертью дичь… В этом мире не было человека, подобного Чжи Шу. То, как он жил, то, кем он был, и даже то, что из себя представляла его душа… Непокорный, жестокий, притягательный, очарование которого проявляло себя в самых темных, самых глубоких тонах мистической ночи, умеющий плести искусную паутину, в которую хочется броситься даже зная, что это западня. Он умел внушать любовь, ему даже не требовалось менять себя или что-то в себе, чтобы выбранный им человек непременно возжелал его. Он был воплощением могущественной тьмы, создающей самую темную ночь, что сочилась из его зрачков, проникая в душу и тело тех, кого он хотел убить, кого он хотел любить, кого он хотел медленно или быстро уничтожить. Он был настолько опасен и могущественен, что очевидно было одно — для него этот мир подобен скоплению мух, и такой грязной едой ему не насытиться. Всю свою жизнь он желал большего, он желал найти свое собственное отражение, дабы скрасить свое горькое одиночество. Будучи воплощением очаровательного кошмара и подлинного великолепия Чжи Шу страстно желал того, кто обладал бы теми же качествами, дабы ни в чем не уступать ему, дабы быть подле него и разделить с ним время в этом никчемном, неполноценном и падшем мире. В этом мире он прожил четыре запредельно долгих человеческих срока. Больше четырёхсот лет он был известен как Полуночный Лорд или Теневой Лорд, Кукловод и человеческий дьявол. Он любил всего одну женщину, желал лишь одного мужчину… Он был тем, в чьих чувствах не было света, они всегда были полны темных волнений. Такова была его природа, и он никогда не считал это бременем, потому что принимал себя без всякой лжи, и был тем, кто он есть. Людям подобное неведомо. С того самого момента, как они начинают осознавать этот мир они становятся заложниками общества, заложниками чужого мнения, заложниками своих собственных противоречий. Они создают себя исходя от того, что их окружает, не понимая, что даже не пытаются познать собственную суть. Они те, кем их видят другие и внушают им это. Хуже всего, что они верят в это внушение. Несчастные маленькие глупцы. Они были созданы слабыми, и эта слабость множится, передается детям, а те передают их своим детям. Страх, ненависть, подлость, трусость, отвращение… Кровь лгать не может, и Чжи Шу, как полукровке, это было известно лучше остальных. Он вырвал из своего сердца этот колючий шип под названием ложь, и вопреки тому, какие злодеяния совершал, оставался честен с собой. Он познал свою темную природу и принял её, после чего она стала не властна над ним. Он правил ею, наслаждаясь тем, кем он был. Но все же он не мог избежать человеческой участи под названием потеря. Как демон, он был могущественен, но как человек, обладал чувствами. Тот, кому есть что оберегать, становится заложником другой возможности — потери. Потеряв свою сестру Чжи Шу ожесточился еще больше, темные волнения его души, подкрепленные чувственной природой, стали подобны осязаемой смерти, которая желала бросить свою плотоядную тень на все, что приносит боль… — Дядя, — осторожно подойдя к краю воды, тихо позвал Вэнь Сюй. — Дядя, солнце уже скрылось за горизонтом, скоро этот лес накроет ночь. Размеренный плеск воды не сразу дал услышать эти тихие, сказанные осторожным и благоговейным тоном слова. Ручей был широк и полон множества больших и маленьких камней, что были влажными и скользкими, так как бесконечное движение воды ласкало их поверхность и днем, и ночью. Чжи Шу медленно открыл глаза. Облачившись в черную, расшитую тусклыми багровыми нитями мантию он полулежал в воде, прислонившись правой частью тела к камню. Звук воды ему всегда нравился, он напоминал водные потоки Страны Теней — сумрака. — Ночь… — тихо прошептал он. — Любовница, которая убивает медленно, любовница, которая убивает быстро. В ночи спрятано всё, что погибает при таком любимом людьми свете. Любовь так же скрыта и в ночи, ибо её подлинная сущность неосязаема материей. Его взгляд стал еще более туманным и в то же время темным, словно он смотрел сквозь пространство и время, туда, где существовал мир, который еще не знал людей, а значит был невинным и истинным. То был мир Нулевого поколения, уничтоженный им же и заново скроенный из уцелевших в пламени войны и смерти нитей, что люди зовут судьбой и любовью. — Я думаю, что любовь — это не наследие Творцов этого мира, — слегка сжав пальцы, сказал Чжи Шу. — То, что люди называют любовью, лишь блеклая и ущербная тень того, чем она была на самом деле. Этот мир не создан для любви, этот мир — её могила. Плеск воды стал громче, когда он медленно поднялся, неторопливо снимая с плеч потяжелевшую мокрую мантию, скидывая её в бегущие потоки водной стихии. Оставшись в черном нижнем халате он сделал шаг, намереваясь покинуть ручей, когда вдруг остановился и глаза его наполнились затаенной в глубине души нежностью. Он подумал о Сюэ Яне, о том, как он красив, когда улыбается, и как его улыбка воскрешает в демоне что-то, что способно согреть изнутри. Ради этого юноши он был готов усмирить в себе всю свою тьму, но жажда поглотить его росла с каждым днем. Чжи Шу не мог понять, почему так сильно желает соединить его с собой, словно бы этот человек был частью его самого. «Я не потеряю его, — глаза демона вновь заволокло тьмой. — Всё, что способно причинить ему вред, будет растерзано мной лично…» Вэнь Сюй, неотрывно наблюдая за ним, сделал неспешное движение рукой. — Принесите господину его одежду, — негромко, но твердо сказал он, после чего увидел, как демон едва ли полуобернул к нему свое лицо, наблюдая за тем, что делают слуги. Они принесли несколько сундуков, открыв которые бережно и осторожно вытащили несколько свертков и склонившись стали держать их на вытянутых руках. — Даже отцу не вспомнить дизайн той одежды, — касаясь ткани лишь глазами, молвил Вэнь Сюй. — А вы, дядя, всё помните до сих пор. Как же она красива… Он не смел прикоснуться, а потому лишь наблюдал за тем, как Чжи Шу с негромким звуком расправил первый слой одежды, зачарованно смотря на неё. Тяжела парчовая ткань первого слоя была расшита золотыми нитями, и запах, который исходил от неё, выдавал в ней роскошь и влияние, нечто божественное исходило от этой одежды, словно бы тот, кто должен был её носить, обладал бесспорной властью и доминированием над всем, что встретилось бы ему на пути. Эти одежды вне всяких сомнений предназначались не просто правящему классу, а владыке с мечом в руке и пламенем в сердце. Они были роскошны, но все же их роскошь была больше изящной, нежели броской, с томящей сердце красотой, способной бередить в душе старые раны. Дизайн был таков, что одинаково подчеркивал как мужские, так и женские черты, потому что создавался именно как для человека высокого ранга, а не конкретно для мужчины или женщины. — Вне зависимости от того, появиться ли на небе кроваво-алое солнце или нет, — как бы намекая на типичный для их клана сигнал тревоги или бедствия, сказал Чжи Шу, — тебя, племянник, я не долго оставлю тосковать внутри Гу Су. Мне нужно побыть наедине со своими мыслями, перед тем, как всё начнётся… — Понимаю, — улыбнулся Вэнь Сюй. — Как и оговорено, я пойду первым. Уверен, что они, как и я, с нетерпением будут ждать вас, дядя. Чжи Шу не ответил. Вечерние сумерки медленно, но верно сменялись тьмой, и лишь бросив короткий взгляд на одного демона можно было подумать, что ночь так спешит войти в свои права лишь ради того, чтобы склонить свои черные тени к тому, кто протягивая им руки надел бы их словно кольца, примеряя на себя подобно украшениям. Казалось, далеко не тьма приходит из глубин леса, а наоборот — Чжи Шу, уходя все дальше, распространяет вокруг себя благоговейную тьму, в чьих непроглядных глубинах покоилась давно ожидающая своего часа смерть.

***

Было время, когда Лань Чжань думал, что чувства легко взять под контроль. Они эфемерные, бесплотные, их колебания едва заметны, и пусть даже коснуться их он не может, но не впустить их в себя еще способен. Чувства не властны над ним, так он хотел жить, и успешно делал это до того момента, пока в одну, явно заговоренную кем-то ночь не увидел нечто такое, что выходило за рамки его привычного мира. Нет, то, что как раз-таки входило в него, перекинув ногу через стену в попытке перелезть и пронести запрещенный алкоголь… — Ван Цзи, — Лань Си Чэнь осторожно обратился к брату. — Ты пропустил черточку в этом иероглифе. Лань Ван Цзи внешне не подал виду, потому что встрепенулось только его сердце. Алкоголь был запрещен, но почему уже долгое время он чувствует будто винный дурман кружит ему голову, горячит кровь и пьянит сердце… Никогда он не чувствовал себя настолько потерянным, никогда он не чувствовал себя настолько беспомощным. Вэй У Сянь лишь одним своим словом был способен всколыхнуть в нем и радость, и гнев, и противоречия, и даже какую-то тьму. Ну не мог Лань Ван Цзи с привычным ему спокойствием смотреть на то, как этот человек так вальяжно и свободно общается со всеми, и даже… с ним самим, будто для Вэй Ина каждый человек был одинаков, он совершенно не делал между ними различий. К каждому пытался прилипнуть, каждого пытался растормошить. И Лань Чжань постепенно перестал чувствовать себя особенным для него, что причинило его сердцу неимоверную боль, которой он удивился и которая застала его врасплох. — Я перепишу, — сегодня его ледяной бубнеж был холоднее обычного, и увидев, что руки Ван Цзи действительно близки к тому, чтобы отодвинуть лист бумаги, который он исписывал в течении получаса, Лань Си Чэнь не выдержал. — Зачем же так жестоко? — с мягкой улыбкой спросил он. — Ты пропустил черточку, а не исказил письмо. Просто добавь её, зачем же уничтожать всё письмо? — В наказание, — еще более холодно буркнул Лань Чжань. — Я не сосредоточен. Лань Си Чэнь лишь тихонько вздохнул. После состязания лучников, где произошел тот неприятный инцидент, Лань Ван Цзи стал походить на грозную тучу, в которой опасно сверкали молнии. Он плохо ел, плохо спал, все время ходил с таким лицом, будто вот-вот должен будет отправиться на войну, где его поджидал могущественный противник. Да, господин Вэй, по сути, оскорбил его, но он ведь не нарочно, он ничего не знал. Лента для представителей клана Лань была чем-то настолько священным, что подобные ситуации выбивали из колеи таких ярых поклонников традиций, как Лань Чжань или Лань Ци Жэнь. «Это просто лента, — порой думал куда более приземленный Си Чэнь. — Он коснулся её, а не ты предложил её ему, а он вдруг отказался её принять, что ты ходишь такой мрачный. Думается мне, даже знай господин Вэй и её назначении, никогда не стал бы так шутить. Просто ты, Ван Цзи, для него очень желанный человек, в конце концов кто еще так прямо и открыто реагирует на него, как не ты…» Залюбовавшись сосредоточенным лицом брата, Лань Си Чэнь подумал о том, как хорошо было бы, если бы Вэй У Сянь пробыл здесь подольше и растормошил бы Ван Цзи сильнее. Его мрачный младший братик так суров, что в свои молодые годы успел обрасти корками льда, и с этим надо что-то делать. В этот тихий спокойный вечер, что плавно переткал в ночь, братья решили позаниматься в библиотеке, практикуясь в каллиграфии, и по всей видимости единогласно решив просидеть здесь до утра никак не ожидали, что минуя десятый час территорию клана озарит неожиданный для всех звук. — Что это? — подняв голову, спросил Лань Ван Цзи. Он четко услышал приглушенный звон колокола, который оборвался столь резко, будто кто-то разбил его основание. Лань Си Чэнь тоже повернул голову в сторону звука и напрягся. — Оставайся здесь, — немного низким голосом сказал он, и изящно, но быстро поднявшись вышел из комнаты. Лань Ван Цзи лишь оставалось молча смотреть ему вслед, пока тело инстинктивно порывалось последовать за ним. Луны в ту ночь не было. Удивительно, но такие черные облака Лань Си Чэнь видел впервые. Они были столь плотными, что закрыли даже свет звезд, и адептам пришлось освещать территорию клана еще большим количеством бумажных фонарей и редких факелов с открытым огнем, которые они ставили у стены и ворот. Когда Си Чэнь добрался до того места, где располагалась вторая главная их резиденция, в которой Лань Ци Жэнь принимал учеников, он увидел, что его дядя уже был там, и был там не один. — Дядя, — поклонившись и сложив руки в почтенном жесте, Лань Си Чэнь стал подле него, пока что молча смотря на незваных гостей. По узору на одежде он понял, к какому клану они принадлежали. Их белые с красным одежды, в тени, что отбрасывало пламя, выглядели куда более зловеще, чем белые с синим одежды Ордена Гу Су Лань, и такое простое различие в цветовой гамме лишь подчеркивало, что они могут быть так же «близки» как огнь и вода. — Прошу нижайше простить за поздний визит, — выйдя вперед, с небольшой ухмылкой начал Вэнь Сюй. — Кто из представших предо мной является представителем главы Ордена? Впрочем, неважно. Я буду говорить с ним напрямую. — Тогда вам нечего здесь делать, — сказал Лань Ци Жэнь. — Глава Ордена не принимает никаких аудиенций. — Аудиенций? — улыбнулся Вэнь Сюй. — Разве воссоединение семьи можно назвать аудиенцией? В темноте этого не было хорошо видно, но лицо Лань Ци Жэня слегка вытянулось, когда Вэнь Сюй произнес эти слова. — Семьи? — переспросил Си Чэнь. — О чем вы? — Об обвинениях, которые я пришел предъявить главе Ордена Лань, — сложив руки на груди, мужчина сделал пару шагов в сторону, будто прохаживался в праздной прогулке. — И вернуть то, что было украдено им много лет назад. — Дядя, о чем он говорит? — слегка нахмурившись, спросил Лань Си Чэнь. — Какие еще обвинения, что еще за кража? Услышав это Вэнь Сюй прыснул со смеху. — Ты что, — улыбнулся он, — даже не знаешь, кем был рожден? — Замолчите! — резкий окрик Лань Ци Жэня вынудил обоих бросить на него взгляд. — Столько лет прошло… и вы пришли заявить об этом только сейчас? Мне казалось, глава Ордена Ци Шань Вэнь закрыл это дело давным-давно. — То, что он сказал тебе почти двадцать лет назад очень отличается от того, что у него на уме до сих пор, — спокойно ответил Вэнь Сюй. — За все нужно платить. — О какой плате речь? — сквозь зубы низко прорычал Лань Ци Жэнь, инстинктивно став ближе к племяннику. — Двадцать лет назад мы бы потребовали лишь одну голову, — хитро прищурившись, сказал мужчина. — А сейчас долг вырос и кому-то придется удовлетворить возросшие запросы главы моего Ордена. Вэнь Сюй выпрямил руки по обе стороны своего тела, и подойдя к Лан Ци Жэню тихо, но очень зло сказал: — Или вы думали, что молчание означает забвение? Вы, кто подло и жестоко поступил с человеком нашей семьи скрыли даже её смерть, и как ни в чем не бывало смели смотреть нам в глаза все эти годы… — Дядя… — было снова подал голос Лань Си Чэнь, когда неожиданно Вэнь Сюй схватил за ворот одежд Лань Ци Жэня и, заставив того согнуться в спине, с кривой улыбкой добавил: — Неужели ты и твой проклятый брат и правда думали, что «он» не явиться сюда? Лань Ци Жэнь побледнел лицом и замер. Его глаза стрельнули в сторону Вэнь Сюя, убеждаясь, что тот вовсе не блефует. — «Он»? — голос мужчины дрогнул. Вэй Сюй в улыбке обнажил зубы. — Сегодня мы закатим пир в честь воссоединения семейства, и это будет мёртвый мир, в честь усопшей. Верно я говорю, двоюродный брат? Посмотрев на Лань Си Чэня он издал веселый, даже добродушный смешок, и чистая радость заискрила в глубине его глаз. Вэнь Сюй был человеком с очень привлекательным, хоть и суровым лицом, и подобно Сюэ Яну его хищные побуждения так же являли себя с улыбкой, в то время как в обычной жизни он был довольно сдержан и требователен, а порой даже не слишком дружелюбен. Стараясь во всем походить на отца и дядю, он часто сдерживал себя, но сегодня… сегодня ему очень хотелось улыбаться, словно отдавая дань уважения тому, кто так любил это делать. Он знал, что «её» улыбки не могли не быть хороши, которые в свое время свели в любовном треугольнике двоих могущественных мужчин… — Закройте барьер! — вне себя от переполняющего его страха и ненависти одновременно, закричал Лань Ци Жэнь. — Немедленно! Лань Си Чэнь не понял такой резкой перемены в дядином поведении и даже растерялся, ибо страх, который так и сочился от энергетического поля мужчины застал врасплох и его самого. О, если бы он только знал, чему в свое время стал свидетелем его дядя, то понял бы, почему тот так боится. «Он» был ему хорошо знаком, и тот ужас, что запечатлелся в сердце Лань Ци Жэня будет преследовать его до самой смерти, живое воплощение которой, увидев синие вспышки барьера, что накрывал территорию Ордена взмахнул рукой, приказывая Янхуа лететь вперед. — Это тебя не спасет, — радушно, даже лениво сказал Вэнь Сюй. — Твой брат, как и ты, знал, что такой день обязательно придет. Скажи мне, научил ли он своих сыновей умирать так же, как умерла его супруга? И тут Лань Си Чэнь все понял. Понял этот страх в глазах дяди, понял эту улыбку Вэнь Сюя. Мгновенный панический ужас сковал его тело. — Он вернётся, — немного расплывшийся