***
«Автор» незамысловатого письма, налетавшись кругами вдоволь, но Джеспера так и не дождавшись, повернул к дому, чтобы отдохнуть и набраться сил, если прожорливый «птенец» там что-нибудь оставил. И вот он без единой дрожи в могучих крыльях снижался к металлической «дороге», ведущей к его хлипкому домишке. Задел полосу одной ногой, другой, став быстро переставлять их и замедлять себя. Немного подпрыгнул и снова побежал. Крылья плавно опускались, вытачивая искры своими концами, но скорость по-прежнему была высока. И с каждым пёрышком, скребущим металлом об металл, она заметно уменьшалась. Для корнотеку был важен момент, на котором его переставали нести вперёд его крылья, ровно, как и начинали при взлёте. Немного поработав ногами на свои опахала, сателлит перешёл в шаг, приближаясь к дому и сворачивая их на ходу. Шёл он уверенно. И слишком быстро для Джеспера, который выскочил прямо перед гигантом. Тот не успел затормозить вовремя и сбил собой мелкокрылого. Йохансен чуть не выронил все конверты, благо, он совсем не изменил положение рук, что было у него с самого домика. — Ты что, ртути выпил?! — зрачки Тумана сбавились до шести. Но это ничуть не смутило лекаря, который снова появился перед ним: — Извини, хе, перестарался немного. Но смотри! Он представил большекрылому кипу конвертов, будто хотел их ему подарить. — Это — не просто кучка писем, — торжественно проговорил эйло, резко распахнув свои крылья. — Это нечто большее… Большие зрачки перевелись с бумаг на собеседника: — У тебя, что ли, час радости вместо момента, я не пойму? «Самолёт» взял кипу одной рукой, по-видимому, потому что Джеспер очень хотел передать ему письма. Он спокойно пошёл к дому, думая, когда же пернатый придёт в себя. — А-а, что за «радость»? Я что-то пропустил, когда меня здесь не было? — Джеспер, мельтеша ногами от необъяснимого избытка энергии, пошёл следом. — Дело в том, что тебя здесь как раз было, иначе кто тут приставал ко мне с помощью, скача, будто заигрался, выдул, как не в себя, почти все мои запасы, и сплавил все мои оставшиеся бруски? Теперь шестигранники заняли и глаза лекаря: — Это… Что, вправду было? Заслышав шаги позади, сателлит остановился, чтобы дверь не закрылась, ведь другой эйло тоже хотел войти на чердак. — Хотя, если так подумать, у тебя чертовски сложный юмор, — показал на «шутника» Джеспер и зашёл на скрипящие доски. — Никогда не угадаешь. Но я тебя раскусил, просто признайся. Туман всё отлично понимал. Хоть сам он не смеялся, его антенны подрагивали, что тоже было одним из исключительно лерских жестов. — Сегодня утром ты испытывал то, что обычно бывает у птенцов во время взросления — понял, кто ты, — он подошёл к ящику, сев на колени и порывшись в нём, выудив металлическую папку для бумаг, в которую запихнул все конверты, предварительно сжав их ладонями ничуть не хуже настоящего пресса. — Выглядел ты при этом забавно. А если не веришь, то моей вины в этом нет. Ты ж не поверил тогда в Радонию, как я тебе о ней рассказывал. Йохансен прокрутил у себя в карате сегодняшний день, стараясь вспомнить самые неловкие из него моменты. Он и вправду особо ничего не помнил. Не то что его радостная «версия», активно беседуя на темы своей человеческой половины. При взгляде на канистру у пернатого зародилось чувство голода, с ним приходило и что-то ещё. — Можно? — эйло показал на ёмкость, и хозяин дома передал её. Джеспер допил остатки. Нижние ветви слегка кольнуло, напоминая, что с ними не стоило делать тогда. И тотчас лекарь опустил канистру на доски, глядя себе на руки. Ещё немного, и они бы сами начали «есть» металлическое изделие. Крылатый поднял опущенные опахала и не спеша прошёл вперёд, встав возле другой стороны ящика, в котором копошился корнотеку, и опираясь на него обеими руками. Джеспер наклонился вперёд, пока собеседник не обратил на него внимание, и сказал серьёзным тоном: — Никому ни слова о том, что это было! Даже Ирланду. Будь тихим и спокойным. Как ты любишь… Туман. — Слушай, давай начистоту. Раз ты уже заслужил — зови меня «Редкомах», — Троллейбусорог положил руку себе на грудь, где в центре сплетались перемычки, оставляя по кругу уголки тёмно-васильковой шкуры. — Будет приятно и точно правильно. — Что? Как заслужил? Разве это было не «голубочек»? — Я подумал: так меня Альва только называет, ей так просто привычнее. А «Редкомах» мне больше нравится. Это уже не кличка, а моё настоящее имя. — А почему же ты говорил, что у тебя его вообще нет? — лекарь завёл руку за боковой пер и достал свой блокнот, ручкой из-за другого пера отметив там ещё одно «название» для этого корнотеку, получившее четвёртый номер после всех остальных. Сателлит в ответ потянулся рукой и потрепал лекарю волосы, те блестели на дневном свету: — Просто ты тогда был слишком юн, Джеспер, и я не воспринимал тебя как своего. Хе, — повторил эйло манеру сизошкурого человека, — тебе забавно это слышать, должно быть. — То есть ты посвящаешь в это только готовых лери? — Просто люди не воспринимают его всерьёз, и всё равно зовут этим странным «Троллейбусорогом», — Редкомах вернулся к своему делу, укладывая предметы в аккуратный рядок. — Но ведь сейчас я тоже человек, — эйло подумал, простучал пальцами по краю ящика, — как будто. У меня нет того непостижимого лерского менталитета, которым ты промываешь мне карат уже несколько дней. — Ну… когда-то ты и полёт считал непостижимым. Большекрылый промолчал, смотря на почтальона, хихикнувшего в ответ. Тот хотел что-то сказать вслед за этим, но мысль исчезла, или он посчитал это лишним. Лекарь начал что-то заполнять в блокноте, перелистнув его раз. — Джес. — А? — отвлёкся он. Корнотеку смотрел на тот же блокнот: — Так, что там у тебя было третьим пунктом? — Как бы сказать… То, чего ты так хотел — стать тебе другом. — Хоть я и не умею читать, но догадываюсь — там написано вовсе не это. — Ну правда, ты чего? — Не-а, не поверю. — А кто здесь такая упрямая машина? — То есть, ты действительно мог бы назвать меня… другом? Послышалась дрожь больших антенн. Сателлит запрокинул руку, чувствуя это. Йохансен был знаком с этим лерским чувством — предвкушение радости, например, некое волнение, ожидание чего-то интересного или необычного. Всё это лучше всего выражалось