***
Оказывается, в Радонии были очень удобные дома для эйловской доставки. Ноги своим магнетизмом отлично держались на металлической стене, пока Джеспер, вцепившись рукой в карниз, пытался сунуть письмо в щель между тёмным от ставни стеклом и рамой. Ирланду ожидал на крыше ярусом ниже, пока его друг решал эту непростую задачку. — Так, надо что-то тяжёлое, иначе его точно унесёт ветром, — почтальон оттолкнулся от карниза и спланировал к рину, свистя перьями на взмахах у поверхности. Тот поднял мордочку, повернул глазом к нему: — Передумал? Лекарь молча продолжил искать что-то, хоть маленькую железку, груз, которым можно было бы придавить бумагу. Можно было подобрать что-то с дороги. Но это было бы рискованно. Взлететь с узкой улицы, не задев ничего крыльями, было бы очень тяжело. Новичку, научившемуся хоть как-то летать только вчера, спускаться на землю в таком месте точно не стоило. Как бы радонийцы не стали бдеть, следя за незваным гостем. Ирланду внимательно наблюдал за действиями своего пернатого знакомого, оставаясь на той же крыше и стоя за клубящейся паром трубой, куда не задувал ветер. Лекарь иногда оглядывался на него, в итоге он взлетел повыше, на тот дом, где хотел оставить письмо. Там он разглядел что-то интересное, переливающееся на свету глаз, а не просто блестящее, как весь город. Вновь воздух пронизал свист больших крыльев, к неровности которых лери уже привык. И вот он обнаружил обыкновенный флюгер, прикреплённый шурупами к ребру крыши. Не очень хотелось проверять свои «скальпели» на прочность и отрезать от постройки кусок флюгера или чего бы то ни было. Всё-таки надобились эти инструменты вовсе для других вещей, и пользоваться ими вот так вот варварски — было просто невежественно. Оторвать часть от постройки тоже в какой-то степени было варварством, но точно не для этой ситуации. Силу родных конечностей ещё никто не отменял. Джеспер подошёл к флюгеру, взявшись за шпиль одной рукой и попробовав согнуть изделие из металла. То погнулось. Но чтобы оторвать… Вот над этим пришлось подумать. Хотя чего тут думать, когда свои родные конечности были не прочь «перегрызть» этот шпиль. Эйло растворил немного металла, и после этого флюгер отцепился со своего насеста. Правда, был это не «петух», а «корабль». Но просто положить его на письмо телендор не мог. Нет, надо было что-то сделать в знак признательности, а не вот — оторвал и положил. Йохансен был всё же не такой, он оставался человеком в душе, но уж почеловечнее радонийцев. Он был всё ещё тронут заботой ребёнка о загадочной пернатой гостье, пусть даже и на словах. Лери решил сделать из этого флюгера фигурку: согнул некоторые части, оторвал и сплёл их друг с другом, делая кораблик объёмным. Всё равно получилось какое-то безобразие, как бы ни старался «мастер». Видно, тут стоило поработать головой. Многие лери занимались обработкой металла в природе. Металл был их стихией. И неужели Джеспер, уже взрослый лекарь, не мог справиться с ним? Не всё же время с кишками и шкурками возиться. Инструменты потянулись к кораблику, медленно и осторожно обтёсывая каждую сторону. Они будто оплавляли её, даже не чувствовалась та грубая сила, которой обычно, к примеру, что-нибудь куют люди. Йохансен вертел кораблик перед глазами, доставая перами до каждого уголка и поправляя его. Чувство было от этого процесса интересное, почти, как тогда в сарае эйло работал со своими ранами. Некоторые части пришлось убрать, с ними фигурка смотрелась слишком загромождённой деталями. Кораблик вышел втрое меньше, чем сам флюгер, но стал только красивее. — Вот это я называю — творческий подход, — усмехнулся Джеспер. Вскоре фигурка выступила в роли держателя письма, а Ирланду, счастливый за Ветра и очень замёрзший, вскоре отправился домой.***