в глазах Лань Ци Жэня облик Вэнь Сюя постепенно таял, так как сердце мужчины начало издавать короткие глухие удары, — всё еще являясь кошмаром во плоти для этого мерзкого клана и для всех его наследников… Жуткий треск и череда резких взрывов не дали злому полушёпоту Вэнь Сюя и дальше царствовать в этом королевстве тишины и гармонии. Барьер, что от такой стремительной атаки стал достаточно видимым, чтобы можно было различить какой сильный урон он понес начал исходить трещинами словно скорлупа, и осыпаться подобно песчаной буре. Они не видели той тени, что словно находясь на своей территории царствовала среди непроглядной мглы черных небес, однако вспышки, а их было много, дали понять, что тех адептов, которые на мечах кинулись останавливать этого человека постигла участь дождя, судьба которому неизбежно падать вниз. И они падали, некоторые целиком, а некоторые лишь частями тела. Дыхание Лань Ци Жэня участилось в тот момент, когда он четко для себя определил, что пусть на таком расстоянии это и невозможно, но его взгляд попался в ловушку черных демонических глаз, уголки которых слегка сузились, словно бы в преддверье улыбки. Но он знал, что это существо уже не способно даже на злую усмешку, не говоря уже об улыбке, что была утрачена навеки в тот момент, как остановилось «её» сердце. Он знал это, потому что другой мужчина, тоже попавший в эту страшную западню любовного треугольника так же перестал улыбаться, и любое движение его губ было полно лишь скорби, как и глаза, постоянно смотрящие куда-то в пустоту потерянного прошлого и беспросветного будущего. И сами адепты клана Ци Шань Вэнь вздрогнули, когда он приземлился между ними, довольно громко опустившись на землю, при этом слегка согнувшись, из-за чего ему, словно поднимаясь с колен, пришлось вновь выпрямить спину и встать ровно. Адепты тут же расступились, давая дорогу человеку, что твердой спокойно поступью неспешно выходил из тени, идя между своими людьми, давая увидеть постепенно вырисовывающиеся очертания его тела. Губы Лань Ци Жэня дрогнули, когда он увидел выходящую из тени фигуру, и сердце его едва не остановилось, когда он увидел этого человека. — Не может быть… — сделав шаг назад он начал тяжело и рвано дышать, медленно покрываясь холодным потом. — Не может… Кривой изгиб губ, что частично обнажил зубы — и Чжи Шу вышел из тени полностью, понимая, что его представление окончено. До этого Лань Ци Жэнь не видел его лица полностью, так как верхняя половина была сокрыта в тени, из-за чего он невольно спутал их, а они были действительно похожи. — Вспоминаешь тот день, ворчливый брюзга? — с некой издевкой сказал Чжи Шу, полностью выйдя вперед. — Ведь не может быть, чтобы ты забыл день, когда твой брат, падая в бездну своей одержимости утащил за собой и мою… сестру. Чего же сильнее, чем появления самого Чжи Шу, так испугался Лань Ци Жэнь, и какого же человека невольно признал в нем? Разумеется, сам демон прекрасно знал, кого чуть было не признал в нем брат Лань Чжанфэя. На Чжи Шу были черные кожаные ботфорты в высоте до половины бедра и удивительной красоты парчовое верхнее платье, расшитое золотыми нитями на подоле, груди и боках. Вышитые узоры составляли собой некую композицию, что на деле была художественным отражением старых преданий о бессмертной птице-Фениксе и Морской Богине. Эти двое, Феникс и богиня, сильно полюбили друг друга, но так как огонь и вода враждовали с начала сотворения Земли, не могли быть вместе. Испытав немалое горе от осознания, что любимая просто-напросто сгорит в его объятиях и им никогда не быть вместе, птица-Феникс возжелала стать хотя бы морской пеной во владениях своей любви, и поднявшись в небеса так высоко, как только смогла, самовоспламенилась и сложила крылья. Богиня, увидев это, направила в небеса водяной вихрь, дабы тот не дал дотлевающему телу разбиться о воду, но не успела: пепел и перья мягко опустились, мгновенно скрывшись в волнах. Но его жертва не была напрасной, так как убитая отчаянием богиня спустилась в подземный мир, где умоляла богов смерти сотворить чудо, на которое способны только они. И птица-Феникс воскресла в водной стихии, переродившись уже не огнем, а водой, и эти двое наконец смогли быть вместе. Фениксы, самые преданные в любви из всех существ, не знали рождения, лишь перерождение, и всю свою жизнь искали того, ради кого будут жить и умирать снова и снова, отдавая всего себя до последнего сгоревшего перышка. На подоле одеяния Чжи Шу золотом были вышиты морские волны, по бокам — переплетённые тела Феникса и пламени, а на груди, словно эмблема, покоились узоры пышноцветия диких роз. Наручи, покрытые черным велюром, имели золотые заклепки в форме монет, поверхность которых была украшена тонкой резьбой из запрещенных заклинаний, на пальцах различные кольца из металлов и стальных нитей, волосы распущены, на лбу убраны назад, лишь пару прядей по бокам слегка покачивал холодный ночной ветер. А вот на глазах Чжи Шу покоилась прозрачная темная повязка, которая лишь усложняла его и без того затянутый мстительной поволокой взгляд. Это платье было великолепным, ведь много лет назад именно в этой одежде сестра Вэнь Жо Ханя и Чжи Шу убила учителя клана Лань и скрываясь от погони успела добежать до Могильных холмов на территории горы Луаньцзан, где её и схватили, и именно из-за этого платья Лань Ци Жэнь сперва признал в демоне ту женщину. То, что он появился именно в таком одеянии ясно давало понять, что щадить он никого не намерен. Он пришел за местью, и он вырвет её при любом сопротивлении. — Я сгораю уже почти двадцать лет, — голос Чжи Шу стал значительно ниже. — И он тоже, не так ли? Сегодня кому-то из нас суждено наконец сгореть дотла. Ты же понимаешь, кто это будет? Жестокая и беспощадная птица-Феникс, что влюбившись лишь однажды перестала себе принадлежать… это была любимая история его сестры, в которой Фениксом она венчала именно его. Пламя, идущее изнутри — вот чем был Чжи Шу, а богиней, которая усмиряла этот жар была только она, единственная женщина которую он когда-либо любил и которую у него жестоко отняли, растоптав невинность его любви. Неожиданно взгляд Чжи Шу поймал в свои силки глаза Лань Си Чэня, и чуть склонив голову, демон, не мигая, смотрел на него, из-за чего Си Чэню показалось, что его душу начали терзать острые лезвия, будто свирепый тигр точит об него свои когти. — А ведь похож, — пробормотал Чжи Шу. — Где твой младший брат? Хочу увидеть и его лицо. От этой фразы Лань Си Чэнь напрягся и призвал свой меч, который тут же трансформировался в его руке. Взгляд Чжи Шу стал острее, когда глаза его скользнули по рукояти меча, и брови демона тут же нахмурились. — Я думал украденные реликвии нашей семьи клан передаст старшему сыну, — казалось, улыбнулся он. — Я повторяю свой вопрос: где твой младший брат? — Зачем тебе дети?! — грубо оборвал его Лань Ци Жэнь. — Тебе ведь нужны не они. — С чего ты взял, что я пришел сюда только за одной головой? — искренне удивился Чжи Шу, и держа в руках Янхуа, что, казалось, потемнел еще больше сделал несколько шагов к одетым в белое мужчинам. — Я не начал с того куска мусора лишь потому, что ему все еще не хватило смелости предстать передо мной. Где же он, где тот, кто почти двадцать лет назад был так смел, чтобы отнять у Великого Ордена его главного наследника и связать её столь отвратительными узами этого сраного брака! Отведя руку, он, явно растеряв всё терпение и сдержанность атаковал, чем дал призыв своим адептам тоже начать бой. Схватка представителей двух кланов началась с жестоких ударов Янхуа, которыми он прошелся сперва по Лань Ци Жэню, а затем, когда мужчина упал, перешел на Лань Си Чэня. Тот никак не ожидал, что этот человек будет настолько кровожаден, скорость его ударов не имела аналогов, он был быстр и беспощаден, как сама смерть. — Это неправда! — неожиданно громко закричал Си Чэнь, когда Чжи Шу, довольно сильно ударив его по лицу, вызвал разрывы на его коже, что тут же закровоточили. — Наша мать, она… — Она была моей! — вне себя от ненависти закричал Чжи Шу. — Моей, только моей! Твой жалкий упадочный отец отнял её у меня, чем убил то единственное, что я впервые возжелал беречь в своей темной, лишенной света жизни! Разве тебе не сказали, от кого ты был рожден и в каких муках был зачат! Ты ведь её первый ребенок, первенец, и как же спешно Лань Чжанфэй тебя заделал, словно бы боялся, что она покончит с собой гораздо раньше, не успев подарить этому проклятому клану более свежий кусок мяса. И твой брат, который тоже был рожден ею… я не представляю, что он сделал, чтобы вырвать из неё и его! — Это не может быть правдой! — шокировано закричал Лань Си Чэнь. — Я не верю, что это правда! Скажи, признайся же, что ты здесь лишь из-за того состязания, скажи, что ты мстишь по воле своего Главы, скажи, что это просто месть за тот ничтожный проигрыш Вэнь Чжао! Я не хочу верить, что они, они… Казалось, собственный голос предал Лань Си Чэня и он вынужденно остановился, не имея сил твердо стоять на ногах. Да, он частично знал историю своих родителей, но даже он не мог представить, что их с Лань Чжанем мать окажется наследницей главной ветви клана Ци Шань Вэнь, и что их отец совершил такой непростительный грех. — Я не верю… — дрожащий голос Си Чэня становился слабее по мере того, как замедлялось его собственное сердцебиение. — Не верю… Будь это действительно правдой, как тогда с этим жить? А как же их клан, его нравоучения, его смысл в конце концов? Во что они верили всю свою жизнь, ради чего отдали все силы, ради чего было положено столько усилий! Они сыновья клана Лань, они его наследие… но как быть, если это наследие, оказывается, было привлечено столь насильственным путем, а их родной отец, не желающий иметь дела не только с управлением Ордена, но и собственными детьми скрывал такую ужасную правду о том, что совершил, и ради чего? Неужели он настолько сошел с ума от любви? — Но ведь она убила учителя, — подурневшее и как будто прибавившее в годах лицо Си Чэня вновь обратило свой взор в сторону демона. — Её должны были убить, я знаю. Он спас её от этой участи женившись на ней, вот для чего это было. Ты… ты лжешь, ты всё лжешь! Несколько печально Чжи Шу смотрел на это юное создание, что содрогаясь в криках все равно понимало, что этот демон не лжет. Если бы он лгал, дядя не пришел бы в такой неописуемый ужас и в его глазах не читалась бы столь явная покорность тому, что этот человек ворвался на их территорию с намерением излить боль двух десятилетий, которые вынужден был молчать. — Рука не поднимается вырвать эту голову с плеч, — взяв его за волосы, Чжи Шу поднял его лицо и заглянул во влажные округлившиеся глаза. Янхуа в его руке развернулся, кончик его прижался к груди юноши. — Так может мне сделать все куда более красиво, и вместо растерзанного собаками трупа оставить красивую, но бездушную куклу? Кончик Янхуа начал нагреваться по мере того, как его сила, минуя слои Золотого Ядра все ближе подбиралась к душе мужчины. Глаза Си Чэня расширились, он никак не мог отнять взгляда от других глаз, что загнали его в ловушку той беспроглядной ночи, которой были. Чжи Шу с явным наслаждением и жадностью смотрел в это лицо, смотрел и чувствовал его страх, как он буквально стекает эфирными каплями в его ладони, как дрожит это лицо, черты которого напоминали презираемого им Лань Чжанфэя. Из-за этого очевидного сходства демон страстно желал увидеть и второго сына. Он не знал, как тот выглядит, а потому желание увидеть его лишь усиливалось с той минуты, как только Чжи Шу увидел Лань Хуаня. Внезапно Лань Си Чэнь оскалился, и обхватив ладонями руки демона неожиданно для самого мужчины резко поднялся, из-за чего их взгляды скрестились так, как обычно скрещиваются в поединке раскаленные жаждой убийства мечи. — Руки прочь от моей головы, — едва ли не рыча, прошипел он. — Руки прочь от моей души, от моей семьи! Чжи Шу на мгновение замер. В этот момент глаза Лань Си Чэня будто преобразились, и все то, что он подавлял или сдерживал все эти годы вырвалось, из-за чего в глазах Чжи Шу на мгновение отразился не он, а другой человек, которого он увидел в этом лице. Столь опаляющая ярость была единственной, которая была способна противостоять пламени Феникса, и даже устрашить его, эту жестокую птицу, сгорающую в одиночестве любви. Это был взгляд его сестры, это были её глаза, тот же цвет и оттенок. — Ах, и правда похож, — возбужденно воскликнул Чжи Шу, поднимая Лань Си Чэня за горло. Сделал он это так легко, словно бы не взрослого человека, а тряпичную куклу поднимал над землей. Душа его одной рукой он не сводил с него взгляда, словно бы впитывал в себя все те краски, которыми окрасилось лицо Первого Нефрита. — Будь ты моим сыном, за такой взгляд я бы бросил к твоим ногам весь мир. Но не судьба, увы, поэтому бросить в ноги придется тебя. Где твой брат? У него, по всей видимости, должно быть то, что я страстно желаю отдать своему воспитаннику. Лицо Лань Си Чэня окрасилось в алый, и даже при всем желании это сделать он не смог бы вырвать из себя не то что правду или неправду, а хотя бы одно ругательство. Увидев, что тот действительно близок к смерти, взгляд Чжи Шу слегка смягчился. Было время, когда он уже видел этого ребенка, держащего в своих руках благоухающий букет фиалок. Он узнал его, и скорбь в паре с гневом затуманили его разум еще сильнее, а вот помнил ли его Си Чэнь, покуда они уже встречались лицом к лицу гораздо раньше, так и оставалось тайной. «Не будь столь жесток, — знакомый голос из прошлого вынудил его глаза расшириться, а губы невольно приоткрыться. — Это всего лишь ребенок, что далеко не соперник твоему гневу…» Будто перенесшись в события минувших дней, Чжи Шу увидел залитое солнечным светом тренировочное поле и себя, стоящего рядом с человеком, что был единственным, кому под силу было затмить это ненавистное им солнце. Она улыбалась и мягко держала его руку, в которой он сжимал меч. В тот день он учил молодых адептов и был очень недоволен ими, а она, воспринимая почти все в жизни как хорошую или плохую шутку, но все же шутку, всегда усмиряла его, будучи тем, кому подчинялось черное пламя его души. Её касание было нежным, но в нем чувствовалась огромная сила. Чжи Шу хорошо помнил её длинные волосы и их легкий фиалковый запах. Фиалки цветы застенчивые, они всегда ищут тень, поэтому именно в тенях раскрывалось все самое сокровенное и дорогое, что было между ними, демоном и человеком, братом и сестрой. Разжав ладонь Чжи Шу отпустил его, и будто на мгновение растерявшись переступил через тело Лань Си Чэня и посмотрел по сторонам. Адепты сражались друг с другом, звон мечей и крики все сильнее наполняли это прежде тихое место. Приблизив к лицу Янхуа, Чжи Шу закрыл глаза, прислушиваясь к своему оружию. Оно все же проникло в душу Лань Си Чэня, поэтому сейчас демон с удовольствием слушал о том, как же два брата любят проводить время в библиотеке, и что Лань Си Чэнь строго приказал Лань Ван Цзи ни за что не покидать её…