антеннами, да и отчасти другими соседствующими с ними перами. — Разве бы я улетел тогда, если б ты им не был? — вспомнил лекарь. — Когда меня приютил и вылечил Ирланду. Что мне мешало воспользоваться такой возможностью? И услышал пару еле слышных щелчков в глазах своего друга. А ведь ещё вчера этот самолётоподобный эйло для Джеспера ничем бы не отличался от тысячи других таких же самолётоподобных. И всё изменило одно письмо. Подумать только! Просто конверт с бумажкой, да ещё и оказавшийся, можно сказать, в мусоре! Эйло сделал вид, что не обращал внимания на радостные зрачки Тумана: — Ну, раз нет — так нет. Приступим к другой версии этого пункта, в которую уж точно ты поверишь. «Хорошо» — уловили небольшие антенны громкую грубоватую «песенку» сателлита. — Что, молчишь? Молчание — знак согласия, — хихикнул почтальон, записав пункт «третий альтернативный». — Скажи, Редкомах, как у тебя с… творческим подходом? Лери пригляделся к вещам в коробке и взял плоский бесформенный металлический лист, — Можно? — а после, получив разрешение, без труда вырезал из него ёлочку со звездой на макушке. — М? Сможешь сделать что-нибудь похожее? — Джеспер передал фигурку сателлиту. Тот повертел её, тронул пальцем острый край: — С этим давай уж ты сам. Мы обычно не творим, а делаем на подсказках. И перов у меня нужных нет, чтобы вот так по металлу стелить. — Может, тогда стоит развить воображение? — говорил Джеспер, вытаскивая из ящика разные материалы, — Поверь мне, это пригодится не только здесь, но и вообще в жизни. Короче… Он вспомнил про «говорящий цветок» и попытался издать что-то похожее: «Слушай» — впервые защебетали антенны лекаря. Троллейбусорог заметно оживился, словно в нём что-то переключилось. Он бегло, по-птичьи глядел то на предметы в своём ящике, то на металлическую ёлочку в руке, то на друга. Тот взял кусок грубой кожи, по-видимому, шкуры какого-то кейхоху, и показал её. — А тебе это всё зачем вообще? — мелкокрылый прогладил по коже ладонью. Взгляд собеседника успокоился, и он ответил: — Я собираю разные материалы почти как Альва. — У неё тоже дома склад всякого барахла? Про барахло я в хорошем смысле. — Склад, да, но не барахло, а картины, и всё это висит на стенах. Она любит их собирать, а я их ей покупаю. Раньше эти же деньги я тратил на материалы для себя, а сейчас Альва может для меня их отыскать. Ей легче по земле передвигаться, к тому же, и обоняние у неё сильнее. — Картины? Да она ценитель искусства. — Говорит, что каждая для неё важна и уникальна. Когда она так сказала — я этого не понял. Картины же это просто холст в раме и налепленный слой краски на него. Они все, по материальной части, одинаковые. — Чего не скажешь о твоих разнообразнейших материалах. Да? Почтальон дал волю улыбке, по крайней мере, как он себе её представил. — Но, допустим, — продолжил он, — я научу тебя понимать искусство. Ты не представляешь, как это интересно, самому что-то выдумывать и делать. Попробуй. Джеспер поднял светло-серый парадоксовый куб и вручил его большекрылому, забрав ёлочку. — Берёшь вот, допустим, эту штуковину. Сделай из неё… рыбу на колёсиках. Не всю из одного и того же, для корпуса этот кусок подойдёт, а для колёс — что-нибудь другое. Металл, — лекарь заглянул в ящик, — если он ещё остался. — Сложная вещь, наверное. Рыба, это вообще что? Это как? Приставив руку к подбородку, эйло одернулся: — Да, надо придумать что-нибудь попроще… Но затем подобрал свои блокнот с ручкой, начеркав там простенький силуэт рыбки: — Ну, можно и так. А затем показал рисунок сателлиту: — Вот тебе, так сказать, чертёж. Достань свой ножик, и будет всё проще репы пареной. Куб приземлился на широкий борт ящика. Троллейбусорог раскрыл нож до двух делений и стал примеряться к неотёсанному куску парадокса. Он поглядывал на рисунок и что-то нацарапал на стороне куба. Джеспер, заглянув туда, увидел в точности такой же, как на рисунке, силуэт точно такого же размера и со всеми неровностями: — Э-э… — Так сойдёт? — сателлит взял блокнот и приставил к парадоксу, сравнивая их. — Хм, красиво. — Скопировал мой рисунок. Ты просто скопировал мой рисунок! — шокировано воскликнул эйло. — Поверить не могу! Как можно быть такой, извини, безмозглой машиной, чтобы просто вслепую копировать? У тебя совсем ничего в карате не возникло? — Но тебе нужна была именно такая рыба, — посмотрел на него гигант. — Я так понял твою схему. — Ты рисунок мой скопировал! — не злостно, а как-то удивлённо выкрикнул Джеспер. — Дай сюда, сам сделаю. Йохансен схватил куб, распустив инструменты веером и подбирая подходящие к материалу. Он начал мастерить корпус. Перы прорезали парадокс с необычайной лёгкостью, как нож пенопласт. В снег упало несколько кусков, затем ещё, но помельче. Лери дивился своей точности, делая поверхность очень гладкой, хотя полирующих инструментов, как он читал, не существовало в телендорской природе. Здесь всё получалось срезкой кусочков, или просто аккуратной резьбой по дуге. Только и успевал переставлять пальцы, на весу делая такое чудо. Но зрачки от этого не прибавлялись, хоть инструменты и были в работе. Корнотеку глядел, как его друг достал пласт парадоксового стекла, похожего на оргстекло, и вырезал из него крохотные восьмигранные глазки. И он не просто приклеил их, а даже кое-что придумал: сделал ямки по бокам «рыбы» и погрузил в них многоугольники, а затем прошил их по краям металлическими нитями, которые создавал один из перов, а другой засовывал, сразу пробуривая дырочки. Конечно, после этого ребёнку надо было бы приложить немалые усилия, чтобы отодрать такие глазки. Далее шли колёсики, и создавать их было решено из особого материала. Будь перы простыми железками, у них бы ни за что не получилось что-то сделать с металлом. Но они обладали какой-то загадочной силой. Если другие предметы лезвия обрабатывали физическим трудом, то металл просто расступался под ними и становился податливым, как пластилин. Джеспер был искренне удивлён, судя по его семигранным зрачкам. Колёсики. Эту вещь получилось сделать легче всего, без всякой сварки, плавки и прочего. Но эйло ещё не закончил, он решил сделать их мягче. Поднял крыло и проверил каждое пёрышко, счистив остатки так называемого «беглого» кродона — не