***
— Ну же, милая, скушай хотя бы ещё один, тебе нужно хорошо питаться! Сама не понимая зачем, Сакура послушно берёт чуть подостывший жареный шарик палочками, отправляет его в рот и, медленно прожевав, нехотя проглатывает. Мягкий кусочек осьминога в нежном тесте, щедро политый соусом и присыпанный невесомой стружкой кацуобуси. Насыщенный сладко-солёный вкус… «Меня сейчас… только не здесь!» Сакура Харуно, никогда не мечтавшая о том, чтобы побить какой-либо рекорд, не касающийся её профессии, внезапно подрывается на ноги и почти делает это сразу по двум видам лёгкой атлетики: по спринту и по бегу с препятствиями. С резвостью выпускника Академии она перепрыгивает через пустующий слева стул, проскользив по паркету, отталкивается плечом от дверного косяка и достигает ванной с такой скоростью, которая не снилась даже Ли. Спустя секунду, обнимая белый фаянс, она проклинает всю съеденную ею за сегодня, а заодно и всю остальную существующую в этом мире еду. Она надеялась. Отчаянно и до последнего, что токсикоз обойдет её стороной. Не обошёл. Но ведь существуют же такие везучие женщины? Что ж, получается, что последний для неё шанс вписаться в эту категорию — к чёртовой матери. Можно было только сказать спасибо за то, что у неё было целых восемь недель, чтобы попрощаться с нормальной пищей. Тяжёлой на желудок, но такой вкусной! Очень некстати вспомнив о рамене, который ела пару дней назад с Ино, Сакура снова сгибается пополам. Мебуки входит неслышно, аккуратно прикрывая за собой дверь, садится на пол рядом и протягивает влажное полотенце. — Ох, дорогая моя, прости меня, я не знала… Если бы ты предупредила, я бы приготовила что-нибудь полегче, — она мягко убирает прилипшую к покрытому испариной лбу Сакуры прядь. — Я сама не знала, — мрачно бурчит девушка, с благодарностью принимая полотенце. В ответ на сочувствующую улыбку матери Харуно лишь вздыхает. Вытирает лицо, встаёт, чтобы прополоскать рот и умыться. — Надеюсь, что тебя это будет мучить хотя бы не так сильно, как меня… — М-м? — Сакура непонимающе оглядывается. — Я фактически жила в этой самой ванной с шестой недели по девятнадцатую, когда была тобой беременна, — поясняет Мебуки и мученически возводит глаза к потолку. — О ками-сама… — ей становится хуже только от одной мысли об этом. — Да-да, цитрусовые, кстати, хороши как на входе, так и на выходе, — подмигнула мать. — Мама! — Не мамкай, я же советую, — Мебуки посмеивается и приглашающе похлопывает по кафелю справа от себя. Сакура цокает и слабо улыбается. Ей действительно стоило расспросить побольше о всяких мелочах, облегчающих жизнь в таком интересном положении. Она делает пару шагов, опускается рядом и устало кладёт голову женщине на плечо. Мало кто может быть роднее, чем мама. Она любит безусловно, навсегда отдаёт часть сердца своим детям, переживает об их жизненных трудностях и неудачах больше, чем о своих. И радуется их успехам тоже намного больше. «Буду ли я хорошей мамой?» — Ещё меня спасали зелёный чай и отвap шиповника. — Да… я слышала о шиповнике, но мне сразу хочется в туалет от любой жидкости, даже если я пью совсем немного, — признаётся Харуно уныло. — Ну с этим ничего не поделаешь. На первых порах сложно привыкнуть ко всем изменениям, которые происходят с твоим телом. У женского счастья неожиданно оказывается слишком много побочных эффектов, — она хмыкает. — Но я уверена, что как только ты разберёшься, что к чему, закрывая глаза на мелочи, уже через пару месяцев засияешь. А после… я не помню дня счастливее в своей жизни, чем тот, когда я впервые взяла тебя в свои руки. Ты была такая крохотная, розовенькая, красивая… А выросла ещё лучше! — Спасибо, мам, — растрогавшись, Сакура заключает её в крепкие объятия. Они сидят так, просто обнимаясь, с десяток секунд, пока она ребячески не сжимает руки сильнее. — Сакура! Раздавишь! — Прости, — она смеётся и немного отодвигается. — Вырастила на свою голову, — Мебуки морщится и грозит пальцем. — Хотя, это всё влияние твоего отца. Вся в него! — Эй, я тут ни при чём! — возмущённо доносится из-за двери. — Ах ты! Опять подслушивал?! — её мама повышает голос, но