Звёзды и сегодня всходили в тумане, вернувшем своё место после слабого дождика, но только на заре. Редкое для этих мест яркое небо к долгому полудню раскинулось над городом. Волны успокоились. Их дальний шум убаюкивал дремлющего Джеспера, как тихая колыбельная, спетая чёрным океаном. Долгий сон с хорошей трапезой накануне хорошо заживлял раны, и мелкие кродоновые «пластыри» на отрастающих перьях вздыбились уголками, красивой ёлочкой. Их оставалось всего лишь счистить. Усвоение и обдумывание недавних событий было настолько погруженным, что казалось самым настоящим сном. Лекарь испытывал некое забвение, будто перезагрузил всего себя сейчас. Позабыв даже Радонию, даже те лётные уроки. Нелегко порой потом вспомнить всё, настолько выпав из реальности. — Да ты у нас соня, я погляжу. Даже люди столько не спят. А ещё почтальоном работает, — раздался рядом знакомый голос. Джеспер во сне потянулся крыльями, сгрёб в охапку подстилку, казавшуюся нежной домашней подушкой, на которой можно было спать и ни о чём не думать. Прошло ещё некоторое время, и чуть сместились яркие полоски света в комнате. Корнотеку взглянул на Ка и Дели, облетающие уже давно бодрый город. Крылатый присел на колени, совсем рядом к севозной «перине», чтобы осторожно прикоснуться к шраму на боку бывшего птенца. — Подрос всё-таки, механик, — тихонько говорил Троллейбусорог, — Просыпайся, дружок Джеспи, а то скоро я опять начну волноваться. И расскажи скорей, зачем ты глаза себе перекрасил опять. Говорил он какой-то наигранной манерой речи, наверное, выучившись ей от «дружка». — Не сейчас, пожалуйста, подойдите позже… — пробормотал почтальон в какой-то полудрёме что-то из своей прошлой жизни. Он окончательно проснулся от лёгкого стука ногтем по линзе. — А? Что?! — вскочил пернатый, но вовремя вспомнил, что крыльями, как напуганная птица, ему лучше не махать. Об перы бы ещё не порезаться случайно. Джеспер обратил внимание, что всё ещё держал в руках скомканную подстилку, а к шкуре прилипли, как намагниченные, тёмно-синие клочки. — Эх, я всё ещё здесь, — плюхнулся он в пружинистый счёс, полусогнув колени, — и ты всё ещё здесь, — сказав с наигранной хмуростью, он взглянул на большекрылого, стоявшего совсем рядом. — Вот, и подушка нашлась сразу, — спутник показал на горсть счёса в подстилке, хорошо сложенной для предполагаемого предмета. — Я же говорил, не так уж и страшно — просто линька. Как сказали бы люди: натуральное синтетическое покрывало, ничего лишнего. Эйло огляделся и заметил ножную сумку, которую забыл отстегнуть вчера ночью. Зато вспомнил, что кому-то в ней носил письмо. Сателлит в это время стряхнул с крыльев «дружка» остатки кродона, крошками упавшие на севозный настил. — И предупредить можно было, — прижал опахала Йохансен. Лекарь осторожно встал с места и вышел на чистые, покрытые утоптанным снегом доски. Он стал поднимать крылья и что-то готовился делать. Позади слышался голос Троллейбусорога: — Слушай, а ты такой худенький стал, прям видно, что растёшь… Раздалось несколько резких свистящих взмахов, и севоз, как пух, разлетелся по всей комнате. Воздушная волна захватила ещё и место под чердаком, добавив обстановке «веселья» Счёс плавно осел везде, скатившись только с крыльев. И даже корнотеку досталось. Тот спокойно и медленно направился к выходу: — Как скажешь. Предупреждаю: нужно было внимательно слушать, что говорили тебе раньше. Все обученные эйло прекрасно знают, что размахивать крыльями в помещении — не лучшая затея. Джеспер в ответ, сдерживая пятигранники, нервно произнёс: — В нормальных помещениях эйло не устраивают спа-салон там же, где и спят! — И что ты предложишь? — разворачивался у дверей Троллейбусорог, следя за крыльями и переставляя их. — Каждый раз выходить из дома на линьку? Лестница так долго не протянет, а вычёсываться мне нужно частенько. «Пёрышки» более-менее приземлились, многие унесло ветром сквозь щели, которые были повсюду. Но лекарь снова взбудоражил воздух, в один прыжок и взмах оказавшись на половинчатом чердаке. Он быстро по-птичьи оглядывался, будто был сам не свой, однако говорить спокойно это не мешало. Словно инстинкт и разум существовали отдельно друг от друга, но занимали одно тело. Инстинкт постепенно пробуждался, словно тоже пробыл в долгом сне. Рука потянулась к чужим вещам. Контролировать это было не так-то просто, ведь организм сам хотел расти и развиваться, будто в отместку за столько лет простоя в лерском отрочестве. — Ну, ты подметай почаще, выноси сор перед выходом из своей голубятни. Теперь здесь не один живёшь… — легонько