настоящего. Им были телендорские бинты, которыми покрывались раны, тот же материал могла создавать одна из пар инструментов. Но такой материал быстро высыхал, так что лекарь срезал со своего воротника небольшой кусочек настоящей белой «резины». Из него была создана обивка для колёс. А сами они — закреплены в ямках по бокам рыбьего брюшка. Оставалось только разукрасить фигурку и прикрепить верёвку, но пернатый решил оставить это на потом. Всё же цель у «рыбы» сейчас была немного иная, чем стать подарком. — Вот! — держа в руке игрушку, эйло показал на неё ладонью. Лекарь покатал её по борту ящика туда-сюда, а затем отдал другу, чтобы тот её разглядел. — На земле бы сожгли, как ведьму, за такую штуку, — показал на фигурку почтальон. — У нас они обычно делаются на заводах, а не на чердаке за пять минут. — И это рыба?.. — Троллейбусорог покрутил колёсико пальцем. — Это телендор такой? — Не важно… — в ответ вздохнул мелкокрылый. — Ты понял, в чём разница между этим, — он достал блокнот, показав рисунок, — и этим? — затем поглядел на «рыбу». — И ты хотел, чтобы я по вот этому набору линий сделал вот это всё? — на этот раз зрачки корнотеку стали удивлёнными. — Нет, ты точно где-то ртуть прячешь, отвечаю. — У тебя что, совсем нет воображения? — Соображаю я хорошо, только ты всё время предлагаешь мне работу, в которой я совсем не разбираюсь, — ответил Туман, положив игрушку к материалам. — Это дело, пожалуй, Альве подойдёт больше. Она-то мастеровой лери, и мысль у неё человеческая. При упоминании токарника зрачки Джеспера сразу поубавились, но ненадолго. Он же научился летать. Но радостно мчаться резнику об этом заявлять что-то не тянуло. — Я подумаю о том, чтобы подключить к работе Альву, — ответил он, — спасибо, что напомнил. Насколько я помню, с чтением у тебя тоже не ахти. — Да, это мне не осталось. Люди хотели выучить меня этому, но я, по их словам, могу только говорить. — Маленькие дети, они, знаешь, тоже не особо в этой теме. В общем, неважно, — попутно Джеспер выкладывал ресурсы из ящика, прогнув доски на краю так, что Туману пришлось отойти к стене для равновесия. Судя по всему, сателлиту было не так жалко свою коллекцию. Он вообще, кажется, тратил деньги, лишь бы тратить. Потому что они у него оставались. Лекарь порылся ещё в вещах, выудив оттуда связку троса, и стал связывать куски материалов друг с другом: — Я предлагаю вот что: пока ты навещаешь свою ненаглядную резчицу, я сгоняю к Ирланду и подберу у него ещё сырья. По рукам? — Когда ты говорил так в последний раз, то хотел отсюда «умахать», — Троллейбусорог перевёл взгляд на аккуратно уложенные друг с другом отрезки и бруски, среди которых была и «рыба». — Тогда я был совсем другим, Редкомах. А сейчас не шевелись, — эйло подобрал готовый груз, который даже для него был тяжеловат, и подошёл к большекрылому. — Тебе куда привязать? — Я сам возьму, как телегу, — тот положил руку на охапку. — На полосе оставь. — Ладно, — Джеспер свалил её перед собой и спрыгнул на первый этаж, — короче, хлам на любой вкус. Пусть постарается превратить его в то, что может понравиться детям и этим зубастым гривастикам. Если Альве лучше знать, то пусть нам поможет… немного, чтобы подозрений не возникло. — Прям так и сказать? — следил корнотеку за другим лери, копавшемся в своей телеге. — Скажи ей, чтобы сделала, вот, что-то похожее на моё, образец у тебя есть… Йохансен нашёл пару своих ножных сумок. Вытряхнув из одной несколько севозных клочков, неизвестно как туда затесавшихся, он наспех стал пристёгивал их к голеням, как будто обувал ботинки. — …Но то, что это от меня, вообще не говори. Будет лучше, если она не узнает, что я всё ещё здесь. — Да я и сам это прекрасно понимаю. Придумаю что-нибудь. — Хорошо. А я потом всё расскажу, если будет что-то новое. — Последнее, знаешь ли, не обязательно. Мне они сами успели всю чёлку прошуршать о том подарке. Лекарь поднялся, проверяя, крепко ли держались сумки: — Если с первого такая несказанная радость, то что станет с детьми, когда и другие получат игрушки? А там уже и взрослые подтянутся, что-нибудь ещё попросят. Людям нравятся подарки, они быстро перебьют их злобу. И снова вспорхнул на чердак, совсем не глядя на Тумана, ветром направился к двери. — Скоро вернусь и полюбуюсь на готовые труды. Вот увидишь, через неделю вся Радония будет от меня в восторге! — с этими словами крылатый высоко задрал ногу, толкнув откидную дверь и мгновенно пропав за нею. — А вещи?! Джес, вещи! — крикнул вдогонку спутник. Тот пернатый слишком сильно увлёкся своим делом…***
Эйло — очень необычайные создания, даже тем, что иногда их можно спутать с птицами, если смотреть издалека. Ребёнок прислонился к стеклу, расплющив нос, и наблюдал, пока краешки перьев не скрылись из виду. Сателлит в это время проходил по улице, и можно было за ним проследить. По крайней мере, до угла, куда завернул крылатый. — Сынок, можно узнать, где ты нашёл эту вещицу? Мальчик обернулся, увидев отца, скептичным взглядом смотрящего на «кораблик», и сполз с табуретки. — Это, ведь, не просто какая-то игрушка. Настоящее произведение искусства, посмотри-ка, — человек рассмотрел фигурку, поднеся её к свету окна. — Только не надо говорить, что ты стащил её из мастерской. Я знаю, что так и было. Мужчина снова вернулся к ребёнку, когда обошёл комнату. Тот безмолвно стоял с округлёнными глазами. — Да пошутил я, — успокоил отец, смотря на ошарашенного сына некоторое время. — Ай, ладно, говори давай. — Мне птичка принесла… — немного побаиваясь чего-то, ответил малыш, даже сам не зная, откуда такое предчувствие. — Которая приходила к нам в гости. Можно было связать две эти мысли, как подумал охотник. Тогда мальчик помог «птичке» советом, выручив из беды, а сейчас существо отблагодарило таким подарком. Неужели эти создания стали настолько умны? Не может быть такого. — Та самая «птичка» ростом метр семьдесят, в тёмной комбинезоновой шкуре и со светящимися дьявольскими глазами-очками? — вкрадчиво, как-то злопамятно говорил мужчина. — Я бы сказал, что это совсем не птичка. И близко не относится к тем миленьким певчим созданиям, о которых ты читал. В воздухе витало напряжение. Родителям ни за что не нравилось это существо. Даже за такой необычный поступок. — Она не сделала мне ничего плохого. Это же просто подарок, — ребёнок обнадеживающе улыбнулся. То есть вломиться в квартиру и переворошить вещи в комнате — ничего плохого? Взрослый в ответ поцокал языком, покачав головой: — Пойдём, мальчик мой. Я думал, ещё не пора тебе знать об этих тварях всю правду. Но сейчас у нас нет выбора.***