***

Когда-то давно, задыхаясь хриплым сорванным дыханием, меж скалистыми равнинами спешил человек. Тяжелое дыхание опаляло легкие, сухие губы потрескались, раны кровоточили. Но этот человек бежал что есть сил, бежал несмотря на то, что был ослаблен, и что место, куда он направлялся, выходило на территорию Луаньцзан. Могильные холмы были полны некроэнергии, и чем слабее был человек, что восходил туда, тем яростней и опасней темная энергия нападала на него. Миновав высокие преграды и изрезав ладони об острые камни этот человек чувствовал, что еще немного и он сможет вырваться из западни, сможет подать сигнал тревоги и соклановцы увидят это, а особенно… он, единственный, кто защитит, единственный, кто бросит на это все силы невзирая на препятствия! Когда пальцы человека ухватились за выступ и ослабевшими руками он подтянул свое тело повыше, его глазам открылось то, чего этот человек никак не ожидал увидеть. — Сестра, — улыбаясь, на неё смотрели знакомые глаза, в которых в этот момент мерцало веселое пламя. — Как дела? Женщина сперва удивилась, но затем расслабилась. — Младший брат… — было начала она, постепенно выпрямляясь и пытаясь встать на ровные ноги. — Они преследуют меня достаточно упорно. Я была ослеплена жаждой мести и не сумела скрыть свою личность, её старший сын обнаружил меня в тот момент, когда я отрубила ей голову. Они знают, что убийца — я. — Диди тебя защитит, — не сходя с места, спокойным и очень убедительным тоном сказал Вэнь Жо Хань. — Пойдем. Диди позаботиться о том, чтобы ты была в безопасности. Его расслабленный, даже слишком спокойный тон вынудил её напрячься, мгновенно посеяв в душе опасные сомнения. Взгляд женщины стал глубже, но разум будто покрыла ледяная корка. — А где Чжи Шу? — ослабевшим голосом спросила она, на что губы Вэнь Жо Ханя разошлись в медленной опасной улыбке… Зная, как обустроена территория клана, Чжи Шу спокойно и уверенно шел вдоль троп и зданий, пока наконец не поднялся к восточной части территории, где располагалась большая библиотека Ордена. Поднимаясь по каменной лестнице, он, крепко сжимая в руках Янхуа, буквально испепелил взглядом запертые изнутри двери, которые разбил лишь одной волной своей силы. Они разлетелись в щепки, впуская его в плохо освещённое помещение, в котором было очень тихо. Множество бумажных, но тускло горевших фонарей освещали чистую и аккуратную комнату, что источала слабый запах древесной бумаги и чернил. — Ничто не может быть мрачнее будущего, за исключением, разве что, прошлого, — двигая лишь глазами, сказал Чжи Шу. — Если в твоих планах дожить до этого самого будущего, советую тебе не задумывать ничего безрассудного. Даже если твои шаги беззвучны, я все равно слышу, как ты дышишь и как бьется твое сердце. Довольно спокойно, что интересней всего. Так как деревянные жалюзи на окнах были подняты, редкие порывы ночного ветра, вторгаясь внутрь, тревожили пламя свеч. Легкое шуршание бумаг, а так же поставленных в вазы сухоцветов вторгались в поле ощущений Чжи Шу и он мягко опустил веки, наслаждаясь этой сакральной тишиной. Даже будучи с закрытыми глазами он уловил тот момент, когда беззвучные шаги направились в его сторону, после чего затихло все, даже дыхание. Демон медленно поднял веки, видя впереди себя фигуру в белом, чье лицо было бесстрастным и холодным, а взгляд таил в себе столько упрямства и силы, что невольно взгляд Чжи Шу смягчился. Глаза, смотрящие на него, скрывались в тени, но даже тень не могла заглушить тот яростный блеск, что они в себе таили. — Желаю видеть твое лицо, — сказав это, Чжи Шу взмахнул рукой и в тот же момент в воздухе воссияли огненные вспышки, что зафиксировавшись в форме сфер бросили куда более яркий свет на светлую кожу лица и бледные губы, сжатые в упрямую линию. Увидев это лицо Чжи Шу замер, а его внутренние эмоции четко отразили себя, позволив Лань Ван Цзи увидеть выражение некого сокрушённого удивления смешанного с толикой нежности, что растаяла почти сразу же, едва успев себя явить. Как снежинка, что падает на теплую ладонь и тут же исчезает, тепло в глубине глаз Чжи Шу так же быстро сменилось гневом и ненавистью. — Как будто и не было этих двадцати лет, — прошептал он. — Не думал, что хоть еще когда-либо увижу «её», пусть даже в чьем-то продолжении. Лань Си Чэнь унаследовал внешние черты своего отца, и хоть братья были похожи, но именно Лань Ван Цзи как две капли воды был похож на свою мать, за исключением разве что глаз, светлый цвет которых достался ему от отца. Эта линия губ, длинные брови вразлет и даже оттенок кожи, та же форма глаз с длинными, немного загнутыми ресницами, позволяющая бесстрашно взирать на саму смерть, даже если этот страх все же был… Демон не сомневался в том, что эти глаза до сих пор не знали и капли собственных слез. Его мать впервые заплакала после брачной церемонии, когда повернувшись к Лань Чжанфэю окончательно поняла, что её прошлой жизни пришел конец, а всё то, чем она была раньше уже никогда не вернуть. Но даже в тот момент её прекрасное лицо оставалось неподвижной маской, так и не давшей увидеть всю полноту той страшной печали, которую она скрывала в своем сердце. Точно такое же лицо Лань Чжанфэй увидел много лет спустя, когда Лань Ван Цзи понял, что его матери действительно больше нет ни с ним, ни в том доме, на крыльце которого он так долго ждал, пока ему откроют дверь… — С какой бы целью вы ни пришли… — низко начал Лань Ван Цзи, что дало Чжи Шу возможность услышать его голос. — Уходите. Голос был мужским, и наваждение демона быстро сошло на нет. Лань Ван Цзи был невероятно похож на свою мать, но лишь услышав его голос, его короткий низкий ответ — и Чжи Шу понял, что внутри этот человек далек от его сестры так же, как и Луна от Солнца. Неожиданно взгляд демона стрельнул вниз, туда, где до побелевших костяшек пальцев Лань Ван Цзи сжимал свой Би Чэнь. Глаза Чжи Шу слегка расширились, когда он увидел ножны и рукоять, не сразу признав в этом оружии то, что искал. — Какое… уродство, — затравленно выдохнул он. Глаза его опасно сверкнули. — Мой дорогой, что они с тобой сделали… Осквернили так же, как и твою госпожу. Лань Чжань не сразу это понял, но его меч непонятно почему слегка задрожал в его руке. Он сдержался, чтобы бросить на него взгляд, но от него не утаилось то, как неожиданно резко потяжелела энергия меча. — В этом клане что, так принято, перешивать самодостаточных существ под свои стандарты, уродуя не только тело, но и душу? — зло усмехнулся Чжи Шу и указал пальцем на меч. — Не думал я, что такая реликвия перепадет младшему сыну. Его тебе вручил твой порочный отец или старый маразматик? От таких его слов Лань Ван Цзи напрягся еще больше, но со свойственным ему самоконтролем даже не пошевелился. Лишь дыхание его стало тяжелее, во взгляде вместо холода теперь угадывались целые глыбы непробиваемого льда. — У твоей матери было прекрасное чувство юмора, — отвернув от него свое лицо, сделав вид, словно бы разглядывал содержимое библиотеки, сказал Чжи Шу. — Свой первый меч она получила в шестилетнем возрасте, и не отпускала из ладоней пока не научилась держать его без дрожи в руках. Будучи искусным фехтовальщиком она часто ловила на себе завистливые или восхищённые взгляды. Когда её спрашивали: «Как зовут твой меч?», она с легкой улыбкой отвечала: «Он Безымянный». Невольно вспомнив те деньки, Чжи Шу, казалось, и сам был близок к тому, чтобы улыбнутся, вот только его губы будто онемели, он не сумел поднять даже их уголки. — «Юмин», — медленно произнёс он, — что означает «Безымянный». Как же смешно выглядели лица тех, кто видя такой великолепный меч слышали, что у него «нет имени». Но оно было, звуча так же прекрасно, как предрассветная ложь мужчины женщине о том, что они еще встретятся. Юмин… Именно эти иероглифы были вырезаны на лезвие её оружия, и именно Юмин убил учителя клана Лань, одним ударом отрубив ей голову. Сестра была жестока в своей мести, удар в сердце её не удовлетворил бы. Подобно богине войны она свершила свою месть лишь одним точным ударом… но что я вижу? Юмин, с которого сняли его рукоять, стерли на лезвии его собственное имя и даже поменяли ножны, теперь носит имя Би Чэнь, и ты, Лань Ван Цзи, должно быть искренне веришь, что этот сильнейший меч был выкован здесь, на территории Гу Су, а вовсе не передан тебе как реликвия твоей матери. Из всего меча они оставили лишь само лезвие… До чего же бесстыден этот клан Лань, что своему собственному наследнику дал именно то оружие, которым был закрыт старый должок прабабки Лань И, что в свое время изобретя технику Смертельных Струн использовала её против нас, за одну ночь вырезав полдюжины молодых адептов, за что была осуждена собственными соклановцами. Хех, знаешь, ваши чистенькие беленькие одежды в моих глазах отражаются как нечто настолько грязное, что мне хочется утопить этот клан в крови, которую он пролил. «Би Чэнь» задрожал сильнее и частично вышел из ножен, воспроизведя при этом резкий звенящий звук. Даже рука Лань Ван Цзи сама по себе поднялась, когда это случилось, и судя по траектории направления рукояти, меч стремился не к кому иному, как к самому Чжи Шу. — Юмин, — ласково позвав меч, голос демона стал словно ослаблен истомой, легкая поволока легла на его глаза. — Ты чувствуешь кровь своей госпожи во мне, не так ли? Кровь старшей наследницы клана Ци Шань Вэнь — Вэнь Мин Хэй. И в то же время не можешь сопротивляться её крови внутри её младшего сына, Лань Ван Цзи, не так ли? Но все будет хорошо, не разрывайся между нами, ведь я хочу отдать тебя тому, кто действительно достоин тебя носить, самому совершенному юноше на всем белом свете. Ты и твоя госпожа сегодня вернетесь домой, я пришел… чтобы наконец забрать вас. Резкий тяжелый выдох Лань Ван Цзи вынудил глаза демона подняться выше. Капельки пота стекали по лбу Лань Ван Цзи, глаза уставились в мертвую точку, что смотрела сквозь время и пространство. Он слышал голос своего меча в собственной голове, и этот голос говорил… нет, он подтверждал всё вышесказанное. — Прочь! — с неким отвращенным страхом отбросив от себя меч, Лань Ван Цзи, тяжело дыша, даже отступил на шаг назад. В его голове все еще был слышен голос меча, что по неизвестной причине переплетался с голосом его матери, и это шокировало его настолько, что на мгновение он частично потерял себя. До этого момента он знал о матери лишь немного, самое большое — что безгранично и преданно любит её. Его мать звали Юмин, во всяком случае так при них с братом она себя называла. В свое время в качестве титулованного подарка Лань Ван Цзи получил меч, а вот его брат флейту сяо — Лебин. Имена Лебин и Юмин по звучанию были словно отражением друг друга, но эта флейта прежде принадлежала их отцу, и они знали, что спустя некоторое время после смерти их матери отец больше никогда не прикасался к ней и не играл. Над Гу Су больше не витали мелодии грусти и тоски, что покрывали горы словно дымкой белесого тумана, и лишь спустя года по памяти восстановив одну из мелодий отца её стал играть Лань Си Чэнь, за что его не раз бранил дядя, но запретить играть её так и не смог. И Лань Ван Цзи и Лань Хуань знали, что этой мелодией отец оплакивал свою любовь задолго до смерти их матери. Иногда казалось, что их отношения начались именно так, с беззвучно падающих слез, что нашил свое звучание в скорбной флейте Лебин. Но то, что сказал этот человек, в корне меняло привычную картину мира. — Почему… — было начал Лань Ван Цзи, и Чжи Шу приготовился услышать примерно то же, что произнес и его брат, что помутился рассудком от понимания правды и нежелания в неё поверить. Однако этот человек изрядно удивил его, когда произнес следующее: — Почему я должен верить тебе? Когда-то давно, когда Лань Чжанфэй и Чжи Шу еще не были врагами, последний имел с ним несколько неформальных встреч. Прекрасно разбираясь в людях демон заключил, что этот человек не так прост, как кажется, и сколько бы он ни улыбался, как бы добродушно и весело не сияли его глаза, однако под всем этим внешним покровом таилась незаурядная сила, способная проявить себя в одном из переломных моментов его жизни. Характер Лань Чжанфэя был более мягок нежели у его брата, а внешность и поведение совсем не отталкивали, чего, к примеру, добивался Ци Жэнь, постоянно хмуря лицо и позволяя себе открыть рот лишь чтобы низвергнуть очередное возмущение или недовольное восклицание. Еще тогда Чжи Шу заметил затаенное пламя, которое подавлялось довольно сильной волей, и демон понял, что по-настоящему сломить этого человека может лишь то, что он впустит в свою душу. Такого человека, как Лань Чжанфэй, могли разрушить лишь чувства, что поставили бы его перед проблемой выбора, и именно они были способны сломить его. Почему? Потому что до известных событий Лань Чжанфэй никогда не ставил что-либо выше благополучия своего клана, а тот выбор, что он сделал, унизил не только достоинство семьи и разрушил его собственную репутацию, но и поставил под угрозу существование самого клана, вкуси они всю полноту последствий поступка своего Главы. До их трагедии, связанной с Мин Хэй, это был человек спокойного веселого нрава, что в свои двадцать с лишним лет уже стоял во главе клана и прекрасно управлял им, разумно разделяя внутренне и внешнее. Он был сыном Лань И, что к тому моменту сложила свои обязанности как главы Ордена из-за бесконечной травли в отношении убийства, совершенного ею при помощи своей техники, в итоге став даже не Старейшиной, а простым учителем, и передала всё своему старшему сыну, нисколько не сомневаясь, что Лань Чжанфэй приведет клан к его наибольшему процветанию, да и как в этом можно было сомневаться, когда её сын, получив правильное воспитание и сам горел желанием поддерживать гармонию их семьи, сердцем и телом преданно соблюдая традиции и наставления предков. Впрочем, уже на тот момент семьи Лань и Вэнь имели тихую вражду друг против друга, и Лань Чжанфэй был осведомлен о причинах. Желая прекратить конфликт, он лично отправился в клан Ци Шань Вэнь, во главе которого на тот момент еще стоял отец Вэнь Жо Ханя и Вэнь Мин Хэй. Но встретился он только с Чжи Шу и с Вэнь Жо Ханем. Желая доказать всю силу своих добрых намерений, Лань Чжанфэй предложил наследникам Ордена посетить его клан ради обучения и обмена опытом. Те отказались, взамен этого предложив отправить в их клан одного из своих лучших адептов. Лань Чжанфэй согласился, не зная, что этим адептом была старшая наследница семьи — Вэнь Мин Хэй. Благодаря этому ей удалось изучить клан изнутри и найти среди них человека, которая скрывала себя под скромным званием учителя, а на деле была бывшей главой Ордена, что, похоже, не подозревала, что спустя столько лет справедливая расплата настигнет её. Да, в клане Вэнь месть подавали очень, очень холодной, но от того и возрастала боль такой подачи, ведь никто не ждал подобного удара, никто не верил, что подобная месть придет так поздно. Именно Вэнь Мин Хэй была той, кто убила Лань И в отплату за то, что эта женщина сделала своими смертельными струнами… Услышав ответ Лань Ван Цзи, Чжи Шу вскипел от гнева, потому что несмотря на то, что сейчас на него смотрело лицо сестры, говорил с ним не кто иной, как Лань Чжанфэй. Эта манера речи, эта глубина взгляда и непоколебимая решимость, из-за которой чувствуешь себя ничтожеством принадлежала именно ему. — Ты еще будешь сомневаться… — остервенело прошипел Чжи Шу. — Ты, который лицом так похож на неё, а характером на своего паршивого отца. Чёрт… — демон издевательски хмыкнул. — До чего же тихое чистое место, этот ваш Гу Су Лань. Именно здесь почти двадцать лет назад в молчаливом унынии была заперта женщина, которая с таким же гробовым молчанием принесла три поклона… и молчала даже тогда, когда её без тени желания раздевали на так называемом брачном ложе. Она, которая молча снесла всё, вплоть до двоих родов и, быть может, были бы даже третьи, которым уже не судьба была случиться, потому что… пришла пора навеки замолчать. Лань Ван Цзи стиснул зубы, всеми силами сопротивляясь тому, что слышит, а вот Чжи Шу, который жестоко снимал прежние покровы недосказанности и лжи, казалось, находил в этом какое-то странное печальное удовольствие. — Твой отец, — смотря в упор на парня, Чжи Шу лениво склонил голову, не отрывая от него взгляда, как змея, — бессовестный ублюдок, который быстрой смерти любимой женщины, что не любила его, предпочел прижизненное гниение её духа, заточив здесь словно в клетку, заставив разделить с ним ложе, родить двоих детей! И при этом всем все жалели именно его, ведь, о дьявол, как же он страдал, не правда ли? Он посмел даже тело её предать заключению, похоронив в Гу Су, да еще и на вашем семейном кладбище. Ваши предки там в гробах своих переворачиваются небось, ведь сестренка даже будучи призраком как сама не обретет покоя, так и не даст его другим. Ах, молодой господин Лань, до чего же твой взгляд мечет знакомые искры. Боюсь, судьба тебя не пощадит, и ошибки, совершенные твоим отцом найдут свое продолжение в тебе, они уже нашли. — Какие еще ошибки? — цедя сквозь зубы, прошипел Лань Ван Цзи. Глаза Чжи Ши сверкнули затаенным любопытством. — А старый брюзга разве тебе не рассказывал, как её поймали? — слегка расширив глаза, со смесью наигранного удивления спросил демон. — Несмотря на то, что твой отец, как он сам считал, любил её, он вместе с отрядами Ордена пошел выкуривать её с Могильных холмов, куда она успела добежать и была близка к тому, чтобы вернуться домой, просить защиты семьи, — медленно, от чего не сразу заметно Чжи Шу начал обходить кругами застывшего и неподвижного Лань Ван Цзи, из-за чего он чувствовал, как этот человек буквально пронзает его взглядом своих черных глаз, обозревает, изучает. Склонившись к его уху Чжи Шу прошептал: — Твой отец был в первых рядах среди тех, кто охотился на неё. Он ничего не сделал, не посмел пойти против своего Ордена. Понимаешь всю степень его грязного бесстыдства? Он должен был пойти против клана и встать на сторону любимой женщины, не так ли? Но он посчитал справедливость не такой важной, как подчинение своим старшим… и сейчас ты смотришь на меня его глазами, тот же взгляд, Лань Ван Цзи, которым он допустил гибель Лань И от её руки, допустил поимку Мин Хэй и даже женитьбу. Более того, он так выстрадался от своего полного бездействия, что получив её в качестве жены более не смог исполнять свой долг как главы Ордена, уйдя в затворничество, и даже на вас ему было все равно… он думал лишь о ней, о том, что она не любит его, что даже их общие дети вовсе не плод любви, а плод отвратительного сношения, где она была неподвижной. Даже когда она рожала из её горла не вырвался ни один крик, а ваш дядя, надеюсь он сгорит в аду, не дал новоиспеченной матери даже прижать вас к своей груди, чтобы напоить молоком. Старый ублюдок забрал вас от матери в первый же день, оставив её в полном одиночестве, среди крови, слез и стекающего с её