вынюхивая металл и роясь в ящике, где точно лежали нужные ему вещи, крылатый добавил, — пока что. На самом дне, среди гор совершенно не нужных лерскому телу вещей, лежало самое настоящее сокровище. Глаза так и норовили сообщить, что видят перед собой самые нужные вещи в мире. — Карамел это видел, что я делаю?! — шёпотом прокричал себе пернатый, запуская руки вглубь ящика, прямо к брускам. — Поскорей бы уйти, пока он не увидел… — А ты сам? — громкий голос раздавался снаружи и медленно двигался к чердачному входу. — Вон, как управился. Твои крылья неплохо подходят для уборки. Но теперь у тебя нет кровати. Эйло вроде как чувствовал, что «насытился» металлами, которые обволокли его изнутри, готовые встроиться во что-нибудь полезное. Но это было лишь первое блюдо. — Нет-нет, это всё чужое, — еле-еле держался он, во все счастливые зрачки смотря на ёмкости с едой у стены. Но если подумать, то кто больше хотел есть? Конечно же, Джеспер. — Тогда ничего страшного! Подстилка тоже не роскошь, конечно, зато не противные шерстяные кучи, — сказал Йохансен, прежде чем запрокинуть над головой бак с тёмной жидкостью. Корнотеку зашёл как раз в тот момент, когда другой пернатый вовсю «заправлялся» из его ценных запасов. — Не старайся, всё равно в водохлёба не превратишься. Надо же, какой прожорливый птенчик, — удивлённо говорил хозяин дома. Но лекарь не обратил на это внимания, пока не выпил почти весь бак и не бросил его перед собой. Он почувствовал себя непривычно тяжело, зато счастливо. Лёгкие сжимало, и эйло был не в силах ничего ответить, а только заметил, как немного потолстело его туловище от всего этого «завтрака». — Ты нормально себя чувствуешь? — напряжённо спросил Троллейбусорог. — Ничего не лопнуло? Джеспер осторожно потрогал себя, чувствуя неприятное покалывание в ветвях, особенно на месте шрама, и как распирает грудную клетку. Он и вправду сильно переел, но ничего уже не мог поделать. Сам зажал «пружину» своего развития, а теперь получил такой сильный отскок. Крылатый подошёл к своему «старшему» собрату, похлопал его по плечу, и направился обратно, открыв лестницу наружу. Парить всё-таки на улице. Снег был скрипящий, чуть ли не свистящий в этот морозный день. Йохансен удержался, чтобы не начать бесконтрольно поедать его и совсем не лопнуть. Он присел на белую шапку ледяного холмика, переведя взгляд от руин до города, а за ним пытаясь высмотреть ту ферму. Хотя бы дальние кроны деревьев, для лерских глаз такого же цвета, как и радужки «счастливого» эйло, только темнее. Когда подошёл корнотеку, он тоже сел, только на колени, как обычно: — Я очень рад, что ты жив остался. Я переживал, Джеспи, я думал, тебя поймали, или ты совсем неизлечимо разбился. А ты даже подрос. «Джеспи» посмотрел на него. Когда он повернул голову, перы тут же оказались в другой стороне, собравшись в приподнятый пучок. — Вот, пока звука у тебя нет, попробуем антеннами о чём-нибудь поболтать. Если ты можешь. Сателлит расставил свои «троллейбусные рожки» в стороны. На сенсорах почтальона что-то промелькнуло, но не возникло в голове как поток мысли. В книге было написано, что именно так и должны слышать электронные существа — расшифровывать эти сигналы и понимать. — Слышал что-нибудь? Йохансен покачал головой и пожал плечами. — Подними антенны повыше. Он так и сделал, легко вздыбил самые длинные из перов, уловившие сигнал заново. Всё равно никакого звука, слова, или даже мысли лекарь не засёк. Зато из носа повалил пар, чему он был рад больше, чем установке связи. — А почему так вышло? — спросил мелкокрылый. — Должно быть, приёмник у тебя не развился пока ещё. Сперва идут самые важные системы, а потом и речь, и всё остальное, не шибко нужное для выживания. — Ясно. Слушай, а почему… — лекарь выдохнул, будто задыхался, и положил руку на расширенную грудную клетку. — Старайся звучать отрывками, — посоветовал спутник, — так легче, когда желудок полон. Когда пара снова накопилось достаточно, лери продолжил: — Почему я читал в книге… что сателлиты неразговорчивые… А ты вон как болтаешь… Ещё и собирал стаю… — А ты какую книгу читал? Случайно не пресловутый лероводский справочник? — Да, там на обложке… была