Ратуша изнутри выглядела опрятно, но самобытно: часть подходила для людей, часть для хинов. Главный зал, где проводили приёмы и совещания, имел некий средневековый стиль, правда, что дерево с камнем заменял один металл. Мастера искусно подделывали материалы, включая все неровности, и покрывая поверхность матовой краской. Поэтому такую отделку помещения могли позволить себе немногие. По полу везде расстилался ковёр с плетёной из лоз основой, тихо скрипящий под ногами. Какая-то звериная шерсть, вплетённая в эти настилы, хорошо поглощала все звуки. На стенах висели такие же, с распушенной непримятой шёрсткой и узорами посложнее. Тот из них, что висел над столом Общин, выглядел как флаг, но квадратной формы. По плинтусу стелилась светящаяся лента, подключенная к сети. В помещении царила какая-то своя полу-мрачная спокойная атмосфера, как в музее. На флаге был бледно-голубой фон с чёрно-белыми фигурами. Одна из них — мёртвый эйло, нарисованный похожим на белую птицу без клюва, аккуратно лежащий возле нижнего края. Сверху в него целился арбалет, который уже выпустил гарпун. Торчащий из пернатого тела, он испускал чёрные молнии. Те, в свою очередь, складывались в такую же «птицу», но жутко выглядящую, как «истинная мерзкая душа» электронных существ. По краям флага стояли две башни узнаваемого главного здания, совершенно одинаковые. Но радонийцы знали, что одна из них изображает хинью сторону, а другая — людскую. По сторонам от флага на стенах висели скрещенные охотничьи орудия и огромные гарпуны с весло размером. Предметы, как нетрудно догадаться, были чисто декоративные. Мальчик неторопливо разглядывал каждую деталь интерьера, одну за другой, пока его отец вёл беседу с мэрами. Рядом с теми сидели советники, соответствующие биологическим видам своей стороны. — Я бы рад ему всё поведать, но думаю, сынок лучше запомнит, если увидит всё сам, — говорил мужчина, держа сына за руку. — Он… Он был дома, когда эйло пробрался туда, чудом выжил. Не знаю, почему, но крылатый его не тронул. — Ты смотрел ему в глаза?! — в испуге завропод выскочил на стол, за которым сидел мгновение назад, уцепившись за сиденье — мягкую жердь, когтистыми пальцами. Человеческий мэр лишь недоумённо покосился на коллегу по главенству. Министр с этой же части стола что-то шепнул ему. Мальчика взволновал вопрос. Он решил не пугать правителя хищной стороны: — А что было бы… если бы я посмотрел? Грива постепенно опускалась, успокоившийся степной хин вернулся на сиденье и вышел из-за стола, взглядом намекнув своему коллеге сделать то же самое. Человеческий мэр поправил воротник, ступив на ковёр: — Взгляд этого существа способен украсть душу. Представь, что ты… — И снова каркаешь. Пора бы отучиться тебе от этой привычки, — перебил хвостатый, даже в помещении одетый в греющий костюм. Мужчина продолжил, попутно провожая гостей в коридор: — Представим, что кто-то всё-таки посмотрел! Никто не вечен, и вскоре его душа после смерти будет служить этим бездушным железкам, с которыми мы боролись долгие-долгие годы. Превратится в железного зверя, который ничего не помнит, а только работает на Виндоверу. Путь лежал в выставочный зал, выполненный в похожем стиле, как и зал совещаний. — А что это такое — Виндовера? — послышался дрожащий детский голос. Мэр оглянулся по сторонам и подошёл к одному из экспонатов: сине-голубому квадрату с ромбическим зрачком, покрытым сверху парадоксовым стеклом. Снизу была табличка с небольшим выгравированным текстом, который «экскурсовод» прочитал. — Полюбуйся: «Флаг главенствующей неизвестной силы, которой подчиняются все лери. Они поклоняются этому символу, видимо, считая его божеством. Флаг способен успокоить лери и воодушевить» И это ещё малая часть того, что нам нужно учесть при контакте с ними. Если тебе вдруг не посчастливится оказаться… За его спиной демонстративно послышался звериный визг. — Я, пожалуй, соглашусь с Избранником, — сказал отец мальчика, смотря на главу хищной стороны. — А можете называть меня по другой фамилии? — спросил хин. — Мне просто она больше нравится — Кликун. — Тогда меня, позвольте, звать по имени, а не как вы любите, — напомнил человеческий мэр. — Хм… Это случайно не «Айзек»? — призадумался хищник. — Вот, вы даже забыли. Мальчик в это время, слушая остальных мимоходом, думал о той встрече с электронным созданием. Оно не вело себя так, будто способно украсть чью-то душу. Да и не до таких злодеяний, когда тебе нужнее забраться наверх, на крышу. — А откуда… — тихо произнёс ребёнок. Ему пришлось подождать, пока взрослые обратят на него внимание. — А откуда вы знаете об этом, если только стреляете в них? — Ну, для того тебя и привёл сюда твой расцветник, — говорил ихх, мордой подталкивая малыша к следующему стенду напротив Виндоверы, — чтобы ты узнал историю с самого начала. Малыш уставился на старый макет города, который изображал первозданную Радонию, а та была гораздо меньше того, что сейчас. Такие же узкие улочки, среди которых возвышались пики-дома, и на которых можно было разглядеть небольшие транспортные средства. По-видимому, люди экономили пространство таким образом, уступая «дебрям» машин, которых на макете не было. Был только чёрный лаковый «океан», по которому плыл к берегу паром, минуя табличку с описанием экспоната. Кликун рассказал о городе, поведав о том, что Радония некогда сообщалась с большим миром, откуда приезжали хины в помощь людям. Иххи практически не занимались лероводством, как и в своей культуре. Они помогали во всём другом. А рину наоборот — развивали это дело. Люди же, а точнее, один предприимчивый человек, чьё имя вошло в историю, как имя основателя Радонии, решил сделать такой уголок для людей, где они могли бы все собраться вместе и жить, как на земле. Ну и, ничего другого ему под руку не подвернулось, как этот остров. Но выбрал он его совсем неспроста. «Наша экология на Земле итак