грудей молока, которым она даже не имела права вскормить своих же детей. По сути вы принадлежите клану, вот для чего вы были рождены, дабы пойти в расход взамен вашего никчемного отца. Зная всё это, как думаешь, совершив непростительный грех была ли в ней хоть капля страха, что она попадет в ад Бестиария, прямиком в лапы такого монстра, как бога самоубийц? Лично я предпочитаю думать, что Бестиарий вынести было бы легче, чем задыхаться в немом отчаянии здесь. — Я. Не мой. Отец, — сквозь зубы процедил Лань Чжань, глаза его заволокла тьма. В черных зрачках Чжи Шу, порываясь из глубин его души, сверкнуло жаркое любопытство. — Я никогда не стану таким как отец! До этого имея силы и достоинство прямо и неподвижно смотреть на Чжи Шу, Лань Ван Цзи наконец сорвался словно натянутая стрела и даже обнажил зубы, сжав челюсть так сильно, что можно было увидеть, как едва заметно дрожат его волосы. В словах Чжи Шу он четко расслышал намек на то, что его собственная нерешимость или слабость сделает с ним то же самое, что и с его отцом, и еще даже толком (на тот момент) не осознавая своих чувств буквально начал кипеть в неоспоримом гневе и остром желании опровергнуть столь жестокие слова. Эта слабость… он ведь хорошо понимал, о чем идет речь. Не суметь сказать то, что должен, не суметь поступить так, как хочешь… и итогом всего станет лишь страдание и бесконечные сожаления, умноженные на не утихающую боль от того, что уже ничего нельзя изменить или вернуть вспять. Но нет, Лань Ван Цзи упрям, он выстоит всё что угодно, он не боится боли, лишь только… лишь только не знает, как не бояться боли другого человека, который испытывает её, как сказать ему, что не в силах смотреть, и точно так же не в силах отвести взгляд… Увидев такую его реакцию Чжи Шу понял, что явно преуспел в чем-то, задев какую-то потайную часть его души. — Как знать, — спокойно ответил он. — Тот, кому есть что защищать, обречен потерять. Тот, кто влюбится, обречен страдать. Тот, кто лишь смотрит, обречен наблюдать падение и гибель. Грехи твоего отца неискупимы, и кому-то из вас придется нести их вес на себе. Твоя мать покончила с собой, и смерть твоего отца не станет искуплением. Искуплением станет точно такая же утрата по точно таким же причинам. И смотря на тебя я вижу блеклое пламя печали, что скрывается глубоко внутри твоей души, как и страстное желание, которое сжигает тебя гневом, беспомощностью и молчанием. Эфир человеческой души начинает искрить, когда в его сердце появляются эти волнения, или же… намерения, которые он скрывает, — веки демона чуть сузились, будто он присматривался даже не к лицу Лань Ван Цзи, а к тому, что скрывалось в глубине его светлых глаз. — Ты влюблен, Лань Чжань, но что толку? Ты такой же, как и твой отец. Готовься принять его участь, ведь очевидно, что его бесполезность нашла свое продолжение в твоей нерешимости. Придет пора, когда будет о чем сожалеть, и в этих сожалениях, которые не вернут время вспять, твоя душа обретет свою могилу, при живом-то теле, Лань Чжань. Считай это дружественным советом на будущее… к слову, не думай, что я не убью тебя лишь из милосердия. Я, хоть в это и трудно поверить, не слишком то люблю убивать, ведь то, что с людьми делает жизнь и судьба наблюдать куда интересней. Но говорят ведь, что оставить в живых — значит проявить милосердие… но данный случай явно не из этих. При одном слове «влюблен» Лань Ван Цзи почувствовал себя так, словно бы с него сняли кожу и обнажили то, что он скрывал за всеми слоями своей души. Это слово «влюблен» прежде всего поставило в тупик его самого, так как то, чему он до сих пор не давал точного определения просто не могло так называться. Сказав это демон не просто сорвал покров, он загнал Лань Ван Цзи в угол и моментально вытащил на свет все его противоречия. Но хуже всего, что сердце и разум Лань Ван Цзи так сильно ухватились за его слова, словно бы этот человек был единственным, кто мог сказать ему, что же он на самом деле чувствует, что на самом деле испытывает, потому что при таком наличии сокрушающей правды лгать не имело смысла. Это был прямой выстрел в голову, и утонув в мгновенном сопротивлении Лань Чжаню все хуже удавалось держать себя в руках, ведь Чжи Шу коснулся того, что прежде всего приносило немалую боль и страдания самому Лань Ван Цзи, которые лишь набирали оборот, и он сопротивлялся этому, даже толком не зная, что же его так волнует, беспокоит, злит, не дает спокойно пройти мимо того, кто всегда вел себя так, словно видел его насквозь и с легкостью перепрыгивал сквозь все неприступные стены, добираясь до мягкого уязвимого нутра, где кипела эта пока еще не вошедшая в свой самый яркий расцвет чувственность. — Знаешь, какие любимые слова одного юноши с улыбкой дерзкой и сияющей, как само солнце? — при воспоминании о Сюэ Яне, лицо Чжи Шу смягчилось. — «Жить без страха, умереть без сожалений…» Он кинется в воду и пламя ради своей любви, даже если любит только он… ведь он раскрыл мне свою душу, которую тварь вроде меня способна высосать до последней капли. Вот он какой, этот юноша… вопреки всей этой бесовщине любящий меня юноша. Ну, а ты, Лань Чжань? Сможешь ли ты кинуться в воду и пламя? Наверняка сможешь, но… что ты будешь делать, когда этим пламенем и огнем станет дядя или же родной брат, или же весь клан? За что тогда будет биться твоё сердце? За собственную репутацию, или же за того, против кого ополчится весь мир… Если не сможешь защитить, сможешь ли умереть, даруя ему и себе быструю смерть, что избавит вас от страданий, а, Лань Чжань? — Пока мы живы, выход есть. Демон насмешливо хмыкнул. — Не будь таким наивным. Можно быть мертвым при жизни, когда души почти нет… что тогда будешь делать? Как по щелчку в глазах Лань Ван Цзи вспыхнул образ отца, одиноко играющего на своей флейте сяо, укрывшись в тени сливы. Тень его тела, отбрасываемая лунным светом, и длинные распущенные волосы, скорбно развевающиеся неслышными порывами ветра. Он играл свою печальную мелодию так, словно вопрошал о чем-то, но ответом ему было лишь тихое эхо, идущее откуда-то из глубин гор… Он играл, хотя и знал, что душу самоубийцы призвать невозможно, ибо это был нерушимый закон Бестиария, тягаться с которым было не под силу смертному человеку. То был единственный раз после смерти матери, когда Ван Цзи застал его играющим. Больше его отец никогда не играл. Казалось, этот демон зрит в самый корень тех вещей, что правят над миром, но полностью отрицаемы самим человеком, и даже когда они все же наступают люди прежде всего отрицают их реальность, а затем сводят себя с ума тем, что не имея сил принять эту правду снова и снова переигрывают это в своей голове, словно пытаясь вернуть время вспять… Но что еще хуже, сейчас он смотрел на Лань Ван Цзи, и хотя Чжи Шу не был магом, чтобы увидеть будущее, но его разум работал иначе, и просто следя за событиями он предугадывал их последствия. За какие-то жалкие минуты ему удалось сложить пазл такой сложной личности как Лань Чжань, удалось увидеть терзания его сердца, как и то, что этот человек неизбежно повторит судьбу своего отца, потому что больше, чем Лань Си Чэнь, был прямым продолжением его души. Если Лань Хуань сумел унаследовать многое от своей матери, то Лань Чжань, словно несущий ответ за чьи-то грехи унаследовал всю печаль своего отца, будто физически воплощая всё горе души Лань Чжанфэя. Даже Лань Ци Жэнь это признавал, втайне боясь, что его племянника постигнет та же участь… — Хах, — хмыкнул Чжи Шу, — кажется, я наполнил эту красивую голову куда большим количеством слов, чем планировал. Что ж, пора заканчивать. В конце концов я должен навестить еще одного ланьского бастарда… Услышав это, Лань Чжань сразу понял, о ком он говорит. Резко спохватившись он было хотел вытащить свой меч, когда увидел, что тот, ранее отброшенный, теперь находится между ним и Чжи Шу, который с пляшущими огоньками в глазах тоже понимал, что меч находится как раз между ними, ровно посередине. — Есть такая легенда, что, чтобы быть вместе, люди должны сделать одинаковое количество шагов друг к другу, — изогнул бровь Чжи Шу. — Как по мне, глупость все это. Тот, кто будет желать этой близости больше, сократит всё расстояние сам, даже если ему придется просто идти следом за тем, в чьей тени он будет чувствовать себя счастливым. Лань Ван Цзи не мог позволить себе и секунды промедления, потому что понимал, что этот демон опережает его во всем, даже в мыслях. Мгновенно использовав короткую версию талисмана перемещения, он трансформировался рядом с мечом, и понимая, что этот человек хочет забрать его отправил меч в полет, буквально швырнув оружие в окно. — Ах, ну почему? — когда Лань Чжань обернулся, его лицо онемело от боли, так как все еще держа в руках Янхуа Чжи Шу резко ударил его им. — Ну почему, почему… Лань Ван Цзи упал, а демон, склонившись над ним, взял его лицо в свои ладони, приблизив к нему свое лицо. — Ну почему ты оставила меня? — с грустными, но вместе с тем злыми глазами, обиженно и одновременно отчаянно вопрошал он. — Почему ты не давала знать о себе вплоть до своей смерти, почему не звала на помощь? Я бы сжег на пути к тебе всё, что посмело бы меня остановить, и нашел бы тебя даже в Стране Теней, не побоявшись ступить во владения Темных Владык. Кончик Янхуа был очень твердым, и именно им прилетело по лицу Лань Ван Цзи. Если бы Чжи Шу захотел, то этим ударом мог бы снести ему голову, и она свалилась бы с плеч как у шарнирной куклы. — Я любил тебя так сильно, — продолжал он, — и как яростно оплакивал тебя. Скольких я убил, прежде чем из черного мой мир окрасился в алый, сколько я разрушил, прежде чем эти разрушения сравнялись с разрушениями моей души, когда я узнал, что ты покончила с собой. Как такое может быть, что ты позволила себя пленить, как такое может быть, что ты родила от него детей, я же… приходил сюда, я искал тебя, но твоей духовной Ци совсем не чувствовал, а ты… ты все это время была здесь. Мин Хэй, Мин Хэй… я не верю, что ты любила его, не верю. Такое знакомое лицо, и все же это был его сын… сын Лань Чжанфэя с её лицом, что он гладил своими холодными пальцами, пытаясь убедить себя, что это она, дабы хоть на минуту своей печальной жизни стать счастливым. Лань Чжань только сейчас заметил, что те сияющие сферы давным-давно опустились и подожгли пол, огонь на котором стал подниматься выше, к стеллажам. Библиотека постепенно окрашивалась в золотисто-оранжевый свет. — Я любил только тебя, — прижавшись лбом ко лбу Лань Ван Цзи, сказал Чжи Шу. Глаза его были закрыты. — Если бы это был наш сын, я бы бросил к его ногам весь мир, но видят боги… придётся бросить в ноги его самого. Он повторил эти жестокие слова, ранее сказав то же самое Лань Си Чэню, и именно это повторение как ничто иное отражало его боль в отношении того факта, что эти дети были не его, что доказывало, насколько же сильно он любил эту женщину, настолько, что желал иметь с ней общих детей. Вопреки предрассудкам, демоны высоких рангов не множились абы как, им было важно, дабы такая серьезная и опасная вещь, как потомство, оправдывало свое существование, а значит было связано не просто с тем, кто их способен родить, а с тем, кто способен править над их сердцем. Через тело демоны открывали свою душу, поэтому в их понятии рождение детей было итогом того, что пройдет через души обеих родителей, когда они будут открыты настолько, чтобы зачать новую жизнь, и если оба родителя любили друг друга, дети становились священным достоянием, на сохранение которого они бросали все силы, и, как следствие, это было прямое доказательство силы их любви. Короной на их голове было далеко не серебро, а дети, ведь наличие ребенка было подтверждением глубокой нерушимой связи. Это была гордость демонических Лордов, кровь которых текла в Чжи Шу. Он был прекрасно осведомлен о тайне своего рождения и не мог допустить подобного уничижения в собственной жизни, поэтому столько лет демон терпеливо ждал того часа, когда собственное сердце даст о себе знать, когда сердце возжелает этой «короны»... Нечеловеческая печаль обжигала его темное сердце лишь при одной мысли, что эти дети могли быть его, подаренные ею, что это могли быть «их» дети, но как бы он ни пытался хотя бы на секунду поверить в это ничего не получалось. Это были не его сыновья, и он никогда не сможет их полюбить, ведь само их существование словно физическое воплощение такого очевидного в глазах демона предательства Мин Хэй. Она родила детей, но это были не его дети. Она мертва, а эти двое живы. Почему, почему же всё обернулось именно так?.. Лань Чжань резко опомнился, когда демон, поднявшись над ним вытянул руку, и ранее брошенный в окно «Би Чэнь» с резким звуком столкнулся с его ладонью, чьи пальцы крепко сжались на ножнах. Растерявшись, Лань Ван Цзи инстинктивно вцепился в свой меч, но тот нагрелся так быстро, что обжег его собственную ладонь, будто касание прежнего хозяина воспринималось им как угроза. — Это мой меч! — упрямо прокричал Лань Ван Цзи. С детства он большинство вещей воспринимал без особых эмоций, поэтому даже сейчас сложно было сказать, что мир его по-своему был разрушен, ибо его лицо никогда не дало бы этого понять. Чем надменней демон смотрел на него, держа в руках меч его матери, тем сильнее Лань Чжаню казалось, что этот человек отнимает у него всё то, что ближе всего было к его сердцу. — Мой! — Твой? — грубо взяв его за подбородок, Чжи Шу сжал на нем свои холодные пальцы. — Глупец. Это я создал этот меч, выковав его из редчайших металлов скалистых гор, поэтому ничего удивительного, что он подчинился моему зову, хотя прежде он подчинялся лишь твоей матери, что была его полноправной хозяйкой. Но это было до того, как твой клан снял с него рукоять, уничтожил ножны, а заговоренное лезвие заточил в еще один слой, вот почему он стал таким тяжёлым. Ты все еще думаешь, что он твой? С явным сожалением смотря на это тяжело дышащее под ним существо, Чжи Шу презрительно оскалился и выпалил: — Сколько же крови было выпито у Мин Хэй… полагаю, будет справедливо, что вслед за Лань И этот меч прольёт еще одну кровь этого паршивого клана, потому что я просто не могу принести моему воспитаннику настолько поруганный меч, зов души которого заглушили настолько, что эта душа забыла саму себя, вот почему он покорился тебе! Сказав это Чжи Шу подбросил меч. Тот, вылетев через крышу описал дугу, будто набирал скорость, и вернувшись со всей силы вонзился в ногу Лань Ван Цзи, войдя прямо в кость, образуя в ней сквозное отверстие. Лань Чжань закричал от боли, потому что даже пронзив его меч оставался в ране и шевелился, чем приводил тело своего владельца в состояние неконтролируемой агонии. Наблюдая за этим Чжи Шу чувствовал, как его собственные губы дрожат, словно он был близок к тому, чтобы начать хохотать в голос. — Вэнь Чжанфэй! — резкий окрик заставил демона замереть на месте, а глаза резко расшириться. Услышав этот голос, Лань Ван Цзи, чье лицо было мокрым от пота, поднял взгляд. Он узнал этот голос. Стрельнув глазами на демона, он, несмотря на боль вздрогнул от переполнившего его душу страха. Широко распахнутые глаза демона замерли, губы задрожали, взгляд стал донельзя пугающим. Он словно превратился в каменное изваяние откуда-то из ада, потому что те эмоции, что взыграли на его лице, не просто пугали — они внушали первозданный страх. Оскалившись, он забыл о Лань Ван Цзи, резко обернулся и с невероятной жаждой устремился к выходу. Буквально выскочив за двери он остановился у самого края лестницы, видя внизу того, кто мгновенно распалил в его сердце все зло этого мира. — Всё-таки явился, — прошипел он, и будто в одночасье взяв себя в руки лицо Чжи Шу расслабилось, и он склонил голову. — Давно не виделись. Когда-то давно, известный среди четырёх Великих Орденов демон Чжи Шу считался угрозой равновесию мира заклинателей, и Лань И, видя в нем само исчадие ада, а так же зная, что тот манипулирует некроэнергией, чем нарушал гармонию в заклинательском мире и вытаскивал из сумрака, то, чему не следует находиться под солнцем вызвала его на бой, имея смелость и, на взгляд самого Чжи Шу, наглость собственными силами искоренить это зло, ведь в те времена демон не гнушался добычей «материала» среди заклинателей лично, и конечно же жертвами его так же были и адепты Ордена Гу Су Лань. Лань И вела довольно жёсткую внешнюю политику отношений между своим кланом и другими, а потому не смогла стоять в стороне. Её жажда справедливости и воспитание под началом отца не позволило ей закрыть глаза на подобную жестокость к своим соклановцам. Так же она преследовала цель объединить Ордена и заключить мирное соглашение, но клан Ци Шань Вэнь, ставший на Путь Тьмы и в те времена почти открыто творя свои дела отрицал подобное соглашение, но так как у них был Чжи Шу и довольно сильное положение самого клана, уже тогда никто не хотел развязывать с ними войну. Они боялись демона, потому что знали, что смерть от его рук страшна