такая пометка… — Тогда ничего удивительного. У хинов нет науки выучить меня так, чтобы я по их прихоти целенаправленно собрал стаю на дело. Сложно это им слишком. Таким делом только я, если человеческий, могу заниматься… Почтальон обдумывал сказанное: — …Л-ладно? — …Я так и слышал, когда один расцветник своим цыплятам вслух читал: «корнотеку молчать должен, к пернатым не подходить. От всех подальше держаться». Троллейбусорог призадумался, но ненадолго. Для Джеспера это было удивительно. — Кстати, о книгах, — вспомнил сателлит. — Ну что, коренной радониец, расскажешь, как ты докатился до жизни такой? Я подобрал ту бумажку, но ни черта не понял, что ты там накарябал. Я же всего один раз сказал тебе, что читать я не умею. — Постой… — «Как же тогда я мог забыть об этом?» — Как же тогда… ты всё узнал? — Да я сегодня с утра бумагу на ферму заносил. Этот смешной Ирланду и вправду решил, что ты отсюда. Ну, ты его, наверное, знаешь уже, он всё мне рассказал. Сделав паузу, он добавил, повернувшись боком и выгнув антенну, коснувшись ею друга: — Как я всё-таки рад, что ты прилетел! — И я… — «ну, не сказать, чтобы радовался, у меня был непростой выбор», — тоже очень рад. — И всё же, что тебя понесло в такую ужасную погоду? — Узнаешь… Только сейчас… место освободится, — Джеспер немного подождал, когда сможет нормально говорить.***
В общем, поначалу никакой ужасной погоды не было, я её просто не заметил. А тогда… Я хотел сделать тебе приятный сюрприз, пока ты шёл на рынок, за бумагой. Кстати, спасибо, её более чем достаточно для начала. Я решил сам потренироваться в полётах и разогнался, как ты. Но, правда, поднялся быстрее, чем ты. Когда я взмахнул крыльями, то мгновенно ускорился и взлетел далеко от полосы. Ничего нового в воздухе не выделывал, все трюки повторял за тобой. Приёмы, тьфу ты. Какие же это трюки? Техника сателлита, знаешь, подходит новичкам. В руинах я нашёл похожую на нашу взлётную полосу, ту, что была когда-то вышкой, и приземлился там. Правда, я… Там был очень скользкий лёд. Лучше не буду позориться, и пропущу это. Сел я, в общем-то, нормально. Нормально-нормально… Затем попробовал лазать, выбрал для этого невысокий уступ, он был весь ребристый, и я легко залез по нему наверх. Я проделал стандартные человеческие упражнения, растянул мышцы, не зная, зачем мне это вообще нужно, и растянул ли их вообще, а после этого решил взлететь снова. Ощущения не изменились. Я поделал несколько упражнений в воздухе, научившись вилять немного быстрее, чем ты. К примеру. Собственно, тогда и стали появляться тучи. Ну и, я такой: «я же лери, мне ни в какую погоду не страшно, это пичуги прячутся от каждого ветерка». Вот и полетел к самым этим тучам. Хотел взлететь выше и своими глазами увидеть, как там, над ними. Но, как ты знаешь, мне помешала простая водичка. Ну, как простая… без разницы. И когда у меня все глаза уже были под чистым слоем воды, вот тогда я решил приземлиться вниз. Но сам знаешь, что вместо этого получилось.***
Эйло был благодарен Карамелу, что никто никогда не узнает, что он думал насчёт «большого птаха» после пробуждения. Начать-то начал жизнь «с чистого листа», но, кроме самого себя, в жизни Джеспера не изменилось ровным счётом ничего. Хотя… если так подумать, то статус радонийца, дарованный фермером-рину, можно будет как-нибудь использовать. Только пока неизвестно — как. — Что ж, я думаю, — начал Троллейбусорог после рассказа ново-объявленного лекаря, — ты усвоил урок: в сильный ветер летать можно, но, вот, в дождь лучше спрятаться куда-нибудь. Да и чем ты чувствовал? — Ну, думал, ветер попутный, — эйло задумался и, вместо того, чтобы чесать затылок, перебрал инструменты, — полёт легче будет. Тучки какие-то, понарошку висят, скоро сдует их этим же ветром. — Никогда бы не подумал, что кого-то надо будет учить отличать дождевые тучи от облаков и определять погоду наперёд. — Ты такое умеешь? — Ты шутишь? Все мы это можем! Люди меня спрашивают иногда насчёт погоды, потому что я никогда в ней не ошибаюсь. — Хм, интересно, а тебе платят за это? — Запиши в своём блокноте пункт четвёртый: «научиться чувствовать погоду».***