уничтожена. Неужели мы будем с тоской смотреть на унылые механические пейзажи, которые привычно окружали нас там? А это, притом, очень выгодное в производственном плане место. Между дикими, толком необжитыми даже местными "людьми", джунглями и пустующим раем для технического развития — выберу, конечно же, второе! Ну, и, как говорится "стройтесь и развивайтесь"». Летоисчисление стало трудной задачкой. Предлагали разные варианты, но в итоге все сошлись на времени, откуда пришёл основатель — с тысяча девятьсот шестьдесят пятого года. Человек решил дружить с лери, не обращать внимание на их прошлое, а использовать их «замечательное» настоящее. Так появились новые, «производственные» названия для крылатых, в том числе и некие «турбинки», про которых мальчик слышал только среди разговоров взрослых на улице. Он прошёл вперёд, увидев за стальными моделями радонийских зданий ещё один флаг-ковёр. Этот был той же чёрно-бело-голубой гаммы, но с другими фигурками. Снизу знамени красовались крыши зданий со шпилями-антеннами, а сверху над ними пролетали белые «птицы», целые и невредимые. Правда, у этих пернатых тельца были сизого цвета, как шкурка эйло. Но от этого символические птахи не стали сильней похожи на человекообразных существ с крыльями. — Ты спросишь, зачем мы оставляем это позорище? — начал Айзек, неспешным шагом двигаясь дальше. — Хм, это часть нашей истории всё же. А, не зная её, мы будем вынуждены повторять наши ошибки. Такие дела. Следующий стенд содержал разные исторические бумаги. Ясное дело, ребёнку не было интересно их изучать. Модели и предметы были куда интереснее. Хотя, можно было просто об этом послушать. — Здесь документы об основании города. Пропустим этот момент, потому что пришли мы сюда не за этим. В общем, ты узнал, что люди по своему незнанию когда-то дружили с этими тварями, но скоро они поплатились… — Ого! Вот это от Троллейбусорога?! — малыш показал на длинную витрину, где лежало трёхметровое белое перо с металлическим наконечником и держателем, выходящим ближе к основанию. Глава людской общины прошёл немного быстрее, за ним подоспели и другие. — Да, его маховое перо. Лери не чувствуют боль так же, как мы, поэтому, чтобы увековечить местного вожака, тогда взяли у него эту часть тела. Этому перу около трёхсот лет. Столько же, сколько и городу. — Как нетронутое… — восхищённо произнёс маленький гость. — Знал бы ты, что этот пернатый натворил позже. Ты поймёшь, почему мы не так снисходительно к нему относимся. — Идём? — Кликун подтолкнул мордой человеческого «цыплёнка» дальше. Он продолжил рассказ, подводя мальчика к следующему макету: — Ну, и вот, основатель вскоре пророс, эм, то есть умер от зесамского недомогания. Тогда люди сильнее мучались от воздуха, тем более, его здесь загрязняли механизмы своими эфирами, и южный ветер никак этому не помогал. Ну и, народу осталось всего лишь пресловутое «стройтесь и развивайтесь», ручные лери и почти полностью необжитый остров. Тогда люди поставили себе нового вожака, порекомендовали хинам тоже завести своего, так как людская мысль нам была, ну, ты знаешь, совсем не родна. — И вот он, он… — Айзек показал на портрет второго правителя города-государства, — …всё привёл в порядок. В кои-то веки. — Но лишь после того, как эйло стали проявлять свою ужасную натуру. Троллейбусорог действовал исподтишка, а мы об этом узнали только под конец случившегося. В один день птицы просто взбесились и разрушили несколько зданий, хладнокровно вырезав всех, кто в них был. Так они ещё и нам спокойно предложили забрать останки! Макет состоял из двух сторон, на одной из которых были образования нетронутой цивилизацией механической природы: круглый колодец, до краёв «наполненный водой», звериная голова телендора на штативе, берущая шпалы из кучки, проезжающая мимо по монорельсу коробочка с голубыми полосками, и очень знакомая большая «птаха», идущая среди всего этого. Другая сторона отражала человеческую обработку этого места: колодец был перекрыт и превращён в отдельное здание, доступ к которому имели только люди. «Зверь» вместе с коробкой был разобран на детали, из которых маленькие модели людей «создавали» предметы своего быта. А «голубь», на которого здесь больше всего был похож сателлит, был запряжен в телегу без поводьев, ими были его антенны. — Мы знали, что это полностью его вина, — степной хин ткнул мордой в белоснежную «птицу», — он не просто больше других, он управляет другими пернатыми, и что-то ему пришлось не по нраву. И он не признавал своей вины, когда мы спрашивали, какого лешего он натворил! — И пришли к выводу, что это простое неразумное создание, как и все другие ему подобные, — человеческий мэр прошёл к стендам с оружием, тематика которого занимала большую часть зала. — Их труд, это, конечно, хорошо, но он затуманил разум первым поселенцам. Они даже не пытались заметить что-то подозрительное. И после того случая началась эра охоты: мы ограничили выезд из города, а затем вовсе закрыли порт, чтобы все леропочитатели не совались не в своё дело. Они-то там, в джунглях, где телендорская натура остаётся приглушённой, а мы здесь, в родных местах этих тварей, которых уже разрешено было истреблять. Ихх остановился возле макета новой Радонии, почти такой, какую её можно было сейчас увидеть: — Тем более, основной вклад в развитие мы от них уже получили, и птахи больше стали нам не нужны. Ну, за исключением некоторых. — Но мы их держим в ежовых рукавицах, сынок, — мужчина положил руку на плечо мальчику, смотрящему на город в миниатюре. — Так что, не волнуйся, теперь ни один лери не тронет нас. Маленький гость боязливо посмотрел наверх, в лица взрослых: — А та птичка, которая была у нас дома? Она же просто хотела уйти отсюда, подняться на крышу и улететь… И я был совсем один. Я бы стал лёгкой добычей, если бы она хотела меня убить, да? — По твоему рассказу мы точно не можем знать, что им двигало тогда, — прижал к себе руки Избранник. — Но я предполагаю, что ты встретил такого, особого эйло, вроде Троллейбусорога. Вроде, как дикий, но немного продвинутый. — А ещё хитрый, как чёрт, — добавил другой «экскурсовод», кашлянув в платок. — Мы похожего ловили не так давно, но он вырвался, стоило нам отвлечься буквально на