как-то очень по-родному. Сакура, давно привыкшая к постоянным несерьёзным перепалкам родителей, с трудом сдерживает хихиканье. Милые бранятся — только тешатся. Она знала, что родители горячо любят друг друга с самой молодости. Несмотря на такие разные характеры и привычки. Это всегда внушало ей веру в настоящие чувства. Такие, какие бывают лишь однажды, какие описываются в бесчисленных книгах и по которым снимают фильмы. В детстве она представляла себя и Саске на их месте. Что было довольно-таки непростой задачей изначально, зная Учиху. И в глубине души ей было до сих пор немного больно от того, что эти мечты разбились вдребезги. Она не могла с уверенностью сказать, когда это произошло: точно ещё до того, как он решил стать незаменимым помощником Наруто — тенью самого Седьмого Хокаге… Скорее это случилось именно в ту секунду, когда в его глазах впервые проскользнуло желание по-настоящему ей навредить. Воспоминания о событиях до и во время Четвёртой мировой заставляли что-то внутри судорожно сжиматься, а сердце — заходиться в шальной аритмии. Многих до сих пор преследовали кошмары после стольких лет, и она сама знала об этом не понаслышке. Но было ли правильным сравнивать страшный сон гражданского и шиноби? Тех, кто был в тылу, и тех, кто выстоял на передовой, закрывая собственной грудью право на мирную жизнь? Тех, кто хоронил самых близких… А кого, как не твоих сокомандников, можно было назвать второй семьёй? Фраза, когда-то сказанная Какаши о товарищах, была для неё важнее всех заученных ещё в Академии правил вместе взятых. Сам Хатаке не раз подтвердил, что для него это не просто слова. Тогда, когда Саске хотел убить её, именно он остановил его. Она была обязана ему жизнью. —…Да заходи ты уже! Кизаши, будто только этого ожидая, с готовностью входит, лихо подкручивая отросшие волосы на бакенбардах. — Дамы, не помешаю? — галантно кланяется мужчина и совсем не галантно присаживается на корточки перед ними. Харуно старшая и младшая, как по команде, синхронно закатывают глаза. — Ну вот, а ты говоришь, что она на меня больше похожа! — хохочет Кизаши. — Как ты, Сакура, полегче? — Да, вроде как. — Чудесно! Значит, как раз освободилось место для второй порции! Принести тебе тарелочку? Сакура в ужасе бледнеет, а затем зеленеет и прикрывает рот ладонью. Мебуки сердито шлёпает мужа по колену и уже не шутливо цедит сквозь зубы: — Ты нормальный вообще? Или просто очень хочешь сегодня спать на диване? Мужчина округляет глаза, замечая реакцию дочери, и в извиняющемся жесте кладёт ей руку на плечо. — Прости, милая, я думал, тебе уже не плохо. — Было, — хнычет Сакура, — теперь выйдите, пожалуйста.***
Расплатившись и вежливо попрощавшись с кассиром, она неспешно выходит из магазина. Было ли три килограмма апельсинов чересчур? Сакура не знала. Она также не знала, помогут ли они ей вообще от тошноты. С одной стороны, что-то кислое приятно освежало, с другой… что, если её замучит изжога? Зайти в продуктовый после визита к родителям неожиданно стало для неё таким же подвигом, как и битва с Кагуей. Кто бы мог подумать, что ей захочется вывернуться наизнанку не только от запаха еды, но и просто от вида упаковок? Она бы отложила это на другой день, но ей казалось, что завтра вряд ли что-то сильно изменится, поэтому, сердечно попрощавшись с родителями, она решила не откладывать испытание на потом. Сделать всё быстро, как пластырь оторвать. Тем более у неё в холодильнике — шаром покати. Уже зажглись фонари. Пару часов назад был небольшой дождь, и теперь лужицы были ярко раскрашены отражениями пёстрых вывесок ресторанчиков и прочих заведений маленького торгового квартала. Прохлада пробиралась под лёгкую футболку, и Харуно слегка ёжилась от каждого дуновения ветра. Когда она выходила из квартиры, солнце всё ещё припекало нещадно, и перед сменой погоды ожидаемо парило, но она всё равно не взяла с собой ветровку. «Мама назвала Какаши хорошим мальчиком, вот уж не ожидала…» — вспоминая сегодняшний обед, она привычно сворачивает за угол, чтобы перейти на параллельную улицу, и удивлённо замирает, увидев знакомую высокую фигуру. Помяни чёрта…