Вернувшись обратно домой, Джеспер не только добавил новый, но и вычеркнул разом три выполненных пункта, будучи очень довольным своим результатом. Как-то чересчур довольным. Он выскочил на улицу, перевернув страницу и зажав ручку за боковым пером. — У меня хорошие новости, мой друг, — необычно радостно сказал он, заикаясь паром, уверенно шагая вдоль взлётной полосы вновь на переполненный желудок, и, наверное, прихватил и новую порцию материалов. Голос у почтальона немного огрубел, и это смотрелось ещё страннее на фоне его непривычно жизнерадостного тона. Но сателлит думал о том, что скоро этот почти взрослый «птенчик» опустошит все его запасы, и пятым пунктом станет «научиться носить грузы по воздуху». — Как ты меня назвал? — «друг» смотрел, как другой пернатый тем же шагом возвращался обратно. — А ты не помнишь? — «пропел» Йохансен. — У нас же хорошая память на редкие события? М? — По-моему, у тебя плавится карат. — Эх, какой же ты… голубь, — лекарь закрыл глаза рукой. Выглядело это, будто он вернулся в своё обычное состояние. Это было не просто так, и оба эйло прекрасно это осознавали. Просто никто из них не мог ничего с этим поделать. — Просто тебе тогда от меня нужны были лишь письма, а сейчас сразу — друг. Может, развеешься? Отдохнёшь? — Я в полном порядке, дружище, и о письмах я не забыл, — эйло помахал блокнотом. — Не знаю, что такое нашло на меня, просто не могу налюбоваться своими перышками, которыми ты мне советовал обзавестись. А я, такой идиот, тебя и слушать не хотел! Спасибо тебе, спасибо! Корнотеку заметил, как при заветном слове в глазах его ново-объявленного друга промелькнули фигуры счастья. Запрятав за другую «боковушку» и блокнот, Йохансен тоже встал на колени перед сателлитом, взяв его за руку. — Тебе помочь? Тебя вылечить? Принести что-нибудь? — затараторил мелкокрылый. Похоже, металл начинал выстраиваться в более профессиональные органы, давая волю инстинктам, слишком долго томившимся без дела. — Это пройдёт, Джес, — ответил сателлит спокойно, давая эйло с интересом осмотреть его крылья и перемычки, — моментальная радость ещё ни кому не повредила. Давай на ферму полетим, Ирланду хотел тебе кое-что показать. — Да! — в ответ лекарь раскрыл свои опахала и задрал хвост, присев, как будто собрался взлетать. — Полетели! Покажи мне путь, корнотеку. Может, там есть ещё что-нибудь интересное… — Слушай, ты не от своих ли очков такой весёлый? — Неважно. Я всегда таким был, — пернатый нетерпеливо качнул крыльями. — Может, на мне пока полетишь? — Троллейбусорог тоже готовился: попятился назад, чтобы не задеть крыльями «друга». — Ты снова переел, Джес, тебе самому лекарь нужен. — Да нет, я не зову. Я в порядке! Окружив себя облаком пара во время разговора, Джеспер вылетел из него, неловко поднимаясь на полу-заживших крыльях. Всё же в воздухе ему получалось удержаться. Корнотеку поглядел на него и стал разгоняться.***
— Ты строишь из себя кого угодно, только не лекаря… ртутнобрюх. Вот так можно тебя сейчас назвать, и это смешно, — сказал большекрылый, когда нагнал другого пернатого. — Поберёг бы энергию, на пустой желудок легче лететь. — У меня этой энергии — куча! — ответил Йохансен, быстро взмахивая крыльями и настолько медленно передвигаясь, что был похож на вертолёт. — Просто не знаю, куда девать! — Куда девать… Как бы за турбинку тебя не приняли. И то, что удивило Троллейбусорога, не рвение Джеспера сейчас лететь, а то, как он это делал: прижал руки, как надо, почти не проваливался в воздушные ямы, и даже взлетел без разбега, а с прыжка. Как настоящий эйло! — Я просто хотел составить тебе компанию, — продолжил лекарь, завалившись на бок и этим повернув к нужному месту, — и показываю тебе свой результат. Гляди, как летаю. — Неплохо… даже хорошо. Ладно, будем считать, что летать с грузом ты научился. Тем не менее, находясь в неестественно-радостном диком настрое, мелкокрылый говорил ясно и осознано, то есть, всё отлично помнил. И говорил на полном ходу, как ни в чём не бывало, что уже было неудивительно, ведь одышка и лери — вещи несовместимые. — А это место, где я был тогда, и есть ферма? — почтальон вытянул линьковое лезвие, показав далеко вперёд, к цели сегодняшней