несколько минут. — Он был говорящий? Этот «птиц» твой. — Я же вам рассказывал, — напомнил отец мальчика. — Не знаю, придумывает ли, но теперь полностью уверен, что птицам хлеб давать нельзя. От говорящего эйло «нахватался». — Он мне так и сказал, — добавил его сын. — А ещё принёс игрушку и оставил на карнизе. — Это точно не розыгрыш соседей? — хин протянул лапку, растопырив пальцы, и взял кораблик. — Не хочу тратить время впустую. — он стал его разглядывать и водить когтем по металлу. — Хотя, клянусь хвостом, если это так и есть, то времени впустую этим мастером было потрачено очень много. Хищник поднял голову на детский голос: — Ну разве мог бы злой эйло так сделать? — Злой — нет, — сказал человеческий мэр, сокращая путь по стендам технических достижений Радонии, останавливаться и разглядывать которые было сейчас не к месту, — а вот хитрый и злой — запросто. Малыш всхлипнул, смотря на свою новую игрушку и думая, что такого просто не может быть. Тот напуганный пернатый, не тронувший малыша и даже подаривший ему это, мог оказаться просто кровожадным существом? Просто слишком умным, чтобы можно было это заметить в первый раз? — Но я думал, мы подружимся… Почему он такой? — Почему, эх… если бы мы знали, мой юный друг, почему они такие. Ими управляет Виндовера, а что это такое — не знают даже хины. Виндовера хочет, чтобы лери не пускали никого в свои земли. Мы заняли какой-то маленький жалкий островок и никого не трогали, а эти птицы просто напали на нас. И мы были вынуждены истребить их почти всех ради собственной безопасности. На этой фразе малыш поднял голову, встретившись взглядом с пустыми, давно потускневшими глазными стёклышками, промеж которых торчал длинный резной гарпун. Блестящий металлический скелет эйло с замершими жилами, очищенный от проволочек-нервов, стоял на коленях с распростёртыми крыльями, что остались из мягкой плоти. Перы дугами висели позади черепа — безжизненные железки. Ребёнок смотрел на остов «птицы» то ли с восхищением тем, как сложен этот организм и по-своему красив, то ли с каким-то ужасом. — Видишь? — глава хищной стороны снова в своей манере носом показал на небольшой знак Виндоверы в руках у мертвеца, на который тот глядел, «не обращая внимания» на оружие в голове. — Этот крылатый настолько верен этим чёрточкам и полоскам, что даже не заметил настоящей опасности. Что-то подобное было выгравировано на табличке под этим необычным экспонатом. Помимо этого на самом верху красовалась надпись: «сохранён в той же позе, в которой и убит». — С природой надо бороться. Если не ты её победишь, то она тебя уж точно, — завершил Айзек и пошёл к выходу из зала. Гости тоже направились туда, а Кликун рванулся бегом, чего от него, как от «человека», никак нельзя было ожидать. Но он был хином, так что все отнеслись к этому спокойно, и только мальчик дал волю улыбке, которая недолго пробыла на его понуром лице. — Всё будет хорошо, — успокаивал отец, взяв малыша за руку. — Они проверят твой подарок и вернут, если там не будет ничего подозрительного. На выходе из Городского музея хин вновь подскочил к паре, вручив человеческому «цыплёнку» небольшой чёрно-синий значок с «глазастым квадратом». — В следующий раз будь начеку, дружище. Если повстречаешь эту птицу, покажи ей это. А когда отвлечёшь — позови своего расцветника. Он опытный охотник, справится с ним на раз-два. В ответ ребёнок подумал. Он взглянул на Виндоверу и зажал её в руке, уверенно кивнув.***
«Птичка» рисовала полоски на парадоксе, и каждую из которых она считала. Телендор делал пометки при помощи катинбати, но и без этой вещицы мог с точностью измерять высоту. Он вспомнил о том, что причудливое название предмета означало «день длиннее, день короче». — Сто семьдесят пять, да к тому же и голос стал ближе к нормальному. Хм, неплохо. Ну вот хотя бы за это можно отблагодарить тебя, — крылатый задрал голову, освещая глазами тёмный потолок. — Спасибо тебе, Орид, что отправил меня в эту дыру, иначе бы я так и не вырос. После этого Джеспер опустил голову, смотря себе под ноги. Поднял одну и заметил то, на что раньше почему-то не обращал внимания. Нет, не на то, что «линеечные часы» притянулась к кродоновой подошве, хотя это тоже удивило пернатого. — Правда, мышц тоже нарастить не помешало бы, а то это уже совсем беда. И ноги и руки, казалось, стали ещё тоньше, когда птенец подрос. Лекарь мог списать свою изначальную худобу на какую-то внеземную стройность, но сейчас такие пропорции начали смотреться странно. Как будто вырос только скелет, ещё больше делая это существо менее похожим на человека. — И только не надо говорить, что физические упражнения не помогут мне их нарастить… Я и так это знаю! — раздосадованный Джеспер уткнулся глазами в стену, повесив длинные тощие руки. И так он простоял до тех пор, пока сверху не послышался знакомый голос, приветствующий лекаря: — Посмотришь на игрушки? Она, кстати, разобрала старый парадоксовый дом, чтобы материала добавить. — Не мешай, у меня комплексы, — не меняя позы, ответил другой крылатый. — Комплексы? Это… в твоём понимании — что? Не совсем понимаю. — Да переживаю я просто, — эйло выпрямился, перестав упираться глазами в стену. — Если я так дальше буду расти, то превращусь в соломинку для коктейля. — Не волнуйся. Теперь-то я знаю, что ты дружок. Вот, ещё чуть-чуть, и твой рост прекратится. И крылышки немного подоспеют. — А почему дружок, Редкомах? — успокоившись, Джеспер оглянулся на чердак. — Ну, ты же не зовёшь меня «Корнотеку», это хины так придумали. А дружок — это лекарь, но по-нашему. — Стой, а разве… — Йохансен подпрыгнул, в один взмах оказавшись там же. — Корнотеку — это название твоего вида, а Редкомах — твоё индивидуальное имя. — Не знаю, о чём ты, но меня можно звать и так и так. — Да, правда. Но другого корнотеку я бы не звал Редкомахом. — Что за чушь ты несёшь? Он тоже Редкомах будет, ведь он — тоже я. Вот, моё имя, послушай. Большие антенны издали не такую уж и короткую мелодию, в которой ничего не читалось кроме как чьё-то имя. Эта песенка и была чьим-то именем, а с подсказкой — именем «Редкомах». Откуда сателлит взял такой перевод, было загадкой. — Ты что, не понял, в чём смысл имени? — А какой смысл разделять меня на кого-то