как ничто иное. Лишь тогда, когда бразды правления взял в свои руки Вэнь Жо Хань, мирный договор был заключен. Само собой, мужчина преследовал совсем другую цель, для которой очень была удобна подобная ширма «хорошего поведения». До поры до времени, разумеется. Чжи Шу принял её вызов с легкой руки и очень быстро поставил высокомерную женщину на положенное ей место, то есть вместо смерти подарив ей позор, который она не сможет смыть до конца своих дней. Демон удостоил её «чести» позорно лежать у его ног. — Смотри, Мин Хэй, — держа на руках шестилетнюю девочку, с нежной улыбкой Чжи Шу погладил её по щеке. От этой улыбки с его лица спадали все черные тени, делая его похожим на просто очень красивого мужчину, в сердце которого замерло само время, позволяя неспешно наслаждаться жизнью. — Вот что бывает с заклинателями, которые пытаются прыгнуть выше своей головы. Это было даже больше, чем несмываемый позор, ведь на бой Чжи Шу привел с собой ребенка, что наблюдал за всем и весело хлопал в ладоши, когда доведя женщину до полусмерти Чжи Шу услышал радостный смех и на бегу поднял это маленькое тельце, что спешило в его объятия. — Хочешь перерезать ей горло? — прижимая подошву своей обуви к голове женщины, дабы предотвратить возможные неприятные поползновения с целью взять реванш, с интересом спросил Чжи Шу. — Твой дед в твоем возрасте уже научился снимать кожу с дикарей. Да, славные были времена. Смеясь, он выглядел донельзя счастливым, продолжая тискать Мин Хэй, что заливалась таким же счастливым смехом у него на руках. Она боялась щекотки и очень любила своего старшего брата. — Ты обещал мне меч, — обиженно протянула она, заправляя за уши его, на то время длинные, плотные и черные, как смоль, волосы. — Обещал, — игриво надув щеки, ответил Чжи Шу. — Я дам тебе всё, что захочешь. — Тогда зачем мне это убожество? — обозревая скорбную картину чужого поражения, недовольно протянула она. — Этот человек воняет кровью и потом. — И почему ей не сиделось на своей горе, верно? — согласился Чжи Шу, и так и не добив Лань И ушел с поля брани, держа на руках обнимающую его за шею Мин Хэй, напоследок сказав повергнутой женщине: — Не считай это милосердием. Он имел в виду то, что не добил лишь её из прихоти, а вовсе не из благих побуждений или не решаясь сделать это перед ребенком. В его семье со смертью знакомились в очень раннем возрасте, сталкивая наследников и адептов с реальностью внешнего мира довольно рано. Потерпев такое унизительное поражение Лань И дала себе слово, что до тех пор, пока она не отомстит, её душа и тело не обретут покоя, а чтобы жажда мести никогда не засыпала, то через год родив сына она назвала его тем же именем, что было дано Чжи Шу от рождения — Чжанфэй. Да, «Чжи Шу» было именем в быту, а вот первым и главным именем демона было совсем другое. Его звали Вэнь Чжанфэй. Создав свою технику Смертельных Струн, Лань И вернулась на территорию Безночного города и вырезала среди адептов клана Вэнь ровно такое же количество людей, которое в свое время захватил сам демон. Это была бы обычная, прикрытая, или лучше сказать, оправдана справедливостью месть… была бы, если бы среди этих адептов не было отпрысков высоких чинов, а так же несколько молодых юношей и дев, с которыми у Мин Хэй были тесные дружественные отношения, и смерть которых она не смогла забыть… Тактика Лань И была практически обругана её же Орденом, женщину обвинили в излишнем насилии, а так же высокомерии, которое она, как глава клана, просто не имела права проявить. Старейшины заклеймили её жажду справедливости не иначе как «женской неполноценностью» как главы клана, и что женщине нет места на столь высокой должности после того, что она совершила. Она действительно не имела права так поступать, учитывая последствия, но лишь она одна видела к какому кошмару могут привести действия клана Вэнь под покровительством такого существа, как Чжи Шу, что, впрочем, не оправдывало её желание отомстить или взять реванш, прикрыв его таким зверским способом, как открытой расправой над молодым поколением учеников. Она верила, что этот человек может стать причиной катастрофы, которая сметет все кланы и посеет в их заклинательском мире лишь смерть. И она была права, опередив подобными мыслями свое время, словно бы видела будущее. К тому же, изобретя технику Смертельных Струн просто вынуждена была опробовать её в бою. С чистым сердцем она нашла своих жертв… Будучи приглашенным учеником, Вэнь Мин Хэй потребовался почти год, чтобы обнаружить её. Больше не будучи главой Ордена, Лань И заняла должность учителя молодых адептов, и вместо имени к ней обращались лишь как «учитель». Это было сделано из-за предосторожности. Клан Лань понимал, что клан Вэнь не покинет мысли о мести. Лишь Лань Чжанфэй верил, что трагедии еще можно избежать, ведь заняв должность Главы решил искупить старые грехи своей матери и первым пойти на примирение. Когда Мин Хэй стала приглашенным адептом клана Лань, она не сразу отправилась в Орден. Прежде чем ступить на их территорию, она решила ближе познакомится с самим Лань Чжанфэем и произвела на него должное впечатление, так как после их первой встречи стала первой женщиной, что обучалась в мужской секции наравне с остальными адептами-мужчинами. Молодые люди быстро нашли общий язык, и спустя несколько месяцев Вэнь Мин Хэй поняла, что глава клана всё чаще смотрит на неё как на женщину, а не как на боевую подругу. Но к чести Лань Чжанфэя стоит признать, что он не выдал секрет матери, хотя и очень доверял своей Юмин. Ради неё он переименовал свою флейту сяо, в шутку назвав её Лебин, и очень часто играл женщине веселые, пышущие жизнью мелодии. Мин Хэй была ярким, открытым ко всему новому человеком. Вместе они проводили очень много времени и во время учебы, и во время отдыха. И вот однажды, уже прослыв в клане как возможная возлюбленная Лань Чжанфэя, Вэнь Мин Хэй втерлась в доверие одной молодой ученице, дочери клана Лань, и спросила о невероятной технике Смертельных Струн. — Я сожалею, но пока ты представительница другой клановой ветви, тебя вряд ли ею обучат, — с грустью ответила та. — А разве есть человек, который этому обучает? Я думала, это задокументировано лишь в книгах, что находятся в тайной, недоступной даже для членов клана секции запрещенных книг, — с хорошо наигранным удивлением и наивностью сказала та. — Конечно, — с гордостью ответила девушка, думая, что о технике Смертельных Струн ей проболтался влюбленный в неё Лань Чжанфэй, иначе как еще приглашенная ученица могла о ней узнать? Это было не то, что разглашали приглашенным ученикам. — Этой технике учит лишь один учитель. Именно так Мин Хэй и вычислила скрывающуюся Лань И. Жажда мести была сильна, но в клане Вэнь это блюдо подают очень, очень холодным. Спустя еще несколько месяцев Лань Чжанфэй лично пригласил Мин Хэй поучаствовать в Ночной охоте на территории, что подходила к границам Илина. По счастливой случайности в этой охоте участвовали и избранные ученики, которых Лань И обучала технике Смертельных Струн, и дабы воочию показать им весь их потенциал так же приняла участие в этой охоте. То, что случилось дальше, стало кошмаром как для самого Лань Чжанфэя, так и для Чжи Шу, а Мин Хэй больше никогда не видели. Лань И была мертва, а через десять лет и сам клан Ци Шань Вэнь поднял белые знамена в честь траура, как только они узнали о самоубийстве главной наследницы Ордена… — Твоя мать умела красиво мстить, хоть и была женщиной, — медленными, но очень тяжелыми шагами спускаясь с лестницы, говорил Чжи Шу. — Когда я узнал, что своего первого ребенка она назвала Чжанфэй, я еще тогда подумал: «Ну надо же, какая честь. Назвать старшего сына-наследника именем того, кто принес ей самое большое унижение». Знать бы мне тогда, что мой брат по имени утроит боль, что я когда-то нанес самой Лань И. Преодолев последнюю ступеньку демон стал на землю, и тяжело выдохнув посмотрел на стоящего перед ним мужчину. В отличии от Чжи Шу годы были властны над ним, но лицо его сохранило свою красоту, как и гордость, что по-прежнему давала о себе знать, сочась из глубин его взгляда. Лишь только его волосы, что прежде были обсидианово-черными, затронула легкая седина, пустив вдоль прядей редкие серебряные нити. В тот момент, когда он только показался, Лань Чжанфэй на мгновение замер, но быстро успокоился. Он узнал эту одежду, а потому мыслями вернулся не только в тот роковой для них всех день, но и в другие, более радостные события. Чжи Шу был мужчиной, а потому это облачение лишь подчёркивало его мужественность и изящность черт его лица, а вот на Мин Хэй это боевое платье смотрелось как на молодой богине, что спустилась в этот мир ради Ночной Охоты, хотя по сути так оно и было. Сейчас же Чжи Шу был почти зеркальной копией её самой, но из-за того, что источал тьму, не мог больше чем рассчитывал бередить старые раны. Ради этого дня Чжи Шу по памяти изготовил это боевое платье, которое двадцать лет назад было создано для него, но тайно взято Мин Хэй для своей цели. Она любила воровать вещи демона, подгонять их под себя и с удовольствием носить. Ей нравилось наблюдать, как Чжи Шу всеми силами пытается дать понять, как его это злит, хотя на деле он был без ума от всего, что она делала. Вспоминая Мин Хэй, Лань Чжанфэй помнил, что её дерзкая яркая личность побуждала в нем совершенно иные чувства, и несмотря на все то, что он пережил, по-прежнему вспоминая о ней он помнил её такой, какой она всегда была, то есть женщиной, которой он отдал свое сердце, одновременно проклиная и благословляя эту любовь. — Что? — Чжи Шу склонил голову. — Даже не предложишь взять еще одного ученика, чтобы сгладить и этот конфликт? Как видишь, я пришел лично, — на лицо демона внезапно легла черная тень. — Как и десять лет назад, незадолго до её самоубийства, помнишь? Однако тогда ты не вышел ко мне, как будто знал, что я уйду ни с чем. Это настолько странно, что мой брат Жо Хань склонен верить, что ты собственноручно перерезал ей горло, а позже выдал всё за самоубийство… Лань Чжанфэй не ответил, а Чжи Шу не продолжал. Чем дольше шли минуты грозного молчания, тем сильнее покрывалась тьмой душа демона. Все его существо дрожало в предвкушении того, как он разорвёт этого человека на части, но спокойствие и отчужденность Лань Чжанфэя не давали Чжи Шу сорваться с места. Он ждал, когда этот человек заговорит. — Оставь в покое моих детей, — тихим, но твёрдым голосом наконец сказал мужчина, из-за чего брови Чжи Шу удивленно поднялись. — Ты пришел за головой. Я избавил тебя от необходимости долго её искать. Я здесь, прямо перед тобой, и мы покончим со всем прямо сейчас. Глаза Чжи Шу мгновенно налились кровью. Янхуа, чувствуя неимоверный гнев своего господина, почернел и мгновенно видоизменил себя. Ранее приняв форму трости с резной поверхностью теперь он начал удлиняться и заострятся на конце. Вся эта трансформация сопровождалась приглушенным скрежащим звуком, словно бы это была живая плоть, а не холодный металл. Острие было настолько грубым, что больше походило на какое-то демоническое копье, нежели на благородное оружие. Увидев это Лань Чжанфэй даже не изменился в лице. Он уже давно принял свою судьбу, и, казалось, именно этого момента и ждал. Он не изменился в лице даже когда Чжи Шу нанес первый и сразу смертельный удар, целясь как раз в голову. Лань Чжанфэй увернулся и с резким звуком обнажил свой меч. — Если бы в твоей поганой душе была бы хоть капля любви, — прошипел Чжи Шу, когда их орудия столкнулись, а взгляды сошлись почти вплотную, — ты бы убил себя сразу же, как только обнаружил её тело! — И лишил тебя возможности отомстить? — с грустью улыбнулся Лань Чжанфэй. — Ты ведь тоже не притронулся к себе, потому что желал нам смерти. Я знал это, поэтому и ждал этого дня, чтобы защитить моих детей и подарить тебе столь желанное возмездие, дабы ты умылся только в моей крови. — Защитить? — отпихнув его от себя ногой, презренно процедил Чжи Шу. — Ты, который погряз в своем отчаянии настолько, что закрылся не только от мира, а даже от соклановцев, передав бразды правления брату! Что такой никчемный выродок может знать о любви?! Ты пленил её, заточил здесь, связал её узами брака, которого она не желала! Как ты можешь говорить о любви, когда твои поступки буквально пропитаны грехом, настолько, что я даже я, демон, и тот не могу похвастаться чем-то подобным! Ты убил её душу, растоптал её гордость и унизил даже её труп, покуда я знаю, что ты предал огню лишь плоть, а кости закопал в этой земле, на вашем семейном кладбище! Чжанфэй, всем тварям ада не сравниться с тобой, и даже тварь человеческая, коей являюсь я, и то не могу себе подобного вообразить, чтобы глава такого Ордена, как Гу Су Лань, мог подобное совершить! Казалось, глаза мужчины немного погрустнели, но все же это была битва, а потому не отвлекаясь ни на минуту Лань Чжанфэй как мог старался удержать свое тело в большем равновесии, учитывая, что он не притрагивался к мечу столько лет. Их битва была очень жестокой. Янхуа, как и его хозяин, рассвирепел настолько, что стал багрово-черным, а вот Чжи Шу, воинственная красота которого расцвела подобно пышущему кровью ликорису, был поистине великолепен: глаза его хищно сверкали, губы раскраснелись, хотя лицо оставалось все таким же бледным, что делало его прекрасным воплощением истинной демонической красоты, манящей, обескураживающей, но такой смертельно-опасной. Увидеть такое лицо в бою, и не успеешь опомниться, как возжелаешь стать жертвой его чар. Это была красота непревзойденного сумрачного искусства, которое порождает фантастическая смесь пламени и тьмы. У Лань Чжанфэя красота была благородной, черты лица более спокойны, а цвет кожи более мягкий. Тепло, когда-то окружающее его, всегда притягивало к себе, он был спокойный как неподвижные озерные воды, а глаза с одинаковой утонченностью отражали как лунный, так и солнечный свет. Когда он улыбался, казалось, что тебя касается южный ветер, плавно проникая куда-то в душу и согревает её, успокаивает. Он умел красиво молчать, умел красиво говорить, но в обоих случаях тебя преследовало чувство какого-то умиротворения, покоя. Он был тем, кто располагал к себе, кому хотелось верить, с кем хотелось быть как можно ближе, будто он был ходячей печкой, а люди вокруг него вечно мерзли. До того рокового дня Лань Чжанфэй был тем, кто действительно мог изменить мир заклинателей, был тем, кто приложив даже малые усилия добился бы своей цели. Но даже он, хоть и был столь сильным, не смог выдержать того удара судьбы, что выпал на его участь, и похоронив себя как заклинателя, а позже как мужа постепенно остывал, чувствуя, как костенеет и замерзает его собственная душа… — Ты вор… — медленно процедил Чжи Шу, когда их оружия, в очередной раз сойдясь при ударе издали такой глухой звук, что задрожали не только они, но и кости мужчин. — Да ты хоть представляешь, что я с вами всеми сделаю за то, как ты осквернил мою любовь, за то, что ты сделал с ней! — Почему же ты пришел только сейчас? — глаза Лань Чжанфэя гневно сверкнули. — Не потому ли, что утратив разум стал прихвостнем того, кого ты называешь братом! Такие слова на мгновение отрезвили затуманенный темными порывами разум Чжи Шу, и он, отскочив после очередного удара, в недоумении уставился на мужчину. — О чем ты? — было спросил он, когда вдруг почувствовал леденящий душу ветер и мгновенно обернулся. Его ладони ухватились за лезвие меча, из-за чего с них мигом пошла кровь, а самый кончик застыл в паре миллиметров от его лица. Это был Юмин, переделанный для Лань Ван Цзи меч Вэнь Мин Хэй. — Надо же, как интересно, — чувствуя, что Лань Чжань каким-то образом сумел сломить едва пробудившуюся волю меча, Чжи Шу повернул взгляд на Второго Нефрита. — Не это ли называют сыновьей преданностью? — Оставь его в покое! — видя столь ущербное положение Лань Ван Цзи, что тот, несмотря на тяжёлую рану умудрился беззвучно спустится к ним, Лань Чжанфэй, ноги которого задействовали себя раньше, чем разум, кинулся вперед. — Закрой рот! — резко повернув меч, Чжи Шу так же резко взмахнул им, из-за чего на груди мужчины был прочерчен глубокий ровный порез. Он захрипел от боли и ударом ноги был повален назад. В то же время Чжи Шу с явной охотой повернул взгляд на Второго Нефрита. — Эй, Лань Ван Цзи… поболтаем? Давай повеселимся немного. Лань Чжань как мог пытался устоять на ногах, но ему казалось, что приложи он еще немного своих титанических усилий и его кость просто треснет пополам. Рана была очень серьезной, он вполне мог лишиться ноги. Обозревая такое его печальное положение Чжи Шу стрельнул глазами на отца семейства, и почему-то едва ли не истерический смех, угнездившись в его грудной клетке, словно безумная птица рвался на свободу. Ему вдруг стало так смешно от всего этого, что демон впервые задумался о том, а не в вымышленной Вселенной ли он находится? Всё, абсолютно всё начало казаться ему настолько комичным, что он даже заподозрил, что