прогулки. — Она самая, только сейчас тут никого нет кроме Ирланду, — ответил «самолёт». — Туда и оттуда я и вожу тележки чаще всего. Особенно осенью — таскать не перетаскать. Привожу запасы на зиму для всего города. Летом люди и хины всё растят, а зимой прячут у себя под домами и едят понемногу. — Ух, если б не письма, я бы слово дал, что не оставлю от этой фермы и следа, — Йохансен расправил линьковые перы, звонко ударив ими друг об друга. — Они извели моих друзей, и я тоже с превеликим удовольствием мог бы лишить их самого сокровенного — источника их еды. Пусть идут на Южный или станут нами, если ума хватит. — Джеспер, тебе не кажется, что это слишком? — говорил спутник, наблюдая за нырками, после которых слегка исхудавший лекарь расправлял крылья и снова взмывал на уровень «друга». На этот раз он поднялся над большекрылым, погладив его по крылу: — Потому что ты, Туманчик, не поймёшь, профессия у тебя не та. И лери, хихикнув, снова упал в воздушную яму, а затем поскорее вынырнул из-под крылатой тени, чтобы сказать дальше: — Я подумал, почему бы мне тебя так не называть? Ирланду зовёт тебя Туманом, вроде хорошее имя, не обидное. — Хорошее, но не особо правильное — оно ни о чём обо мне не рассказывает. Тот рину следит за фермой в зимнюю пору, и часто говорит со мной, так занятно, будто я хин тоже. Но совершенно не знает, как мы называем друг друга по-настоящему. Троллейбусорог призадумался, смотря в проплывающий снизу лес. Он свернул, Джеспер сделал то же самое, уже немного ловчее, оставляя за собой паровую дорожку. — Да у тебя имён, больше, чем у всех вместе взятых горожан… — лекарь тоже подумал, в его глаза закрались девятигранники, — …голубочек. Сателлит развёл в стороны антенны, удивлёнными зрачками глядя на собеседника: —… Как ты меня назвал? — Ну, я же выполнил все три пункта? Помнишь? У меня есть воля так тебя звать. — Мне кажется, пока рановато, — зрачки большекрылого вновь приняли спокойный вид. Джеспер хотел что-то сказать, но на этот раз его антенны пришли в движение. Они дрогнули, а в голове послышалась складная трель, похожая на птичью песню. Но из этой «песни» можно было извлечь какой-то осязаемый смысл. Было хорошо заметно, откуда этот голосок пришёл. — …Такое чувство, будто меня зовут там, — он стал разглядывать постройки среди тёмных заснеженных крон. — Это Ирланду, — показал корнотеку на маленький домик среди ветвей, — у него такой зверёк живёт забавный — разговорчивый. Я рад, что твой приёмник созрел, и ты его уже слышишь. — Я должен взглянуть на это! Йохансен поджал крылья, оставив столб пара, плавно уходящий вниз. — Давай, за этим я и привёл тебя сюда! — крикнул вслед Троллейбусорог. — Хорошо! — донеслось из-под листвы. Большие, усеянные светлой каймой листья под снежными шапками слегка подрагивали, но не трепыхались на ветру, будто были металлические. Если посмотреть близко — они выглядели, как простая листва, только очень жёсткая и покрытая какой-то корочкой. Сверху, взглянув на иней, можно было подумать, что это так причудливо намело снег. Лекарь задел несколько листьев, исполинских, как и стволы деревьев. Снежные иголочки украсили сизую шкурку блестящими узорами. Он спустился на колейную дорогу, ведущую к большому дому на земле, возле которого стоял знакомый сарай. Здание тоже стояло в инее, а стёкла были покрыты ледяными «еловыми веточками». Но в маленькой постройке наверху что-то промелькнуло, будто хозяин домика мельком выглянул наружу. И ещё раз прозвучал таинственный беззвучный голос. Откуда-то сверху, из этого домика. «Сюда» — попискивала коротенькая мелодия. Голос отзывался слабой статикой в сенсорах антенн, проходив куда-то за глазами. Но эйло не видел в этом ничего необычного, по крайней мере, сейчас. — Вот ты где! — игриво сказав это, Джеспер подпрыгнул, за несколько взмахов взлетев на крышу. Сухие волокна под снегом скрипнули под ногами, как бамбуковый коврик. Но на время лери застыл, о чём-то задумавшись, но стоило сигналу раздаться снова, электронное существо пришло в движение, резко выдохнув клубы пара. Йохансен скатал снежок — от мороза тот сразу рассыпался. Тогда он отломил клочок наста с козырька и кинул в маленькое