другого? Я же не стану от этого другим лери. — Ах, это будет долго, — лекарь закрыл глаза ладонью. — Давай, показывай игрушки. Принёс? — Альва сделала для меня телегу. Как у тебя, только поменьше, — сателлит двинулся ко второй двери. — Отлично, — потёр ладони Джеспер и пошёл следом. Он шёл вровень с «самолётом», думая, что это такое в том изменилось. И этого лекарь не замечал раньше: Троллейбусорог, казалось, стал немного ниже. — А ты теперь не такой огромный, как раньше, — мелкокрылый (всё-таки да) на ходу измерил свой рост ладонью и приставил её к спутнику, где ему она была возле шеи. — Так, и ты тоже не малыш, — тот мелькнул зрачками в его сторону и вскинул своими антеннами. — Может, ну в линьку эти звуки? Давай говорить по-настоящему. — Это уж как-нибудь потом, ладно? Мне, прежде всего, нужно донести тебе мысли понятным мне языком. Лекарь сделал пометку в блокноте, который теперь носил с собой за одной «боковушкой», а ручку — за другой. На взлётной полосе, где-то вдалеке, стоял металлический ящик, больше похожий на сани: он был обтекаемой формы, с двумя ручками наверху, на которых были замки. В самый раз для таких, как Туман. — Ладно, к «очкам» и крыльям привык, и к этому привыкну, — сказал Йохансен, который никак не мог насмотреться на свои ноги и руки. В сочетании со своими большими глазами и вытянувшимися крыльями, изменившими свою форму, он считал себя похожим на стрекозу какую-то. В таком виде ещё больше не хотелось показываться «детёнышам» на виду. Теперь Джеспер ещё лучше понимал их недоверие к подобным существам. В конце концов, лероморфизм не превратил почтальона в ещё один «самолёт», «страуса» или «воздушный шар», оставив более-менее человеческий для лери облик. — Ладно, — эйло догнал собрата, легко перебегая на своих тонких ногах. — я готов взглянуть на игрушки! Ещё от Ланда я принёс много природных материалов, битком обе сумки. Гигантские тростники одни чего стоят — почти как дерево! — Я могу помочь тебе с доставкой, если там будет ещё, — сказал корнотеку, наклонившись над контейнером. — Только не с этим багажом, в воздухе его не откроешь. — Чую, дети будут в восторге, — с дрожащими антеннами эйло смотрел, как Туман открывал ящик, — каждый из них получит то… что… просил… Перед глазами радостная пелена кучи разномастных игрушек сменилась почти тем же. Приглядевшись повнимательнее, Джеспер заметил, что эта куча состояла из точных копий той самой рыбы на колёсиках, которую он сегодня сделал. Они были похожи друг на друга, как сошедшие с одного конвейера. — Это что… такое? — Двести штук уже готово, — сателлит подобрал игрушку, задумчиво посмотрел на неё, покрутив на ней колёсико. — Но, не волнуйся, скоро закажу основную партию, эта была тренировочной. Лекарь ещё раз оценил ситуацию, решив обсудить позже нюансы такой «промышленности». Он задрал голову, не страшась яркого света звёзд — Ка и Дели заметно разошлись в стороны за время недолгого разговора. День становился короче, а значит, не стоило терять впустую и так тающее на виду время. — Надо срочно доделать игрушки! — заметался Джеспер.***
В расход пошли рыбки, а точнее, их материал, разбавившись принесённым с фермы. Решено было как-нибудь создать мастеровой стол, но после того, как разойдётся по детям эта «первая партия». Лери выложил на крышу телеги столько игрушек, сколько смог унести в руках, и встал на колени перед ней. Мысли не отвлекали от работы, которая шла своим чередом и довольно разнообразно. Получались простые фигурки, некоторые двигались, сгибались шарнирами в некоторых местах. Всё как просили дети в своих письмах. Новую кипу «мастер» отложил в другой ящик, решив приступить к ней позже. Все заказы по очереди. Йохансен думал, как можно будет хорошо приспособить к работе Альву. Она бы неплохо справилась бы с однотипными деталями. Но ответственную творческую работу ей давать точно не нужно было, стоило только выяснить: либо сателлит не так понял это задание, либо у резника не в силах ничего придумать его «лерская фантазия». — Эй, слушай! — оглянулся лекарь, затем сосредоточив внимание на колесе от миниатюрной тележки с лошадью. — А то, что лери могут делать что-то по памяти — это правда? Пернатый клубок развернулся: задремавший Туман потянулся к своему «буфету», параллельно отвечая. — Да, можем мы такое. Я помню те советы, которые рассказывал друзьям в работе. Изначально я тоже ничего не придумывал — сложно это слишком. Я собирал из того, что у меня в карате мыслилось. — Вот пусть Альва и вспомнит что-нибудь. Пусть делает фигурки хинов, кейхоху, людей. Соблюдать реальные пропорции, ну, можно. Только не в полный рост, пожалуйста! — Так и передать ей? — Да-да, только от своего имени. — Это я запомнил. Доски наверху заскрипели, и вскоре большекрылый освободил чердак. — Фух, ну и слава Карамелу… — раскинул крылья лекарь и принялся за другую игрушку. Через некоторое время он решил перебрать письма, которые читал на скорую руку. Вроде он получал их достаточно, чтобы уверенно думать о выполнении плана. За разумное время. Но, в то же время, чего-то письмам не хватало. — В рот мне крылья, это же неофициальная почта! — встал пернатый, ударив руками по столу так, что бумаги слетели, а пол задрожал вместе с телегой. Не придавая этому значения, он стал ходить из угла в угол, думая, как быть со всем этим. Отчёт надобился, так сказать, «человеческий», а до настоящей почты такому её работнику было очень далеко. Стать настоящим почтальоном в Радонии — да легче было сделать из своих ног сапоги и подарить папе одной девочки, написавшей столь необычный заказ. Можно было задобрить людей подарками, и тогда, если бы те оказались снисходительны к такому существу, как Джеспер, он рассказал бы им о своей проблеме. Тогда общины быстренько бы настрочили отчёт и отпустили бы многострадального эйло на все четыре стороны. По крайней мере, так всё выглядело в радужных фантазиях, а не на самом деле. — А что, если… Просто отправить им письмо? — остановился эйло. — От себя. Прочтут, поймут, что я не абы кто… Надо сделать его анонимным, точно! А подарки? Джеспер мельком взглянул на игрушки, которые для его нового плана, вроде как, не требовались. А пометок в блокноте всё прибавлялось. Он тоже был не резиновый, стоило думать тщательнее и экономить место. Лери вышел на площадку, на которой была сейчас лишь наледь, и взглянул на дальние дома, зеленеющие в вечернем свету. Облокотился о дверной косяк. — М-м, ладно. Разберусь по ходу дела, но, даю себе слово, рано или поздно я точно доберусь до тебя, — он тыкнул куда-то вглубь города, где-то там точно располагалось почтовое отделение.***