начинает сходить с ума. — Вы словно прокляты не суметь защитить то, что любите, — печально усмехнулся он. — Возможно именно поэтому ваш предок придал этим оковам на твоем лбу значение «Держи себя в узде», а почему? Не потому что ли, что и он не смог вырвать из лап смерти ту, которую любил; не потому ли он, облачившись в белое, принял решение вновь покинуть мир и «совершенствоваться» на горе, стремясь к тому, чтобы обуздать те чувства, которые по его мнению порочат и разрушают душу? Он хотел взять под контроль такую вещь как любовь, ну не эгоист ли? Вся суть вашей философии и ваших традиций сводится к попытке взять под контроль то, что контролю не подвластно, именно поэтому ваши браки столь скудны на чувства. Вы боитесь этой силы, потому что не вы над ней, а она властна над вами, твой отец этому хорошее подтверждение, как пример того, что с вами делает настоящая реальность этого мира. «Держи себя в узде» — ибо узда оплетет твое горло, так правильней, не находишь? Эта лента словно клеймо, вопящее о том, как вы ничтожны, как ничтожно то, к чему вы стремитесь. — Прекрати… — тяжело прохрипел Лань Ван Цзи, рана которого продолжала кровоточить. — Да что ты можешь знать о нас, если сам являешься исчадием тьмы… Чжи Шу устало закатил глаза, с его губ слетел приглушенный выдох, словно бы в который раз он услышал глупость, которую за четыреста лет своей жизни так и не сумел перекричать и просто измучился сталкиваться с ней опять. — Во тьме может сиять лишь свет, а вот на свету — тьма. Ваши понятия добра и зла абсолютно никчемны, покуда вы не способны осознать даже самую простую истину принципа Инь-Ян, что нет никаких четких определений, всё взаимосвязано. Вы не можете просто так разделить мир на два жалких лагеря «добро-зло» и при этом утверждать, что принадлежите лишь одному из них. Тьма и свет взаимосвязаны, одно не может существовать без другого… как и то, что находится внутри них. Обернувшись, он бросил взгляд через плечо на Второго Нефрита. — Ты, младший Лань, — издав легкий смешок, в глазах Чжи Шу отразилось всё сильнее разгорающееся пламя обреченной сгореть в нем библиотеки, — посмотри на своего отца. Он уже давно отошел от света, но все еще закрывает свою тьму этими белыми одеждами. Или приведу другой пример, Лань Ань. Почему этот человек выбрал именно Путь Света, а клановым одеянием сделал именно белый цвет? Это была своеобразная революция против естественной тьмы его души, присущая каждому человеку от рождения, которую он желал взять под контроль и подчинить себе. Но тьма не подчиняется, она лишь ублажает сильнейшего до поры до времени, пока он не начнет ослабевать, а после сожрет до последней косточки. Свет так же нельзя назвать преданной любовницей, ибо как только соблазны поработят твою душу он изрыгнет тебя из своего блаженного черва в жестокую черную реальность, и ты сгниешь в пучине собственного отчаяния, потому что такому грязному тебе не позволят вернуться. Лань Ван Цзи, — приподняв бровь, обратился к нему Чжи Шу, — я чувствую, что ты станешь прекрасным продолжением этой не менее замечательной традиции, и подобно своему отцу сгниешь во мраке отчаяния. Не люби, Лань Ван Цзи, не люби. На стене послушания такого правила нет. Лань Чжань, у тебя ведь репутация хорошего мальчика, не так ли? Не порть её. Этим ты не только продолжишь делать свою жизнь все такой же уныло-бессмысленной, но и, пожалуй, спасешь того, кто уже занял свое место в твоем сердце… Ах, все же нужно было взять моего ненаглядного с собой. Пусть бы посмотрел на это откровенное убожество. Внезапно он заметил, что и отец, и сын бросают друг на друга довольно глубокие взгляды. Он не видели друг друга много лет, и сейчас, оказавшись вместе у самой близкой возможности умереть, казалось, говорили о чем-то, говорили взглядами. — Столько лет ты отказывался на него смотреть, а теперь глаз не можешь оторвать? — снова развеселился Чжи Шу. — Очень хорошо. Налюбуйся вдоволь, как я буду его убивать. — Нет! — увидев, что тот действительно намерен это сделать, Лань Чжанфэй схватил Чжи Шу за ногу, намертво вцепившись в неё, на что демон ответил еще одним презрительным взглядом и просто ударил его носком обуви по лицу, окрасив ранее светлое лицо грязью и кровью. Тяжелой поступью приблизившись к Лань Ван Цзи он взял его за шиворот и поднял над землей так, чтобы её касались только его согнутые колени. — А впрочем, не люблю я это дело, убивать. Смерть — это слишком просто и легко, жизнь же куда интересней и более долгосрочней. Что ж, я, малость, разошелся и поведал ему кое-что, что при правильном подходе могло бы изменить его возможную судьбу. Но разве же я настолько милосерден, чтобы отдавать в руки того, кому желаю долгой и мучительной смерти, такое сильное оружие? Лань Ван Цзи наблюдал, как лицо демона снова опасно приблизилось к нему, и снова этот черный полуночный взгляд начал вторгаться в его душу, будто лишь им одним Чжи Шу поедал его изнутри. В этой ночной мгле, освещенной лишь отблесками разгорающегося огня, в глазах Чжи Шу сверкало багровое пламя, которое источала его тьма, и казалось, вырвись оно наружу — и их всех сожжет до самых костей, мгновенно оплетая плоть этой непокорной стихией. — Какое лицо, — с малой толикой восхищения, выдохнул он. — Но все же… ты его сын, а не мой. Пощады не будет. И тут же прижал свою ладонь к верхней части его лица. — Человек не выбирает свою судьбу, — видя ошарашенный, невероятно расширенный взгляд Лань Ван Цзи, с удовольствием поведал демон. — Он лишь решает, как жить с той, что выбрала его, в твоем же случае это определенно отходит в сторону наследственности. Ты либо выровняешь посеянный Лань И и Лань Чжанфэем рок, или примешь его последствия, став очередной их жертвой. Твой отец не сумел выстоять. Сможешь ли ты? Лань Ван Цзи затрясло сильнее, горячие иглы пронзили его разум и, казалось, вторгаются в каждую клетку его тела. Наблюдая его страдания, демон чувствовал, как изнутри его сильнее наполняет тьмой, она посылала приятный болезненный импульс под его кожей, из-за чего его глаза сильнее заволокло чернотой. — Я уничтожу твой мир… — приблизив свои алые губы к его уху, жестоко и одновременно спокойно на прощание сказал Чжи Шу. И в этот момент, в свой последний момент перед тем, как потерять сознание, Лань Ван Цзи подумал не об Облачных глубинах, и даже не о своей семье. Он подумал о Вэй Ине, по какой-то причине совместив эти жестокие слова именно с ним. Почему, почему же в такой момент он подумал именно о нем? Лань Чжань не знал и не мог понять, почему что-то внутри него разглядело между этих строк именно его… Заставивший его дернуться удар вынудил демона гневно оскалить зубы. Меч, что вышел через его живот, был направлен очень точным ударом, ибо лезвие даже не коснулось одежды Лань Ван Цзи, хотя они стояли почти вплотную. Обернувшись, Чжи Шу ударил Лань Чжанфэя по лицу, Лань Ван Цзи пришлось отпустить. Теперь мужчины схватились в рукопашном бою, нанося друг другу очень резкие, полные ненависти удары, и кажется именно так, наступая друг на друга с сорванными криками наконец дали волю той боли, что столько лет сковывала их души, не давая возможности свободно дышать. Чжи Шу нападал остервенело, Лань Чжанфэй отвечал ему тем же, и казалось с каждым ударом они пытались дать друг другу понять, что чувствует другой. Но каждый удар был одинаков тяжек, нельзя было определить, кто же страдал сильнее, чья любовь была убита безжалостней. Чжи Шу, который любил Мин Хэй, или Лань Чжанфэй, который продолжал любить её даже после того, что она сделала… — Пусть Темный Владыка мне будет свидетелем! — сплюнув кровь, закричал Чжи Шу. — Лань Чжанфэй, в этой жизни я ничего не желаю больше, чем отправить тебя в ад своими собственными руками и умереть самому, дабы даже после смерти ты не обрел покоя! Я буду жестоко мстить тебе в каждом твоем воплощении, при жизни и после смерти, потому что именно ты тот, кто украл мою душу, мою человечность, невинность моих чувств! Я лишь существовал бессмысленно долгие годы, никем не по-настоящему не любим и не имеющий места в этом мире, и только с ней одной впервые ощутил себя живым! Ты отнял у меня саму возможность быть частью этого мира и стал причиной смерти той, ради которой я готов был отдать свою жизнь! Лань Чжанфэй закусил дрожащие губы, дабы демон не увидел, как он дрожит. Его слова будто стрелы, и каждая целилась прямо в сердце, а пронзив его изрыгала обжигающее пламя печали, что дикой болью пронзала сущность этого мужчины. Смотря на такое отчаяние глаза его увлажнились, и увидев, что свет начал мерцать в глазах Чжи Шу так же ярко понял, что тот тоже близок к тому, чтобы заплакать. Лань Чжанфэй мотнул головой. Нет, подобное даже представить было сложно. Он видит яркое мерцание хищных глаз, а вовсе не человеческих, что способны так мерцать лишь от подступающих слёз. — Разве ты никогда не задавался вопросом, почему твою сестру не могли поймать ровно до того момента, пока она не взошла на Могильные холмы, что были ближе всех к клану Ци Шань Вэнь, и что именно там она могла дать знать клану о том, что нуждается в помощи! — зазвучав словно треснувший лед, голос Чжанфэя, казалось, так же пошел по швам. Ошарашенный его криком Чжи Шу так же остановился. — Разве ты не спрашивал себя, почему за все те годы, что она провела в Гу Су, она даже не пыталась призвать помощь, ни разу не послала знак или весть о том, что жива! Она была могущественной заклинательницей, а я не был зверем, чтобы запечатать её настолько, что она не смогла связаться с тобой даже ментально, путем медитации. Чем же таким я мог её шантажировать, дабы она даже не пыталась это сделать! Ты действительно считаешь, что такая, как она, не нашла бы способа дабы воззвать к тебе, который достиг бы земного ядра, но нашел бы её, лишь пошли она хотя бы крошечную весть! Отчего же она никогда не пыталась?! Дыхание Чжи Шу стало тяжёлым, словно он глотал не воздух, а камни, и каждый такой камень наглухо запечатывал саму возможность сделать полноценный вдох. Тело Лань Чжанфэя дрожало, ослабевшие руки свесились вдоль тела, с пальцев ручейками стекала кровь. — Разве тогда, когда она еще была жива, и ты пришел в наш клан, почему ты не почувствовал её энергию? — Хочешь запудрить мне мозги сказкой, что она все же любила тебя? — низко зарычал Чжи Шу. — И скрыла свое пребывание здесь из-за нежелания вернуться? — Открой наконец свои глаза! — вне себя закричал Лань Чжанфэй. — Как раз потому, что она не дала о себе знать, а после покончила с собой доказывает, как сильно она любила тебя, что ради того, дабы ты не узнал правды, решилась на этот отчаянный шаг! Почему Вэнь Жо Хань так медлил с местью, почему её поймали именно на Могильных холмах?! Ты же видел отблески вашего кланового узора в небесах, не так ли? Именно в тот день ты так удачно был чем-то занят во дворце, а где был Вэнь Жо Хань? В тот день его во дворце не было! В этот момент Чжи Шу ощутил, как что-то в его голове шевельнулось, и мир вокруг него в буквальном смысле начал плыть. Он знал это чувство, оно уже довольно давно преследовало его. Разум демона помутился, слова Лань Чжанфэя отбивались внутри как приведенный в движение мяч, и каждый такой удар наполнял тело Чжи Шу болью, смешанной с неконтролируемым гневом. — Ты так сильно хочешь жить? — пошатнувшись, демон упал на одно колено, но железная воля не дала ему еще сильнее унизить себя перед этим мужчиной, поэтому затравленно сверкнув на него глазами он выплюнул сгусток крови, что поднялся у него в горле. — Какова бы не была истина, я достаточно измучен и сломлен. Что же получается? Для тебя она согласилась жить, а ради меня — умереть? Что, по-твоему, это должно мне сказать?.. Демон, тяжело дыша, уставился в землю, голова его болела нещадно, словно и сама находилась в огне. Костяшки пальцев были красными от крови, внутри ран белели кусочки расколотых костей. — Я уже дал обещание твоему брату: сегодня кому-то из нас придется сгореть до конца, - сказал он, поднимая глаза. Это был очень осознанный взгляд, с которого наконец-то спала пелена темного наваждения. Лань Чжанфэй замер, так как в этих глазах признал не измученного ненавистью демона, а человека, которого когда-то встретил в Ци Шане. Человека, что в шутку назвал его братом по имени, человека, чей глубокий уверенный голос поведал ему о том, как он видит этот мир. Человека, который нашел мысли Лань Чжанфэя разумными, сказав, что в случае успеха их заклинательский мир может стать чуточку лучше... Их взгляды встретились, время будто замерло. Двое мужчин смотрели друг на друга, осязаемые лишь вспышками разгорающегося пламени и безликих надежд, призраки которых мёртвым грузом пригибали их к земле столько лет. Они смотрели друг на друга и казалось говорили о чем-то, что-то понимали, о чем-то вопрошали. Их сознания во время прямого разговора были далеки друг от друга, но глаза — отражение души, и сейчас эти души, столкнувшись, были спокойны. Казалось, они впервые увидели друг друга теми, кем они на самом деле были, без того трагического слоя, что наложили на них их жизни. Чистый незамутненный свет в глазах Лань Чжанфэя, и перламутровые черные волны в глазах Чжи Шу… Всё смешалось так необъяснимо, словно бы в непроглядной Вселенной демона, черной, как и его глаза, возник источник света, а вот свет Лань Чжанфэя наоборот, словно бы на нем мягко сомкнулись чьи-то ладони темного пространства, из-за чего этот свет взыграл ярче всего. Лань Чжанфэй ощутил, как железные цепи, столько лет сжимающие ему горло ослабились, и ключ, способный снять эти оковы, близок как никогда. Мягко, даже тепло улыбнувшись, он схватил меч и сорвался с места. Чжи Шу, подхватив Янхуа, так же кинулся вперед, словно они были хорошими друзьями, что играючи сражались на любимых мечах, и в этой борьбе не было места ненависти, посеянной между ними чьей-то неумолимой рукой… Когда-то давно, когда Лань Чжанфэй пришел в клан Вэнь и его встретил Чжи Шу и Вэнь Жо Хань, именно Чжи Шу нашел этого человека как опасным, так и интересным, а потому три дня и три ночи они провели в прогулках и беседах, осторожно делясь друг с другом своими мыслями. Тогда Чжи Шу в который раз нашел забавным, что теперь у него есть брат по имени, и они даже смеялись над этим, считая, что ошибки их родителей должны оставаться ошибками их родителей, новому же поколению следует смотреть в будущее, а не прошлое. Они могли стать хорошими друзьями, их мысли в отношении мира были схожи, и хотя Чжи Шу практиковал темное искусство, Чжанфэй не осуждал его. Люди часто бояться того, чего не понимают, а Лань Чжанфэй понимал, и хотя осознавал жестокую действительность понимал, что в жизни есть нечто большее, чем клан и строгие заветы предков, время которых давно ушло. Янхуа насквозь пробило живот Лань Чжанфэя, когда соскользнув его меч направился вниз, к земле, а Янхуа Чжи Шу наоборот, устремилось выше. Огни снова замерли, так близко находясь друг от друга, и так же, как ослабились цепи одного Чжанфэя, другой Чжанфэй тоже ощутил, как многолетний нарыв на поверхности его души взорвался, освобождая его от мучительной боли. Это было освобождение, которого втайне жаждали оба, устав нести это тяжкое бремя молчания, обиды и ненависти. — Прости… нас, — прошептал Лань Чжанфэй, после чего коснулся ладонью его лица. — Прости. Ноги его ослабли, колени задрожали. Медленно падая вниз, ладонь мужчины скользнула по лицу Чжи Шу, после чего демон ощутил, как призрак её тепла неизбежно покидает его. Все было кончено… — Сожгите здесь всё дотла, — не отрывая взгляда от лежащего у его ног Лань Чжанфэя, приказал Чжи Шу подбежавшим адептам своего Ордена. — Усопшему нужно много дров для погребального костра, благо, что дома в Облачных Глубинах горят замечательно. Обнаружив, что адепты, пытаясь скрыть это, косятся в его сторону странными взглядами, Чжи Шу мгновенно вскипел. — На что уставились?! — взорвался он. — Пусть всё сгорит, пусть всё сгорит дотла! Я хочу, чтобы это место превратилось в пепелище, сожгите здесь всё дотла! Тяжело дыша он не заметил, как его челюсть начала постукивать, а лицо дрожало настолько, что свисающие пряди волос и те пришли в движение. Руки Чжи Шу будто окоченели, кончики пальцев потряхивало так, словно бы не теплый ветер обдувал их, а они были опущены в ледяной прорубь. Шум в голове частично оглушал, этот неизвестной природы тонкий писк заставлял его хмуриться. И адепты смотрели на него, видя то, чего и сам Чжи Шу не заметил… Более не задерживаясь, он, вновь трансформировав свой Янхуа в нормальное состояние ушел вглубь территории клана, направляясь к закрытым землям их кладбища. Мелькающая среди всё сильнее разгорающегося пламени тень Чжи Шу опасно легла на могильные плиты, когда он, хищным взглядом обозревая захоронения нашел среди них одно, на котором не было вырезано ни одного иероглифа. Это была будто пустая могила, на деле же плита все же имела надпись, но скрыта она была одним из отводящих заклинаний.