окошко, которое смотрело вниз, располагаясь над дверцей. Та поднялась, как люк, и внутри домика сдвинулась наверх по наклонной стене. В проёме можно было разглядеть чуть ли не всю небольшую комнату внутри, из которой выглянула маленькая мордашка. Ирланду пропищал вниз: — Слышишь его? «Сюда» — идентичной предыдущей трелью сказало нечто в доме. — Классная зверушка! Покажешь? — на секунду поднял инструменты почтальон, ответив положительно, и пропустил часть лестницы взмахом крыльев. Дверной проём был не больше люка на какой-нибудь чердак. Любое движение отдавало дрожащим эхом по парадоксовым стенам, глушилось оно настеленным по доскам утеплителем. Комнатка напоминала хорошо обустроенный шалаш: большая картина без рамы с джунглями, неплохо справлявшаяся с задачей фотообоев, «автомобильные» бардачки под потолком, там же раскладная кровать, а сбоку выход на балкончик. Напротив картины висела карта Радонии, настоящая бумажная карта, а не интерактивная пластинка. Как у Маленького Принца на его крохотном астероиде, здесь, в таком небольшом пространстве умещалось много чего важного. А главное — самому хозяину домика было уютно и совсем не тесно. То ли дело — пернатый гость этой «индюшачьей палатки», которому не хватало пространства встать здесь в полный рост. Джеспер, сложив крылья, улёгся на коврике, как только дополз до него. Он заметил раскладной столик-комод, где лежала большая стопка писем, а напротив него спальное место хина, представляющее из себя жёрдочку с высокой подушкой впереди, чтобы опираться на неё головой во время сна. Да, крылья и хвост в такой комнатке ощущались явно лишними. Стоило подумать, как надо будет повернуться к выходу. Желудок уже не так сильно мешал, испарив хорошую долю жидкости, но лекарь, более-менее возвращая себе привычный взгляд на вещи, думал, что в следующий раз и вправду лучше не стараться есть вровень с сателлитом. «Да и вообще это как-то самопроизвольно вышло. До сих пор есть охота с непривычки» — мыслил Йохансен. Пока лери ещё изучал обстановку, рину открыл окно, которое было напротив двери, в другом, верхнем конце этой длинной комнаты, чтобы ветер выносил пар отсюда. Хину было не страшно, сам он был в том же тёплом «наряде», что и при встрече с «птицей». — Так вот, Ветерок, раз понимаешь, то послушай ещё. Лучше вникнешь. Ирланду, вернувшись, прошёл в тот угол комнаты, которого гость ещё не видел. Прибрав перы, эйло оглянулся, и увидел небольшое, но тяжёлое для такого маленького хина, устройство. Оно было похоже на металлический раскидистый цветок пиона в кубическом горшке из того же материала. Из цветка торчали, будто тычинки, чёрные иглы, раздваивающиеся на конце и напоминавшими букву «У». А «горшок» имел в себе несколько щелей и кнопок с каждой стороны. Они были все подписаны краткими словами и сокращениями. От «цветка» исходили радиочастоты, Джесперу невольно показалось, что это не прибор, а настоящее живое существо. Так вот кого Туман называл зверьками. Не исключено, что и почтовые «птахи» из Марьёчи между собой называли так говорилки, и вправду, знающие лишь несколько слов из их объёмного сигнального языка. Рину вытащил из стенки прибора плоских жёлтых палочек с надписями, и стал рыться в ящике рядом, где лежали подобные штуки. Загрузив новые, он нажал клавишу, и «пион» заговорил: «Слушай» — заикаясь, прощебетал цветочноподобный предмет несколько раз. — Эта штука барахлит. Ты откопал её в том же сарае? — предположил лекарь. — Ну как, понял? — спросил Ирланду, подходя к лери. Увидев знакомый «кивок» перами, он придвинул столик с письмами к пернатому. Эйло перевернулся на бок, опираясь одной рукой, а другой перебирая конверты. Под ними было что-то побольше. Подняв всю стопку, телендор увидел адресную книгу, которая для фермера, распределяющего продукты на весь город, являлась очень полезной вещью. — Это всё Туману «прислали» дети после твоей вчерашней доставки, — рину ткнулся мордочкой в бумагу. — Представляешь? Он обычно приносит один-два конверта, а тут их вон — сколько. И оставил тебе всё это всё прочитать… Йохансен прошёлся зрачками по конвертам. Не все почерки в них легко читались, но в каждом заметно прослеживался