Джеспер выполнил почти все заказы с тех писем, что собрал утром, и даже не устал, разве что морально. На сегодня уже надоедало создавать игрушки, почтальон чувствовал, что всё-таки это не его дело. Что он делал что-то лишнее. То ли дело их чинить, а ещё лучше — чтобы вместо этих наборов выделанного материала были живые существа, лери, которым нужна помощь. Скрипнула дверь, не наверху, а где-то рядом. Тяжёлые редкие шаги приблизились. — Джеспи, смотри. Это ты. Уставший «мастер» поднял голову. Длинная рука поставила на крышу телеги небольшую фигурку эйло, выглядевшую почти что как друг того, кто принёс её. Насколько Йохансен знал о токарниках, их перы не были приспособлены к настолько ювелирной работе, как лекарские «скальпели». И да, фигурка получилась грубоватой, но своей очаровательности она от этого не потеряла. Миниатюрный беспёрый «птах» был словно вырезан из дерева, только вместо него здесь был парадокс, из которого состояли светлые части лери. Из других материалов — металлическая «шкурка» и чарующе-зелёные стеклянные глазки. — У неё… так хорошо получилось? Почтальон осторожно подцепил пальцами металлическую игрушку, из острого у которой были только крылышки и хвостик. У «Джеспи» могли сгибаться и руки, и ноги, даже разворачивались крылья. В крошечных глазах блестели жилки, ведущие к резным зрачкам. Как-то не хотелось отдавать кому-то это произведение искусства. Ничем другим назвать это было нельзя. Игрушка? Как вообще можно назвать такое просто «игрушкой»? — Она просто сделала по памяти твою копию, ничего больше… — гигант в ответ задумался, посмотрев на то, что оставалось у него в руках, — …и это тоже по памяти. Кто это или что это — решай сам. Рядом с крылатой фигуркой оказалась ещё одна человекоподобная, затем ещё: это были женщина и мужчина. Одежда первой подозрительно напоминала то, что носила Альва. Другая фигурка была человеком в комбинезоне и авиаторских очках. Затем рядом с этой парой оказался небольшой домик, в пропорциях с «людьми» размером с гараж, а возле него несколько деревьев. Затем скамейка, беседка, и красивый миниатюрный самолёт, похожий на те, что собирают коллекционеры. — Кажется, догадываюсь… Джеспер думал. Он не хотел вмешиваться своими догадками, которые могли быть совсем неправильными и глупыми. Внимательно рассмотрел фигурки, так же впав в размышления, как и сателлит. И погладил его руку, которую тот держал на санях. — Но ты молодец. Продолжайте в том же духе. А это… — лекарь поднял «авиатора», мельком взглянув на Тумана, переведя взгляд на личико фигурки и снова на друга. — Нет, это слишком всё красиво. Пусть себе оставит. — А зачем? Тот резник может сделать таких хоть сотни. Ему даже нравится. — Ну тогда, пусть делает, в своё удовольствие, — с девятигранными зрачками, отвернувшись, пробормотал Джеспер. — Чем разнообразнее, тем лучше. О, список запомнишь? — Только говори его один раз. Без запинок, желательно, — Троллейбусорог растопырил крылья и присел рядышком. Перечитывая письма, эйло вписывал в блокнот игрушку за игрушкой. Завершив, он зачитал всё это другу. Тот на просьбу выдал в точности то же, что и проговорил Джеспер только что. — Только, когда Альве будешь сообщать: помедленнее, и манеру речи на свою поменяй. — Я потренируюсь говорить, будто это придумал я, — кивнул Троллейбусорог и направился обратно. Но лекарь догнал его, пристегнув к ноге кейс. — Вот, забыл. Занеси письмецо на почту. Твоё первое, настоящее, от твоего имени. Представляю, как будут на тебя там смотреть, когда подумают, что ты научился писать и читать. — Хитрюга, надо же, как придумал. Выучил меня письму без тренировки, — не оглядываясь, ответил он. — Да у них глаза будут, как у нас с тобой, когда они увидят его, — хохотнул Джеспер. — Ого! Меня аж на настоящий смех пробрало. — Ну, а ты как собираешься разносить подарки? Обратных адресов ведь дети не пишут. — И вправду… Что ж, это задачка посложнее игрушек, — сказал пернатый, возвращаясь к двери и смотря на ясный потемневший небосвод. — Но я надеюсь, кое-кто мне с этим поможет. — Но ты пока, это, отдохни. Весь день скачешь, — остановившись, сказал корнотеку. — Ах да… — Джеспер обернулся к своей «кровати», только вспомнив, что ещё с утра сам её «убрал». — А где спать? — На жерди попробуй. — Ой, я, пожалуй, — потянулся эйло всеми верхними конечностями, — так устал, что мне даже на руках висеть пойдёт. Он подошёл, выбирая место, больше всех укрытое от сквозняков, и запрыгнул на жердь, ухватившись пальцами. — Вправду ли это так удобно, как говорили?.. — рассуждал вслух пернатый. Какой-то инстинкт подсказал по очереди надавить ладонями на перекладину. В каждой из них что-то щёлкнуло, а после этого расцепить пальцы самому было просто нереально. Лекарь висел так, будто что-то другое его держало. И было так удобно, что он сам не заметил, как провалился в сон.СЛОВАРИК
Редкомах — он же корнотеку. Дружок — он же лекарь. Прорасти (в понимании хинов) — умереть. После смерти многих кейхоху, те пускают корни и стебли, продолжая жить в виде видовых растений. У отряда, к которому принадлежат хины, такой особенности нет, но они так говорят из-за поверий. При перерождении хин появится цыплёнком из цветка, который до этого пророс из земли, вот и мёртвый хин тем самым прорастёт. Есть версия, что это слово произошло из-за того, что мёртвые и старые тела кейхоху быстро обживают растения, питающиеся их соками. Эры Радонии — история Радонии насчитывает три временных эпохи, которые местные жители называли эрами. Первой шла эра Колонизации, когда на острове появлялись первые поселенцы и строили первые дома. С начала активной борьбы с лери начинается вторая эра — эра Охоты. После истребления, когда в Радонии воцарилось затишье, наступила Настоящая эра, которая длится и сейчас. Каждая эра была втрое дольше предыдущий, историки отмечают такую интересную особенность.