Даже три поклона не изменят истину. Здесь покоиться тело Вэнь Мин Хэй.

Вот что было написано на плите, и это была серьезная дань уважения усопшей и как человеку, и как женщине, потому что несмотря на брачные узы была указана её клановая фамилия, а не обретенная здесь. Сам Лань Чжанфэй начертил эти строки, и даже просто видя их можно было ощутить сколько вложено в них безусловной любви к человеку, встреча с которым сломала ему жизнь, лишив мужчину всех возможностей и навеки заключив в пучине печали. Суженным задумчивым взглядом покосившись на надпись, Чжи Шу, даже не засучив рукава начал копать, а когда его пальцы наткнулись на твердый предмет углубился сильнее, пока наконец не вытащил немного пожелтевший череп, и обхватив его обеими ладонями посмотрел прямо ему в «глаза». Когда Вэнь Мин Хэй умерла, Лань Чжанфэй сперва хотел предать всё тело огню, но изменил свое решение. Использовав особое заклинание он сделал так, что огонь сжег лишь плоть, кости же остались не тронутыми. Их он и захоронил, словно бы оставляя частичку этой женщины здесь, в месте, где они так недолго были счастливы, и так долго страдали. — Сестра… — зачарованно смотря на череп любимой, прошептал Чжи Шу. — Мы возвращаемся домой. Сказав это он закрыл глаза и поцеловал белеющую в темноте кость, мягко прижав к её поверхности свои внезапно похолодевшие губы.

***

Лань Чжанфэй слышал его крик, а подняв ослабевшие веки видел сокрушённое, полное жестокого отчаяния лицо человека, чья судьба подверглась тем же пыткам, что и его. Чжи Шу кричал, и в этом крике слышалась бессильная ярость. Он начал кричать до того, как пришли его адепты, сразу после падения Лань Чжанфэя. Он не мог наслаждаться этой победой, это не была победа. Это было глубокое, полное невыразимой боли отчаяние, которое полностью загубило его на те несколько минут, что они провели наедине, — еще не умерший Лань Чжанфэй и сокрушивший его Вэнь Чжанфэй. Бывший глава клана Лань не сводил с него ослабевшего взгляда, видя, что по лицу Чжи Шу сходят слезы, сияя в ночном пламени как мертвые воды Страны Теней, такие же печальные, такие же невыразимо прекрасные. Убив Лань Чжанфэя, Чжи Шу так же ощутил и то, что взорвавшись этот нарыв выпустил из себя долго сдерживаемый яд, в котором сейчас тонула его душа. Демон вспоминал всё, что было, и сокрушался их общей трагедией. Он ненавидел Лань Чжанфэя, но остро ощущал, как точно так же ненавидит и Мин Хэй, чувствуя, что она как никто другой оставила его в одиночестве гореть в этой боли. Будто сгоревший Феникс он упал в море полное сожалений и невыразимой тоски, и никто не спас его, никто не пришел, чтобы облегчить его муки. А потом он узнал, что всё это время она жила в клане Лань, родила ему двоих детей, а после, почти сразу после того, как он, мучивший себя сомнениями все же пришел в их Орден, покончила с собой. Не давая о себе знать столько лет, не дав о себе знать даже тогда, когда Чжи Шу как никогда был близок к тому, чтобы, как он думал, её спасти… В те короткие минуты своей слабости, Чжи Шу, казалось, не мог этого пережить. Да, он был демоном, но так же он был и человеком. Слабость, которой он никогда не давал склонить голову была присуща его человеческой природе, и единожды влюбившись она проявила себя, убедив демона, что в этом мире все же есть опора, которая может поддержать его, позволить ему быть слабым и при этом не стать осмеянным или же униженным. «Чжанфэй… — лежа на земле, мысленно позвал его мужчина, чувствуя, как кровь все сильнее вытекает из его раны. — Почему всё должно было закончиться именно так…» Прижав ладони к лицу Чжи Шу слегка наклонился, словно бы вот-вот упадет на колени, но так и остался стоять, изредка вздрагивая телом. За его спиной разгоралось пламя, одежда его будто переливалась чернильными переливами, сияя в пламенной ночи темным перламутром. Он плакал, и больше, чем оплакивал Мин Хэй, сильнее всего ронял слезы по всем троим — сестре, брату по имени и себе. Его душа, как и сердце Лань Чжанфэя, чувствовала, что всё могло быть иначе, что судьба их троих не должна была стать такой. Но Мин Хэй была мертва, Лань Чжанфэй тоже умирал и сам Чжи Шу чувствовал, что тоже умрет. Эту страшную трагедию не прервет лишь смерть Лань Чжанфэя. Чтобы закончить этот злой рок, должны были умереть все, умереть, чтобы выпутаться из этих черных нитей и навеки распрощаться с тьмой, что накрыла их судьбы. Вот что с ним сделала эта слабость, демон возжелал собственной смерти, лишь бы освободиться от того, что причинило ему такую сильную боль… Вновь обнажив миру свой сокрушенный взгляд Чжи Шу так и не понял почему же адепты так на него смотрели. Они видели его слезы, видели плачущего демона рядом с телом Лань Чжанфэя, будто он оплакивал его, хотя отчасти так оно и было. Когда Чжи Шу ушел, а адепты, видя, что библиотека и так горит бросились словно голодные псы в остальные части Облачных Глубин, Лань Чжанфэй собрал последние силы и как мог подполз к неподвижно лежащему Лань Ван Цзи, которого несмотря на весь причиненный ущерб Чжи Шу все же пощадил. Пощадил он и Лань Си Чэня, и Ци Жэня, но об этом бывший глава клана Лань еще не знал. — Ван Цзи… — положив ладони на его лицо и лоб, Лань Чжанфэй понял, что тот еще жив, просто без сознания или же очень крепко спит. Он и правда был похож на свою мать, но только лицом. Внутри это была едва ли не физически воплощенная печаль Лань Чжанфэя. У Мин Хэй было очень живое лицо, она любила улыбаться, смеяться, шутить и тормошить других. Несмотря на свою воинственность, это был веселый светлый человек. Лань Ван Цзи же с самого детства был почти безучастным, каменное выражение его лица делало его очень отчужденным в глазах других, но кроме его матери и брата никто не знал, что хоть жизнь и не пробивалась сквозь это непроницаемое личико, ну внутри она кипела, если сердце Лань Чжаня заходилось в чувствах. Он очень сильно любил свою мать, был неимоверно привязан к ней, всегда ждал даже её колких слов и подшучиваний, хотя и сидел на её руках как каменный истукан, только глаза его, почитай, и двигались. Но он ждал этих объятий, ждал этих слов, ждал звука её голоса. И запах её тоже любил, этот слабый фиалковый аромат, что всегда окутывал его маленькое тельце, как только её руки касались его. Быть может он был таким, потому что подсознательно чувствовал, что был ребёнком людей, разделивших на двоих трагический удел судьбы, и чувствуя это просто не мог быть иным. Когда в его жизни появился Вэй Ин, Лань Чжань подумал, что более распущенного и бесстыдного человека ему еще не приходилось видеть, и как же он презирал этот рот, что едва открывшись извергал из себя полнейший, местами вызывающий вздор. Как же он был удивлен, когда пробыв с ним в библиотеке месяц, изо дня в день повторяя один и тот же ритуал — встреча-заклинание молчания-переписывание книг до глубокого вечера — Вэй Ин сказал ему, что больше не придет, ведь время его наказания подошло к концу. Лань Чжань замер душой, и лишь пальцы его чуть сильнее сжались на сборнике. Он… привык к этому человеку, пусть даже он был этим шумным, бесстыдно сидящим перед ним юношей из Ордена Юнь Мэн Цзян. Очень остро ощутив, как от его мира отходит нечто очень (а в тот момент он этого еще не осознавал) важное, на сердце Лань Ван Цзи лег легкий налет смущения и даже тоски. «Неужто не ощутить мне больше, как эти буйные ветра вторгаются в мой размеренный мир…» — казалось, вопрошала его душа в обход сознания Ван Цзи. Подобное осознание травмировало бы привычное для него мировоззрение, а потому этот зов был бережно запечатан где-то глубоко в его сердце, позволив себе лишь болезненный импульс в его груди, из-за которого и сжались пальцы. — Сын… — размытое лицо Лань Ван Цзи дало понять Лань Чжанфэю, что он начал плакать. — Всё совсем не так, как он сказал. Поверь мне, наиболее тяжкая участь досталась даже не нам с Мин Хэй и не вам с Лань Хуанем, что услышали правду нашего прошлого. Самая сильная жертва в этой истории — Вэнь Чжанфэй, наш несчастный, введённый в заблуждение и обман Чжанфэй, ради которого твоя мать, осознавая, какую боль эту ему причинит, совершила то, что совершила… Измученно склонив голову, Лань Чжанфэй прижался лицом к груди сына, рыдания его стали сильнее. Он уже и не помнил, когда плакал в последний раз, за годы отчуждения скрывшись не только от мира, но и от собственного сердца. Вэнь Мин Хэй была первым ребенком, а Вэнь Жо Хань шел вторым, родившись всего на год позже. Он и она были одинаково сильны и могущественны, и единственная разница между ними была в том, что Жо Хань шел вторым в очереди наследования, а его сестра — первой, что значило, что именно ей предстояло занять пост главы клана, и именно от неё должна была продолжаться главная семейная ветвь их семьи. Это ставило её младшего брата на ступень ниже и лишало возможности занять пост главы, но так как она была женщиной, шанс все же был. Уж очень неохотно пост Главы передавали женщинам, даже не смотря на их высокие способности в заклинательском искусстве, и возможно это бы возымело вес, проторив дорожку к власти для Вэнь Жо Ханя, если бы не одно но. Проблема была в Чжи Шу. С самого рождения Мин Хэй он проявлял к ней завидную благосклонность, слишком очевидно опекая и любя этого человека. Причины, само собой, покоились глубоко внутри его сущности, поэтому действительно сложно было сказать, почему его сердце выбрало именно её. Но Мин Хэй росла, а вместе с ней росла и любовь Вэнь Чжанфэя, и Жо Хань, видя эту сильную открытую привязанность понимал, что как бы сильно его старший брат ни любил его, а фаворитом все же был не он. Чжи Шу был сильно привязан к семье, опекал и оберегал её, он привнес самый большой вклад в развитие их клана и его наследников, добровольно отказавшись от поста Главы в пользу других наследников. Имея в себе сильную волевую натуру, что жаждала власти, Вэнь Жо Хань не мог сквозь пальцы смотреть на то, как эта самая власть уплывала у него из рук. Он не мог смириться со своим положением второго в очереди наследования, понимая, что если Мин Хэй подарит клану наследников даже позже, чем это сделает Вэнь Жо Хань, её дети все равно будут идти первыми, и именно они будут следующими наследниками. Кардинальный перелом в этой ситуации случился именно благодаря Лань И, а еще потому, что среди убитых ею адептов были те, к кому была привязана Вэнь Мин Хэй. Проницательный и дальновидный Чжи Шу был против того, чтобы внедрять в клан Лань их с Жо Ханем сестру, ссылаясь на то, что в случае обнаружения они могут не успеть её спасти. Но оскорбленное сердце Мин Хэй жаждало мести, она сильно поругалась с демоном и практически против его воли, в тандеме с Жо Ханем, разработала план мести. Да, она понимала, это может занять годы, но пролитая кровь требовала крови, требовала кровной мести. Чжи Шу до последнего сдерживал её, их отношения очень сильно испортились. Не было ни дня, чтобы они не сходились в громком скандале. Заручившись поддержкой младшего брата, Мин Хэй практически загнала Чжи Шу в угол, и тот, скрипя зубы, разрешил ей совершить задуманное. Её отец был практически при смерти, временно пост главы клана замещал сам Чжи Шу, готовясь передать его старшей наследнице. По совету Жо Ханя, Мин Хэй, можно сказать добила демона словами о том, что не примет на свою участь пост главы Ордена, пока не отомстит. Разумеется, это значило и то, что её отношения с Чжи Шу так же не возобновляться. Демон, как Теневой Лорд, и без того был у власти, но заявление сестры ставило её в очень невыгодную и опасную позицию, учитывая, что её отец сильнее благоволил Жо Ханю, нежели ей, а сам Жо Хань был далеко не тот, кто смотрел бы на это сквозь пальцы, понимая, что они с сестрой равны по силе и достижениям, поэтому выбор может пасть на любого из них. Но у Вэнь Жо Ханя не было более весомого союзника, чем даже его отец, а именно демона, который тоже не смотрел на всю эту ситуацию сквозь пальцы. Сам Чжи Шу открыто быть Главой никогда не хотел, но следующей мечтал видеть на этом посте именно Вэнь Мин Хэй… Когда Мин Хэй убила Лань И, Лань Чжанфэй пережил самое сильное потрясение в своей жизни. На тот момент он еще не знал кем на самом деле является эта девушка, но пожалуй настоящим роковым моментом стало то, что он увидел на Могильных холмах. Преследуя Мин Хэй его клан загнал её в Илин, а позже начал гнать на гору Луаньцзан. Ослабевшая и измученная из-за ран, что получила в бою, а так же после тяжелой погони она, казалось, была близка к спасению как никогда. Достаточно было пройти лишь один, всего один перевал, минуя кишевшие некроэнергией обрывы и спасение не заставит себя ждать, ведь дальше начиналась территория её Ордена… Дойдя до Илина, Лань Чжанфэй начал преследовать её усердней, опередив своих соклановцев и в итоге скрывшись из виду. Он прекрасно понимал эту месть, он даже оправдывал её, вот почему он хотел найти её первой, чтобы… помочь ей добежать до своего Ордена. Да, Мин Хэй убила его мать, но у его матери были счета с Чжи Шу и его темным искусством, а не с теми адептами, которых она убила, выбрав их как жертв своей техники Смертельных Струн. Лань И поступила более чем жестоко, открыто убив столько человек, в то время как Чжи Шу столь подло никогда не проникал в их Орден ради убийств, а ловил адептов или на Ночной Охоте, где те вступали с ним в бой, или же побеждая тех, кто имел несчастье бросить ему вызов. Вот почему Лань Чжанфэй по-своему оправдывал Мин Хэй и её поступок, потому что он понимал её чувства, хотя был шокирован тем, что это сделала девушка, которая по сути обманула его и в которую он был… влюблен. Пытаясь найти её первой он хотел не дать своему клану её убить и наконец-то закрыть долг, оставленный его матерью. Кровь смоет лишь кровь, долг сполна уплачен, этот кошмар наконец должен был закончится. Нельзя было допустить, чтобы они её убили, иначе бы Ци Шань Вэнь мог объявить войну, и эта вражда никогда бы не закончилась… Да, его мать была мертва, её убила женщина, которую он любил, и сердце Лань Чжанфэя было разбито, но он все равно бежал, бежал вслед за убийцей, чтобы вызволить её из рук смерти, которые, как оказалось, настигли её вовсе не с прибытием его Ордена. — А где Чжи Шу? — немного осипшим голом спросила Мин Хэй, повстречав своего младшего брата, которого не ожидала увидеть. Она не знала, что выпущенные ею в небо Железные Цветы, как сигнал о помощи, были приглушены магией Жо Ханя, и Чжи Шу не увидел их, находясь во дворце, даже не почувствовал их присутствия. — А-а, наш могущественный старший брат, — протянул Вэнь Жо Хань, вскинув подбородок. — Знаешь, если бы любовь демона выбрала меня, я бы тоже улыбался, как это делала ты. — Диди… — поражённо выдохнула Мин Хэй и вдруг услышала резкий шорох одежд, будто кто-то резко сорвался с места, а после глаза её болезненно расширились, хотя она не отнимала взгляд от Вэнь Жо Ханя. Частично войдя в её грудь рука Вэнь Чжулю сжала ладонью её Ядро и резко вытащила его. Ноги Мин Хэй задрожали, она тяжело повалилась на колени, из её рта хлынул поток крови. Ядро Мин Хэй имело редкую черную сердцевину и аметистовый ореол вокруг неё, и именно его, многие годы спустя Вэнь Жо Хань задействовал при облаве Безночного города Союзом Орденов. Те ужасные разрушительные волны, что он создавал, были ни чем иным, как силой самой Мин Хэй, силой, которая досталась ей именно по линии родства с Чжи Шу, которое он передал ей путем духовного слияния энергий еще когда она была совсем маленькой. Изъять её Ядро лишь ради того, дабы клану Лань было легче расправиться с убийцей Лань И само собой было не единственной причиной такого поступка. Штудируя древние свитки, Вэнь Жо Хань понял, что время жизни Чжи