один адресат — «Троллейбусорог» или «Троллейбусорожка» в самых разнообразных вариациях, в том числе и с ошибками. Дети писали лишь имена, совершенно забыв даже про обратный адрес, будто необыкновенная птица должна по какому-то волшебству всех знать. — Просто не верится… — зрачки убавились на грань, выражая удивление. Джеспер взял первое попавшееся письмо и вынул из конверта сложенную втрое бумагу, прочёл его, затем следующее, и так около пары десятков, привыкая к каракульному почерку. Содержание в общем не отличалось друг от друга. Человеческие дети, а иногда и хиньи, через Тумана просили того самого электронного «ангела» принести им новые игрушки. Кто-то просто желал всего хорошего и что-нибудь спрашивал, кто-то мечтал вернуть потерянные, у кого-то их не было вообще. Там было письмо и от малыша, что вчера получил ответ на карнизе. Его читал Ирланду, тоже исправляя ошибки: — «Здравствуй, пернатик! Я очень очень…» бесчисленное количество раз «…очень рад, что ты научился писать письма! У тебя так красиво буквами говорить получается! А ещё твой друг подарил мне корабль. Жалко, что птичка не пришла на ужин. Я оставил ей кусочек скримбы на окошечке, пусть заберёт обязательно. На холоде он не испортится, ешьте на здоровье. И ещё, пусть та птичка тоже сама здесь напишет. В следующее письмо, пожалуйста» — Хех, пернатик, — перечитывая это, бормотал почтальон. — Человеческие цыплятки от тебя в восторге, — говорил маленький хин. — Но… Ты действительно хочешь остаться здесь жить? Чтобы всего лишь дарить игрушки? — Дарить? — лекарь вдумчиво рассуждал, поднявшись на колени. — А это самое, может… Хм… Приносить подарки в обмен на… письма! Рину услышал, как щёлкнули зрачки. Сразу после этого Джеспер снова подобрал «индюшку», и поставил её в уголке, чтобы не мешалась развернуться. «Надо рассказать об этом Туману!» — в первую очередь пришло в карат «Ветру». Он поспешно сложил все письма в кучу и прижал к груди. Хорошо, что их было не так много. Добравшись до выхода, эйло ловко вынырнул в открытую дверцу, как ласточка из гнезда. Крылья нетерпеливо трепыхались, словно сами желая нести своего хозяина быстрее. Вслед высунулась длинная мордашка: — Эй-эй! Я же ещё поболтать хотел!.. Эх…СЛОВАРИК
Боковые перы (боковушки) — широкие парные пластины, которые растут из места, где у человека располагались уши. Эта пластина защищает остальные инструменты от повреждений. Лери с грубыми прочными перами боковых пластин не имеют. Скри́мба — средних размеров кейхоху, употребляемый в пищу людьми, живущими на Зесамоэ. Похож на птицу без крыльев, с четырьмя лапками и длинным конусообразным хвостом. Стал популярным с\х животным из-за мясистого тела и хвоста, а так же из-за лёгкости в разведении. Хины не едят скримб, так как они слишком крупные, чтобы их проглотить, а детёныши почти не несут питательности, как и все детёныши пастехоботных кейхоху. Приёмник — орган лери, располагающийся в голове, напрямую связанный с антеннами. Отвечает за речевую память и взаимодействие, отвечает за органы чувств. Лероводство — практика заботы о лери и использования его работы для хозяйственных нужд. Обычно лероводство подразумевает обучение лери тому, чего нет в его природе, и ввод ограничений в его поведение и физические особенности для того, чтобы лери лучше действовал (например: отсечение перов (иногда выборочно), ограничение общения с собратьями, диета, импланты). Некоторые из методов лероводства запрещены во многих народах из-за негуманного отношения к лери. Моментальная радость — эффект, испытываемый лери, когда тот выполняет дело, свойственное своему виду, или мечтает об этом, стремится с нему. Обычно эффект проявляется после долгого простоя без работы или при выполнении её впервые. Лери выглядит так, будто помешан на своём деле, и не замечает ничего вокруг, в том числе и опасности. Самое опасное, что лери может навредить живым существам, не подозревая об этом. В момент радости нужно внимательно следить за лери и держаться на безопасном расстоянии от него, по возможности окружить тем, что займёт его на это время. Ртутнобрюх — он же ртутонос. Устаревшее название — полосатик. Мягкобрюх — он же белобрюшка.