Шу, вопреки его силе и на тот момент уже прожитым столетиям тоже имеет ограничения, что значило, что хоть демон не стареет, сила его все равно начнет убывать, и с того момента, как это произойдет, время его жизни начнет обратный отсчет. Сложно было сказать, когда подобное могло произойти, ведь Чжи Шу никогда не проявлял слабости, но! Соединив с Ядром Мин Хэй часть своей силы он дал ей не только превосходство над другими, но и по сути возможность стать равным ему самому, то есть среди всех смертных Мин Хэй была единственной, кто мог по-настоящему противостоять демону. Единственным равным ему человеком мог стать лишь тот, с кем бы демон разделил свою силу или… свою любовь, ибо полюбив он становился мягче, открытей, слабее. Вэнь Жо Хань тоже это понимал, вот зачем ему нужно было столь могущественное Ядро сестры. Это была страховка на случай того, если демон узнает правду и возжелает кровной мести, которая вполне могла погубить не только Вэнь Жо Ханя, но и весь их клан. Держа в руках Ядро он нашел это ощущение довольно необычным, хотя и ожидал, что после слияния с демонической энергией оно уже не будет Золотым. Именно эта картина предстала перед Лань Чжанфэем, когда он догнал её и увидел преступление её младшего брата, хотя сам в этот момент остался незамеченным им. — Когда на Могильных холмах Вэнь Чжулю вырвал её Ядро, — все еще прижимаясь лицом к Лань Ван Цзи, продолжал Лань Чжанфэй, — Жо Хань не убил её лишь потому, что убийство от его руки сразу бы опознали, и он знал, что за ней гнался наш клан. Он рассчитывал, что именно они убьют её, а затем со спокойной душой обвинил бы во всем нас, возможно начав бы этот карательный поход еще тогда. Я ведаю о его замыслах, Ван Цзи, и знаю, что с легкой руки Чжи Шу Вэнь Жо Хань намерен сокрушить Великие Ордена, начав с нашего… он хочет задушить любое сопротивление, при котором его пост Верховного Главы подвергся бы сомнениям. Но в тот роковой день всё пошло совсем не так, как он рассчитывал… Прежде своего клана Мин Хэй обнаружил Лань Чжанфэй, обнаружил уже без Ядра, сокрушенной поступком брата и умирающей на Могильных холмах. Лань Чжанфэй был тем, кто спас её, а не пленил, как все эти годы думал Чжи Шу и как после её смерти, когда выяснилось, где она всё это время была, убеждал его Вэнь Жо Хань. Но Лань Чжанфэй не успел быстро укрыть её от соклановцев, и как же они были удивлены, когда увидели убийцу Лань И на руках главы их клана. Сначала они подумали, что тот лично хочет предать эту женщину смерти, и тут случилось неожиданное: Лань Ци Жэнь вырвался вперед и напал на родного брата. Он видел его глаза, видел этот взгляд… он знал, что Лань Чжанфэй любит её и ни за что не допустит её гибели. Он напал на него, требуя немедленно убить эту женщину, и даже сам пытался. Лань Чжанфэй обнажил свой меч, алые капли тут же стекли с белой кожи. — Убери. От неё. Свои. Руки, — низким голосом спокойно сказал он, видя ошарашенное лицо брата и соклановцев, видя, как кровоточит рана, что он причинил. — Никто не прикоснётся к этой женщине, пока я жив. Лань Чжанфэй не был глупцом. Он прекрасно понимал заговор её брата Вэнь Жо Ханя. Тот рассчитывал, что клан Лань сам убьет Вэнь Мин Хэй, и ему даже не придется заметать следы… — Когда ему удалось узнать, что я заключил с Вэнь Мин Хэй брачный союз, как ты думаешь, по какой причине он не стал искать её смерти? Потому что я дал ему понять, что видел то, как Чжулю вырвал её Ядро, я мог сказать об этом влюбленному в неё брату, Чжи Шу. Вэнь Жо Хань так же знал, что я ни за что не освещу новость о том, что взял в жены убийцу нашего учителя, моей матери, которой оказалась Мин Хэй, и буду сидеть тихо, а потому он лгал Чжи Шу и как мог удерживал его от поиска сестры именно здесь, в Гу Су. Чжи Шу не должен был узнать, что Мин Хэй была предана своим младшим братом, что демон так же оказался обманут, и что та мощь, которую получил Вэнь Жо Хань, принадлежала Ядру сестры. Фиолетовая призма его энергии и внешнее ядро, ставшее черным, были итогом того, что он украл у Мин Хэй, но всеми немыслимыми способами скрывал от демона. Окунувшись в воспоминания, Лань Чжанфэй чувствовал, как знакомая тяжесть вновь ложится на сердце. Предана собственным братом, Мин Хэй прекрасно понимала, для чего он это сделал. Все было ради власти, только ради неё и… ради получения такого могущественного союзника, как Чжи Шу. — Наш брат отдал этому клану свою жизнь, — уже находясь во владениях Гу Су Лань, говорила Мин Хэй. — Он любил каждого члена семьи, опекал нас как птенцов под своими сильными, но такими одинокими крыльями. Он был один в своем роде и совершенно одинок душой. Рожденный путём насилия и с самого рождения проклятый собственной матерью он всегда был один, наедине со своей силой и мирами, каждый из которых отвергал его. Лань Чжанфэй, — влажные глаза женщины обратились на мужчину. — Скажи мне, узнай он о таком заговоре, что произойдет? Это ведь разрушит его мир, заставит убить родного брата, а может… может даже уничтожить сам клан. Его вера и убеждения будут растоптаны и смешаны с грязью, как он сможет после этого спокойно жить так, как жил до этого, он ведь… настоящее солнце нашего Ордена, могущественное и неприкосновенное, мы всем обязаны ему. Зачем ты спас меня, почему не дал умереть? Уже в сложившейся ситуации так всем было бы лучше, даже тебе, тем более тебе. Ради моего дорогого Чжи Шу, который растил меня в любви и уважении, так нежно заботясь обо мне все эти годы я не позволю ему испытать последствий этого страшного предательства. Он никогда не узнает об этом заговоре, никогда. Жо Ханю он нужен как могущественный и верный союзник, а всё зло, что он мог ему причинить, он уже причинил, и благо, что пока ему удается это скрыть. Когда-нибудь он всё равно умрет, а Чжи Шу будет жить дальше… На тот момент у Вэнь Жо Ханя уже был сын в законном браке, и как все члены их семьи с самого рождения тянулся к Чжи Шу. Мин Хэй не сомневалась, что в новых наследниках клана демон найдет утешение, а предательство Жо Ханя останется нераскрытым. Семья для Чжи Шу была важнее всего, больше того — это было единственное, что скрашивало его одинокую душу, наполняло его жизнь весомым смыслом. Семья в его понимании была тем, в чем он находил верность, силу, преданность, нерушимую опору, которую столько веков укреплял и защищал. Если предательство раскроется, Чжи Шу ведь не пощадит и этого ребенка тоже, он убьет их всех, и прежний смысл его жизни будет утерян. Мин Хэй знала, как он был привязан ко всему этому, как вопреки своей холодной отчужденности скрывал это, дабы не ставить под сомнение свое влияние и независимость… Зная, что она не может просто так находиться в Гу Су из-за требований убить её, и что ей уже не покинуть его пределов, ведь без Ядра она легкая, не способная дать отпора мишень; зная, что несмотря на последствия Лань Чжанфэй пойдет на всё, лишь бы она осталась жива, Мин Хэй согласилась на тот единственный вариант, что спас бы ей жизнь. «Если Чжи Шу и раскроет какую тайну, то пусть это будет тот факт, что я предала его как женщина, а не как сестра», — думала она с ноющей болью в сердце. Она согласилась жить, хотя и понимала, что это лишь умножит их страдания. Но дальше тянуть было нельзя — либо смерть, либо предложение Чжанфэя. В конце концов из-за неё этот мужчина так же оказался у края пропасти, как и она, подведенные к ней жестокой судьбой, что была наполнена грехами Лань И и предательством Жо Ханя… Они сошлись узами брака, чтобы спасти ей жизнь, хотя она знала, что в таком случае им так же продеться исполнить и супружеский долг, ибо заветы клана Лань гласили, что наследственная линия продолжается лишь от ребенка главной ветви семьи, коим и являлся Лань Чжанфэй, и она не могла прерваться, потому что даже займи место Главы Ци Жэнь это бы не спасло ситуацию. Были причины, по которым этот мужчина был неспособен возлечь на одно ложе с женщиной, дабы «великое» деяние увенчалось успехом в виде рождения детей… Доподлинно неизвестно, были ли у Мин Хэй те же сильные чувства, что и у Лань Чжанфэя к ней, но незадолго перед своей смертью она сказала ему: — Ты… — глаза Мин Хэй полнились откровенной нежностью. — Самая прекрасная ошибка в моей жизни. Прости, что я стала тем, что разрушило твою. В её словах как будто сквозил намек на какое-то принятое ею решение, словно бы единожды забыв о своем долге она впустила в свое сердце что-то, что не должна была. В конце концов её решение жить было напрямую связано со слезами, которые лились с глаз одного мужчины, хотя он и не умолял её сделать всё так, как предложил он, но пока он с абсолютно непроницаемым выражением лица озвучивал свои слова слёзы сходили с его глаз, и он ничего не мог с этим сделать. Он дал ей полную свободу решить всё самой, и она понимала, что в случае отказа он не скажет ни слова возражения, а просто… последует за ней в этот смертный приговор, как следовал в Облачных Глубинах, в Луаньцзан и даже сейчас не покидая её, всегда будучи рядом. В чем же тогда она ошиблась? Не в том ли, что еще будучи приглашенным учеником её сердце, как и сердце Чжанфэя, было открытым так же, как и глаза, что так часто сталкивались с другими, ловя их светлый взгляд, направленный куда-то в самые глубины души… Сойдясь, их пути источали ароматы роз, но как же быстро они были уничтожены острыми шипами тех событий, что наложили свой печальный исход на их судьбу, судьбу, которая сломила Лань Чжанфэя, уничтожила Вэнь Мин Хэй и погрузила в пучину ненависти и отчаяния Чжи Шу, который единственный не знал истины, будучи обманутым родным братом и спасенным от жестокой правды жертвой сестры. Лань Чжанфэй не солгал, когда сказал, что самоубийство Мин Хэй было доказательством того, как сильно она его любила… Что ж, Вэнь Жо Хань не был глупцом. Он прекрасно знал, что даже после смерти Мин Хэй, Лань Чжанфэй не станет искать справедливости и не скажет Чжи Шу правды, остерегаясь, что его детей убьют, так как они являлись наследниками и клана Вэнь, что могли справедливо претендовать на этот пост, хотя истинная причина была в том, что Мин Хэй взяла с него обещание хранить эту тайну. С другой стороны, глава клана Вэнь рассчитывал, что демон, наконец дорвавшись до Гу Су, первым делом покончит с Двумя Нефритами, преследуя свою жажду отмщения. Именно на это и рассчитывал Вэнь Жо Хань, рискнув начать кампанию против других орденов именно сейчас, в разговоре с Чжи Шу убедившись, что тот не станет щадить их лишь из-за того, что они так же были детьми и Мин Хэй. Если бы Чжи Шу убил оставленный Мин Хэй подарочек в виде двух главных претендентов на его власть, а так же единственного, кто мог его разоблачить, то есть Лань Чжанфэя, мужчина наконец-то смог бы спать спокойно. Но судьбе было угодно поступить по-своему, и посеянные в сердце Чжи Шу сомнения мгновенно пустили корни, и никому не было известно, как они проявят себя… Теперь же, когда всё было кончено, Лань Чжанфэй не чувствовал сожаления в том, что совершил. Долгие годы Чжи Шу терзал себя мыслью почему его сестра так и не дала о себе знать, почему позволила себя поймать. И несмотря на то, что Вэнь Мин Хэй взяла с него слово, Лань Чжанфэй, увидев терзания демона не смог молчать. Уж лучше правда, какой бы она ни была, чем отчаяние, выстроенное на противоречиях из-за незнания и подлости тех, кто уже давно предал и без зазрений совести пользовался всеми благами украденной у другого жизни. «Любила ли ты меня?.. — принесенная в жертву трагедии Мин Хэй жизнь Лань Чжанфэя понемногу покидала его тело. — Я все еще помню твою улыбку, и твою теплую ладонь, что скользнула в мою. Я знаю, это было искренне, я чувствовал это. Как и он, я буду любить тебя до самого конца…» Заросли орешника и горечавки, а по ночам удушающе-сладкий запах жасмина. Каменные тропы, по которым в неположенное время ступали две пары ног, и отражающийся в глазах свет звезд, утопающий в их черных глубинах. По Облачным Глубинам раздаются солнечные вспышки смеха, способные осветить даже самую темную ночь, а держащие друг друга ладони источают тайное притягательное тепло. Молодой Лань Чжанфэй, волосы которого держит лишь налобная лента идет позади, а она ведет его, будто утаскивает за собой подальше от застроек, подальше от часовых, подальше от исписанных правилами стен. Она улыбается, и изгиб её губ бросается в глаза мужчины как нечто совершенно фантастическое в этой пропитанной тишиной и ароматами цветов ночи. Его ладонь сжимается крепче, и она, почувствовав это, легко и непринуждённо оборачивается на него, но молчит. — Я люблю тебя, — тихо говорит Лань Чжанфэй и видит, что её взгляд становиться нежнее и как будто немного расплывчатей. Она ничего не говорит, но ладонь её мягко касается его лица, а после, приблизившись к нему, её губы касаются его. В ночной тишине их сердца, казалось, сошлись так же, как и их губы, мягкий бархат которых излучал тепло и влагу, словно персиковый источник проникал в душу, наполняя её ни с чем не сравнимой любовной тоской. На следующий день была объявлена Ночная Охота, а еще через пять дней, Вэнь Жо Хань, уже имея на руках Ядро Мин Хэй объявил, что их сестра пропала без вести. …Когда Лань Ван Цзи наконец очнулся, он обнаружил себя в объятиях полуживого отца, как и то… что ничего не помнит. Пустив болезненные импульсы в его мозг, Чжи Шу стер ему память той ночи, в итоге Лань Ван Цзи было сказано следующее: Вэнь Сюй, старший сын главы Ордена Ци Шань Вэнь приехал в Гу Су, в чем-то обвинил главу их клана и заставил его адептов сжечь Облачные глубины, провозгласив свои действия «очищением», провозгласив дальнейшее возрождение из пепелища. Большая часть Облачных глубин была уничтожена, а сам Лань Чжанфэй тяжело ранен, кем неизвестно… В отношении раны на ноге было сказано, что Лань Чжань отказался выполнять требования адептов клана Вэнь, из-за чего они сломали ему ногу. Лань Ци Жэнь не испытывал угрызения совести скрыв от Лань Ван Цзи факты в отношении Чжи Шу, а что происходило у библиотеки он и сам не знал. Из-за тяжелой раны, Лань Чжанфэй впал в кому, но очевидно было, что долго ему не протянуть. Чжи Шу не стал поглощать его душу, но удары Янхуа не были так просты, ведь они не заживали и практически травили изнутри. Что же касается непосредственно самого Вэнь Сюя, который гордился тем, что исполнил волю отца и дяди на отлично был невероятно ошарашен тем, что, вернувшись, Чжи Шу с практически невидящим взглядом грубо схватил и с глубоким, немного приглушенным звонким звуком повернувшись, кончик Янхуа направился ему прямо в грудь. Держа его за ворот одежды демон прижал к нему свое смертельное оружие, испытующе смотря тому прямо в глаза. Вэнь Сюй замер, чувствуя, как начали подрагивать кончики пальцев, а Чжи Шу, взгляд которого пронзал его насквозь, внезапно так же неожиданно отпустил его. — Дядя… — не оправившись от шока, позвал его Вэнь Сюй. Он был напуган тем, как на него смотрел этот человек, словно бы… Вэнь Сюй его в чем-то предал. — Этот паршивый пес вас чем-то оскорбил? Вэнь Сюй полагал, что, возможно, Лань Чжанфэй как-то причастен к такой резкой перемене его настроения, ведь Вэнь Сюй ожидал, что после свершенной мести Чжи Шу будет более радостен, ибо сейчас мужчина выглядел словной затравленный зверь, напряженно взирая куда-то в наполненную огненными вспышками темноту Облачных глубин. — Здесь наши дела окончены, — казалось бы спокойно, но очень отрешенно произнес он и полуобернулся на племянника. Глубокий взгляд его черных глаз пронзал насквозь. — Мы возвращаемся домой. Вэнь Сюй невольно вздрогнул. Демон сказал это таким тоном, что складывалось впечатление, будто он возвращается не с долгожданной победой, а с желанием сравнять их дворец с землей.